АҐиов ў§а®б«Ґвм

Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 2133

Из предшествующих рассуждений уже ясно, что рек­ламный текст несет эстетическую информацию. Разуме­ется, передача эстетической информации не главная цель рекламы. Исследуя информационный состав рекламы, мы можем ее коммуникативное задание сфомулировать так: сообщить реципиенту новые достоверные сведения (ког­нитивная информация), обеспечить надежность усвоения реципиентом этих сведений, воздействуя на его эмоции и память (эмоциональная информация), усилив эту надеж­ность тем удовольствием, которое реципиент получит от текста (эстетическая информация), — и тем самым пред­писать ему определеннвые действия (не эксплицирован­ная или в малой степени эксплицированная в тексте опе­ративная информация). Тогда рекламный текст выполнит свою функцию, и за рекламой товара последует его приоб­ретение.

Переводчику предстоит передать средства, оформляю­щие разные типы информации, в их сложном переплете­нии. И все-таки попытаемся вычленить отдельные языко­вые средства, несущие один вид информации или сразу несколько, чтобы определить доминанты перевода — ведь, как уже говорилось, реклама обладает колоссальной из­быточностью средств, служащих ее коммуникативной за­даче. Снимать эту избыточность нельзя, ее надо сохра­нить, но проблема выбора того, что доминирует, стано­вится особенно сложной.

Объем когнитивной информации, которую несет рекла­ма, невелик. Это название фирмы, точное наименование товара, его технические характеристики, цена, контакт­ные сведения (телефоны, адреса), обозначение сроков по­ставки, процент скидки и т. п. Оформляется эта информа­ция с помощью нейтральной однозначной внеконтексту- альной лексики, близкой по характеристикам к терминам, а также с помощью цифр. Передача этих средств на язык перевода не представляет сложности, все они имеют одно­значные эквивалентные соответствия.

Сложность появляется сразу, как только когнитивный компонент, например, название фирмы, включается в какую-либо фигуру стиля, например, рифмуется с дру­гим словом (что-нибудь вроде русской рекламы: “Бата­рейки Джи-Пи. Увидел — купи!”). Бывают уникальные случаи, когда при переводе подобного текста удается со­хранить и название фирмы, и факт рифмы, и семантику обоих слов, рифмующихся друг с другом. Но, как прави­ло, переводчик встает перед выбором: а) не сохранять рифму, но сохранить значение каждого слова; б) сохра­нить первый компонент рифмы — “Джи-Пи”, но зариф­мовать его со словом, которое не имеет значения “купить”; в) не ставить название фирмы в позицию рифмы, а со словом со значением “купить” зарифмовать какое-либо другое. Что же предпочесть? Какие потери будут мини­мальными, если мы хотим, чтобы текст выполнял свою коммуникативную задачу? В наших рассуждениях попы­таемся сначала оттолкнуться от противного и ответить на вопрос: без каких своих компонентов этот текст вообще перестанет выполнять свою коммуникативную задачу? И сразу выяснится, что мы можем обойтись без рифмы, без постановки названия фирмы в позицию рифмы и даже без слова со значением “купить”. Но мы ни в коем случае не сможем обойтись без названия фирмы! Если оно исчез­нет, реклама товара потеряет всякий смысл. Вот и ответ: абсолютным приоритетом в рекламном тексте пользуются компоненты, несущие когнитивную информацию, именно они являются инвариантными компонентами содержания, а все остальное составляет лишь “гарнир” или скорее “ос­трые приправы”, которые позволяют когнитивной инфор­мации рельефно выделиться и запомниться. Никто не возьмется точно определить, какая из этих экспрессив­ных и эстетических “приправ” подействует на читателя сильнее: рифма, игра слов, метафора или что-то другое. Ясно только, что не значение слова само по себе, а его позиция в предложении, его эмоциональная окраска, по­втор самого слова, тот факт, что оно зарифмовано с дру­гим, — выделяет слово на фоне других. Вот поэтому опыт­ный переводчик скорее всего выберет вариант б), который обеспечит и сохранение когнитивного компонента — на­звания фирмы “Джи-Пи”, и его выделенность на фоне остального текста. Если и это не получится, то он пойдет по пути в), ослабив выделенность слова “Джи-Пи”, но со­храняя и его и “приправу” в принципе. И самым слабым решением будет выбор а) — он будет свидетельствовать о недостаточном профессионализме переводчика (слабо ве­рится, что невозможно найти рифму к двум словам, если из них нужно зарифмовать два любых, и лишь одно из трех не имеет вариантных соответствий!). Носителем эмо­циональной информации в этом тексте является структу­ра побудительного предложения, а ее переводчик на язы­ке перевода воспроизведет без проблем.

