Врятування життя людей;

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 534

В воздухе начинали показываться первые теплые обещания лета: солнце светило, горячо и ярко, на углу Кэрролл‑стрит и Шестой авеню, и деревья которые выстроились вдоль коричневого блока были массивными с зелеными листьями.

Клэри сняла легкую куртку на выходе из метро, и стояла в джинсах и майке напротив входа в Санкт‑Ксавье, наблюдая, как двери открылись, и студенты высыпали на тротуар.

Изабель и Магнус прислонились к дереву напротив нее, Магнус в бархатном пиджаке и джинсах, а Изабель в коротком серебряном коктейльном платье, которое открывало ее руны. Клэри полагала, что ее руны тоже были довольно открыты: на ее руках, животе, где задралась майка, и на шее. Некоторые были постоянные, а некоторые лишь на время.

Все они отличали ее… Отличали ее не только от студентов, которые прощались, планировали идти в парк или встретиться по позже в Джава Джонсе, но и от нее самой… Той, кем она была когда‑то. Одной из них.

Пожилая женщина с пуделем и в шляпе‑таблетке насвистывала, идя по улице. Пудель подковылял к дереву, где стояли Изабель и Магнус; Старушка приостанавливалась, все‑еще насвистывая что‑то. Изабель, Клэри и Магнус были абсолютно невидимы для нее.

Магнус взглянул на пуделя свирепым взглядом, и тот попятился, скуля и утягивая свою хозяйку по улице. Магнус смотрел им вслед.

– Невидимый гламур имеют свои недостатки, – отметил он.

Губы Изабель изогнулись в улыбке, которая почти сразу исчезла. Когда она говорила, в ее голосе звучали сдерживаемые эмоции.

– Вот и он.

Клэри вскинула голову. Школьные двери вновь открылись, и три мальчика вышли на парадную лестницу. Она узнала их даже с другой стороны улицы. Кирк, Эрик и Саймон. Ничего не изменилось в Эрике или Кирке; она почувствовала жжение руны Дальновидения на ее руке, когда ее глаза скользнули мимо них. Она смотрела на Саймона, упиваясь каждой деталью.

Стоял декабрь, когда она в последний раз видела его, бледного, грязного и окровавленного в демоническом королевстве. Он повзрослел, стал старше, больше не застывший во времени. Его волосы отросли. Они падали ему на лоб и закрывали шею сзади.

Был цвет на его щеках. Он стоял одной ногой на нижней ступеньке лестницы, его тело было тонким и угловатым как и всегда, возможно, немного более, чем она помнила. Он был одет в выцветшую голубую рубашку, которую он одевал в течении многих лет. Он толкнул вверх свои квадратные очки, а другой рукой он оживленно жестикулировал, держа в ней пачку переплетенных работ.

Не отводя от него взгляд, Клэри достала свое стило из кармана и направила на свою руку, стирая руны невидимости. Она слышала, как Магнус пробормотал ей быть осторожней. Если бы кто‑нибудь смотрел, он бы увидел ее, внезапно появившуюся между деревьями. Но никто, вроде, не смотрел, и Клэри засунула стило обратно в карман. Ее руки тряслись.

– Удачи, – сказала Изабель, даже не спрашивая ее, что она делает. Клэри предположила, что это, должно быть, было очевидно. Изабель все еще стояла прислонившись к дереву, она выглядела напряженной и истощенной, а ее спина все еще была прямой. Магнус был занят тем, что крутил кольцо с топазом на левой руке – он просто подмигнул Клэри, когда она сошла с тротуара.

Изабель никогда не заговорила бы с Саймоном, подумала Клэри, начиная переходить улицу. Она бы никогда не рискнула посмотреть на него чистым взглядом, она не нуждалась в том, чтобы он узнал ее. Клэри подумала, что она не была мазохисткой, чтобы бросится к нему сама.

Кирк ничего не видел, но Эрик увидел ее еще до того, как это сделал Саймон – она напряглась на мгновение, но потом стало ясно, что его память о ней тоже была стерта. Он наградил ее сконфуженным, благодарным взглядом, явно интересуясь, направлялась ли она к нему. Она покачала головой и подбородком указала на Саймона – Эрик поднял его бровь и похлопал Саймона по плечу, до того как скрыться самому.

Саймон повернулся, чтобы посмотреть на Клэри, и она почувствовала это, как удар в живот. Он улыбался, каштановые волосы сдуло ему на лицо. Свободной рукой он прижал их обратно.

– Привет, – сказала она подходя и останавливаясь напротив него. – Саймон.

Он посмотрел на нее в замешательстве. – Ты… Мы знакомы?

Она сглотнула внезапную горечь во рту.

– Мы были друзьями, сказала она, и затем пояснила: – Это было очень давно. В детском саду.

Саймон с сомнением приподнял брови.

– Должно быть я был действительно очаровательным шестилетним мальчиком, если ты все еще помнишь меня.

– Я помню тебя, – сказала она. – Я помню твою маму, Элайн, и твою сестру, Ребекку. Ребекка позволяла нам играть с ней в Голодных Голодных Бегемотов, и ты съедал все шарики.

Саймон немного побледнел под его небольшим загаром.

– Как ты… это действительно случилось, но я был один, – сказал он, его голос потемнел из недоумения в нечто иное.

– Нет, ты не был один, – она искала его глаза, желая, чтобы он вспомнил, вспомнил хоть что‑нибудь. – Я же говорю тебе, что мы были друзьями.

– Я просто… я полагаю… я не помню, – медленно сказал он, хотя были тени, тьма в его и так темных глазах, что заставило ее задуматься.

– Моя мама выходит замуж, – сказала она. – Сегодня вечером. На самом деле, я сейчас иду к ней.

Он потер висок свободной рукой: «И тебе нужна пара, чтобы пойти на свадьбу?»

– Нет. У меня есть пара, – она не могла сказать, выглядел ли он разочарованным или сконфуженным, как если единственная логическая причина, по которой она могла с ним разговаривать, исчезла. Она чувствовала, что ее щеки пылали. Это было как‑то неловко для нее, даже тяжелее, чем, когда она билась со стаей демонов Хуса в Глик Парке (Она знала о чем говорит – она делала это предыдущей ночью).

– Я просто…Ты и моя мама были близки. Я подумала, что тебе следует знать. Это важный день, и если я все делаю правильно, то ты должен быть там.

– Я…,‑ Саймон сглотнул. – Прости, что?

– Это не твоя вина, – сказала она. – Это никогда не было твоей виной. Ничто из этого.

Она поднялась на цыпочках, в глазах у нее щипало, и быстро чмокнула его в щеку.

– Будь счастлив, – произнесла она и пошла прочь. Она видела размытые фигуры Изабель и Магнуса, ждавших её по ту сторону дороги.

– Подожди!

Она обернулась. Саймон доганял ее. Он что‑то держал. Он вытащил листовку с той кучи бумаги, которую он нес.

– Моя группа… – сказал он, как бы извиняясь. – Тебе стоит прийти как‑то на выступление, может быть. Когда‑то.

Она взяла листовку с молчаливым кивком и бросилась назад через улицу. Она могла чувствовать, как он смотрел ей вслед, но она не могла заставить себя обернутся и увидеть выражение его лица – наполовину сконфуженное и наполовину сожалеющее.

Изабель оторвалась от дерево, когда Клэри мчалась к ним. Клэри замедлила темп достаточно, чтобы достать ее стило и нанести руну маскировки обратно на ее руку – это было больно, но она была рада приветствовать жжение.

– Ты был прав, – сказала она Магнусу. – Это было бессмысленно.

– Я не говорил, что это было бессмысленно, – он широко развел руки. – Я говорил, что он не вспомнит тебя. Я сказал, что тебе стоит это сделать, только если ты смирилась с этим.

– Я никогда с этим не смирюсь, – отрезала Клэри, сделав глубокий, тяжкий вдох.

– Извини, – сказала она. – Извини. Это не твоя вина, Магнус. И Иззи, это не может доставить тебе удовольствия, точно. спасибо, что сходили со мной.

Магнус пожал плечами. – Не стоит извиняться, пироженко.

Глаза Изабель быстро оглядели Клэри и она протянула руку.

– А что это такое?

– Листовка группы, – сказал Клэри и толкнула ее в сторону к Изабель. Иззи взяла ее и подняла свои брови.

– Я не могу смотреть на это. Я использовала ксерокс, чтобы они могли распространить их… – она вздрогнула. – Ничего. Возможно, однажды я буду рада, что мы пришли, – она подарила ей шаткую улыбку, передавая крутку обратно.

