CAPITOLO SECONDO 2 страница

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 494

Отец Василий был сугубо монашеского устроения и рано вышел из всех компаний с чаепитиями. Но в ту пору я принимал это за “надменность” и осуждал его. Прости меня, о. Василий! И лишь годы спустя вспоминается, как это “надменное” лицо озарялось удивительно детской улыбкой.

Духовный рост о. Василия был поразительным. Уже с первых служб у Престола он многие молитвы знал наизусть, а служил удивительно благоговейно. Лишних слов и движений у него на службе не было, и Агничную просфору он разрезал всегда четким, уверенным движением. Много раз, когда мы вместе служили в скиту, я замечал, что после службы он около часа оставался в алтаре и весь уходил в переживание прошедшей

литургии. А еще он часто служил молебны преподобному Амвросию, сосредоточенно молился и негромко пел. Он был лучшим канонархом Опти-ной пустыни.

Не припомню случая, чтобы о. Василий препирался или отказывался от послушания, а тогда многие отказывались ездить в Шамордино или в Москву. Из других его качеств - простота и готовность помочь. Несколько раз в искушении я обращался к о. Василию, а он всегда старался утешить и давал разумные советы из святых Отцов.

На службе он весь уходил в молитву и молча “тянул” четки, никогда не вникая в разговоры, которыми, случается, “болеет” братия. К иконам подходил так: сначала постоит в сторонке, помолится, а затем быстро подойдет к иконе, полагая на себя крестное знамение довольно осмысленным движением и задержав на мгновение сложенные пальцы у лба. Запомнился характерный взгляд о. Василия - всегда внутрь себя.

Все мы очень любили проповеди о. Василия, а последняя его проповедь поразила меня. Он был охвачен огнем такой великой любви к Богу, что, возможно, помимо воли выкрикнул: “Какой прекрасный и милостивый у нас Господь!” Помню тишину в храме и чувство, что это больше чем слова.

После погребения братии раздавали личные вещи о. Василия, и мне достался его требник, маленький, еще царского времени. Я раскрыл его, и первое, что увидел, было “Последование отпевания усопших в Пасхальную седмицу” и место: “Вечная твоя память, достоблаженне и приснопамятне брате наш”. И я вписал туда имя -- Василие”.

Рассказывает шамординская монахиня Исаакия: “В те годы я пела на молебнах в Оптиной и помню первый молебен иеромонаха Василия. Перепутав расписание, я опоздала почти на час. Все давно разошлись, решив, что молебна не будет. И лишь один о. Василий смиренно ждал меня в храме. Свой первый молебен он провел так безукоризненно, будто давно уже служил. А моего чудовищного опоздания он как бы не заметил. Он вообще не замечал чужих промахов. Очень смиренный был батюшка”.

Рассказывает игумен Тихон: “Когда я был диаконом, то один раз проспал и опоздал на службу. Между тем диакон должен прийти раньше иеромонахов, зажечь лампадки в алтаре и приготовить все к службе. Вхожу в алтарь, а о. Василий лампадки зажигает. “Батюшка, - говорю, - простите, проспал. Давайте я зажгу”. - “Прошу вас, - отвечает он, - не лишайте меня этой радости. У монаха три радости - лампадку зажечь...” Что он говорил дальше, не помню. Но запомнилось, как он трогательно ободрил меня, когда я переживал из-за своей вины.

Помню еще, как кто-то был недоволен, что всю братию посылают на сельхозработы, а о. Василия - нет. “Я чувствую, что он рожден для крупного послушания, - сказал тогда отец наместник, - а для какого, не пойму”.

Рассказывает игумен Михаил (Семенов): “Паломником я работал в Оптиной на послушании и жил в одной келье с паломником Г. Великим постом Г. тяжело заболел, а о. Василий носил ему обед из братской трапезной и каждый день исповедовал его. Я в таких случаях старался выйти из кельи, но о. Василий деликатно возражал: “Нет-нет, лучше мы уйдем, чтобы не мешать вам”. У Г. было тяжелое нервное расстройство, связаннов с беснованием, но по молитвам о. Василия произошло исцеление. И я завидовал Г. “белой завистью” - какой же у него хороший духовный отец!”