Разобранный пример внушает надежду, что в большей или меньшей степени переводчик может передать все ин­формационные компоненты, но инвариантным среди них все же является когнитивный. Однако бывают и безна­дежные ситуации. Вот перед нами готовая, уже переве­денная с немецкого рекламная фраза: “Шварцкопф — во главе красивых волос”. Оставим на совести переводчика неполное соответствие этой фразы нормам литературного русского языка. Речь сейчас идет о том, как передан ког­нитивный компонент — название фирмы по изготовле­нию шампуней и косметики “Шварцкопф”, и о том, уда­лось ли передать эстетическую “приправу” к нему. В рус­ском переводе смутно угадывается обыгрывание понятия “голова” (волосы — на голове, голова = глава, в словосо­четании “быть во главе” реализуется второе значение сло­ва “голова” — главный, первый, лучший). Но в оригина­ле оно строится на “оживлении” самостоятельного значе­ния компонента “-копф”, который в имени собственном “Шварцкопф” собственной семантики не имеет, а как от­дельная корневая морфема имеет значение “голова”! Тут переводчик бессилен; “оживить” морфему иностранного языка не удастся, единственный выход — компенсиро­вать игру слов какой-нибудь другой фигурой стиля, на­пример рифмой, либо ввести перевод компонентов имени собственного и построить игру на них.

Мы столь подробно остановились на двух маленьких примерах передачи всего одной единицы когнитивной информации, чтобы наглядно показать, какие сложности может таить ее, приоритетность и инвариантность.

Основным фоном, на котором выступают языковые сред­ства, оформляющие когнитивные, эмоциональные и эсте­тические компоненты информационного комплекса рек­ламы, как правило, является письменная литературная норма языка, но тот вариант, в котором она выступает, вобрал в себя многочисленные черты устной речи, кроме того, границы этой нормы в рекламе размыты и допуска­ют отклонения как в сторону высокого стиля (редко), так и в сторону просторечия. Тем не менее в рекламе встреча­ется нейтральная лексика и нейтральный порядок слов.

Перейдем к средствам передачи эмоциональной ин­формации. Шире всего в любом рекламном тексте пред­ставлены эмоционально-оценочные средства, которые со­провождают характеристику продукта. Абсолютно пре­обладает положительная оценка, которая выражается прилагательными, наречиями и существительными с се­мантикой высокой степени качества, причем оценка эта часто гиперболизирована. Для выражения гиперболы по­ложительной оценки служат грамматические средства, такие, как превосходная степень прилагательных и наре­чий, а также лексические: наречия и частицы с функци­ей усиления, морфемы с семантикой усиления качества (“сверх-”, “супер-”), местоимения с обобщающей семанти­кой, которые распространяют суждение на всех предста­вителей рода человеческого (“О такой машине мечтает каждый”). Функцию гиперболы часто выполняют в рек­ламном тексте слова и выражения с окраской просторе­чия и жаргона (“Я просто тащусь!”), а также лексика, близкая к высокому стилю (“невыразимо”, “дивный”). Из устного разговорного обихода в рекламу пришли количе­ственные гиперболы (“В сто раз лучше”).

