Додаток В

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 495

«Господа Головлевы» + билет 12

Господа Головлевы. В 1880 году Салтыков-Щедрин выпускает в свет одно из лучших произведений — роман «ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ». Он вырос из очерков входивших поначалу в состав цикла «Благонамеренные речи». Очерковая самостоятельность глав сохранилась и в структуре романа: каждая глава представляет некий завершившийся этап в истории семейства дворян Головлевых. Обычно глава заканчивается смертью одного из членов семейного клана либо событием, предопределяющим смерть. Поэтому композицию книги определяют как «историю умертвий». Стало быть, сквозной, центральной темой здесь является история вырождения дворянской семьи. Тема умирания «ветхого человека» к 1880-м годам стала традиционной в русской литературе. Но подход к ней у Салтыкова особенный: во-первых, он нимало не сочувствует гибели дворянских гнезд; во-вторых, он показывает, что разложение головлевского гнезда не является следствием материального оскудения его владельцев. В каждом из них проявляются одни и те же признаки деградации личности.

Очевидно, писателя занимает проблема дурной наследственности, проблема биологического вырождения рода. Однако у автора «Господ Головлевых» генетические закономерности не являются главным, определяющим фактором разрушения семьи. Ее здесь губят не порочные физиологические склонности, а дурные духовные страсти людей — и такая постановка вопроса в полном соответствии с традициями русского реализма. Семью разлагает страсть к наживе, к накопительству.

Роман «Господа Головлевы» органически входит в контекст русского социально-психологического романа. Но вместе с тем это роман сатирический. Поэтому психологический анализ автора здесь специфичен. Характер героя обычно раскрывается не через внутреннюю рефлексию, а во внешних проявлениях: в поступках, в прямых заявлениях, в суждениях, открыто декларирующих позицию данного лица.

Сатирический текст, как правило, тяготеет к аллегорической образности, к иносказательным рядам. Степан Головлев по дороге к родному гнезду вспоминает евангельскую притчу о блудном сыне, возвращающемся домой. А безалаберный, но неглупый отец семейства встречает других сыновей, Павла и Порфирия, приехавших на семейный суд, словами: «Мытаря судить приехали?.. Вон, фарисеи... Вон!» Эти религиозные реминисценции четко фиксируют отход Головлевых от норм гуманных отношений, от христианской морали: раскаявшемуся мытарю здесь нет прощения, ему не приходится надеяться на сочувствие и милость. Большой художественной удачей писателя является образ Порфирия Головлева — ИУДУШКИ,— построенный на контрастах: на противоречии между активностью, въедливостью, напористостью — и пустотой мелочностью, хозяйственной бесплодностью его занятий; на антитезе между ролью благочестивого семьянина, почтительного сына и преданного брата (на словах!) и поступками предателя, действующего как обирала, деспот и хищник; на несоответствии между внешней набожностью — и себялюбием человека, постоянно нарушающего новозаветную мораль. Иудушка – классический тип двурушника, у которого лицемерие – не частное, подсобное средство обмана и вымогательства, а важнейшее и органическое свойство характера, воспитанное в нем всей жизнью.

Щедрин акцентирует и национальный характер этого лицемерия: русский лицемер, в отличие от французского, не стремится к внутренней идентичности, к гармонии с самим собой, к тому, чтобы самому себе казаться образцом благочестия, общественного приличия,— маска лицемера не срослась с его кожей, она грубо приставлена к лицу. Он не столько лицемер, сколько пакостник, лгун и пустослов, давно освободивший себя от каких-либо нравственных ограничений. Лицемерит он по привычке, со временем почти бессознательно, но страстно, с нравственным садизмом. Автор нашел выразительные речевые средства для характеристики Иудушки: он с редким пристрастием, с надоедливой тавтологией обращается к трем формулам: «по-родственному», «по-Божески», «по закону». Он любит привести затертую пословицу, избитый афоризм: «Бог дал, Бог и взял», «Любишь кататься — люби и саночки возить» (в связи с отказом помочь другому сыну в катастрофической ситуации). Иудушка любит вести разговоры о спасении души и о благодарности Богу, но нет в них ни истинного чувства, ни убежденности. Он, как и мать его, соблюдает лишь внешний ритуал, особенно усердно после родственных злодейств: «Панихиды, сорокоусты, поминальные обеды и прочее — все это он, по обычаю, отбыл, как следует, и всем этим, так сказать, оправдал себя перед людьми и провидением». Щедрин здесь по-своему ставит проблему, которая особенно мучила Достоевского: нравственная деградация человека неизбежно связана с извращением религиозных чувств и понятий.

Иудушка — большой приверженец юридической формы. Под каждое свое намерение прижать мужичка он обязательно подводит законное обоснование.

Фантастический элемент в этом произведении проявляется и «запое праздномыслия», представляющем одну из последних стадий Иудушки: закрывшись в кабинете, он отдается безудержной и мстительной фантазии, доводящей его до экстаза.

Нравственно-этическая деградация героя проявляется и в специфике его хронотопа: писатель изображает, как сужается жизненное пространство героя,— от большого имения к существованию в одной комнате, а затем и в углу ее — в нем и осуществляются мысленные «баталии» Кровопивушки. На этой стадии Иудушка живет только в прошедшем времени, возвращаясь к одним и тем же людям и ситуациям.

Неожидан финал романа: Щедрин показывает не просто эмоциональное потрясение агонизирующего героя, но отчетливое осознание им своих злодеяний как измену Христовым заветам, порыв к внутренней самоказни, хотя, может быть, и не вполне осознанный.

Здесь, как и в ряде других произведений, Щедриным будет указываться на один возможный исход для людей, оцепеневших в пороках: надежду на пробуждение в них Совести, на способность их преклонить ухо к слову Христову.