Вспоминает Тамара Мушкетова: “Жил тогда в Оптиной паломник Митя и рассказывал случай. На последней пассии Великого поста 1993 года все стояли со свечами, а Мите свечки не досталось. И вот стоит он за спиной о. Василия и думает: “Видно, я хуже всех, раз мне свечки не досталось”. Постоит и опять в унынии думает: “Все люди как люди. Один я без свечи”. Тут о. Василий оборачивается к нему и говорит: “Ну хватит, хватит. Возьми мою”. И отдал ему свою свечу”.

Инокиня Ольга пишет: “Я готовилась причащаться и спросила о. Василия на литургии: “Батюшка, вы будете сегодня исповедовать?” - “Нет”. - “А что же мне делать?” - “Смиряться”. Но не прошло и пяти минут, как он вышел из алтаря и взял меня на исповедь. Говорил батюшка просто. Однажды рассказала ему, что поленилась прочесть вечернее правило и было мне за то вражье нападение. А он: “Ну, теперь поняла?” И все-таки главного об о. Василии не расскажешь в словах. Помню, он вышел из храма и неспешно шел по молодой зеленой траве, перебирая четки и весь уйдя в молитву. Я хотела подойти к нему и взять благословение. И вдруг меня остановил будто страх Божий - было чувство, что он живет уже в ином мире и идет по земле, не касаясь ее”.

Рассказывает Алевтина Попова, инженер из Киева: “Я мало что знала о вере, когда начала ездить в Опгпину на исповедь к о. Василию. Но что я понимала тогда? Просто мне очень нравилось, что у меня высокообразованный духовник, который разбирается в современных вопросах и говорит современным языком. А после смерти о. Василия был случай. Сижу на лавочке возле его могилки и читаю сидя “Отче наш”: Вдруг слышу голос о. Василия: “Встань!” Я не обратила на это внимания и продолжала молиться сидя. Но вот что удивительно - никогда после этого я не могла уже читать молитву “Отче наш” сидя. Какая-то сила поднимала меня, и я вставала”.

Из воспоминаний шамординской инокини Сусанны: “После убийства на Пасху некоторые особо выделяли о. Василия, поскольку он иеромонах, а о. Трофим и о. Ферапонт простые иноки. Я сказала об этом своему духовному отцу, а он ответил: “Нет, это тричисленные мученики, и все трое пострадали за Христа”. В ту же ночь о. Василий явился мне во сне одетым, как простой инок - без мантии и иерейского креста, будто желая показать, что он ничем не отличается от убиенных с ним братьев. Разумеется, снам нельзя доверять, но ведь и в жизни о. Василий был настолько простым и смиренным, что о его духовных дарованиях мало кто знал”.
“Иди ко мне!”

В Оптину пустынь к о. Василию ездила болящая паломница Инна, ходившая на костылях. Однажды ноги совсем отказали, и Инну принесли в храм на руках. Сидит она в храме, а подойти на исповедь к о. Василию не может. Вдруг о. Василий оборачивается и говорит: “Иди ко мне!” И Инна встает и идет. После смерти о. Василия Инна ушла в монастырь и приезжала на могилку о. Василия уже в апостольнике.
“Раз обличил, то сними”

Молодая девушка, окормлявшаяся у о. Василия, одевалась по-монашески, а под черным платком носила золотые серьги. Однажды во сне о. Василий обличил ее за это.

- Батюшка, - спрашивала она его потом, - что же мне делать, если вы во сне обличили меня?

- Раз обличил, то сними, - ответил о. Василий, не уточняя, что снять - серьги или черный платок.