Носителями эмоциональной информации являются мод­ные слова, а также иностранные слова и выражения. Модные слова дают читателю дополнительный положи­тельный эмоциональный импульс: они сигнализируют о том, что он не отстает от моды, он не хуже других и с ним можно говорить на модном языке. Часть иностранных слов (сейчас — в основном из английского языка) выполня-

ют ту же функцию модных слов. Другие подчеркивают международный статус рекламного текста. Иногда иност­ранные слова служат средством экзотического обрамле­ния характеристики продукта, отражая колорит страны происхождения (например, фразы на испанском языке в рекламе испанских вин или французские обороты речи в рекламе французских духов). Той же цели могут служить диалектальные включения в рекламный текст (фраза на швейцарском диалекте немецкого языка в немецкой рек­ламе швейцарского сыра). Иногда в рекламный текст включают известные изречения на иностранном языке (на латыни, французском и др.), которые импонируют чита­телю, поскольку рассчитаны на его высокую образован­ность, и, таким образом, его восприятие рекламного тек­ста сопровождается дополнительными положительными эмоциями.

Мощным средством передачи эмоциональной информа­ции в рекламе является и синтаксис. Мы уже отмечали, что в рекламном тексте встречаются предложения с ней­тральным порядком слов. Но значительно чаще использу­ется эмоциональная инверсия, риторические вопросы и восклицания, парцелляция, незаконченные предложения, синтаксический повтор (параллелизм). Вообще для рек­ламы характерен повтор на любом уровне — от фонемно­го до абзацного. Фонемный и морфемный повторы явля­ются, как правило, дополнительным средством выделе­ния когнитивных компонентов — чаще всего названий фирм и товаров (в германских языках чрезвычайно рас­пространен традиционный для германской культуры ал­литерационный повтор первой фонемы в слове; в русском языке популярнее конечная рифма). Лексический повтор многофункционален: чаще всего его функция — еще раз напомнить ведущие когнитивные компоненты (название фирмы, товара); он также может передавать взволнован­ный тон текста или же подчеркивать синтаксический повтор. Синтаксический повтор (параллелизм) использу-

ется также широко: повтор однородных членов предложе­ния служит, например, для всесторонней характеристики товара и одновременно — для нагнетания эмоциональ­ного напряжения; повтор элементарных предложений одинаковой структуры применяется прежде всего для создания эффекта неожиданности — когда контекстуаль­но ожидаемый компонент заменяется неожиданным (кста­ти, он-то, как правило, и содержит название фирмы или товара, например: “Посадить дерево. Родить сына. Купить «Аристон-диалоджик»” — реклама стиральной машины).

Эффект неожиданности — важный аспект эмоциональ­ной информации, которую несет реклама. Еще одно сред­ство его создания — контраст лексики с различной стили­стической окраской: нейтральная — просторечная, высо­кая — грубая и т. п.

И, наконец, самым большим разнообразием средств отличается оформление эстетической информации. Часть их мы уже перечислили в разделе, посвященном эмоцио­нальным средствам: ведь и фонетический повтор, и син­таксический параллелизм несут эстетическую нагрузку. Аллитерация и ассонанс, авторские парные словосочета­ния, игра слов, построенная на многозначности или сти­листическом контрасте, рифма, ритм прозы, метафора, сравнение — далеко не полный перечень средств, которые “украшают” рекламный текст и заставляют читателя ис­пытывать удовольствие от его формы.

Оперативная информация в современной рекламе экс­плицирована лишь в малой степени (в рекламе начала XX в. она была основной); формы повелительного накло­нения составляют малую долю текста; в качестве сред­ства оформления оперативной информации может исполь­зоваться лексика с семантикой побуждения.

