НА ПОЛІГОНАХ ЗБРОЙНИХ СИЛ УКРАЇНИ

Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 533

(главным образом все-таки с мифологией и символикой цивилизованных или, по крайней мере, полу первобытных, а не совсем первобытных народов. - В. Б.). Вероятность будущего психоза ни в коей мере не определяется специфическими содержаниями бессознательного. Очень многое зависит от способности человека противостоять панике или хроническому напряжению психики, которая находится в состоянии войны с самой собой (типичное состояние для психики любого члена классового общества; у одних оно выражено сильнее, у других - слабее, но в той или другой степени выраженности оно свойственно каждому цивилизованному человеку. - В. Б.). Зачастую дело просто решает последняя капля, падающая в уже полный сосуд, или искра, которая случайно попадает в кучу пороха" [763, с. 252-253].

"Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как практический опыт убедил меня, что шизофренические расстройства можно успешно лечить с помощью психотерапии. Я пришел к выводу, что касательно лечения шизофреник ведет себя так же, как невротик. У него те же комплексы, то же понимание и потребности, но его основы куда менее прочны. В то время как невротик инстинктивно уверен, что диссоциация его личности никогда не утратит систематического характера, что единство и внутренняя целостность личности никогда не подвергается серьезной опасности, латентный шизофреник всегда должен считаться с возможностью того, что те самые основы начнут неудержимо распадаться. Его представления и понятия утратят свою целостность и свою связь с другими ассоциациями, перестанут быть адекватными. В результате он чувствует, что ему угрожает неконтролируемый хаос случайных событий, он стоит на зыбкой почве и нередко осознает это . Опасность его

* Как это осознавали, например, Август Стриндберг [772, с. 25-27, 31, 59, 98-99, 113, 117, 119 и др.] и, похоже, Джонатан Свифт [см. 367, с. 67]. Стриндберг, между прочим, очень хорошо описывает ту "ячейку общества", в которой с ранних лет куется большинство невротиков, психопатов, истериков и шизофреников - семью классового общества. Делает он это в своей автобиографии, начиная с описания своей собственной - очевидно шизогенной - семьи, а затем поднимаясь до замечательно содержательных, глубоко истинных обобщений. Приведем краткую рецензию на опубликованный в немецком еженедельнике Neue Revue отрывок из автобиографии Стриндберга, данную Троцким - не только одним из лучших политиков, но и одним из лучших психологов среди марксистов (между прочим, Троцкий отличался тем, что прекрасно понимал всю важность психоаналитического метода исследования и терапии - и полнейшую совместимость этого метода с историческим материализмом):

"Страдания маленькой впечатлительной детской души в родной семье. Автобиография ведется в третьем лице, с поразительной простотой. Все самое обыкновенное: атмосфера деловитой сухости в семье, маленькие несправедливости, тупой педантизм взрослых, немотивированные похвалы, произвольные наказания, все самое обыкновенное - и в то же время какая жестокая драма семьи! "На воспитание не хватало времени. Это падало на школу - после прислуг. Семья была, собственно, кухмистерской, прачечной, да и то нецелесообразной. Варили, закупали, гладили, чистили - ничего больше. Столько сил в движении - ради нескольких лиц. Трактирщик, который кормит сотни душ, вряд ли затрачивает больше сил". Изредка Стриндберг прерывает свой эпический рассказ; он сжимает кулаки и проклинает: "О святая семья, неприкосновенное, божественное учреждение... Ты, мнимый приют добродетелей, где невинные дети вынуждаются к своей первой лжи, где воля сгибается произволом, где чувство личности убивается стянутыми в кучу эгоизмами. Семья, ты - очаг всех социальных пороков, обеспечение всех падких на комфорт женщин, кузница, где куют цепи на отца семьи (хорошо подмечено, что порабощение мужчинами женщин ведет к порабощению - в очень многих отношениях - и самих мужчин. - В. Б.), ад для детей..." Напечатанный отрывок позволяет думать, что стриндберговская "История одной души", помимо ее автобиографического значения, будет иметь ценность убийственного обвинительного акта против той невежественной и недобросовестной дрессировки, которая называется воспитанием детей. Книгу следовало бы рекомендовать родителям и профессиональным педагогам, если б только можно было рассчитывать, что тупая раса родителей и педагогов способна чему-либо научиться" [650, с. 360-361].