– Я ухожу. Увидимся попозже, ребята, на ферме.

Изабель смотрела как Клэри уходит, маленькая фигурка шла вверх по улице, незамеченная остальными прохожими. Потом она посмотрела на листовку в ее руке.

САЙМОН ЛЬЮИС, ЭРИК ХИЛЛЧЕРЧ, КИРК ДАПЛЕСС, И МЭТТ ЧАРЛТОН

«ОРУДИЯ СМЕРТИ»

19 МАЯ, ПРОСПЕКТ ПАРК БЭНД ШЕЛЛ

ПРЕДЪЯВИТЕЛЮ ФЛАЙЕРА СКИДКА НА ВХОД $5!

У Изабель перехватило дыхание.

– Магнус.

Он тоже наблюдал за Клэри; он посмотрел сейчас, и его взгляд упал на листовку. Они оба уставились на нее.

Магнус присвистнул. – «Орудия Смерти»?

– Название его группы, – Изабель потрясла бумажкой. – Хорошо, Магнус, мы должны…ты сказал, если бы он вспомнил что‑нибудь…

Магнус бросил взгляд вслед Клэри, но та уже давно скрылась из виду.

– Ладно, – сказал он. – Но если это не сработает, если он не захочет этого, мы ни за что не должны ей рассказывать.

Изабель скомкала бумагу в руке, потянувшись за стило другой рукой.

– Как скажешь. Но мы должны хотя бы попытаться.

Магнус кивнул, но тень появилась в его зелено‑золотых глазах. Изабель поняла, что он беспокоился о ней, боясь, что ей будет больно, что она разочаруется; она сердилась и была благодарна ему одновременно.

– Мы попытаемся.

Это был еще один странный день, думал себе Саймон. Сначала леди за прилавком в Джава Джонс спросила его, где та милая девушка с которой он всегда приходил к ней и заказывал ей черный кофе.

Саймон смотрел на нее – у него, на самом деле, никогда не было близкой подруги девушки, ну, по крайней мере, такой, чьи предпочтения в кофе, он мог бы знать. А когда он сказал ей, что она, должно быть, перепутала его с кем‑то другим, то та посмотрела на него, как на сумасшедшего.

А затем та рыжеволосая девушка, которая подошла к нему на лестнице возле школы Святого Ксавьера.

Перед школой сейчас не было никого. Эрик должен был отвезти Саймона домой, но он исчез, когда девушка подошла к Саймону, а затем не вернулся. Это было мило, что Эрик подумал, что Саймон может привлечь девушку с такой легкостью, подумал Саймон, но это раздражало, если значило, что он должен был ехать домой на метро.

Саймон даже не думал о попытке приударить за ней, ну не совсем. Она казалась такой хрупкой, не смотря на ее, довольно злобные, татуировки, которые украшали ее руки и ключицы.

Возможно, она сумасшедшая – улики указывали на это – но ее зеленые глаза были огромными и грустными, когда она смотрела на него – они напомнили ему о том, как выглядел он в день похорон его отца.

Будто кто‑то пробил огромную дыру через его грудную клетку и сжал его сердце. Потеря, как эта – но нет, она ведь даже не приударивала за ним. Она правда думала, что они значили что‑то важное друг для друга, когда‑то.

Возможно, он знал эту девушку, подумал он. Возможно, он забыл что‑то: ну кто помнит своих друзей из детского сада? И еще он не мог выкинуть из головы образ ее, не выглядящей печальной и улыбающейся ему, что‑то в ее руке‑рисунок? В разочаровании он тряхнул головой. Образ исчез, быстро растворившись в его памяти.

Он напряг свой ум, отчаянно пытаясь вспомнить. Он обнаружил, что делал много‑чего в последнее время. Какие‑то воспоминания приходили к нему, фрагменты поэзий, которых он не знал, скользкие воспоминания о голосах, сны, из‑за которых он просыпается дрожащий и вспотевший, а потом он не может вспомнить, что же в них происходило.

Сны о пустынных пейзажах, эхо, вкус крови, лук и стрелы в его руках. (Он учился стрелять из лука в лагере, но его никогда это особо не волновало, так почему же ему это снилось сейчас?)

Не будучи в состоянии уснуть, из‑за ноющего ощущения, что что‑то пропало, но он не знал что, хотя чувствовалось это, как вес посредине его груди. Он положил ответственность за это на слишком много игр в Подземелья и Драконы, а также на подростковый стресс из‑за переживаний по поводу колледжа. Как говорила его мама – ты только начал заботиться о будущем и перестаешь заботиться о прошлом.

– Здесь кто‑нибудь сидит? – спросил голос. Саймон посмотрел вверх и увидел стоящего над ним высокого мужчину с колючими черными волосами. Он носил вельветовый школьный блейзер, на верхушке которого красовались блестящие нити, и по крайней мере, дюжину колец. в его чертах было что‑то такое…

– Что? Я, эм. Нет, – сказал Саймон, удивляясь, сколько незнакомцев пристаёт к нему сегодня. – Вы можете присесть, если хотите.

Мужчина опустил свой взгляд вниз и сделал гримасу.

– Я видел, как много голубей извергались на эту лестницу, – заметил он. – Я лучше постою, если это не будет слишком грубо.

Саймон молча покачал головой.

– Я Магнус, – улыбнулся он, показав ослепительно белые зубы. – Магнус Бейн.

– Мы, случайно, не давно потерянные друзья? – поинтересовался Саймон. – Просто спрашиваю.

– Нет, настолько близко мы не общались, – ответил Магнус. – Давно потерянные знакомые? Приятели? Ты нравился моему коту.

Саймон потер руками лицо.

– Я думаю, что я схожу с ума, – отметил он, не обращаясь к кому‑либо конкретно.

– Отлично, значит все будет в порядке, если я тебе кое‑что расскажу.

Магнус слегка повернул голову: «Изабель?».

Словно из ниоткуда появилась девушка. Возможно, самая красивая девушка из всех, когда‑либо виденных Саймоном. У неё были длинные чёрные волосы, ниспадавшие на серебристое платье, и ему захотелось написать классную песню о звёздных ночах. У неё тоже были татуировки, такие же, как и у той, другой девушки, чёрные и закрученные, покрывающие её руки и голые ноги.

– Привет, Саймон, – сказала она.

Саймон просто смотрел. Он не мог когда‑либо себе представить, что девушка, которая выглядела так, скажет его имя, как будто это было единственное имя, которое не имело значения. Его распыленный мозг остановился, как старый автомобиль.

– Хгм? – Сказал он.

Магнус протянул свою руку с длинными пальцами и девушка расположила кое‑что на ней. Книгу, в переплете из белой кожи и с золотым названием. Саймон не мог видеть слова, но они были выгравированы элегантным каллиграфическим почерком.

– Это, – сказал Магнус, – книга заклинаний.

Это, казалось, не было ответом на это, так что Саймон даже не пробовал спросить еще раз.

– Мир полон магии, – сказал Магнус, и его глаза блестели. Демоны и ангелы, оборотни и феи, и вампиры. Ты знал об этом, когда‑то. Ты владел магией, но её забрали у тебя. Мысль была в том, чтобы ты прожил остаток своей жизни без неё, без воспоминаний о ней.

Так что ты забыл людей, которых ты любил, если они знали о магии. Так что ты проведешь всю свою жизнь обычно, – он перевернул книгу в его пальцах и Саймон смог увидеть название на латинском. Что‑то в этом названии направило жизненную энергию по его телу. – И есть кое‑что, что должно быть сказано, ведь ты был освобожден он бремени величия. Потому что ты был великим, Саймон. Ты был Светочем, воином.

– Ты спасал жизни и убивал демонов, а кровь ангелов текла по твои венам, как солнечный свет, – теперь Магнус улыбался, как‑то маниакально. – И я не знаю, это просто поражает меня, как фашиста, который принимает все.

Изабель встряхнула ее черными волосами. Что‑то сверкало на ее горле. Красный рубин. Саймон почувствовал тот же прилив энергии, вот только намного сильнее сейчас, будто его тело стремилось к чему‑то, что его ум не мог вспомнить.

– Фашиста? – повторила она.

– Да, – ответил Магнус. – Клэри родилась особенной. Саймону же его особенность была навязана. Потому что мир не делится на людей особенных и людей обычных. Каждый может стать выдающимся. Пока у тебя есть душа и свободная воля, ты можешь быть кем угодно, совершать и выбирать что угодно. Саймон должен выбрать.