При переводе рекламы потери неизбежны, поэтому, как правило, рекламные тексты относятся к III группе пере­вод имости. Среди доминант перевода рекламного текста приоритетное положение занимает лексика, оформляю­щая когнитивную информацию. По своим характеристи­кам она близка к терминологии (однозначна, нейтральна, независима от контекста) и передается с помощью одно­значных эквивалентов. Прочие доминанты перевода мож­но признать равноправными, но при необходимости выбо­ра переводчик старается передать в первую очередь те, которые служат дополнительными средствами выделения когнитивных компонентов: 1) эмоционально-оценочная лексика с семантикой положительной оценки — передает­ся вариантными соответствиями; 2) средства выражения гиперболы положительной оценки: превосходная степень прилагательных и наречий, наречия и частицы с функци­ей усилителей, морфемы с семантикой усиления качества, местоимения с обобщающей семантикой, оценочные выс­казывания с просторечной окраской, лексика, близкая к высокому стилю, количественные гиперболы разговорной речи — передаются соответствующими грамматическими и лексическими вариантными соответствиями; 3) модные слова — передаются вариантными соответствиями, если в языке перевода такие же по значению слова являются модными, или компенсируются другими по значению модными словами языка перевода; 4) иностранные слова, обороты речи и цитаты — переносятся в текст без изме­нений; 5) диалектальные слова и обороты — компенси­руются просторечием или нейтрализуются; 6) специфи­ка синтаксиса: эмфатическая инверсия, парцелляция, незаконченные предложения, риторические вопросы и вос­клицания — передаются грамматическими соответствия­ми; 7) повторы всех уровней: фонетический, морфемный, лексический, синтаксический — передаются всегда с со­хранением принципа повтора, но при невозможности со­хранить соответствующую фонему или соответствующее значение лексемы они заменяются на другие; если нет возможности сохранить количество компонентов повтора, число их уменьшают; 8) игра слов, метафоры, сравнения, авторские парные словосочетания и другие лексические фигуры стиля передаются с сохранением принципа по­строения фигуры или компенсируются другой фигурой стиля; 9) фон литературной нормы языка воспроизво­дится в той мере, в какой он присутствует в подлиннике — с помощью вариантных соответствий; 10) стилистически окрашенная лексика: просторечие, жаргон, высокий стиль и другие — передается вариантными соответствиями с сохранением окраски, которая этой лексике присуща в подлиннике.

Наиболее значительное место в рекламном тексте зани­мают средства оформления эмоциональной информации, но отнесение его к примарно-экспрессивным текстам, как мы отмечали выше, весьма условно.

ТЕМА 10. ТРАУРНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ И НЕКРОЛОГ

Траурный письменный текст имеет две разновидности — это опубликованный в печатных СМИ некролог и краткое объявление в СМИ о смерти и дате похорон. Этот текст обладает целым рядом уникальных характерных черт, которые побуждают особенным образом подходить к нему при переводе.

На первый взгляд коммуникативное задание траурного текста — информировать нас о факте смерти человека, описать его жизненный путь и дать ему оценку. Но если ограничиться такой формулировкой предназначения тра­урного текста, то он оказывается чрезвычайно похож на статью из энциклопедии, посвященную персоналии. На самом деле траурный текст выполняет еще одну важную функцию — служит неотъемлемой частью давно сложивше­гося траурного ритуала. И это обстоятельство существенно меняет те языковые средства, которые используются в не­крологе. Некролог — ритуальный речевой жанр, а всякий древний ритуал имеет свой мистический смысл и религиоз­ные корни. Почитание умерших и священный трепет перед

Ы8,

«й?

ними, по-разному преломившийся в разных религиях, зап­рещают говорить плохо об умерших. Кроме того, попытка идеализировать умершего — естественная психологичес­кая реакция на его смерть. В результате возникает особое эмоциональное состояние, отраженное в тексте некролога. Оно накладывает отпечаток на большую часть когнитив­ной информации и ослабляет объективность ее подачи.

Безусловно объективны и передаются однозначными со­ответствиями личные и географические имена, даты, назва­ния организаций, которые встречаются в тексте некролога. В целом же он — один из немногих в современном обиходе текстов, где широко используются разнообразные средства высокого стиля: высокая лексика и тропы высокого стиля (“скончался”, “непреклонный”, “тернистый путь”, “во цвете лет”, “служил делу”), инверсии высокого стиля (“Честно и беззаветно боролся он...”). Широко распространена гипербо­ла положительной оценки, которая передается с помощью усилителей разного рода (“никогда”, “необычайно” и пр.), а также прилагательных, наречий и существительных с се­мантикой высокой положительной оценки (“несравненный”, “мастерски”, “корифей”). Выступает вся названная лексика на фоне письменной литературной нормы. Таким образом, средства передачи когнитивной и эмоциональной информа­ции оказываются в сложном переплетении.

Приведенная характеристика показывает, что траур­ный текст входит в число примарио-экспрессивных тек­стов. Несмотря на разнородность языковых средств, все они в основном находят эквивалентные соответствия при переводе (I—II группа переводимости).