А вскоре эта девушка сняла с себя все “монашеское” и по благословению батюшки вышла замуж. Теперь она счастливая многодетная мать.
“Отец Василий нам все наперед предсказал”

На беседе в воскресной школе г. Сосенского о. Василий сказал: “Мы надеемся на земное и не хотим уповать на Господа, пока нам хорошо. А завтра остановится завод, перестанут платить зарплату, а в квартирах отключат отопление. На что тогда уповать?”. После смерти о. Василия завод, кормивший город, почти остановился, зарплату перестали выдавать, а из-за нехватки топлива в квартирах был такой холод, что люди, как в гражданскую войну, стали мастерить “буржуйки”. Вот тогда и заговорили в городе: “Отец Василий нам все наперед предсказал”. В это безденежное время в Сосенском открыли храм, освятив его в честь преподобного Серафима Саровского. И сплотились православные, утверждая, что лишь упование на Бога не посрамляет.
“До смерти”

Отец Василий, да что ж у меня все скорби и скорби? И долго ли их терпеть? - спросила монахиня Никона.- До смерти.
“Если б вы знали, как нас любит Господь!”

Уезжая из Оптиной пустыни москвичка Мария Руденко пожаловалась о. Василию:

- Какая в Оптиной благодать! А надо ехать домой, тратить жизнь, по сути, на мелочи.

- Наше дело заниматься прахом, - ответил о. Василий. И вдруг сказал, просияв, - если б вы знали, как нас любит Господь!

“Главное - сокрушать идолов в себе...”

Однажды на беседе в тюрьме г. Сухиничи заключенные задали о. Василию вопрос: “Кто хуже - “коммуняки” или “демоняки”, и когда этого идола Ленина из мавзолея уберут?”. Отец Василий ответил: “Главное - сокрушить идолов в себе, а внешние сами падут”.
“Решето”

- Батюшка, я курю и буду курить.

- Ну что мне тебя за это сигаретой убить? Но ведь скорби от курения будут, и курякам стяжать благодать Божию - все равно что решетом воду таскать.
“Радость в Господе”

- Батюшка, я часто плачу, особенно на молитве, и на душе у меня безрадостно.

- Начнешь исполнять заповеди и перестанешь плакать. И вдруг откроется, какая же радость в Господе!
“Это превыше всего”

- Отец Василий, что делать? Все идут в храм, а я в аптеку: то дети болеют, то свекровь.

- Главное - исполнить заповедь любви. Это превыше всего.
* * *

Рассказывает бухгалтер Оптинского подворья в Москве Людмила: “В ту пору у нас на подворье была крохотная трапезная в вагончике, где обедали вместе монахи и женщины. Отец Василий по-монашески избегал садиться за стол вместе с женщинами и приходил в трапезную после всех, когда там не было женщин, но и обеда порой уже не было - один хлеб оставался, а ему и хлеба хватало.

Однажды я пришла в трапезную после всех. Обедаю, а тут входит о. Василий. “Батюшка, - говорю, - мне уйти?” - “Ну зачем же?” Это было на Преображение, и в трапезную принесли большое блюдо с фруктами. Но к нашему приходу осталось лишь два персика - один красивый большой, и маленький, порченый. Я потянулась к маленькому персику, а о. Василий положил передо мной большой. “Батюшка, я не возьму. Это вам”. А он: “Благословляю съесть за послушание”.

На подворье мы видели батюшку только в храме. Остальное время он сидел у себя в келье, как в затворе, и кроме храма никуда не ходил. Он был МОНАХ, и это чувствовалось”.

Игумен Феофилакт, настоятель Оптинского подворья в Москве, вспоминает: “Отец Василий исповедовался ежедневно. Каждая его исповедь была творческой, а помыслы он пожигал уже на уровне прилогов”.