Как отмечал Карл Ясперс, Стриндберга с молодых лет и на протяжении всей дальнейшей жизни занимали "проблемы власти, гнета, господства, взаимного мучительства и достижения согласия" [772, с. 32]. Иными словами, в центр его внимания попали отношения управления и вопрос о власти (так

положения часто проявляется в ужасающих снах о мировых катастрофах, конце света и тому подобном. Или почва вдруг начинает уходить у него из-под ног, обрушиваются стены, земная твердь превращается в воду, его уносит буря, все его родные умирают и т. п. Эти образы свидетельствуют о серьезных нарушениях связи пациента с окружающим миром, наглядно иллюстрируя угрожающую ему изоляцию.

Непосредственной причиной такого нарушения является сильный аффект, который, как и любое эмоциональное возбуждение, у невротика вызывает аналогичное, но быстро проходящее отчуждение. Образы, которые невротик использует при описании своего расстройства, также могут обнаруживать некоторое сходство с шизоидными фантазиями, но в отличие от угрожающего и зловещего характера последних они кажутся драматизированными и преувеличенными. Поэтому врач может их игнорировать, не опасаясь негативных последствий. Совершенно иное дело - симптомы изоляции при скрытых психозах. Они являются грозными предвестниками, зловещий характер которых следует оценить как можно раньше. В этом случае нужно немедленно принимать меры - приостановить курс лечения, аккуратно восстановить личные связи, изменить обстановку, выбрать другого врача и ни в коем случае не касаться содержаний бессознательного, особенно сновидений и т. д.

Здесь приведены только самые общие методы, которые, разумеется, в каждом конкретном случае подбираются отдельно. В качестве примера я хотел бы привести случай очень образованной дамы. Мы встречались на моих лекциях, посвященных тантрическому тексту, который непосредственно касался содержаний бессознательного. Она все больше и больше воодушевлялась этими новыми для нее идеями, не будучи в состоянии сформулировать встававшие перед ней вопросы и проблемы. В связи с этим у нее появились компенсаторные сновидения непонятной природы, которые вскоре привели к возникновению деструктивных образов, то есть к вышеупомянутым симптомам изоляции. На этой стадии она пришла ко мне на прием, чтобы я проанализировал и объяснил непонятные для нее мысли. Содержания ее снов - картины землетрясений, рушащихся зданий и наводнений -убедили меня, что пациентку, напротив, необходимо избавить от угрожающих вторжений бессознательного, радикально изменив ее нынешнюю ситуацию. Я запретил ей посещать свои лекции, посоветовав вместо этого основательно изучить "Мир как воля и представление" Шопенгауэра. Я остановил свой выбор на Шопенгауэре, потому что этот находящийся под влиянием буддизма философ делал особый акцент на возвращении главенствующей роли сознания. К счастью, эта женщина оказалась достаточно благоразумной, чтобы последовать моему совету, в результате чего симптоматические сновидения немедленно прекратились и возбуждение ослабло. В результате обнаружилось, что примерно двадцать пять лет тому назад у пациентки был непродолжительный приступ шизофрении без последующих рецидивов" [763, с. 274-276].

"Есть множество легких и непродолжительных, но явно шизофренических заболеваний (не говоря уже о более распространенных скрытых психозах), чье начало и течение носят исключительно психогенный характер (за исключением

же, как это произошло с Ницше, Лениным, Богдановым и Фуко). Именно поэтому Стриндберг - так же, как и первые трое из вышеперечисленных мыслителей и деятелей - глубоко понял многое о человеческом существовании. Он даже довольно неплохо осознавал свою болезнь - так же, как и Свифт (еще один великий писатель - на сей раз сатирик, - в центре внимания которого тоже оказались отношения собственности и управления в классовом обществе). - В. Б.

Точнее, социогенный - как это видно, в частности, из приводимого ниже Юнгом примера, в котором пациентка ненадолго захворала шизофренией из-за проблем, "характерных для невротиков" (говоря

определенных, предположительно токсических нюансов) и которые излечиваются с помощью чисто психотерапевтических средств (которые - как следует из всего того, что мы говорили выше о психоанализе - в основе своей социальны, поскольку представляют собой в высокой степени равноправное, коллективистское сотрудничество психоаналитика и пациента в решении сог/г/шьно-психологических проблем пациента. - В. Б.). Я наблюдал это даже в тяжелых случаях.