Саймон сглотнул, несмотря на пересохшее горло:

– Прошу прощения, – сказал он, – Но о чем это вы?

Магнус постучал по книге в его руке.

– Я искал способ применить это заклинание, ведь проклятие находится на тебе, – сказал он и Саймон практически начал возражать, что он не был проклят, но стих.

– Эта вещи заставила тебя забыть. Тогда я понимал это. Мне следовало бы понять это намного раньше, но они всегда были так строги из‑за Восхождения. Такие конкретные. но Алек сказал мне:

– Они отчаянно нуждаются в сумеречных Охотниках сейчас. Они потеряли очень многих в Темной Войне, так что это должно быть легко. Есть много людей, которые могут поручиться за тебя.

– Ты можешь быть Сумеречным Охотником, Саймон. Как и Изабель. Я могу сделать кое‑что с этой книгой – я не могу исправить абсолютно все и я не могу сделать тебя таким, каким ты был раньше, но я могу подготовить тебя к тому, чтобы ты Взошел, и как только ты сделаешь это, как только ты станешь Сумеречным Охотником, он не сможет прикоснуться к тебе. У тебя будет защита Конклава, а все правила о том, чтобы не рассказывать тебе о Сумеречном Мире, будут недействительны.

Саймон посмотрел на Изабель. Это было так, будто смотреть солнце, но взгляд которым она смотрела на него, сделал все намного проще. Она смотрела на него так, будто она скучала по нему, хотя он думал, что это невозможно.

– Так это реальная магия? – спросил он. – Вампиры, оборотни, волшебники…

– Маги, – поправил Магнус.

– Все это? Существует?

– Это существует, – сказала Изабель. Ее голос был сладким, немного хриплым и знакомым. Он вспомнил запах солнечного света и, также, цветов, вкус меди в его рту. Он видел пустынные ландшафты, которые простирались под демонским солнцем, и город с башнями, которые мерцали, будто были сделаны из льда и стекла.

– Это не сказка, Саймон. Быть Сумеречным Охотником означает быть воином. Это опасно, но если ты избираешь этот путь, он прекрасен. Я ни за что не хотела бы стать кем‑то другим.

– Это твое решение, Саймон Льюис, – сказал Магнус.

– Оставайся тем, кто ты есть сейчас, иди в коллеж, учись музыке, женись. Живи своей жизнью. Или ты можешь жить ненадежной жизнью теней и опасностей. Ты можешь наслаждаться чтением невероятных историй или можешь сам быть частью этой истории.

Он наклонился ближе, и Саймон увидел искру света в его глазах и он понял, почему они казались ему странными. Они были зелено‑золотые, с зрачком щелочкой, как у кошки. Нечеловеческие глаза.

– Выбор за тобой.

Это всегда казалось удивительным, что оборотни имели такой ловкий контакт с цветочными композициями, думала Клэри. Старая стая Люка – теперь Майи – согласились украсить территорию вокруг фермы, где проходил прием, и старый сарай, где проходила церемония.

Стая изменила все вокруг. Клэри вспомнила, как они с Саймоном играли в старом сарае, который скрипел и был весь в потрескавшейся краске, с неровными досками. Теперь все тут было отшлифовано и отполировано, а комната светилась в мягком свете старого дерева. У кого‑то даже было чувство юмора – все балки были обернуты цепями дикого люпина.

Большие вазы были наполнены золотарником, камышами и лилиями. Букет Клэри был из полевых цветов, которые выглядели немного поникшими из‑за того, что она сжимала его несколько часов подряд. Вся церемония прошла как в тумане: обеты, цветы, свечи, счастливое лицо ее матери и светящиеся глаза Люка.

В конце концов, Джоселин решила избежать причудливого платья и пошла в простом белом сарафане, а ее волосы были в беспорядочном пучке с, да, цветным карандашом, который торчал из него. Люк, красивый в сизо‑сером, казалось, совершенно не возражал.

Все гости слонялись сейчас. Некоторые оборотни эффектно ходили между рядами стульев и укладывали подарки на длинном столе. Подарок Клэри, потрет, на котором нарисованы ее мать и Люк, висел на одной из стен. Ей нравилось рисовать его – она любила держать кисти и краски в ее руках – рисуя не руны, но что‑то прекрасное, чем кто‑то когда‑то сможет наслаждаться.

Джоселин была занята тем, что обнимала Майю, которая выглядела удивленной из‑за энтузиазма Джоселин. Бэт болтал с Люком, который казался ошеломленным, но в хорошем смысле. Клэри улыбнулась в их направлении и выскользнула с сарая, чтобы побыть снаружи.

Луна находилась высоко, отсвечивая на озеро, которое находилось у подножья фермы, чем освещало всю остальную территорию. Фонари весели со всех деревьев и качались от слабого ветерка. Тропинки были выложены крошечными светящимися кристаллами – один из взносов Магнуса, и кстати, где же Магнус?

Клэри не видела его в толпе во время церемонии, но зато видела почти всех остальных: Майя и Бэт, Изабель в серебряном платье, Алек, очень серьезный в своем костюме, и Джейс, с вызывающим видом отбрасывающий свой галстук куда‑то в кусты. Даже Роберт с Маризой были здесь; Клэри понятия не имела, что происходит между ними и не хотела никого спрашивать об этом.

Клэри направилась вниз к самой крупной из белых палаток – DJ помост был создан специально для Бэта, а некоторые из стаи и другие гости были заняты тем, что создавали место для танцев. Столы были покрыты длинными белыми скатертями и украшены старинным фарфором, который Люк доставал, на протяжении лет, на блошиных рынках в маленьких городах, вокруг фермы.

Ничего из этого не соответствовало, а стаканы, на самом деле, были старыми банками из под варенья, а по центру стола стояли подобранные синие астры и клевер, плавающее в керамических мисках, а Клэри думала, что это была самая красивая свадьба, которую она только видела.

На длинном столе стояли бокалы с шампанским; Джейс стоял возле него, а когда увидел ее, поднял свой бокал и подмигнул. Он выглядел растрепанным: помятый пиджак, растрепанные волосы и полное отсутствие галстука. Его кожа все еще была золотой после лета и он был так красив, что ее сердце болело, когда она смотрела на него.

Он стоял с Изабель и Алеком – Изабель выглядела ошеломляюще с ее распущенными волосами, завязанными в, едва заметный, свободный узел. Клэри знала, что она никогда не будет в состоянии воссоздать такого рода элегантность, даже за миллионы лет, но ей было все равно. Изабель была Изабель, и Клэри была благодарна, что она существовала, делая мир ожесточеннее, каждой из ее улыбок. Изабель присвистнула, стреляя глазами через палатки.

– Посмотрите на это.

Клэри посмотрела, затем присмотрелась внимательнее. Она увидела девушку лет девятнадцати, с распущенными коричневыми волосами и милым лицом. На ней было зеленое платье, немного старомодное, а на шее – нефритовое ожерелье. Клэри видела ее раньше, в Аликанте, разговаривающей с Магнусом на вечеринке Конклава на Площади Ангела.

Она держалась за руку очень знакомого, очень привлекательного парня со спутанными черными волосами. Он смотрелся стройным и элегантным в черном костюме и белой рубашке, которая оттеняла его высокие скулы. Когда Клэри посмотрела на них, он наклонился и что‑то прошептал ей на ухо, и она улыбнулась, а лицо ее засияло.

– Брат Захария, – произнесла Изабель. – Мистер Декабрь и Январь в календаре «Горячие Безмолвные Братья». Что он здесь делает?

– Существует Календарь Горячих Безмолвных Братьев? – спросил Алек, – Он продается?

– Брось это, – Изабель ткнула его локтем.

– Магнус будет с минуты на минуту.

– Где Магнус? – спросила Клэри.

Изабель спрятала улыбку в бокале с шампанским.

– Он выполняет поручение.

Клэри обернулась к Захарии и девушке, но они уже растворились в толпе. Она хотела бы, чтобы они не исчезали – было что‑то в этой девушке, что завораживало ее, но моментом позже руки Джейса оплели ее запястье, и он отложил свой стакан.

– Пойдем, потанцуй со мной, – сказал он.

Клэри посмотрела на сцену. Бат занял место за пультом диджея, но музыка еще не играла. Кто‑то поставил пианино в угол, и Катарина Лосс, сияя своей голубой кожей, позвякивала клавишами.