Из воспоминаний гаамординской инокини Сусанны: “Был Успенский пост 1991 года, когда о. Василий служил в Шамордино. Я тогда только что поступила в монастырь, работала на послушании в трапезной и беспокоилась, что батюшка не пришел обедать. Шел дождь, и часа в три я увидела в окно, как о. Василий идет под дождем спокойным шагом, прикрывая мантией красную дароносицу на груди, - он ходил в Каменку причащать больного. В трапезной батюшка от обеда отказался и попросил кислых ягод. Съел он немного ягод, а на ужин не пришел. На следующий день он опять съел лишь горстку ягод и не ужинал. Лишь на третий день он поел с ягодами немного ржаного хлеба. Помню, я сильно удивилась такому воздержанию. Постом и так пища скудная, а он и этого не ест. У меня тогда была большая ревность по Боге. Как все новоначалъные я хотела поскорее исправиться и достичь чего-то высшего. И вдруг в проповеди перед общей исповедью о. Василий сказал, что нельзя обольщаться и надеяться, будто однажды мы исправимся и станем праведными: “Нужно помнить всегда, что мы неисправимы, и смиряться с тем, что мы хуже всех”. Я вся горела желанием исправиться, а тут - “неисправимы”. И я не соглашалась с этой мыслью о. Василия, пока не поняла: он говорил о смирении как основе всего. И не дай нам Бог почувствовать себя праведниками - это фарисейство. После смерти о. Василия я много раз перечитывала его проповедь, опубликованную в газете “Лампада”. И не могла понять в ней одно место: “Смотреть и видеть Господа, который идет впереди нас с вами и попирает Своими пречистыми стопами все те скорби, которые враг уготовал нам. Эти скорби уже попраны Христом, они уже Им побеждены”. Я никак не могла понять, как это - наши скорби уже попраны и побеждены Господом? Спросить было не у кого. И вдруг вижу во сне живого о. Василия, спрашиваю его о непонятном в проповеди, а он объясняет. Оказалось все просто. Ведь Господь своею смертью победил грех, даровал нам победу над ним и научил, как противостоять ему”.

Из воспоминаний монахини Олимпиады, игуменьи Орловского Свято-Введенского монастыря: “Паломницей я два года работала на послушании в Оптиной. Потом меня благословили на монашество, и встал вопрос о выборе монастыря. “Возвращайся в Орел, к себе на родину”, - сказал мой духовный отец схиигумен Илий. Другой же батюшка сказал: “Что ты будешь делать в Орле, если у вас нет монастырей? Монах без монастыря, как рыба без воды. Просись лучше в крепкий монастырь под опытную игуменью”. Я и сама так хотела и стала умолять батюшку Илия благословить меня в какой-нибудь монастырь с опытной игуменьей. Батюшка колебался, но уступив моим мольбам, сказал: “Ну хорошо, помолись и выбирай”. Помню, пришла я тогда в тяжких раздумьях на могилку о. Василия и долго молилась, взывая к новомученику: какой же мой путь? И вдруг слышу голос о. Василия, повторяющий с силой: “Орел! Орел!” Я опешила - так явственно это звучало. Иду скорей к батюшке Илию и говорю: “Батюшка, что со мной сейчас на могилке о. Василия было! Одно только слово слышу: “Орел!” Батюшка обрадовался: “А я тебе что говорю? Вот твой путь - Орел”. Так я уехала в Орел. И если до революции в Орловской губернии было множество монастырей, то теперь восстановить наш единственный в те времена монастырь стоило таких скорбей, что не раз слезами умылись. Это ведь лишь на бумаге считается, что гонения на православие кончились, а на деле мы чувствуем их. Иноземным проповедникам в нашем городе сразу дают за мзду помещения и транспорт. А православным чаще дают понять, что мы бесправны на нашей земле. Вот один только случай. Достали мы для ремонта цемент на цементном заводе, а вывезти его не на чем. Полный город машин, а нам ни за деньги, ни без денег машину не дают. Сколько я кабинетов обошла, а везде отказ с улыбкой, да еще такого наговорят! Вернулась я в монастырь уже без сил и прилегла на минутку. Вдруг вижу в тонком сне - о. Василий сидит за рулем трактора и очень решительно, как танк, направляет его в ворота цементного завода. А я сижу с ним в кабине и прячусь за его спину: пусть, думаю, батюшка Василий сам все свершит, а то я так устала просить.

Сон был кратким, но до того утешительным, что я проснулась с явственным чувством - сейчас привезем цемент. Выхожу за ворота, поднимаю руку, и первый же грузовик тормозит, а шофер с доброжелательной готовностью едет за цементом. Так мы восстанавливали наш монастырь, не имея ни сил, ни средств, но возложив все упование на Господа и наших скоропомошников новомучеников Оптинских”.