К примеру, я помню случай с девятнадцатилетней девушкой, которая в возрасте семнадцати лет была помещена в клинику по причине кататонии и галлюцинаций. Ее брат был врачом, и поскольку он сам был вовлечен в цепочку патогенных событий, приведших в конце концов к трагедии, то в отчаянии, утратив терпение, он предоставил мне carte blanche (учитывая возможный провал), чтобы я предпринял все, "что в человеческих силах". Он доставил ко мне пациентку в кататоническом состоянии. Она находилась в состоянии полного мутизма, руки холодные, синюшного оттенка, на лице образовались застойные пятна, зрачки были расширены и слабо реагировали на свет. Я отправил ее в ближайший санаторий, откуда ее ежедневно приводили ко мне на часовую консультацию. Через несколько недель усилий, путем непрерывного повторения вопросов, мне удалось добиться того, что в конце каждого сеанса она шепотом произносила несколько слов. Когда пациентка начинала говорить, ее зрачки сужались, исчезали пятна на лице, вскоре начинали согреваться руки, кожа приобретала естественный цвет. В конце концов она начала -сперва с бесконечными паузами - разговаривать и сообщила мне содержание ее психоза. У нее было лишь очень фрагментарное образование, выросла она в буржуазной среде маленького городка и не имела ни малейшего представления о мифах и фольклоре. Но на консультации она рассказала мне длинный и тщательно разработанный миф, описывающий ее жизнь на Луне, где она играла роль спасительницы лунного народа. Классическая связь Луны с сумасшествием, как, впрочем, и многие другие мифологические мотивы в ее рассказе, была ей неизвестна. Первый рецидив случился спустя приблизительно четыре месяца лечения - пациентке внезапно пришло в голову, что, выдав свою тайну человеку, она больше не сможет вернуться на Луну. Она впала в состояние крайнего возбуждения, после чего пришлось перевести ее в психиатрическую клинику. Профессор Ойген Блейлер, мой бывший руководитель, подтвердил диагноз кататонии. Спустя примерно два месяца острый период заболевания прошел, и пациентку можно было отправить обратно в санаторий и возобновить лечение. Теперь она стала более общительной и начала обсуждать проблемы, характерные для невротиков. Прежняя апатия и бесчувствие постепенно уступили место несколько вялой эмоциональности и чувствительности. Разумеется, вопрос о ее возвращении к нормальной жизни и адаптации в обществе возникал все чаще. Когда она обнаружила перед собой эту неизбежную проблему, последовал второй рецидив, и она снова оказалась в клинике с тяжелым приступом делирия. На этот раз ей был поставлен диагноз "атипичное эпилептоидное сумеречное состояние" (предположительно). Очевидно, ее эмоциональная жизнь, вновь пробудившаяся в этот период, затушевала шизофренические черты .

словами самого же Юнга). Однако, как мы уже отмечали выше, проблемы невротиков порождаются классовым обществом. - В. Б.

Вот замечательное свидетельство того, что ставить диагноз только по совокупности симптомов в данный момент, не учитывая всего предыдущего хода патологического процесса, - пустое занятие. Не только вылечить, но даже понять болезнь невозможно, если не знаешь ее историю. Реальность психической жизни людей, так же как и реальность их экономической и политической жизни, опровергает жалкие аргументы Карла Поппера против "историцизма" [см., напр., 533]: только будучи "историцистом", можно понять и то, почему мировая экономика сегодня находится в застое, и то,

После курса лечения, продолжавшегося чуть больше года, я, с некоторыми колебаниями, счел возможным выписать пациентку как излечившуюся. В течение более тридцати лет она продолжала сообщать мне в письмах о своем состоянии. Через несколько лет после выздоровления она вышла замуж, у нее родились дети, и она уверяла меня, что приступы болезни больше не повторялись.

Тем не менее, возможности психотерапии в тяжелых случаях весьма ограниченны. Ошибочно полагать, будто существуют более или менее пригодные методы лечения. Теоретические предположения в этом отношении ничего не значат. Лучше вообще не упоминать о "методах". Что на самом деле важно - так это личная ответственность, серьезные намерения и преданность, даже самопожертвование того, кто лечит. Я наблюдал случаи поистине чудесного исцеления, когда благожелательным сиделкам и непрофессионалам благодаря своему мужеству и бесконечному терпению удавалось восстановить психологическую связь с пациентом и таким образом добиться совершенно поразительных результатов . Конечно, только немногие врачи, и в очень ограниченном числе случаев, могут брать на себя столь сложную задачу. Но даже при таких условиях добиться с помощью психотерапии заметного улучшения состояния тяжелых шизофреников и даже излечить их можно только в том случае, если "позволяет собственная конституция". Это очень существенный момент, поскольку лечение не только требует исключительных усилий, но и при наличии у терапевта предрасположенности несет в себе угрозу психической инфекции . Мне довелось увидеть по меньшей мере три случая индуцированного психоза, спровоцированного такого рода лечением.

