Порядок проведення інструктажів для працівників.

Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 686

(В ответ студенту, который выразил озабоченность тем, что Эриксон умирает).

Я считаю эту мысль совершенно незрелой. У меня нет намерения умирать. Фактически, это было бы самым последним делом!

Моя мать дожила до девяносто четырех лет. Моя бабушка и прабабушка дожили до девяносто трех или больше. Мой отец умер в девяносто семь с половиной. Отец сажал фруктовые деревья и надеялся дожить до времени, когда он сможет попробовать их плоды. Когда он сажал их, ему было девяносто шесть или девяносто семь лет.

У психотерапевтов неверные представления о болезни, инвалидности и смерти. Они обычно преувеличивают проблему адаптации к болезни, инвалидности и смерти. И нагородили много всякой чепухи о помощи семьям, которых постигло горе. Я думаю, что вам не следует забывать, что день, когда вы родились, является днем начала вашего пути к смерти. Некоторые преуспевают на этом пути и не тратят слишком много времени на жизнь, в то время как другие задерживаются надолго.

У моего отца в восемьдесят лет случился обширный инфаркт. В больницу его привезли без сознания. Моя сестра поехала с ним и врач сказал ей: "Вы должны знать, что надежды немного. Ваш отец уже стар. Он много работал всю свою жизнь, и инфаркт у него очень обширный".

Моя сестра рассказывала: "Я презрительно ответила врачу: "Вы не знаете моего отца!"

Когда отец пришел в себя, врач находился рядом. Отец спросил: "Что случилось?" Врач сказал ему: "Не волнуйтесь, мистер Эриксон, у вас был очень серьезный сердечный приступ, но через два или три месяца вы будете дома, как ни в чем ни бывало".

Мой отец в ярости сказал: "О, Боже мой! Два или три месяца! Вы, наверное, хотите сказать, что я должен потратить впустую целую неделю?" И через неделю он вернулся домой.

Ему было восемьдесят пять лет, когда произошел второй такой же сердечный приступ. В больнице дежурил тот же врач. Отец пришел в сознание и спросил: "Что случилось?"

"То же самое", ответил врач. Мой отец простонал: "Еще одна неделя пропала". У него была серьезнейшая операция на брюшной полости, и было удалено около метра кишок. Приходя в сознание после наркоза, он спросил медсестру: "Ну, а теперь что стряслось?"

Она ответила и он, простонав, сказал: "Теперь вместо недели я потерял десять дней".

Третий сердечный приступ был в восемьдесят девять лет. Он пришел в сознание и сказал: "Опять то же самое, доктор?" "Да", ответил врач.

Мой отец сказал: "Похоже, теперь это становится дурной привычкой - терять по целой неделе".

Четвертый инфаркт у него был в девяносто три года. Когда он пришел в сознание, то сказал: "Честно говоря, доктор, я думал, что четвертый меня прикончит. Теперь я начинаю сомневаться, что и пятый сможет это сделать.

В девяносто семь с половиной он планировал с двумя моими сестрами поехать на выходные в старую фермерскую общину. Все его сверстники уже умерли, и умерли даже некоторые из их детей. Они решали, кого навестить, в каком мотеле остановиться, в каком ресторане поесть. Затем они направились к машине. Когда они дошли до нее, отец сказал: "Надо же, я забыл свою шляпу".

Он побежал домой за шляпой. Сестры ждали, пока не начхали беспокоиться, потом переглянулись и спокойно сказали друг другу: "Вот оно".

Они вошли в дом. Отец лежал на полу мертвый. Смерть наступила от обширного инсульта.

Моя мать в девяносто три года упала и сломала бедро. Она сказала: "Женщине в моих годах это как-то не к лицу. Я преодолею это". И она справилась.

Когда через год она снова упала и сломала другое бедро, она сказала: "Первый перелом бедра отнял у меня массу времени. Я не думаю, что смогу справиться со вторым, но никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не пыталась".

Я знал, как знала и вся семья, видевшая выражение моего лица, что второй перелом бедра будет для нее последним. Она умерла от застойной пневмонии, этой "спутницы пожилых женщин".

Любимым стихотворением моей матери было: "Дождливый день" Лонгфелло, из которого она цитировала следующие строки: "И в каждой жизни должен дождь пролиться. И будут дни, что мрачны и печальны".

Мои отец и мать радовались жизни полноценно, радовались всегда. Я стараюсь, чтобы мои пациенты вплетают в себя это мироощущение: "Наслаждайтесь и радуйтесь жизни, радуйтесь жизни полноценно". И чем больше чувства юмора вы можете внести в жизнь, тем лучше вам самим.

Я не знаю, с чего этот студент решил, что я собираюсь умирать. Я как раз собираюсь отложить это.

Эриксон хотел превратить смерть в нечто, не вызывающее тревожности, и подчеркивал, что жизнь дается для того, чтобы жить. Его отец, говорит он, сажал фруктовые деревья в возрасте девяносто семи лет. Он был ориентирован на будущее. Его отец был активным человеком и умер, собираясь что-то сделать - он собирался взять свою шляпу и навестить людей. Джеффри Зайг считает, что его слова "я забыл свою шляпу" явились результатом неосознававшихся ощущений, что что-то происходит внутри головы.

Эриксон часто заканчивал эту историю, говоря, что его отец был прав, когда после четвертого инфаркта перестал "доверять" инфарктам вообще. Его отец умер в девяносто семь с половиной лет от кровоизлияния в мозг. Эриксон также разделял точку зрения своего отца, который считал болезни "частью того черствого хлеба, который дает нам жизнь". Каждый рацион неизбежно содержит какую-то часть грубой пищи, и Эриксон указывал, что солдаты, питающиеся по обоснованной врачами диете, хорошо знают, как важна эта грубая пища. Трагедии, болезни и смерть как раз и являются частью этого черствого хлеба, который дает нам жизнь.

В последние годы жизни Эриксон потратил много времени, чтобы подготовить окружающих к своему предстоящему уходу. Он не хотел, чтобы траур длился долго, и пускал в ход весь свой юмор и шутки, чтобы рассеять тревоги окружающих. Однажды он неправильно процитировал Теннисона, сказав: "И пусть у причалам не будет слез, когда мой корабль направится в море". О смерти он говорил открыто. Он и умер так же, как его отец, глядя в будущее. Он планировал вести занятия в следующий понедельник. Характерно, что не было ни похорон, ни погребенья. Его пепел был развеян с вершины горы Скво.

Последний комментарий Эриксона к этой истории звучал так: "Я не знаю, с чего этот студент решил, что я собираюсь умирать. Я как раз решил отложить это". Отложить что? Смерть? Или то, что пришло в голову студенту?