Из воспоминаний инокини Н-го монастыря: “Хочу рассказать о моем исцелении по молитвам Оптинских новомучеников от болезни телесной и, что важнее, духовной. Дело было так. Наша иконописная мастерская находилась в доме, где еще жили миряне. Слышимость была отличная, работать под звуки телевизора я не могла и приноровилась залеплять уши парафином. Через два месяца уши стали побаливать, в голове стоял постоянный шум. А когда на годовщину убиения Оптинских братьев мы с сестрами приехали к их могилкам, то у меня началась такая нестерпимая “стреляющая” боль в ушах, что батюшка благословил меня ехать утром в больницу. На могилках новомучеников в тот день стояли иконки Спасителя, было много цветов и иных даров. И вдруг к моей радости мне благословили иконку Спасителя с могилы о, Трофима, три цветка с могилы о. Василия, платочек с могилы о. Ферапонта и шерстяные носки с могилы иеросхимонаха Иоанна.

Вернулась я в гостиницу усталая, думая, что мгновенно усну. Но боль в ушах сверлила с такой силой, что не было мочи терпеть. В три часа ночи, совсем измученная, я вспомнила, что у меня с собой святыньки с могил новомучеников. Взмолилась я им и преподобному Амвросию Оптинскому, и вдруг увидела, что на столике рядом со мной стоит пузырек со святым маслом от мощей преподобного Амвросия. Отломила я кончики цветов с могилки о. Василия и, окунув их в святое масло, вложила в каждое ухо. Платочек с могилки о. Ферапонта положила на ухо, болевшеее особенно сильно, а сверху прикрыла уши носочками с могилки иеросхимонаха Иоанна. Надела апостольник и удивилась - боль мгновенно прошла, и я блаженно уснула. Ехать в больницу нужды уже не было. Но наутро шоферу надо было заехать в больницу, и за послушание батюшке я решила показаться врачу. И тут мне промыли уши, извлекли оттуда немало парафина, а врач сказала, что я лишь чудом не потеряла слух. После этого на меня напал страх перед парафиновыми затычками. И когда нас послали за покупками для иконописной мастерской, я, не спросясъ, купила магнитофон, решив, что буду работать в наушниках, слушая православные песнопения. О своей самочинной покупке я сообщила батюшке не на исповеди, а в обычном разговоре. Он сказал, что это воровство и надо покаяться на первой же исповеди. И тут началось худшее из худшего - упорство в грехе: я помнила лишь страшную боль в ушах и не хотела каяться. Наступило состояние такого духовного нечувствия, что я уже не считала грех за грех. Пришло время причащаться. Накануне вечером я написала исповедь, хладнокровно решив, что не буду каяться в этом грехе, находя ему множество оправданий. А ночью вижу во сне, будто я снова в Оптиной, а о. Василий с батюшками в тревоге обсуждают, как же исправить меня. Решили, что будут по очереди исповедовать меня в надежде пробудить во мне покаяние. Поисповедовалась я у первого батюшки, но утаила свой грех. Потом меня взял на исповедь о. Василий. Я опять теплохладно перечисляю грехи и не желаю каяться в воровстве. А о. Василий говорит мне сокрушенно: “Я даже не знаю, чем вам помочь”. Сказал он это с такой скорбью, что мне стало стыдно до слез. Раскаяние уже обжигало душу, но тут меня окликнул мой духовный отец и велел идти с ним по делам в скит. Помню, долго мы ходили по делам, а у меня одна мысль и страх - лишь бы успеть покаяться! Лишь бы о. Василий не ушел! Возвращаюсь, наконец, в монастырь и вижу - все батюшки давно разошлись и только о. Василий стоит у аналоя и ждет меня на исповедь. А у меня такая радость - успела! Спешу к о. Василию... и просыпаюсь от звона будильника, и бегу в храм, чтобы исповедать свой грех”.