Результаты лечения часто курьезны. Мне вспоминается случай с шестидесятилетней вдовой, которая в течение тридцати лет страдала хроническими галлюцинациями, возникавшими после острых шизофренических периодов, в один из которых она попала в клинику для душевнобольных на несколько месяцев. Она слышала голоса, распределенные по всей поверхности тела, особенно громкие скапливались у естественных отверстий тела, а также у груди и пупка. Эти голоса доставляли ей массу неприятностей. По не обсуждаемым здесь причинам я решил

почему развалился СССР, и то, почему бывшая кататоничка вдруг впала не в новый приступ кататонии, а в "атипичное эпилептоидное сумеречное состояние". - В. Б.

Иными словами, при лечении шизофрении нельзя относиться к пациенту как к вещи, которую можно обработать тем или иным "методом" (одним и тем же, при одинаковом диагнозе, для всех "болванок"-пациентов) - надо с каждым из пациентов устанавливать коллективные отношения, отношения дружбы и равноправного сотрудничества (которые и будут действительным лекарством), так, как это получается в каждой отдельной ситуации - то есть по-разному. Те люди, которым удастся по-настоящему подружиться с шизофреником, и вылечат его - независимо от того, обдумали ли они заранее стратегию своего поведения как некий "метод" или же просто отнесшиеся к больному по-человечески без всякого обдумывания "методов", спонтанно. Но черт возьми, как же трудно найти в классовом обществе таких людей, которые хотели бы, а главное - могли бы отнестись к шизофренику вполне по-человечески... В следующем предложении Юнг совершенно правильно констатирует это печальное положение дел. - В. Б.

Если учесть, как много (по словам самого же Юнга) в классовом обществе латентных шизофреников, шизоидных психопатов и предрасположенных к шизофрении невротиков, то становится понятно, насколько трудно найти в таком обществе достаточное количество безопасных для пациента терапевтов, чтобы хотя бы существенно уменьшить распространенность шизофрении (не говоря уже о том, чтобы искоренить ее). Тут следует вспомнить еще и о том, что более-менее душевно здоровым людям психические (и просто нервные) болезни просто не очень интересны - и потому среди психологов, психиатров, психоаналитиков (а также среди невропатологов) процент невротиков, психопатов и скрытых психотиков очевидно превышает процент таковых среди всего населения (в чем нетрудно убедиться, пообщавшись с такими специалистами и членами их семей). -В. Б.

заняться этим случаем, хотя "лечение" скорее напоминало контроль и наблюдение. С терапевтической точки зрения это казалось неосуществимым, в основном по причине крайне ограниченного интеллекта пациентки. Она могла вполне сносно управляться с домашними делами, но разумная беседа с ней была едва ли возможна. Дело пошло лучше, когда я стал обращаться к голосу, который она называла "голосом бога". Он был локализован в центре грудины. Голос сообщил ей, что она должна убедить меня "задавать" ей на каждой консультации выбранную мною главу из Библии, после чего она должна будет заучивать ее и размышлять над ней дома. На следующей консультации я должен был выслушивать ее. Как оказалось, это несколько необычное предложение принесло огромную пользу, так как занятия не только оживили речь пациентки и способствовали более ясному выражению мыслей, но и значительно улучшили психический контакт с ней. Примерно через восемь лет правая половина ее тела была полностью освобождена от голосов, они сохранились

*

только на левой стороне. Не исключено, что такой неожиданный результат занятий был вызван поддержанием у пациентки внимания и интереса. (Впоследствии она умерла от апоплексии.)" [763, с. 280-282.]

Что же делать? Пытаться "формировать небольшие группы, состоящие из больных, врачей, медицинского персонала, членов семей больных, которые считаются равноправными членами группы, участниками сообщества" - с тем, что "вступая в это сообщество, врачи должны отказаться от всякой ведущей роли, всякой административной власти, репрессивной позиции в осуществлении той или иной лечебной процедуры"? [630, с. 176.] - Но классовое общество неизбежно разъест эти группы, как оно до сих пор неуклонно разъедало все коммуны, основывавшиеся энтузиастами со времен Оуэна и Фурье до наших дней... Единственный выход -превратить все человечество в единое сообщество равноправных сотрудников, в единую семью, то есть опять-таки обеспечить переход человечества от классового общества к коллективизму.

