З дисципліні

Дата добавления: 2015-08-31; просмотров: 517

С пульсом в сто двадцать я стоял перед дверьми новой Роомовской квартиры, куда он перебрался после того, как окончилась катастрофой попытка вселить к себе какую-то энную в квадрате жену. На невысокой фанерной двери, ничего хорошего не предвещая, красовалась приколотая кнопками настоящая визитная карточка:

„Абрам Матвеевич Роом. Режиссер и групповой руководитель Союзкино".

Из-за двери доносился монотонный голос Абрашки, что-то кому-то диктовавшего. Временами его прерывал тоненький женский голосок:

— Нет, Абанька, так нельзя! Если „одно из двух" — так должно быть что-то второе, а то что же получается! Одно есть, а второго ничего нету!.. У-у, носенька, ну, дай носеньку поцелую!

— Я тебе говорю — одно из двух! — сердитым, но не черезчур сердитым, голосом отвечал Абанька. — Или ты мене секретарь, или ты мене жена! А то что же это такое получается?..

Но потом, к моему великому удивлению, послышался чмок и какой-то странный, похожий на хрипение довольного крокодила, звук. Звук этот, по-видимому, исходил от Абрашки. Ничего подобного я в своей жизни от Абрашки не слыхивал, и душу мою внезапно охватило сомнение. Я еще потоптался с минуту перед дверью с визитной карточкой, потом тяжело вздохнул и повернул обратно. Это было в первый раз в моей жизни, что женщина стала поперек моего пути…

- 284 -

* * *

Выйдя на улицу, я почувствовал, что ворота в царство искусственных снов для меня теперь на всегда закрыты.

Но оставалось еще несколько шансов: где-то на свете должны были еще существовать теплые друзья, сохранившие память старого, доброго Ох-Ивановича. Повернув в переулок и еще раз в переулок, я выбрался на большой торный путь, который в былые времена безошибочно приводил меня во всеоб'емлющее лоно Оськи Калюжного и в компанию присных его.

Я поднялся по лестнице и постучал в желтую дверь. За дверью послышалось легкое испуганное движение, потом ручка опустилась, и в приотворившуюся щелку выглянуло косоглазое лицо Терентия

— Оськиного осветителя.

— Ай, Солонэвич! — воскликнул он, но особенного энтузиазма в его тоне я как-то не почувствовал. — Ну, вайди, вайди! Куды тебя пропадал?

— Никуда не пропадал, — ответил я грустно-элегическим тоном. — А вот Абрашку одного оставлять нельзя: он женится на каждом перекрестке!.

Войдя в комнату, я оглянулся и обнаружил в «ей подозрительную пустоту. Не было ни Оськи, на Штосса, ни Оськиных чемоданов, которые в былые времена с таким потрясающим успехом восполняли абсолютно все пробелы в меблировке, не видно было, наконец, даже Оськиной знаменитой камеры, которая, стоя в углу, узурпировала обычно половину жилплощади.

— Что-й-то здесь попахивает мерзостью запустения! — спросил я запиравшего за мной Терентия.

— Чэм напахивает? — переспросил тот. — Уй, да, мэрзость, мэрзость ГПУ бил позавчэра, за- брал Оська, забрал аппаратура, забрал даже водка в бутылка, пить вовсе нэчего осталось. . .

- 285 -

— Забрал Оська?!. — вскричал я. — Куда забрал Оська?! Почему забрал Оська?!..

— Абрашка вовсе засыпался со своим Горьким. Горький написаль сценарий, Абрашка стал крутить, потом пришел ГУК, сказаль — сценарий к чорту, ГПУ сказаль — сценарий все-таки крутить, Басс сказаль — хорошо, крутить — так крутить, нам какое дэло, раз дэнга все равно выписана! Оська сказаль — такой сценарий крутить нэбудэт, сказаль — сценарий надо на Красную площадь, в сортир, для обслуживания граждан, вот ГПУ и пришел, сказаль — гайда. . . Тэпэрь Оська на Лубянка, и Агафий тоже на Лубянка, а Штосе куда-та смылся, вовсе нэт Штосса. . . ГПУ пришел искать Штосс — Штосса нэт, будто вовсэ и не было. . . Мэня ГПУ сказаль подписать подписка об нэвыезде, вот я тэпэрь сидит и нэ выезжает. . .

Вид у Терентия был до нельзя пришибленный и обиженный. Даже потоки богохульств, так легко и сногсшибательно стекавшие с его монгольских уст, попритихли] и иссякли, а желтый чуб прилип к вискам и посерел, будто его долгое время посыпали пеплом. . .

— Но Терентий! — возопил я. — Что же это будет?!.. Они ж укатают Оську куда-нибудь в Соловки — что-ж мы тогда будем делать!? Об нем хоть кто-нибудь хлопочет, передачи кто-нибудь носит? Был кто-нибудь там, на Лубянке — хоть узнать, чем все это дело пахнет?!

— Уж был-был! Уж Басс был раз тридцать и Керж был раз тридцать, и Киршон был раз тридцать, только вот Абрашка, сукин сын, сидит, мать его. . . от одна баба на другая баба пэреженивает-ся! . . У нэго там вэдь блат есть, у мэрзавца, уж я ему кишку выверну — пусть вот только снимут под-пыску об нэвыезде! . .

— А причем тут подписка о невыезде?

— Как причем?! Я ему кишку выверну, так меня потом тут же на месте — туда же на Лубянку! Нет — вот пусть подождет, пока я билеты на Таш-

- 286 -

кент достану, вот тогда пусть меня поймают, сволочи! Уж я ему глаз выдеру, уж я ему кишку выпущу, расперетак-его, трам там-там!..

Повидимому, кровожадным мечтам Терентия не суждено было сбыться. Месяца через три я встретил его на Тверской в сопровождении некоей косоглазой дульцинеи, и спросил о последних сведениях относительно Оськи.

— Сидит! — с видимым удовольствием отвечал Терентий. — Сидит подле Ташкента на поселении, меня к себе приглашает! Пишет, — говорит: ну его ко всем чертям с Москвой, и с Бассом, и с Союзкино, и вообще — ко всем чертям! Приезжай, — пишет, — будешь у меня в юрте с верблюдихи молоко доить! Хы-хы... Про тебя спрашивал. Спрашивал, куда тебя запропало и не сидишь ли тоже.

— Штосе — что? Ничего не слыхать?

— Штосе нэма! — пожал плечами Терентий.— Как пропаль — так пропаль... Может, тоже где-нибудь на песках шатай-болтай...

— А Абрашка — что?

— У, Абрашка!.. — окрысился он. — Абрашка... — Терентий пытался было еще в лишний раз по своему охарактеризовать нашего общего бывшего шефа, но, вспомнив про наличие своей нежной спутницы, во время удержался...