Рассказывает монахиня Нектария (Шохина): “Летом 1993 года я приехала в Оптину пустынь и узнала, что трое моих отцов-наставников так тяжело заболели, что не выходят из келий. Помню, полола я сорняки и вдруг бросила дергать траву и взмолилась: “Господи, лучше бы я заболела, чем они!” - “Ты хоть понимаешь, о чем просишь?” - сказала инокиня Евфросиния, работавшая рядом со мной. А я лишь жарче молюсь: “Господи, исцели батюшек и даруй их болезни мне!” И дано мне было по вере моей. К вечеру я слегла - сердце останавливалось, в легких булькало и хрипело, я вся разбухла и отекла, как при водянке. По образованию я медицинский работник и понимала, что умираю. Тут инокиня Евфросиния зашла меня навестить, а я протягиваю ей через силу “Канон на исход души” и прошу: “Читай”. Она испугалась, но увидев мое состояние стала читать.

Утром мои разбухшие ноги вставили в чужую огромную обувь и кое-как под руки привели к могилкам новомучеников. С помощью сестер я положила земной поклон и стала молиться: “Господи, молитвами новомучеников иеромонаха Василия, инока Ферапонта, инока Трофима исцели меня!” Три дня меня готовили к смерти, причащая ежедневно. И три дня через силу, с помощью людей я добиралась до могилок новомучеников и молилась им об исцелении.

Через три дня выздоровела не только я, но и трое моих отцов-наставников. А я в благодарность за исцеление написала акафист Оптинским новомученикам”.

Геолог Людмила Васильевна Толстикова, ныне инокиня Георгия, пишет: “Дивен Бог во святых своих! Для меня трое Оптинских новомучеников - святые. И хочу рассказать о двух случаях милости Божией, явленной мне, грешной, через иеромонаха Василия.

Был у меня в юности тяжкий грех, со стыдом вспоминаю его и теперь. Но будучи новоначальной, я фактически скрыла этот грех на исповеди, назвав его незначительным, уклончивым словом, а это был смертный грех. Шли годы. Я уже пела на клиросе, когда по тяжести в душе догадалась, как давит на меня этот давний неисповеданный грех. Но на исповеди я от стыда не могла ничего выговорить или вдруг “забывала” его. И вот наступила Крещенская ночь 1993 года. Я написала письменную исповедь, решив во что бы то ни стало покаяться сегодня же. А на всенощной узнаю, что мой батюшка сегодня исповедовать не будет. Гляжу, а к другим батюшкам такие толпы причастников, что уже ясно - на исповедь мне не попасть.

Храм был переполнен. Народ теснил меня сзади прямо к аналою о. Василия. Но я была в таком удрученном состоянии, что, повесив голову, двигалась в толпе, не замечая вокруг ничего. И вдруг о. Василий обернулся в мою сторону и, “выдернув” кивком из толпы, вне очереди взял на исповедь. А я слова не могу вымолвить и лишь молча протягиваю батюшке запись исповеди. Записка была свернута вдвое, и что в ней написано, о. Василий не знал. Смотрит он на записку в моей руке и говорит изумленно: “И это мне?” - “Вам, батюшка”. А он снова восклицает: “И это мне?” - “Вам. Прочтите”. А он нараспев: “И это мне-е?” Я тогда не знала, что батюшка прозорлив, но точно знала - ему открыто мое состояние: он знает, что в записке, даже не читая ее. А я лишь опускаюсь на колени и плачу так сильно, что слезы заливают лицо. И я не понимаю одного - как я теперь взгляну в глаза батюшке, если ему открыта вся моя скверна? И вдруг слышу, как о. Василий БЛАГОДАРИТ меня за исповедь. Поднимаю глаза и вижу сияющее радостью лицо батюшки. Расскажу о другом случае. Когда по благословению старца я переехала из большого города в Козелъск, родные сперва корили меня. Но все было промыслителъно. В Козелъск я приехала уже больная, с опухолью. Лечиться не люблю, то тут, по настоянию родных, прошла обследование в Москве на УЗИ, и врач, установив размеры опухоли, назначил мне курс лечения. Год я добросовестно лечилась, но повторное обследование показало - толку от лечения нет. И я бросила лечиться, возложив все упование на Господа. Теперь я понимаю, что это дерзость и в моей надежде на чудо была тонкая струнка тщеславия. Но тогда я много ездила по монастырям и купалась в святых источниках. Духовная польза была огромной, но моя опухоль как была, так и осталась со мною, давая о себе знать весьма чувствительной болью.