* * *

Концепция пяти влечений, антагонистически противоположных друг другу - и при этом лежащих в основе каждой индивидуальной личности, помогает очень хорошо понять многие вещи. Например, раскрыть загадки и парадоксы патриотического чувства в классовом обществе.

Задайте ряду людей, выбранных наугад, такой вопрос: "Что такое патриотическое чувство? Пожалуйста, ответьте сразу, навскидку, без раздумий". Наверняка большинство тех ответов, которые вы получите при подобном опросе, будет звучать так: "Любовь к родине".

Проведем подобный же опрос на тему: "Что такое родина?" Смысл большинства ответов наверняка будет таков: "Родина - это родная земля, территория, на которой я родился".

Значит, любовь к родине - это любовь к той территории, на которой родился и/или провел детство? - Подобный ответ не вызывает никакого недоумения, если речь идет о "малой родине" человека, то есть о территории, которую он лично хорошо знает. Вот, например, моя "малая родина" - город Уфа, я его знаю, я к нему

Который мистики запросто могут приписать благотворному влиянию Библии. Если однажды они так и сделают, то можно будет задать им вопрос: почему же божья благодать исцелила старуху только наполовину, да и то лишь в течение восьми долгих лет? Где же божественная справедливость, раз благочестивая старушка так и умерла безумной? - В. Б.

привык, и при мысли о его улицах и парках я действительно испытываю некое теплое чувство. Но как быть с такой "большой родиной", как Россия? Чукотка входит в Россию, а Гренландия - нет. Следовательно, если я - патриот России, то я должен любить Чукотку, но совершенно не обязан любить Гренландию. Но чем для меня отличается Чукотка от Гренландии (не как один абстрактный образ от другого, а как одна реальная территория от другой), если я ни ту, ни другую ни разу в жизни не видел иначе, как по телевизору?

Более того. Границам государств свойственно время от времени изменяться - и если к некоему государству будет присоединена новая территория, то патриот той страны, где находится данное государство, будет должен полюбить и эту новую территорию, которую раньше он был вовсе не обязан любить. Если он не любит данную территорию, то этот факт не мешал ему быть патриотом до ее присоединения к его стране - но после присоединения его патриотизм тут же оказывается под вопросом, и этот вопрос снимается только тогда, когда патриотическая любовь нашего патриота распространится и на новую территорию... Но что же это за чувство такое - любовь к родине, если оно должно послушно раздуваться и сжиматься в зависимости от того, как именно некто проведет по карте черту, называемую государственной границей?

Разобраться с этим парадоксом мы сможем, лишь если придем к выводу, что родина как территория - это лишь кажущийся объект патриотической любви, за которым скрывается какой-то другой, действительный ее объект. Мы осознаем этот объект в образе "родной земли" - но "земля", образ территории суть лишь маска, за которой подлинный предмет патриотического чувства остается неузнанным, хотя и вполне реальным... Патриот, говорящий о своей любви к "родной земле", сам не знает, что именно он любит патриотической любовью. Но что же это такое, что на самом деле любят патриоты!

Давайте покопаемся в образе "родины", осознаем, с чем ассоциируется у нас "родная земля". Семья, близкие люди (ср.: "родина-мать", "отчизна"); вообще люди, говорящие на привычных нам с детства языках и живущие по привычным нам обычаям; привычные формы культуры - одним словом, все то, что обусловлено определенной системой общественных отношений, локализованной в границах тех или иных государств, в пределах обитания тех или иных этносов. А что, в свою очередь, лежит в основе любой системы общественных отношений, мы уже знаем: та или иная комбинация отношений управления и собственности. Итак, подлинным объектом патриотической любви является общество, основанное на той или иной комбинации отношений индивидуального, авторитарного и коллективного управления и соответствующих им отношений собственности.