ТЕМА 11. МЕМУАРЫ

Мемуары — особый письменный повествовательный жанр (по объему это может быть небольшой очерк или целый том воспоминаний), тесно связанный своими кор-

нами с научной историографией, но к научному типу тек­ста его отнести нельзя, поскольку, во-первых, автор ме­муаров не обладает компетентностью специалиста в обла­сти истории и, во-вторых, непременным участником опи­сываемых событий является он сам. Никакой человек не в состоянии, описывая самого себя, быть абсолютно объек­тивным, но формально мемуарист на это претендует. Со­здается сложное сплетение черт, отражающих объектив­ные и субъективные признаки подачи информации.

Коммуникативное задание такого текста мы, собствен­но говоря, уже сформулировали: сообщить сведения о про­шлом в трактовке автора повествования. Источником тек­ста в данном случае является автор, но для обеспечения достоверности он может привлекать документальные ма­териалы из газет, архивов и так далее и цитировать их в своих мемуарах. Тогда перевод этих фрагментов осуще­ствляется в соответствии с тем типом текста, который цитируется. Реципиент мемуаров — любой взрослый чи­татель, хотя в зависимости от его жизненного опыта и воз­раста восприятие фактов может быть более или менее адек­ватным — не случайно читателями мемуаров часто бывают пожилые люди, которые могли быть современниками или даже очевидцами описываемых событий, и у них есть воз­можность сравнить содержание мемуаров с собственными впечатлениями и выстроить в сознании более многослой­ный ассоциативный ряд. Переводчику такого текста при­дется восполнять недостающие в его личном опыте све­дения сбором обширной фоновой информации: чтением исторических трудов и архивных материалов, беседами с очевидцами, знакомством с периодикой прошлых лет, изу­чением музейных экспонатов — предметов материальной культуры прошлого, иногда и совсем недавнего.

Задача сообщить исторические сведения заставляет ав­тора располагать их в хронологической последовательно­сти, которая иногда нарушается экскурсами в прошлое и будущее, но в целом по логической структуре напоминает научный текст. Когнитивная основа информационного потока обеспечивается языковыми средствами, знакомы­ми нам по другим текстам, но в их использовании и ча­стотности употребления отмечаются особенности:

1. Даты и другие числовые данные, личные и геогра­фические имена, названия организаций отражают объек­тивную реальность и передаются в переводе однозначны­ми эквивалентными соответствиями. Но поскольку темой мемуаров всегда является прошлое, среди этих языковых единиц часто встречаются устаревшие, и переводчику приходится выбирать устаревшее однозначное соответ­ствие, поскольку языковые средства создания историче­ского колорита — одна из доминант перевода, и модерни­зация недопустима (так, “Кенигсберг” нельзя в переводе заменить на “Калининград”).

2. Многочисленные реалии быта и общественной жиз­ни, реалии-меры и реалии-деньги также вполне объектив­ны; среди них тоже бывает много реалий-историзмов. И те, и другие также передаются с помощью однозначных соответствий, но модернизация недопустима (замена не­мецкой “рейхсмарки” времен фашизма на просто “марку” будет очевидным искажением; точно так же в мемуарах, повествующих о начале века, немецкое название цветка “ВаПе” будет переводиться как “далия”, а не как “георгин”). Реалии-экзотизмы передаются с помощью либо транскрип­ции, либо традиционного соответствия (и надо обязательно проверить, нет ли такого соответствия).

3. Основным ориентиром в стиле мемуарного повество­вания, безусловно, служит письменная литературная нор­ма языка; это сказывается и на выборе лексики, и на характере синтаксических структур. Но и лексика, и син­таксис текста могут оказаться несколько устаревшими. Это происходит по вполне объективной причине: автор, пишущий мемуары на склоне лет, может оказаться носи­телем устаревшей литературной нормы. Кроме того, к отклонениям от нормы приводит субъективное начало.