В Страстную Пятницу 93-го года я вернулась из паломничества на свое послушание в Оптиной, а на Пасху было убийство. Помню, я долго шла лесом по следам убийцы, стремясь настигнуть его. Страха за свою жизнь уже не было. Так потрясало это чудовищное злодеяние!

По профессии я геолог и, проработав всю жизнь в мужском коллективе, привыкла “держаться”, не давая волю слезам. На погребении я не плакала, но невыплаканное горе уже душило меня. Однажды на могилках новомучеников никого не было, и тут, обняв крест на могилке о. Василия, я впервые дала волю слезам. Я ничего не просила, только плакала, горюя о братьях. И вдруг почувствовала такую боль на месте опухоли, что даже присела. Кое-как с передышками добралась до храма, боль была сильной и, мне казалось, целебной - из меня будто кто-то извлекал опухоль. Так продолжалось минут пятнадцать, и вдруг я почувствовала, что исцелилась. Во избежание искушений я старалась даже не думать об этом и просто радовалась состоянию легкости и здоровья.

Но, видно, Господу было угодно засвидетельствовать мое исцеление, ибо вскоре я попала на обследование на УЗИ и как раз к тому врачу, который нашел у меня опухоль. Доктор был в недоумении: где же опухоль? “Тут, доктор, тут”, - говорю ему, показывая на болевшее прежде место. “Тут только ямка от опухоли”, - отвечает он. Не поверив, он назначил мне повторное обследование через полгода, еще раз подтвердившее - исцеление было полным.

Сперва я скрывала свое исцеление. Но ведь не ради меня, грешной, было явлено чудо, а ради прославления Оптинских новомучеников. Вот почему я решила засвидетельствовать письменно чудо исцеления, приложив, если потребуется, медицинские документы”.

Рассказ сотрудника Сретенского монастыря раба Божия Павла: “Однажды с игуменом Ипатием мы долго стояли у могилы о. Василия. Отец Ипатии рассказывал мне о нем и советовал молиться о. Василию, когда будет нужда в скорой помощи. Прошло немало времени, пока я вспомнил об этом. А вспомнилось так. Возвращались мы из Печор и наш новенький “ЗИЛ” вдруг сломался. Оказалось, порвался приводной ремень и при попытке связать его буквально рассыпался в руках. И тут начались наши мытарства. Вблизи никаких населенных пунктов. Останавливаем машины с просьбой помочь, но откуда у легковушки “зиловский ремень”? И вот что интересно - много разных машин прошло мимо нас, а “ЗИЛа” ни одного. Просим водителей позвонить в авторемонт, но они так вяло обещают, что видно - вряд ли будут звонить. Так прошел не один час. Становилось темно, да еще дождь пошел. Ситуация была до того безвыходной, что я в сердцах пнул по колесу и из меня вырвалось: “Ну, о. Василий, помогай, раз о. Ипатии велел молиться тебе!” Прости меня, Господи, что так грешно “помолился”. И вдруг глазам своим не верю - прямо к нам с пригорка катит “зилок”. А водитель тормозит, улыбаясь: “Что - загораем? Помощь нужна?” Я лишь молча показываю обрывки ремня. Шофер смеется: “Полезай в кузов!” Залезаю и вижу - в пустом кузове стоит ящик, полный новеньких “зиловских” ремней. Что со мной было и так понятно. А шофер нам про запас ремней еще дал. В общем ехали мы потом и всю дорогу благодарили Господа и нашего скорого помощника о. Василия”.

