Головна сторінка Випадкова сторінка КАТЕГОРІЇ: АвтомобіліБіологіяБудівництвоВідпочинок і туризмГеографіяДім і садЕкологіяЕкономікаЕлектронікаІноземні мовиІнформатикаІншеІсторіяКультураЛітератураМатематикаМедицинаМеталлургіяМеханікаОсвітаОхорона праціПедагогікаПолітикаПравоПсихологіяРелігіяСоціологіяСпортФізикаФілософіяФінансиХімія |
биоорганической химии, доцент В.В. БолтромеюкДата добавления: 2015-10-12; просмотров: 556
В 1886 году появляется повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича». Сюжетной основой повести послужила тяжелая болезнь и смерть знакомого писателя — бывшего члена тульского суда Ивана Ильича Мечникова, брата известного ученого И. И. Мечникова. Но единичный жизненный факт Толстой поднял до глубочайшего обобщения, раскрывшего типические черты жизни и психологии людей из привилегированных кругов общества. Как все люди его круга, Иван Ильич стремился добиться в жизни богатства, карьеры, видного общественного положения и влияния. И он всего этого добился и мог считать себя преуспевающим человеком. Ему казалось, что его жизнь и поведение заслуживают всяческого уважения, что он полезный деятель общества, хороший семьянин, которого любят и чтут его домашние. Но вот он заболел неизлечимой болезнью. И в ходе болезни, постепенно Иван Ильич начинает прозревать, что жизнь его прошла без настоящей пользы и смысла, что все, что он считал важным и значительным, на самом деле исполнено пустоты и лицемерия. Он увидел, что все окружающие его — друзья, сослуживцы и даже члены семьи — холодные эгоисты, глубоко равнодушные друг к другу, что вся его деятельность не приносила никому пользы и счастья, что его жизнь была пустой и бессмысленной и что все то, чем он жил и увлекался, недостойно настоящего человека. И ему стало страшно умирать. Перед самой смертью герой повести духовно и нравственно просветляется, перерождается, как бы «воскресает», вдруг осознавая всю пустоту и бесплодность прошлой жизни и идеал жизни настоящей, достойной человека. Этот идеал, к пониманию которого приходит нравственно переродившийся Иван Ильич, — идеал самого Толстого, все те же толстовские идеи нравственного совершенствования и царства божия внутри человека. Толстой хочет сказать своей повестью, что внешняя жизнь человека ничто, что главное — это внутренняя жизнь по завету божию. Так в повести сливаются обличительная и морализаторская тенденция в духе тех «вечных» нравственных истин, на позиции которых становится Толстой. Однако сильной стороной повести было как раз обличение безнравственной, пустой и бесплодной жизни людей привилегированных кругов. Источником драмы Ивана Ильича оказывался в изображении Толстого весь установившийся строй жизни, вынуждающий человека делать не то, что нужно другим людям и ему самому как человеку, а то, что на поверку оказывается ложью, лицемерием и обманом, в котором запутались люди того собственнического, эксплуататорского антинародного общества, к которому принадлежал герой повести. Смерть Ивана Ильича(лекция)
Тема смерти по-новому обыгрывается в "Смерти Ивана Ильича". Описывает героя своего света, как про себя пишет, то есть. Фамилия у Ивана - Главин. Герой разума. Как только он чувствует приближение смерти, ему кажется, что он отделен от всех. Иван Ильич не чувствует ни к кому любви. Это что-то новое у Толстого. Пишет об отсутствии любви вообще. Иван Ильич понимается по служебной лестнице, человек счастливый, всё хорошо, но потом настоящая лестница падает у него дома, и он понимает, что смертельно ранен. Символично, что в этот момент он как раз приехал в новый дом и собирался его энергично обустраивать. И тогда внешнее время заменяется внутренним временем. Всё стало одно и то же, одна боль. Пространство постоянно сужается, потом сужается пространство до одного дивана. И только тогда он начинает осмысливать своё существование. Толстой доходит тут до биологических, физиологических особенностей. У нас какая-то поэтика телесности и даже поэзия телесности, с которой духовная неразрывно связана. Как раз преодоление тела оказывается шаговым приближением к смерти. Соединение физиологических подробностей с духовными страданиями героя. Толстой использует градацию здесь. Ненавидит жениха дочери, и сама она тоже приносит ему муки, ведь она такая здоровая и безразличная к смерти. Постепенно опровергаются все жизненные метафоры. Смерть - безличная страшная масса, и только крестьянин и ребенок не раздражают героя. Герасим