Обратимся к этим “отклонениям”. Они отражают ту эмоциональную информацию, которую несет мемуарный текст. Об эстетической информации в тексте мемуаров вряд ли можно говорить всерьез, мемуары пишутся не для того, чтобы “поиграть словом”, но авторские эпитеты и метафоры все же порой встречаются, и их индивидуально- авторский характер в таком случае должен быть передан. В целом же мы наблюдаем отклонения следующего рода:

1) в сторону высокого стиля — патетический оттенок повествования характерен для мемуаров; при этом исполь­зуется высокая архаичная лексика, риторические вопро­сы и восклицания, эмфатический порядок слов;

2) в сторону устной речи — просторечная и грубо-про­сторечная лексика, жаргоны, диалектизмы, элипсис (не­полные предложения); в частности, эти средства широко используются при передаче прямой речи упоминаемых лиц;

3) средства оформления оценки — эмоционально-оце­ночная лексика, инверсии с актуализацией оценки, назыв­ные оценочные предложения (свойственные тому оттенку внутренней речи, который присущ мемуарному тексту: “И пусть. Все равно мне никогда не забыть, как...”).

Повествование в тексте мемуаров ведется от первого лица, пассивные и неопределенно-личные конструкции для него не свойственны, не типично для мемуаров также разнообразие средств выражения логических связей, а сами предложения не обладают высокой степенью слож­ности, хотя степень синтаксической сложности текста подлинника может быть различной. Но средства формаль­ной когезии, как правило, представлены — союзы, наре­чия, модальные слова организуют связность повествова­ния. Особенно четко прослеживается экспликация вре­менной последовательности (в русском она выражается прежде всего с помощью временных наречий: “затем”, “далее”, “вскоре” и т. п.), которая выдвигается в предло­жении на первое место. Другие средства обозначения вре­менной последовательности — даты — также рематичес-

к и выделены и занимают в предложении либо первое, либо последнее место (“Это случилось в марте 1944 года”).

Таким образом, по составу информации мемуарный текст занимает промежуточное положение между примар- но-когнитивными и примарно-экспрессивными текстами. Отсутствие ярко выраженных черт индивидуального ав­торского стиля делает степень переводимости таких тек­стов довольно высокой (I—II группа),

ТЕМА 12. СПЕЦИАЛЬНЫЙ ТЕКСТ

Фактически этот текст является усложненной разно­видностью научно-популярного текста и отделен от него в этом учебнике лишь по методическим причинам.

Отличие его заключается в существенно более высоком уровне необходимой базовой тематической компетентно­сти реципиента. Для его восприятия требуется значитель­ный опыт знакомства с текстами разных типов, а это воз­можно только во взрослом состоянии.

Экспрессивные средства такого текста нацелены преж­де всего на облегчение восприятия сложного (но не упро­щение, как это бывает в научно-популярном тексте!).

С этим, по-видимому, связан и частотный в таких тек­стах иронический оттенок изложения, претендующий на не­которую отстраненность от предмета, к которой автор при­глашает также и читателя, и профессиональные вульгариз­мы, включающие читателя в профессиональный дискурс.

ТЕМА 13. НАУЧНО-ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ

Такой текст имеет двоякую коммуникативную цель: сообщить объективные сведения и привлечь читателя на свою сторону.

Объективные сведения передаются с помощью извест­ных средств, характерных для оформления научного тек­ста (см. с. 248—252); привлечение читателя на свою сто­рону, т. е. навязывание ему точки зрения автора (пред­ставляющего, как правило, групповой источник: мнение редакции, политической партии, некоего коллектива лю­дей) выражается с помощью широкой палитры экспрес­сивных средств: экспрессивно-оценочная лексика, фразе­ологизмы, образные клише, контраст длинных описатель­ных и коротких оценочных предложений, элипсис п т. п. Частотно также употребление модных слов, цитат (иногда в неполной или интерпретированной версии).

В состав экспрессивных средств может входить значи­тельное количество интертекстуализмов, что осложняет задачу переводчика.

Однако наличие совсем небольшого объема средств пе­редачи эстетической информации, да и специфика рече­вого выражения остальных средств информации говорит о том, что научно-публицистический текст претендует на восприятие коллективным источником.

Судя по составу перечисленных средств, научно-публи­цистический текст занимает пограничное положение меж­ду примарно-когнитивным и примарно-экспрессивным тек­стами.

Разнообразие средств оформления оценочной экспрес­сии заставляет отнести тексты такого типа ко II группе переводимости.