Придя к такому выводу, мы обретаем возможность классификации видов патриотической любви, отличающихся друг от друга по видам тех объектов, на которые они направлены - по видам общества, отличающимся друг от друга тем типом отношений управления и собственности, который играет главную роль в кооперации действий членов этого общества . Так, в первобытной общине главную

То есть делает - в большей или меньшей мере - это общество не просто совокупностью, но именно общностью людей, совместно творящих культуру. Только такую общность и ее культуру - в отличие от простой арифметической суммы одиночек, абсолютно никак не связанных друг с другом в процессе управления своими действиями и потому никакой совместной культуры не творящих -каждый входящий в нее индивид только и может ощущать как нечто свое. Всякое человеческое общество в той или иной мере является общностью кооперирование действующих людей, потому что никогда не бывает таких групп людей, в которых были бы только отношения индивидуальной собственности и индивидуального управления - без всякой примеси авторитарных и коллективных отношений.

роль в этом деле играют коллективные отношения, а в классовом обществе -авторитарные; следовательно, первобытнообщинный патриотизм есть по сути своей привязанность прежде всего к коллективным отношениям собственности и управления, а цивилизованный - к авторитарным.

Как мы знаем, в системе авторитарных отношений человек может быть либо начальником, либо подчиненным. Зачастую он является и тем, и другим; но все же большинство членов любого цивилизованного общества нетрудно разделить на две большие группы, члены одной из которых - в большей степени начальники, чем подчиненные, а члены второй - больше подчиненные, чем начальники. Соответственно, и патриотизм цивилизованных людей можно разделить на два основных вида (сплошь и рядом перемешивающихся друг с другом и образующих спектр переходных форм), отличающихся друг от друга по тому месту в системе авторитарных отношений, привычка к которому лежит в основе патриотических чувств данного члена классового общества: первый вид - это патриотизм начальников, второй - патриотизм подчиненных.

Коллективистский патриотизм прост и понятен, он совершенно прозрачен и не таит в себе никаких загадок. Если твой интерес совпадает с интересом всех членов твоего общества (например, первобытной общины), если ты участвуешь в управлении своим обществом на равных правах со всеми его членами, то любовь к этому обществу и готовность пожертвовать за него своей жизнью не нуждается ни в каких утонченных психологических объяснениях. Патриотизм начальников тоже вполне естественен и понятен: если сын генерала не пользуется своими возможностями откосить от армии, а идет на фронт и рискует там своей жизнью, то нетрудно понять, почему он это делает - он проливает свою кровь за то общество, в котором он, если выживет, сделает карьеру и будет таким же господином, как и его папа-генерал. Такой генеральский сын борется за свое - так же, как и любой член коллективистского общества.

Труднее понять патриотизм подчиненных. Почему люди, принадлежащие к эксплуатируемым классам, любят то общество, в котором они ничего не решают и являются лишь говорящими орудиями своих господ? Почему простой работяга проливает свою кровь, смело сражаясь против таких же, как он, простых работяг по

*

приказу того самого государства, в котором он никто - и звать его никак? Почему такие ситуации, как революции 1917-18 гг., когда российские, германские и австрийские солдаты повернули штыки на своих начальников, случаются редко - и гораздо чаще солдаты героически идут на смерть по приказу своих начальников?

Очевидно, что патриотизм подчиненных укоренен в каких-то мощных иррациональных чувствах, способных легко побеждать элементарнейшую логику и

Конечно, патриотизм подчиненных можно легко объяснить в таких, например, случаях, когда на земледельческие народы нападают кочевники, которым не нужна пахотная земля и возделывающие ее люди, а нужны пустые пастбища - и которые поэтому ведут войну на тотальное уничтожение этих самых земледельческих народов (кстати, в чистом виде этот пример встречался не так уж часто -обычно кочевники все-таки не стремились уничтожить совсем уж всех своих противников и совсем уж полностью искоренить земледелие на покоренных территориях). Однако можно привести гораздо больше примеров противоположного рода - когда победа противника и замена господ-соотечественников господами-чужеземцами ровным счетом ничего не меняет в положении эксплуатируемых классов ни в лучшую, ни в худшую сторону (а иногда даже несколько улучшает жизнь эксплуатируемых работяг - как, например, это имело место при захвате Испании Наполеоном, постаравшимся облегчить жизнь испанских крестьян замечательными антифеодальными декретами). Тем не менее, и в этих случаях подчиненные героически сражаются за сохранение над ними власти господ-соотечественников (так, испанские крестьяне ответили на благодеяния Наполеона потрясающим по своему размаху партизанским движением - герилъей) [см. 388, с. 552-557, 569, 572-574].

здравый смысл. Что же это за чувства? - Концепция пяти непримиримо противоречащих друг другу влечений, заложенных в характере каждого цивилизованного человека, позволяет нам понять социально-психологические корни патриотизма подчиненных.