– Но здесь нет музыки, – сказала она.

Джейс улыбнулся:

– Она нам и не нужна.

– Ииии это был намек нам уйти, – сказала Изабель, взяв Алека за локоть и потянув его в толпу. Джейс усмехнулся.

– Сентиментальность вызывает у Изабель сыпь, – сказала Клэри. – Ну, серьезно, мы не можем танцевать без музыки. Все будут на нас пялиться.

– Тогда пошли туда, где они не смогут видеть нас, – сказал Джейс, уводя ее от палатки. Джослин называла это «синим часом», все утопало в сумерках: белая палатка, похожая на звезду, мягкая трава, клинки, отливающие серебром.

Джейс притянул ее к себе, обняв за талию и целуя в шею.

– Мы можем пойти в дом, – предложил он. – Там есть спальни.

Она обернулась к нему и ткнула его пальцем в грудь. – Это свадьба моей матери. Мы не станем заниматься сексом. Ни за что.

– Но я обожаю заниматься сексом «ни за что».

– Дом полон вампиров, – весело сказала она, – Они были приглашены и приехали прошлой ночью. Они будут ждать там до захода солнца.

– Люк пригласил вампиров?

– Майя пригласила. Жест примирения. Они пытаются все наладить.

– Конечно же вампиры с уважением отнесутся к нашему праву на личную жизнь.

– Конечно нет, – сказала Клэри и увела его с тропы к фермерскому дому, в рощу деревьев. Там можно было скрыться в тени, земля была вся в корнях, горы мяты, которые были усыпаны белыми цветами‑звездочками, росли вокруг стволов.

Она облокотилась на ствол дерева, прижимая Джейса к себе, так что он прильнул к ней, его руки были на ее плечах, и она оказалась зажата между его рук, будто в клетке. Она прошлась руками по мягкой ткани его пиджака.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Он посмотрел на не.

– Я думаю, что знаю, что Мадам Доротея имела ввиду, – сказал он, – когда сказала, что я влюблюсь не в того человека.

Глаза Клэри расширились. Ей стало интересно, не собирается ли он порвать с ней. И если да, то у нее будет парочка слов, что сказать Джейсу по поводу того, какое он выбрал для этого время – после того, как она утопит его в озере.

Он глубоко вздохнул.

– Ты заставила меня кое о чем задуматься. – сказал он, – Все время, каждый день во мне воспитывали веру в то, что я должен быть совершенным. Идеальный воин, идеальный сын. Даже когда я пришел, чтобы жить с Лайтвудами, я думал, что должен быть совершенным, потому что в противном случае они отправят меня подальше.

Я не думаю, что любовь пришла с прощением. А потом появилась ты, и разрушила вдребезги все, во что я верил, и я начал видеть все по‑другому. У тебя было так много любви и так много прощения, и столько веры. И тогда я начал думать, что, возможно, я и заслуживаю эту веру.

Что мне не нужно быть совершенным. Я должен был попробовать, и этого оказалось вполне достаточно.

Он опустил веки, и она могла видеть слабый пульс у виска, могла почувствовать, как он напряжен.

– Поэтому я думаю, что ты – не тот человек для Джейса, которым я был, но не для Джейса, который сейчас перед тобой, Джейса, которым ты помогла мне стать. И который, кстати, нравится мне куда больше, чем прежний.

Ты изменила меня в лучшую сторону, и даже если ты уйдешь от меня, я останусь таким.

Он замолчал.

– Не то, что ты должна уйти от меня, – торопливо добавил он, и прислонился головой к ее так, что их лбы коснулись друг друга.

– Скажи что‑нибудь, Клэри.

Руки Джейса лежали на ее плечах, теплые от ее прохладной кожи и она чувствовала, как они дрожат. Его глаза были золотыми даже в синеве сумерек. Она вспомнила, что когда‑то они показались ей жесткими, далекими, даже пугающими… Это было до того, как она смогла осознать, что то, что она увидела, было прямым отражением семнадцати лет самозащиты. Семнадцать лет защиты своего сердца.

– Да ты дрожишь, – сказала она, с некоторым удивлением.

– Ты заставляешь меня дрожать, – сказал Джейс. Его дыхание чувствовалось на ее шее и он скользнул ладонями вниз по ее голым рукам, – Раз за разом.

– Могу я поделиться с тобой скучным научным фактом? – прошептала она. – Держу пари, ты не изучал это на уроке истории Сумеречных охотников.

– Если ты пытаешься отвлечь меня от разговора о своих чувствах, ты выбрала для этого не очень‑то утонченный способ. – Джейс коснулся ее лица. – Ты же знаешь, что я произношу речи. Все хорошо. Ты не должна отвечать мне тем же. Просто скажи, что любишь меня.

– Я не пытаюсь отвлечь тебя. – Она подняла ладонь и пошевелила пальцами. – Человеческое тело состоит из ста триллионов клеток. И каждая клеточка моего тела любит тебя.

Одни клетки умирают, но рождаются другие. И каждая новая моя клетка любит тебя все больше и больше с каждым днем.

Это наука. Когда я умру, мое тело сожгут, и оно обратится в прах, который смешается с воздухом, станет частью земли, а затем и деревьев, и достигнет звезд – и тогда каждый, кто будет любоваться цветами или вдыхать их аромат, или рассматривать звезды, будет помнить тебя и любить, потому что это то, как я тебя люблю. – Клэри улыбнулась. – Как тебе такая речь?

Он смотрел на нее, не зная что сказать, наверно, впервые в ее жизни. До того, как он смог ответить, она потянулась, чтобы поцеловать его – целомудренно прижавшись своими губами к его, но быстро углубляя его, и вскоре он разделил ее губы своими, его язык поглаживал ее рот, и она могла попробовать его на вкус – сладость Джейса смешанная со вкусом шампанского.

Его руки лихорадочно бегали вверх и вниз по ее спине, по горбикам ее позвоночника, по шелковым лямкам ее платья, по ее голым, похожим на крылья, лопаткам, прижимая ее к нему. Она скользнула руками под его пиджак, интересуясь, может им и вправду стоит пойти на ферму, полную вампиров…

– Интересно… – сказал удивленный голос и Клэри быстро отстранилась от Джейса, чтобы увидеть Магнуса, который стоял в зазоре между двумя деревьями.

Его высокая фигура появилась в лунном свете; он сторонился чего‑то и был одет в превосходно сшитый черный костюм, который выглядел как капля чернил в темнеющем небе.

– Интересно? – отозвался эхом Джейс.

– Магнус, что ты здесь делаешь?

– Пришел за тобой, – сказал Магнус.

– Есть кое‑что, что, я думаю, ты должна увидеть.

Джейс закрыл глаза, моля о терпении.

– МЫ ЗАНЯТЫ.

– Очевидно, – сказал Магнус, – Знаете, многие говорят, что жизнь коротка, но она не настолько уж и коротка. Она может быть довольно длинной, и у вас есть вся ваша жизнь, чтобы провести это время вместе, так что я настоятельно рекомендую вам пойти со мной, потому что вы пожалеете, если не пойдете.

Клэри отошла от дерева, ее руки все еще переплетены с руками Джейса.

– Хорошо, – сказала она.

– Хорошо? – сказал Джейс, следуя за ней, – Серьезно?

– Я доверяю Магнусу, – сказала Клэри, – И если он говорит, что это важно, значит это важно.

– Но если это неважно, я утоплю его в озере, – ответил Джейс, озвучивая ранние, невысказанные мысли Клэри. Темнота скрыла её усмешку.

Алек стоял на краю палатки, наблюдая за танцами. Солнце практически село и теперь просто красная полоса окрашивала небо, и вампиры уже вышли с фермы и присоединились к вечеринке. Некоторое благоразумное пристанище было создано на их вкус, хотя они смешались среди других, держащих гладкие металлические ножки бокалов, которые стояли с шампанским на столе, чья непрозрачна жидкость пряталась внутри них.

Лили, глава вампирского клана Нью‑Йорка, била на клавиши фортепиано, сделанные со слоновой кости, наполняя комнату звуками джаза. Перебивая музыку, голос прошептал Алеку на ухо:

– Это была прелестная церемония, я думаю.

Алек обернулся и увидел его отца, его большую руку, которая сложилась вокруг хрупкой ножки шампанского, который глядел на гостей. Роберт был крупным мужчиной, широкоплечим, что было хорошо видно в костюме – он выглядел как перерослый школьник, который был одет в него из‑за настырного родителя.