Рассказывает рясофорная послушница Любовь: “На Страстной неделе мне нужно было срочно уехать из Киева в свой монастырь. Деньги у меня были только на плацкартный билет, но дешевых билетов в продаже не было. Стою на вокзале в растерянности, а моя спутница говорит: “Но ты же так почитаешь о. Василия. Проси его!” Только я стала молиться новомученику Василию, как ко мне подходит женщина и просит: “Купите у меня купейный билет по цене плацкартного, а то поезд отходит - не успеваю сдать”. И я тут же уехала из Киева в купе”.

Из рассказов Галины Лавровым Безносовой, директора православной гимназии г. Козельска: “Ехала я на работу, а автобус сломался. Вижу, что опаздываю на занятия и взмолилась о помощи новомученику Василию. Возле меня остановилась машина и довезла до крыльца школы. Но таких случаев множество. Ведь когда мы открывали нашу православную гимназию, то каждый шаг или даже шажочек начинался с того, что идешь к мощам прп. Амвросия и к могиле о. Василия и поклоны с молитвой им кладешь”.

Православная гимназия начиналась так - в городской школе устроили вечер памяти новомученика Василия. Большинство учащихся были еще неверующими, и Галина Лавровна переживала: а придут ли дети? Вот и полагала она земные поклоны с молитвой: “Отец Василий, соберите отроков!” Сто двадцать отроков пришли тогда на вечер. А впечатление от встречи с отцами Оптиной пустыни было таким сильным, что все просили продолжения встреч. Так начался цикл православных вечеров. Верующих детей становилось все больше, и стала неотложной нужда в гимназии. Дети очень любят свою гимназию. Один маленький мальчик из дальней деревни ходил сюда пешком по два часа в один конец. Галина Лавровна и родители уговаривали его перейти в школу рядом с домом, но мальчик отвечал: “Я очень хочу изучать Закон Божий”. Пятый год работает православная гимназия. И пятый год вершится чудо: нет денег на зарплату учителям, и снова Галина Лавровна кладет земные поклоны с молитвой: “Отец Василий, помогите!” Нет дров и средств на завтраки учащимся, и опять спешит к могилам новомучеников директор гимназии. “Духовник нашей гимназии протоиерей Павел,- рассказывает она,- даже сказал регенту: “А у нашей Галины Лавровны один глас: “Отец Василий, помогите!” Но ведь мы действительно живем чудом. Сколько раз уже казалось - нет ни копейки, и гимназии не выжить. И все-таки мы живем, радуемся и растим

ПОСЛЕДНИЕ СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА ИЕРОМОНАХА ВАСИЛИЯ

Сердце обнищавшее, лишенное благодати, а значит, и силы, подвластно телу и исполняет его хотения и желания.

Укрепить свое сердце, наполнив его благодатью, и одолеть, подчинить тело сердечным стремлениям и намерениям - вот задача. Поставить сердце во главу, сделать его владыкою всего существа и отдать его в подчинение Христу за ту милость и благодать, которою Господь и укрепил и обновил это сердце.

“Царство Божие внутри вас есть...” “Погружай ум твой в слова молитвы”.
Преп. Иоанн Лествичник.

Через восхождение, погружение ума, соединенного с чувством, в слово молитвы, входим в Царство Небесное, которое внутри нас. Там Царство Духа, там наш дом родной, в который вселяется смиренная и умиленная душа, дивясь непрестанной милости Божией, покрывающей ее нищету и греховность.
* * *

Что легче? Терпеть голод в желудке или совесть, оскверненную чревоугодием? Что легче? Терпеть тяготу данного послушания или тяготу совести, оскверненной саможалением, самолюбием и как следствие - отказом от послушания?

Всюду труд, всюду терпение, всюду тягота жизни. Но в одном случае помогает Господь, а в другом отступает. В одном случае иго Господне, а в другом - иго диавола. Господь не отнял окончательно наказания за грех - тягота жизни осталась, но жизнь преобразилась в Духе. Дух этот дается несущим иго Христово, выбирающим исполнение заповедей Божиих, а не служение плоти и крови. Господи, даждь ми силу избирать во всем иго Твое благое.