Само собой напрашивается отождествление патриотизма подчиненных с привычкой к подчинению, с любовью к своему подчиненному положению в обществе. Однако такое отождествление хотя и верно, но явно недостаточно. Дело в том, что патриотизм подчиненных по большей части проявляют именно очень гордые, сильные духом представители эксплуатируемых классов - то есть как раз те, в ком сильна воля к власти и воля к бунту. Те же, в ком воля к подчинению очевидно преобладает, проявляют чудеса героизма гораздо реже - они просто покорно идут, куда их послали, и без особого энтузиазма убивают и умирают, как было приказано. Очевидно, что в основе патриотизма подчиненных лежит не вообще всякая привычка к подчинению, но какой-то особый ее вид, способный овладеть не только покорными рабами, но и гордыми, смелыми и сильными представителями эксплуатируемых классов.

Этот особый вид привычки к подчинению основан на желании подчиняться любящим и заботливым папе и маме, передоверить им ответственность за принятие решений - желании, более или менее выраженном (хотя и обычно неосознанном) у каждого цивилизованного человека: как у того, которого вырастили более-менее любящие его родители, так и у того, который вырос на улице, в детдоме или у таких родителей, о которых лучше и не вспоминать.

У большинства цивилизованных детей их первыми в жизни начальниками оказываются такие родители (а также бабушки и дедушки и т. п. старшие родственники), которые обычно любят их настолько, насколько цивилизованный человек вообще способен любить - и насколько его "любовь" можно назвать любовью . Привязанность к единственным в твоей жизни начальникам, более-менее искренне любившим тебя и честно старавшимся принимать за тебя решения ради твоей же пользы (хотя и зачастую не понимавшим, в чем же действительно состоит твоя польза), на всю жизнь сохраняется в каком-то уголке души даже у самых сильных и самостоятельных взрослых цивилизованных людей. Она может быть более или менее сильной, более или менее осознанной - но она всегда есть.

Как это ни удивительно, но у тех цивилизованных людей, которые выросли без родителей или с не любящими их родителями, формируется такое же точно желание подчиняться любящим и заботливым папе и маме - и даже еще более сильное, чем у тех людей, у которых такие папа и мама были. Почему это так, понять на самом деле нетрудно: к тому благу (в данном случае - благу родительской любви и заботы), которого был всегда лишен (но знаешь, что другим оно таки досталось), стремишься сильнее, чем к тому, которым либо обладал в прошлом, либо, тем более, обладаешь и сейчас. Поэтому неудивительно, что даже у наиболее самостоятельных, закаленных в школе жизни, инициативных и не поддающихся авторитарной дисциплине людей из тех, что выросли без родительской любви и заботы, сплошь и

Благодаря этому, между прочим, облегчается привыкание большинства цивилизованных детей к отношениям авторитарных управления и собственности - и закрепляется стремление к подчинению, закладываемое в них этими отношениями, а воля к бунту (закладываемая теми же самыми авторитарными отношениями в той мере, в какой они неприемлемы для данного индивида) ослабевает: понятное дело, что, во-первых, подчиняться любящим начальникам легче, чем тем, которым ты нужен лишь как орудие - а во-вторых, что если любящие начальники уже приучили тебя к подчинению, то потом ты будешь уже привычно подчиняться и тем начальникам, которые относятся к тебе, как к вещи.

рядом обнаруживается то же стремление, что и у людей, воспитанных заботливыми родителями - найти себе такого лидера, в заботу которого о тебе можно было бы поверить, образ которого отождествился бы в твоем сознании с образом заботливого папы или/и заботливой мамы, которому можно было бы передоверить право принимать решения вместо тебя и манипулировать тобой.

То, что желание обрести по-родительски заботливого начальника (господина), которому можно было бы поверить, как богу, является типичным, практически всеобщим (разве что за редкими исключениями) для цивилизованных людей, доказывается, во-первых, тем, что наибольшей массовой популярности достигают именно те лидеры (политические, религиозные и т. д.), которым наилучшим образом удается воплотить в своем имидже черты "отца народа" (или "государыни-матушки", если лидер - женщина). Во-вторых, это доказывается тем, что в образах верховных божеств любой цивилизованной религии отчетливо выражены отцовские или материнские черты. В любой цивилизованной религии люди мыслятся как дети верховных божеств - и одновременно как их подчиненные, слуги, зачастую даже прямо называемые "рабами божьими".