говорит: "Все умирать будем", воспринимает это как совершение закона. И его мальчик, сын, в котором сквозит истинная жалость и страдание, утешает его. ИИ прочитывает в сыне самого себя. В этой близости он ощущает своё бессмертие и уже может простить. Понимает, что его "я" просто не может оборваться. ИИ чувствует, что смерти больше нет, он воскрешен, а для воскрешенного человека ее нет. Смерть - это идея, и она просто исчезнет, говорил Кириллов в "Бесах". Тема «Отца Сергия», над которым Толстой работал в 1890, 1891, 1895 и 1898 годах, сюжетно не связанная с «Воскресением», связана с ним идейно. Мысль о губительности испепеляющей человека стихии чувственной любви, не согретой духовной близостью, развитая в «Крейцеровой сонате», «Дьяволе», «Воскресении», сочетается в «Отце Сергии» с темой о борьбе со «славой людской». Характерно, что развита эта тема на истории жизни монаха, «сподвижника». Пафос повести — в страстной критике ухода от жизни, монастырского затворничества. В дневнике 1889 года Толстой записал: «Да, монашеская жизнь имеет много хорошего: главное то, что устранены соблазны и занято время безвредными молитвами. Это прекрасно, но отчего бы не занять время трудом прокормления себя и других, свойственным человеку» (т. 50, стр. 195). Ту же мысль, но еще в более заостренной форме Толстой развил в дневнике 28 февраля 1890 года, давая характеристику оптинских старцев: «Горе их, что они живут чужим трудом. Это святые, воспитанные рабством» (т. 51, стр. 23). С большой любовью рисуя в повести «Отец Сергий» замечательно сильную личность Касатского, Толстой разоблачает идею монастырского «жития», ухода от жизни под предлогом спасения от соблазнов: соблазны остаются, приобретая особенно уродливые, неестественные формы. Верный своему религиозно-нравственному учению, Толстой в конце повести заставляет принять это учение и отца Сергия, «просветленного» и умиленного примером покорной Пашеньки. Жизнь Пашеньки, несмотря на ряд присутствующих в описании ее глубоко реалистических подробностей, изображена нарочито тенденциозно. Смирение и покорность, характеризующие ее, превращены Толстым в философию жизни; правильная мысль — о недопустимости запираться в монастырских стенах, а жить с людьми и для людей оборачивается в конце повести проповедью смирения, непротивленства. На пути христиански деятельной любви к людям, на пути смирения и покорности писатель заставляет отца Сергия найти «истинного бога». Но конец повести, где представлен преображенный Сергий — странник именем христовым, вял и мало выразителен. Силу и смысл повести составляет не этот юродивый конец, а страстное разоблачение лжи монастырской жизни, и в этическом плане, и особенно в социальном — разоблачение паразитического, наполненного самыми мирскими, корыстными интересами существования. В этом разоблачении «святых, воспитанных рабством», состоит сила Толстого, преимущество его повести перед соответствующими страницами «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского, который с восхищением, как идеал, живописует религиозное спокойствие старца Зосимы.1 В повести много автобиографических моментов, особенно там, где говорится о сомнениях отца Сергия в боге. В этих описаниях явно чувствуются сомнения самого писателя, о которых Горький с изумительным проникновением в сущность «веры» Толстого писал: «Мысль, которая, заметно, чаще других точит его сердце, — мысль о боге. Иногда кажется, что это и не мысль, а напряженное сопротивление чему-то, что он чувствует над собою. Он говорит об этом меньше, чем хотел бы, но думает — всегда... «С богом у него очень неопределенные отношения, но иногда они напоминают мне отношения „двух медведей в одной берлоге“». Действительно, в дневниках Толстого можно найти мысли, которых он «боится», узнать о моментах, когда оказываются недействительными те «духовные лекарства», которые заготовлены в его «аптеке». Подобно Сергию, Толстой отметил в дневнике 26 декабря 1901 года: «Одно полное спасение была бы любовь к бессмертному, к богу. Возможна ли она?» (т. 54, стр. 116), а 2 февраля 1904 года признавался себе: «...как трудно жить религиозно, т. е. для бога, независимо от своих склонностей и славы людской» (т. 55, стр. 12). И хотя Толстой заставляет Сергия в конце повести сделаться «толстовцем», самый призыв вернуться к жизни, делать в ней свое дело несомненно отражает атмосферу общественного возбуждения в период подготовки первой русской революции.
|