– Привет, – сказал Алек. Он мог видеть свою мать, через всю комнату, говорящую с Джоселин. У Маризы было больше седых проседей в волосах, чем он помнил – она выглядела элегантно, как и всегда. – Было мило, что вы оба пришли, – неохотно добавил он. Его родители были болезненно благодарны, что он и Изабель вернулись к ним после Темной Войны – слишком благодарны, чтобы злиться или устраивать им выговоры.

Слишком благодарны, чтобы говорить что‑то Алеку на счет них с Магнусом – когда его мать вернулась в Нью‑Йорк, он забрал остаток всех своих вещей с Института и переехал на квартирку в Бруклине. Он все еще каждый день находился в Институте, по‑прежнему часто видел свою мать, но Роберт остался в Аликанте и Алек не пытался контактировать с ним.

– Притворяться вежливым с мамой, все это – правда мило.

Алек увидел, как его отец вздрогнул. Он имел в виду, что он пытался быть добрым, но ему никогда не удавалось быть добрым. Это всегда выглядело как ложь.

– Мы не притворяемся вежливыми, – сказал Роберт. – Я все еще люблю твою маму – мы заботимся друг о друге. Мы просто…не можем быть женаты. Нам стоило закончить все это раньше. Мы думали, что поступаем правильно. Наши намерения были хорошими.

– Дорога в ад, – лаконично сказал Алек, и посмотрел на свой ​​стакан.

– Иногда, – сказал Роберт, – ты выбираешь тех, с кем хочешь быть, когда ты еще очень молод, и ты меняешься, но они не меняются вместе с тобой.

Але медленно задышал – его вены внезапно наполнились испепеляющим гневом.

– Если ты имеешь в виду, что хочешь как‑то докопаться до меня и Магнуса, то ты можешь засунуть это куда‑то подальше, – сказал он. – Ты отказался от права иметь любые полномочия надо мной и моими отношениями, когда ты ясно дал понять, насколько был обеспокоен тем, что Сумеречный Охотник гей не является Сумеречным Охотником, на самом деле.

Он поставил свой бокал на ближайший динамик.

– Я не заинтересован….

– Алек, – что‑то в голосе Роберта заставило Алека обернуться – он не звучал зло, просто… разбито. – Я знаю, я сказал…непростительные вещи. Я знаю это, – сказал он. – Но я всегда буду гордиться тобой и сейчас я горжусь тобой не меньше.

– Я не верю тебе.

– Когда я был твоего возраста, даже моложе, у меня был парабатай, – сказал Роберт.

– Да, Майкл Вэйланд, – сказал Алек, не заботясь о жестокости в его голосе и не заботясь о выражении лица его отца. – Я знаю. Вот почему ты забрал Джейса. Я всегда думал, что вы были не достаточно близки. Ты, похоже, не слишком скучаешь по нему, после его смерти.

Я не верил, что он был мертв, – сказал Роберт. – Я знаю, что это трудно представить; наша связь была разрушена приговором изгнания, наложенным Конклавом, но еще до этого, мы стали отдаляться друг от друга. Тем не менее, было время, когда мы были близки, были лучшими друзьями; было время, когда он сказал мне, что любил меня.

Какая‑то тяжесть в словах его отца, заставила Алека потерпеть неудачу.

– Майкл Вэйланд был влюблен в тебя?

– Я не был…добрым к нему из‑за этого, – сказал Роберт. – Я сказал ему больше никогда снова не говорить таких слов мне. Я был напуган и оставил его одного со всеми его мыслями, чувствами и страхами, а потом мы больше никогда не были снова такими же близкими, как раньше. Я взял Джейса к нам, чтобы возместить, хоть в какой‑то малой мере, то, что я сделал, но я знал, что не смогу ничем это исправить, – он смотрел на Алека, а его темно‑синие глаза были спокойными.

– Ты думаешь, я стыжусь тебя, но я стыжусь самого себя. Я смотрю на тебя и вижу, будто в зеркале свою собственную злобу на тех, кто не заслужил ее. Мы находим в своих детях самих себя, но они могут быть лучше, чем мы. Алек, ты гораздо лучше меня, всегда был и будешь.

Алек не мог пошевелиться. Он вспомнил его мечту в измерении демонов, как его отец говорил каждому, как храбр был его сын, насколько хорош он как Сумеречный охотник и воин, но он никогда не мечтал, что отец скажет ему, что он был хорошим человеком.

Так или иначе, это было гораздо лучше.

Роберт смотрел на него с напряжением, которое было видно в линиях вокруг глаз и рта. Алек не мог не задаться вопросом, говорил ли отец когда‑либо кому‑либо еще о Майкле, и сколько ему стоило усилий, сказать это сейчас.

Он легко дотронулся до руки отца, в первый раз за столько месяцев, а затем отпустил его.

– Спасибо, – сказал он, – За то, что рассказал правду.

Это было прощение, ну не совсем, но это было начало.

Трава была влажной от холода по мере приближения ночи – Клэри могла чувствовать холодную влагу чрез босоножки, поэтому пошла обратно к палатке, где стояли Джейс и Магнус.

Клэри видела занятые ряды столов, фарфор и сверкающее столовое серебро. Все стремились помочь, даже люди, которые представлялись практически неприступными: Кадир, Джиа, Мариза.

Из тента доносилась мзуыка. Бэт бездельничал у ди‑джейского пульта, но кто‑то играл джаз на фортепиано. Она видела Алека, который разговаривал с отцом, а затем толпа расступилась и она увидела очертания других знакомых лиц: Майя болтала с Алиной, Изабель стояла рядом с Саймоном, выглядевшим неуклюже…

Саймон.

Она быстро подошла. Ее сердце пропустило удар, затем еще один; ей было и жарко, и холодно, словно она собиралась упасть в обморок. Это не мог быть Саймон, должно быть это был кто‑то другой.

Какой‑то другой тощий мальчик с грязными каштановыми волосами и очками, но он носил ту же выцветшую рубашку, в которой она видела его тем утром, его волосы были все еще слишком длинными, и он улыбался ей немного неуверенно сквозь толпу, и это был Саймон, и это был Саймон, и это был Саймон.

Не помня себя, она побежала, но вдруг почувствовала стальную хватку Магнуса у себя на плече.

– Будь осторожна, – сказал он. – Он не помнит всего. Я дал ему лишь несколько воспоминаний. Остальным придется подождать, но, Клэри… помни, что он ничего не помнит. Не жди многого.

Она, кажется, кивнула, потому что он отпустил ее, а она побежала через лужайку и шатер, бросившись на Саймона так сильно, что он чуть не упал. У него больше не было вампирской силы; полегче, полегче, говорил разум Клэри, но все остальное в ней не хотело этого слышать.

Она обернула свои руки вокруг него, наполовину обнимая и наполовину рыдая в его пальто.

Она была в курсе, что Изабель, и Джейс, и Майя стояли неподалеку от них, и Джослин торопилась туда. Клэри отодвинулась от Саймона достаточно, чтобы рассмотреть его лицо. И это был действительно Саймон. С такого близкого расстояния она могла видеть веснушки на его левой скуле, крохотный шрам на его губе, полученный на футболе в восьмом классе.

– Саймон, – прошептала она. – Ты узнаешь меня? Ты знаешь кто я такая?

Саймон поправил очки на переносице, его рука немного дрожала.

– Я… – он оглянулся. – Это похоже на воссоединение семьи, где я не знаю никого, зато все знают меня. Я…

– …подавлен? – спросила Клэри. Она попыталась скрыть звон разочарования от того, что он ее не узнал. – Не переживай из‑за того, что не узнал меня. Понадобится время.

Он посмотрел на нее сверху вниз. На его лице была неопределенность и надежда, а взгляд был несколько ошеломленным, как будто он спал и проснулся в незнакомом месте. И вдруг Саймон улыбнулся.

– Я не помню всего, – сказал он, – пока еще. Но я помню тебя.

Он взял ее руку и прикоснулся к золотому кольцу на указательном пальце, метал фейри был теплым.

– Клэри, – сказал он, – Ты Клэри. Ты мой лучший друг.

Алек направлисявверх по холму, где Магнус задумчиво смотрел на праздник. Он стоял, опираясь на дерево, засунув руки в карманы. Алек присоединился к нему, чтобы посмотреть, как Саймон недоуменно, как новорожденный утенок, смотрит на рой друзей вокруг: Джейс, Майя, Люк и даже Джослин, которая обнимала его со слезами счастья на глазах, несмотря на макияж. Только Изабель стояла отдельно ото всех со сложенными на груди руками и практически ничего не выражающим лицом.