ТЕМА 14. МУЗЫКОВЕДЧЕСКИЙ ТЕКСТ

Под этим названием мы объединяем тексты, посвящен­ные теории и истории музыки, музыкальному творчеству и анализу отдельных музыкальных произведений. При описании музыковедческого текста мы изменим привыч­ную схему и, исходя из его сравнения с научным текстом, выявим специфические черты, чтобы затем уже объяс­нить их функции.

На первый взгляд, музыковедческий текст схож с на­учным. Довольно большое число специальных терминов, абсолютное настоящее время глагола, наличие пассивных конструкций (хотя их меньше, чем в научном тексте), неличная семантика подлежащего (но не всегда), слож­ные синтаксические структуры с большим разнообразием логических связей — все это свидетельствует о том, что текст содержит когнитивную информацию.

Однако есть и существенные отличительные черты. Мы сразу отметим, что фон письменной литературной нормы в музыковедческом тексте не нейтрален, как в научном тек­сте, и не близок к канцелярскому варианту, как в инструк­ции, деловом и юридическом текстах. По лексике и синтак­сическим средствам он несколько архаичен и производит впечатление возвышенного. Обилие устаревших слов, арха­ичных инверсий — основные средства создания этого впе­чатления. Однако особенно разительные отличия наблюда­ются при описании самой музыки и ее воздействия. Это, во-первых, обилие эмоционально-оценочных слов (“велико­лепный”, “виртуозный”, “превосходный”), в которых четко прослеживается тенденция к гиперболизации положитель­ной оценки; огромный диапазон эпитетов (“стремительный”, “тревожный”, “горделивый”, “героический”), среди которых выделяются метафорические эпитеты (“ликующая победо­носность”, “зовущие вдаль звуки”), и прежде всего эпитеты с метафорическим переносом по принципу синестезии (“мас­сивные аккорды”, “теплая тональность”); образные клише (‘^кзерно эмоциональных контрастов”, “дышит подлинной мо­щью”, “энергичный пульс движения”), и даже индивиду­ально-авторские метафоры (“первое зарево экстаза”). Рас­пространены сравнения, в том числе и развернутые. Все эти лексические средства не только несут экспрессивную ин­формацию, но и являются проводниками эстетической ин­формации, хотя средства ее оформления в целом стандар­тны. Стиль, как и в научном тексте, номинативный, но большую долю в словоупотреблении составляют существи­тельные со значением качества (“грандиозность”, “масш­табность”, “примиренность”).

Эмоциональную насыщенность мы наблюдаем и в обла­сти синтаксиса. Характерны повторы синтаксических струк­тур — синтаксический параллелизм, сопровождаемый лекическими повторами (“с какой полнотой, с какой про­никновенностью...”); иногда они перерастают в ритори­ческий период. Риторические вопросы и восклицания, эмфатическая инверсия, часто с выдвижением компонен­тов оценки в рематическую позицию, — все это показывает, что в музыковедческом тексте средства, обеспечивающие объективность подачи когнитивной информации, вовсе не блокируют средства оформления экспрессивной информа­ции, а сочетаются с ними.

С чем связаны все эти характерные особенности? Перед нами попытка описать и формализовать музыкальные впечатления, затрагивающие эмоции и эстетическое чув­ство человека и отраженные индивидуальным восприяти­ем. Восприятие музыки, как и любого искусства, сугубо индивидуально, но те впечатления, которые она вызыва­ет, все-таки поддаются упорядоченному описанию, и для этого описания у специалистов-музыковедов выработалась особая система средств. Среди них ведущими являются средства, призванные отразить неуловимое ощущуние пре­красного, которое всегда дает музыка; это компоненты высокого стиля и средства художественного описания, сама возможность применения которых обусловлена пред­метом описания.

Вполне объяснима и большая распространенность сине­стезии; ведь музыка сама по себе не имеет зримых или ощутимых образов, связанных с действительностью, она их лишь ассоциативно вызывает, и эта ассоциативность порождает прежде всего образы, связанные с восприятием другими органами чувств, помимо слуха; звуковые впечат­ления ассоциируются с цветовыми, осязательными и т. п.