Образ "родины" у людей классового общества - это всегда "отчизна", "родина-мать", то есть образ родины всегда ассоциируется не только с территорией, но и с родителями. Родина - это отец и мать: и тот, кому удастся отождествить себя с "родиной" в глазах масс, тем самым отождествит себя с образом отца и матери в сознании масс - и получит огромную (зачастую абсолютную, ничем не ограниченную) власть над этими массами. Множество смелых, сильных и вроде бы самостоятельных людей будут с радостью убивать и умирать по приказу того, кто сумеет отождествить себя с образом "отчизны", "родины-матери" в глазах этих людей.

А теперь посмотрим: кто же это старался и старается отождествить себя с образом "отчизны" и "родины-матери" на протяжении всего существования цивилизации? - Да не кто иной, как государство. Отождествляя себя с "родиной", государство перенаправляет на себя нашу любовь к родителям и тоску по родительской заботе, лежащие в основе патриотического чувства.

Государство как бы переодевается в образ "родины", а тем самым и в образ наших родителей - и в таком облике "влюбляет" в себя даже тех, кто никогда не полюбил бы его, увидев его в обнаженном виде. Ведь, строго говоря, что такое государство в своей основе, по своей сути? - Это организация армейских офицеров, судей и полицейских, состоящий из них аппарат управления (подробнее об этом мы уже говорили во второй главе нашего исследования). Кто из обычных штатских людей, не связанных родственными узами с армейскими офицерами, судьями и полицейскими, испытывает к ним (особенно к судьям и полицейским) чувство горячей любви? - Нелегко найти таких... А вот "родину" любят многие, очень многие - и если государство, накинув на себя одеяния "родины", отдаст приказ, то множество людей с готовностью пойдет по этому приказу на смерть.

Таким образом, формируемое семейными отношениями классового общества желание подчиняться добрым и заботливым папе и маме, лежащее в основе патриотизма подчиненных, перенаправляется на государство (посредством отождествления образа родителей с образом родины, а образа родины - с государством) - и тем самым оказывается одним из мощнейших идеологических орудий политической власти эксплуататорских классов. Вот почему пропаганда "семейных ценностей" теснейшим образом связана с пропагандой патриотизма в любом классовом обществе - и вот почему в любом классовом обществе пропаганда

"семейных ценностей" (так же, как и патриотическая пропаганда) может усиливаться, может ослабевать, но никогда не исчезает совсем.

Бывает так, что патриотическое чувство одушевляет то или иное повстанческое движение, борющееся против обладающих политической властью эксплуататоров, против принадлежащего им государственного аппарата. Собственно говоря, так бывало и бывает до сих пор с подавляющим большинством повстанческих движений {хотя из этого и не следует, что так будет всегда). Однако это означает только то, что эти движения либо уже руководятся какими-то эксплуататорами, которые еще не имеют политической власти, но рвутся к ней - либо еще не руководятся никакими эксплуататорами, но, свергнув старых эксплуататоров, обязательно сделают своих лидеров новыми эксплуататорами и посадят их себе на шею . А уж новые-то господа обязательно постараются укрепить и усилить перешедший в их руки государственный аппарат, несколько расшатанный восстанием, но так и не разрушенный им (в том числе и из-за патриотизма повстанцев, не позволяющего им полностью уничтожить эксплуататорское государство) до конца. Именно так все и происходило, к примеру, в ходе всех буржуазных и неоазиатских революций.

* * *

Из всех психологов, работы которых были использованы автором при проведении данного исследования (см. в библиографии), наиболее близко к пониманию психологии как социальной психологии, к пониманию определяющей роли отношений управления и собственности в формировании и развитии человеческой психики, наконец, к концепции лежащих в основе индивидуальной личности пяти непримиримо противоречащих друг другу влечений подошли два великих психоаналитика, прошедших хорошую марксистскую школу - Альфред Адлер и Эрих Фромм. Адлер в своей концепции неврозов и психозов настолько тесно увязал их происхождение и развитие с отношениями господства и подчинения, волей к власти и готовностью к подчинению (см., напр., его работы, изданные в русском переводе под заглавием "Практика и теория индивидуальной психологии" [10]), что автор этих строк считает его своим прямым предшественником. Что же касается Фромма, то если бы мне задали вопрос: "Какая книга по психологии оказала наибольшее влияние на формирование твоих воззрений в этой сфере?" - я бы ответил: "Анатомия человеческой деструктивности".