– Может показаться, что ее ничего не волнует, – сказал Алек, когда Магнус протянул руку, чтобы поправить ему галстук. Именно Магнус помог ему выбрать этот костюм, и ему очень нравилось то, что на нем была тонкая полоска того же синего оттенка, что и глаза Алека. – Но я совершенно уверен, что это не так.

– Ты прав, – сказал Магнус. – Она волнуется слишком сильно. Вот почему она стоит отдельно.

– Я спросил бы тебя о том, что ты сделал, но не уверен, что хочу знать, – сказал Алек, опираясь спиной на Магнуса, ощущая комфорт из‑за теплого тела позади него. Колдун положил подбородок на плечо Алека и какое‑то время они неподвижно стояли вместе, глядя на шатер и сцену счастливого хаоса рядом с ним. – Ты все сделал правильно.

– Ты сделал выбор и сделал его вовремя, – сказал Магнус ему на ухо. – Ты надеешься, что не будет никаких последствий, или, хотя бы, никаких серьезных.

– А ты не думаешь, что твой отец разозлится из‑за этого? – сказал Алек и Магнус сухо рассмеялся.

– У него гораздо больше забот, которым нужно уделять внимание, а не мне, – сказал Магнус. – Что на счет тебя? Я видел, что ты разговаривал с Робертом.

Алек чувствовал, что поза Магнуса была напряженной, когда он повторил ему то, что сказал ему отец.

– Ты знаешь, я бы никогда не подумал… – сказал Магнус, когда Алек закончил. – И я встречал Майкла Вэйланда, – Алек пожал плечами. – Он ничего такого не проявлял. «Всегда неопытное сердце» и все такое…

– Как ты думаешь? Мне следует простить его?

– Думаю, то, что он рассказал тебе, было объяснением, но не извинением за своё поведение. Если ты хочешь простить его, сделай это для себя, а не для него. Продолжать злиться‑пустая трата твоего времени, – сказал Магнус, – ведь ты‑один из самых любящих людей, которых я знаю.

– А почему ты простил меня? Ради меня или ради себя? – спросил Алек, он не злился‑ему просто было любопытно.

– Я простил тебя, потому что люблю тебя и ненавижу быть без тебя. я ненавижу это, и мой кот тоже ненавидит. И потому что Катарина заявила мне, что я веду себя глупо.

– Ммм. Она мне нравится.

Магнус обернул руки вокруг Алека и прижал ладони к его груди, так, чтобы почувствовать его сердцебиение.

– И ты прости меня, – сказал он. – За то, что не могу прекратить свое бессмертие или сделать бессмертным тебя.

– Мне нечего прощать, – сказал Алек. – Я не хочу жить вечно.

Он положил свою руку на руку Магнуса, и их пальцы переплелись.

– Может быть, у нас не так уж много времени, – произнёс Алек. – Я состарюсь и умру. Но я обещаю, до тех пор я не оставлю тебя. Это единственное обещание, которое я могу дать.

– Много Сумеречных охотников не стареют, – сказал Магнус. Алек мог почувствовать биение его пульса. Это было странно, видеть Магнуса, который не знает, что сказать, хотя обычно слова льются из него рекой.

Алек развернулся в объятиях Магнуса, так что они столкнулись лицами друг с другом, рассматривая все детали, которые никогда не надоедают – острые кости на лице Магнуса, золотисто‑зеленые глаза, рот, который всегда, казалось, был готов улыбнуться, хотя сейчас он выглядел встревоженным.

– Даже если это будут только дни, я хочу провести все их с тобой. Значит ли это хоть что‑то?

– Да, – сказал Магнус. – Это значит, что отныне мы сделаем так, чтобы каждый день имел значение.

Они танцевали.

Лили играла что‑то медленное и нежное на фортепиано, и Клэри дрейфовала среди других гостей свадьбы, а руки Джейса были вокруг нее. Это был как раз тот вид танцев, которые она любила – не слишком сложный, заключающийся в том, чтобы держать своего партнера и не делать ничего, чтобы опрокинуть его.

Он прижалась щекой к рубашке Джейса, ткань была помятой и мягкой под ее кожей. Его рука лениво играла с ее кудрями, выпавшими из прически, пальцы разыскали заднюю часть шеи девушки. Она не могла не вспомнить сон, где они с Джейсом танцевали в Зале Соглашений.

Он был так отдален тогда, иногда даже холоден; ее иногда поражало то, что это все тот же самый Джейс. Джейс, которого ты помогла создать, сказал он. Джейс, который нравится мне намного больше.

Но не он один изменился, ведь она тоже стала другой. Клэри только открыла рот, чтобы сказать это Джейсу, как почувствовала легкий стук в плечо. Она повернулась, чтобы увидеть свою мать, улыбающуюся им двоим.

– Джейс, – позвала Джослин. – Могу ли я тебя попросить об одолжении?

Джейс и Клэри оба перестали танцевать – никто из них ничего не сказал. Джослин начал нравится Джейс больше, чем последние шесть месяцев – она даже, Клэри рискнула бы сказать, полюбила его, но она все еще не была всегда в восторге от бойфренда Клэри – Сумеречного Охотника.

– Лили устала играть, но всем так нравится пианино… а ты ведь играешь, не так ли? Клэри рассказывала мне, как ты талантлив. Ты сыграешь нам?

Джейс бросил взгляд в сторону Клэри, сделав это так быстро, что если бы она его не знала, то даже не заметила бы. Когда он хотел, у него появлялись достаточно изысканные манеры, поэтому он ангельски улыбнулся Джослин и прошел к пианино. Секунду спустя шатер наполнился звуками классической музыки.

Тесса Грей и мальчик, который раньше был Братом Захарией, сидели в углу за самым дальним слом и наблюдали за пальцами Джейса Герондейла, танцевавшими над фортепьяно. Джейс не носил галстук и его рубашка была слегка расстегнула, его лицо сконцентрировалось, когда он отдался музыке со всей страстью.

– Шопен, – Тесса узнала музыку и мягко улыбнулась, – Я надеюсь…я надеюсь, что маленькая Эмма Карстаирс однажды возьмет скрипку в свои руки.

– Осторожно, – сказал, смеясь, ее спутник, – Ты не можешь контролировать такие вещи.

– Это трудно, – сказала она, обернувшись и серьезно помотрев на него, – Я бы хотела, чтобы ты рассказал ей больше о связи между вами, чтобы она не чувствовала себя так одиноко.

Печаль тронула уголки его чувственного рта.

– Ты знаешь, что я не могу. Пока. Я намекнул ей, а это все, что я могу сделать.

– Мы будем присматривать за ней, – сказала Тесса, – Мы всегда будем присматривать за ней.

Она почти благоговейно коснулась отметин на его щеках, напоминании о том времени, когда он был Молчаливым Братом.

– Я помню, ты сказал, что эта война была историей Лайтвудов, Херондэйлов и Фейрчалд, и это так, но также Блэкторнов и Карстаирсов, и это удивительно вновь увидеть их. Но когда я вижу их, я вижу прошлое, тянущееся за ними. Я наблюдала за игрой Джейса Херондейла, и призраки прошлого возникли из этой музыки. Ты не чувствовал то же самое?

– Призраки – это воспоминания, и мы так бережем их потому, что те, кого мы любим не покидают этот мир.

– Да, – сказала она, – Я лишь хочу, что бы он был с нами и мог видеть это. Просто был с нами еще один раз.

Тесса почувствовала грубый шелк его черных волос, когда он легко поцеловал кончики ее пальцев – утонченный жест из ушедшей эпохи.

– Он с нами, Тесса. Он может видеть нас. Я верю в это. Я чувствую это так же, как раньше чувствовал его грусть, гнев, одиночество или счастье.

Она коснулась жемчужного браслета на запястье, а затем с обожанием его лица.

– И что сейчас? – прошептала она, – Счастлив он или задумчив, печален или одинок? Не говори мне, что он одинок. Ты должен знать. Ты всегда знал.

– Он счастлив, Тесса. Удовольствие для него‑видеть нас вместе, как всегда было удовольствием для меня видеть вас двоих.

Он улыбнулся, улыбнулся той улыбкой, что несла в себе всю правду мира, провел своими пальцами по ее и откинулся на спинку стула. Две фигуры приблизились к их столу: высокая, рыжеволосая женщина и девушка с такими же рыжими волосами и зелеными глазами.

– Кстати, говоря о прошлом, – сказал он, – Думаю есть кто‑то, кто хотел бы поговорить с тобой.

Клэри с интересом наблюдала за Черчем в момент, когда мать незаметно подошла к ней. Кот был увешан десятками свадебных колокольчиков и, с мстительной яростью грыз одну из ножек фортепьяно.

– Мам, – спросила Клэри с подозрением. – Что ты задумала?

Мать ласково коснулась ее волос.

– Есть кое‑кто, с кем я хочу тебя познакомить, – ответила она, беря дочь за руку. – Настало время.

– Время? Время для чего? – Клэри позволила тянуть себя к белому столу в углу шатра. За ним сидела девушка с коричневыми волосами, которую Клэри уже видела раньше. Девушка встала со своего места, когда увидела Клэри.

Захария поднялся со своего места. Он мягко улыбнулся Клэри и двинулся через комнату, чтобы поговорить с Магнусом, спускающимся с холма всё ещё за руку с Алеком.

– Клэри, – сказала Джослин. – Познакомься с Тэссой.

– Изабель.

Она посмотрела – она стояла, прислонившись на одну из сторон фортепиано, позволяя игре Джейса (там был слышен слабый звук того, как Черч грыз дерево) усыпить ее. Это была музыка, которая напоминала ей о детстве, когда Джейс тратил часы в музыкальной комнате, наполняя залы Института каскадом нот.

Это был Саймон. Он расстегнул джинсовую куртку, ведь в палатке было тепло, и она могла видеть румянец тепла и неловкости на его скулах. Было что‑то чужое в этом, а Саймоне, который покраснел и был холодным, горячим и он вырос, вырос вдали – вдали от нее.

Его темные глаза были любопытными и смотрели на нее – она увидела некоторое признание в его глазах, хотя оно и не было полным. Это не выглядело так, как Саймон смотрел на нее раньше, с тоской, сладкой болью и чувством, будто здесь был кто‑то, кто видел ее, видел Изабель, Изабель предоставленную миру и Изабель, которая пряталась подальше, в тени, где только очень немногие могли видеть ее.

Саймон был одним из тех немногих.

Теперь он был… чем‑то ещё.

– Изабель, – снова сказал он, и она почувствовала на себе взгляд Джейса, его глаза наблюдали с любопытством в то время, как его руки метнулись к клавишам пианино.

– Потанцушь со мной?

Она кивнула, вздохнув.

– Хорошо, – сказала она и позволила ему увести себя на танцпол. На каблуках она была такой же высокой, как он; их глаза оказались на одном уровне. За очками его глаза были такого же, как и раньше, кофейно‑коричневого оттенка.

– Мне говорили, – сказал он и прочистил горло, – или, по крайней мере, у меня было чувство, что ты и я…

– Не надо, – прервала его она. – Не говори об этом. Если ты не вспомнил, то я не хочу слышать этого.

Одна его рука легла ей на плечо, другая на талию. Его кожа была теплой не такой, какой она запомнила. Он казался невероятно человечным и хрупким.

– Но я хочу вспомнить это, – сказал он, и она помнила, как он всегда любил спорить. Это, по крайней мере, не изменилось. – Кое‑что я все‑таки помню… Не то, чтобы я не знал кто ты, Изабель.

– Ты мог бы называть меня Иззи, – сказала она, внезапно чувствуя себя очень усталой. – Иззи, а не Изабель.

Он наклонился, и она почувствовала его дыхание, коснувшееся её волос.

– Иззи, – сказал он. – Я помню, как целовал тебя.

Она вздрогнула.

– Нет, не помнишь.

– Да, я помню, – сказал он. Его руки скользили по ее спине, пальцы щекотали пространство чуть ниже лопаток, что всегда заставляло ее извиваться. – Прошли месяцы, – сказал он низким голосом. – И я чувствовал, что что‑то не так. Я всегда чувствовал, что чего‑то не хватало. И теперь я знаю, что мне не хватало этого, всего этого, а еще тебя. Днем я ничего не помнил, но ночами мне снилась ты, Изабель.

– Тебе снились сны о нас?

– Просто ты. Девочка с темными, темными глазами. – Он легко коснулся кончиков ее волос. – Магнус говорил мне, что я был героем, – сказал он. – И я вижу по твоему лицу, когда ты смотришь на меня, что ты ищешь того парня. Парня, которого ты знала, который был героем и совершал великие поступки. Я не помню, как я это делал. Я не знаю, остаюсь ли я после этого героем. Но я хотел бы попытаться быть тем парнем снова. Тем парнем, который целует тебя, потому что он это заслужил. Если ты будешь достаточно терпеливой, чтобы позволить мне пробовать.

В этом был весь Саймон. Она посмотрела на него и впервые за все время почувствовала зыбь надежды в своей груди, которую не поспешила загасить.

– Я могу позволить, – сказала она. – Попытайся. Но я не могу ничего обещать.

– Я и не ожидал, что сможешь. – Его лицо просияло, и тень воспоминаний проскользнула в его взгляде. – Ты – разбивательница сердец, Изабель Лайтвуд. По крайней мере, это я помню.

– Тесса маг, – сказала Джослин, – но очень необычный маг. Помнишь, я рассказывала тебе, как паниковала насчёт того, как наложить на тебя заклятие, которое все Сумеречные охотники получают при рождении? Заклятие защиты? И Брат Захария и женщина‑маг присутствоали на церемонии и помогали? Так вот, это маг, о котором я тебе говорила. Тесса Грэй.

– Ты рассказывала мне, как тебе пришла мысль взять фамилию Фрэй.

Клэри опустилась на место напротив Тессы за круглым столом.

– Ф от Фейрчалд, – сказала она громко, – А остальное от Грэй.

Тесса улыбнулась, ее лицо засияло.

– Это было честью для меня.

– Ты была ребенком, и не вспомнила бы этого, – сказала Джоселин, но Клэри думала о том, что Тэсса выглядела очень знакомой в тот раз, когда она впервые ее увидела.

– Но почему ты рассказываешь об этом только сейчас? – спросила требовательно Клэри, посмотрев на мать, стоявшую около ее стула, нервно крутящую обручальное кольцо вокруг пальца.

– Почему не раньше?

– Я попросила быть здесь, когда она скажет, если она решит сделать это, – сказала Тесса; ее голос был музыкальный, мягкий и нежный, с частичкой английского акцента. – И я боюсь, что надолго отдалилась от мира Сумеречных охотников. Мои воспоминания о нем и сладкие, и горькие, иногда больше горькие нежели сладкие.

Джослин коротко поцеловала Клэри в макушку.

– Почему бы вам двоим не поговорить? – сказала она и отошла к Люку, который в это время общался с Кадиром.

Клэри посмотрела на улыбающуюся Тессу и сказала:

– Вы маг, но находитесь в дружеских отношениях с Безмолвным Братом. Больше, чем в дружеских‑немного странно, правда?

Тесса оперлась локтями о стол. Браслет из жемчуга мерцал на ее левой руке; она лениво прикоснулась к нему, будто бы по привычке.

– Все в моей жизни вне нормальности, но тоже самое можно сказать и о тебе, не так ли? – ее глаза блеснули. – Джейс Эрондейл играет на рояле очень хорошо.

– И он знает об этом.

– Похоже на Эрондейла, – Тесса засмеялась. – Я должна сказать тебе, Клэри, я только недавно узнала, что Джейс решил быть Эрондейлом, а не Лайтвудом. Оба рода очень почтенные, оба я знала, но моя судьба всегда была переплетена с Эрондейлами, – она посмотрела на Джейса, и тоска пробежала по ее лицу.

– Такие семьи как Блекторны, Эрондейты, Карстайрсы, я чувствовала у ним особенную привязанность: я наблюдала за ними с расстояния, я поняла, что лучше не вмешиваться. Частично из‑за этого я присоединилась к Спиральному Лабиринту после Восстания. Это место так далеко от мира, оно спрятано, я думала, что смогу найти мир там после того как узнала, что произошло с Эрондейлами.

И после Смертельной войны я просила Магнуса, должна ли я встретиться с Джейсом, поговорить с ним о прошлом Эрондейлов, но он сказал дать ему время. Нести бремя знаний о прошлом – это тяжело. Так что я вернулась в Лабиринт, – она сглотнула, – это был темный год, такой темный для Охотников, для Нижнего, мира, для всех нас.

Так много потерь и скорби. В Спиральном Лабиринте ходили слухи, и потом появились Омраченные, и я подумала, что лучшее, что я могу сделать – это помочь найти лекарство, но его не былою. Жаль, что мы не нашли его. Иногда не всему нужно лекарство, – она посмотрела на Захарию, свет промелькнул у нее в глазах.

– Но иногда случается чудо. Захария рассказал мне как он стал смертным снова. Он сказал, что «это была история Лайтвудов, Эрондейлов и Фейрчайлдов» – она взглянула на Захарию, который был занят, лаская Черча. Кот залез на на стол с шампанским и радостно опрокидывал стаканы.

В ее взгляде было смешано отчаяние и нежность.

– Ты не знаешь, что это значит для меня, как я благодарна за то, что ты сделала для моего… для Захарии, за то, что вы все сделали для него.

– В этом заслуга Джейса, больше, чем кого‑либо еще.

Это было… Захария просто взял Черча? Клэри удивленно уставилась на него. Захария держал кота, у которого, казалось, не было костей, его хвост обвился вокруг руки бывшего Безмолвного брата. – Но этот кот ненавидит всех!

Тесса легко улыбнулась.

– Я бы не сказала, что всех.

– Так он…Так Захария теперь смертный? – спросила Клэри. – Самый…обычный Сумеречный охотник?

– Да, – сказала Тесса. – Мы знаем друг друга уже довольно долго. У нас был обычай встречаться каждый год в раннем январе. В этом году, когда он пришёл на встречу, к моему удивлению, он был смертным.

– И ты не знала, пока он сам не показался? Я бы его убила.

Тесса ухмыльнулась: «Ну, это бы несколько разрушило планы. И, я думаю, он не знал, как я его встречу, учитывая, что он теперь смертный. а я бессмертная.»

Выражение его лица напомнило Клэри Магнуса, со старыми, старыми глазами на молодом лице, напомнили ей о печали, которая была слишком тихой и слишком глубокой для тех, кто проживал короткие человеческие жизни, чтобы понимать.

– Он состариться и умрет, а я останусь такой, какая я есть. Но он прожил долгую жизнь, дольше, чем остальные, ты понимаешь меня. Ни для меня, ни для него возраст не имеет значения. И мы любим друг друга. Это самое важное.

Тесса закрыла ее глаза, и на мгновение, казалось, позволила звукам фортепианной музыки нахлынуть на нее.

– У меня есть кое‑что для тебя, – сказала она, открывая глаза – они были серыми, цвета дождевой воды. – Для вас обеих – для тебя и, также, для Джейса, – она достала что‑то из кармана и протянула Клэри. Это было обычное серебряное кольцо, семейное кольцо, мерцающие рисунком выгравированных птиц в полете. – Это кольцо принадлежало Джеймсу Эрондейлу, – сказала она. – Это настоящее кольцо Эрондейлов, очень старое. Если Джейс решит, что он желает быть Эрондейлом, ему следует одеть его.

Клэри взяла кольцо, она смогла бы одеть его только на большой палец.

– Спасибо, – сказал а она, – Даже несмотря на то, что вы могли бы и сами отдать его. Может уже настало время поговорить в ним?

Тесса покачала головой.

– Посмотри какой он счастливый, – сказала она. – Он решает кто он и кем он хочет быть, и найти радость в этом. У него должно быть больше времени, чтобы быть счастливым, как сейчас, пока он снова не примет всякие тяготы на себя, – она взяла то, что лежало на стуле рядом с ней, и протянула это Клэри. Это была копия Кодекса Сумеречных Охотников, обрамленная синим бархатом. – Это для тебя, – сказала она. – Я уверена, что у тебя такое есть, но этот очень дорог для меня. Там есть надпись на задней стороне – видишь? – и она обернула книгу так, чтобы Клэри могла видеть, где слова были выбиты золотом против бархата.

– Мы свободно служим, потому что свободно любим? – прочитала Клэри и посмотрела на Тессу. – Спасибо, это прекрасная вещь. Ты уверена. что хочешь отдать её?

Тесса улыбнулась.

– Фэйрчайлды тоже были дороги для меня в моей жизни, – сказала она, – и твои рыжие волосы, и твое упрямство, напоминает мне людей, которых я однажды любила. Клэри, – сказала она, и наклонилась вперед через стол, так что ее нефритовый кулон свободно раскачивался, – я чувствую родство и с тобой тоже, с тобой, кто потерял обоих своих братьев и отца. Я знаю, что тебя осуждали и говорили о тебе, как о дочери Валентина Моргентерна и, сейчас, о сестре Джонатана.

Всегда найдется тот, кто захочет сказать тебе кто ты есть, опираясь на твою фамилию или кровь, которая течет в твоих венах. Не позволяй другим людям это решать. Решай сама.

Она посмотрела на Джейса, чьи руки танцевали над фортепьяно. Свет от свечей мерцал как звезды в его волосах и придавал его коже сияние.

– Свобода‑не подарок, это право по рождению. я надеюсь. что вы с Джейсом поймете это.

– Это звучит слишком мрачно. Тесса. Не пугай её, – это был Захария, вставший позади стула Тессы.

– Я не пугаю, – засмеялась Тесса. Её голова была слегка наклонена назад, и Клэри решила, что она, наверное, так же смотрит на Джейса. Она надеялась на это. Это был беспечный и счастливый взгляд, взгляд человека, уверенного в любви, которую он отдает и получает. – Я просто даю её совет.

– Звучит пугающе, – это было странно слушать, как Захария звучал сейчас и как он звучал в голове Клэри – в жизни, его британский акцент был сильнее, чем у Тессы. Чувствовался смех в его голосе, когда он протянул руку и помог Тессе подняться с ее кресла. – Я боюсь, что мы должны идти – у нас впереди долгий путь.

– Куда вы собираетесь поехать? – спросила Клэри, аккуратно держа Кодекс на коленях.

– Лос‑Анджелес, – сказала Тесса и Клэри вспомнила, что она говорила, что Блэкторны были семьей, в которой она заинтереована. Клэри была рада это слышать. Она знала, что Эмма и другие будут жить в Институте с дядей Джулиана, но сама мысль, что за ними будет присматривать кто‑то особенный, кто‑то вроде ангела‑хранителя. была обнадеживающей.

– Я была рада встретиться с тобой, – сказала Клэри, – Спасибо. За все.

Тесса лучезарно улыбнулась и исчезла в толпе, сказав, что хочет попрощаться с Джослин; Захария взял их верхнюю одежду, а Клэри с любопытством посмотрела на него.

– Однажды вы сказали мне, что любили двух людей больше, чем кого‑либо еще во всем мире. Тесса ведь одна из них?

– Она одна из них, – подтвердил он, натягивая плащ. – Я никогда не переставал любить её, как и моего парабатая. Любовь не кончается, когда кто‑то умирает.

– Ваш парабатай? Вы лишились своего парабатая? – спросила Клэри, чувствуя потрясение и боль за него, она знала, что это значит для нефилима.

– Но не из моего сердца. я не забыл, – произнес он, и она услышала шепот печали, пронесенной через века в его голосе и вспомнила его в Безмолвном городе, призраке пергаментного дыма. – Мы‑кусочки нашей памяти. Мы храним в себе надежды и страхи тех, кто нас любил. Пока существуют любовь и память, нет истиной утраты.

Клэри подумала о Максе, Аматис, о Рафаэле, Джордане и даже о Джонатане и почувствовала комок в горле. Захария набросил шарф Тессы на плечи.

– Скажи Джейсу Эрондейлу, что он играет Второй Концерт Шопена очень хорошо, – произнёс он и растворился в толпе следом за Тессой. Она наблюдала за ним, вцепившись в кольцо и Кодекс.

– Кто‑нибудь видел Черча? – спросил голос у её уха.

Это была Изабель, державшая Саймона под локоть. Майя стояла позади них и возилась с золотой заколкой для волос.

– Мне кажется, Захария стащил нашего кота. Я видела, как он положил его на заднее сидения автомобиля.

– Не может быть, – сказал Джейс, появляясь рядом с Клэри. Его рукава были закатаны по локоть, а сам он раскраснелся от старательной игры.

– Чёрч ненавидит всех.

– Не всех, – с улыбкой пробормотала Клэри.

Саймон смотрел на Джейса увлеченно и одновременно насторожено: «Я когда‑нибудь…когда‑нибудь… кусал тебя?»

Джейс прикоснулся к шраму на горле.

– Не могу поверить, что ты вспомнил это.

– Мы…мы что, валялись на дне лодки?