Q_ пз С

П)

CL Q_

и

Ш

A ш

с

^

 

CL

да было ощутимо и в других партиях того же политического оттенка, что и французские радикал-социалисты, — напри­мер, в Бельгийской либеральной партии. Можно найти и другие примеры вмешательства «обществ мысли» в руко­водство партиями, особенно Фабианского общества — в руководство британской лейбористской партией, хотя здесь речь шла скорее о духовном влиянии, нежели собственно о руководстве.

Другая разновидность «второй власти» создается ко­мандами, складывающимися вокруг газеты, на распростра­нение которой опирается их влияние в партийном руковод­стве. Нередко личная харизма одного человека придает им более или менее подчеркнутый характер клана. Во Фран­ции, например, LaDepeche de Toulouse и Морис Сарро дол­гое время играли роль настоящих духовных наставников партии радикалов, не имея никаких соответствующих этой миссии официальных должностей. Подобную же роль иг­рала в 1924 г. Quotidien, хотя она была нацелена скорее на объединение двух родственных партий, нежели собственно на руководство одной из них. Можно припомнить немало подобных случаев. Главной опорой могущества Ленина в русской социал-демократической партии (до 1917 г.) была «Искра»: ожесточенная борьба, которую он вел против Центрального комитета, чтобы вырвать газету из-под его влияния, цмела целью именно сохранение «второй власти». Почти во всех социалистических партиях непосредствен­ная подчиненность партийной газеты руководящим органам партии предусматривается положениями уставов; но тем не менее редакционный коллектив всегда сохраняет известную независимость, которая позволяет влиять на членов партии, ее руководящие кадры и органы.

Последний тип этой «второй власти» представляет со­бой подчинение партии интернациональной власти: она мо­жет быть внешне демократической, если учреждена делега­тами, свободно избранными национальными партиями пропорционально их численности. Но если каждая нацио­нальная партия имеет лишь минимальное представительство внутри интернациональной организации, та всегда сохраня­ет автократический характер по отношению к ней; а с Дру­гой стороны, выдвижение членов каждой партии в Интер­национал создает еще одну ступень голосования сверх тех, что уже имеются, увеличивая тем самым разрыв между из­бирателями и избранными. Как показывает опыт, Интерна­ционалы фактически учреждаются автократическим путем,

а в противном случае они лишены настоящей власти. Пер­вый Интернационал (Интернационал Карла Маркса) соот­ветствовал этому пути; Второй Интернационал — это как раз противоположный пример. С Третьим Интернациона­лом возвратилась автократия, усугубленная засильем рос­сийской коммунистической партии, которая обладала пя­тью голосами в исполнительном органе, тогда как каждая из других наиболее значительных компартий имела лишь один голос; практически же ее власть была еще большей в силу ее мощи и престижа, и она довольно серьезно увеличивала ее по мере того, как отношения между Москвой и любой другой коммунистической партией принимали форму диалога нерав­ноправных партнеров. Правда, на конгрессах Коминтерна преобладание русских оказывалось несколько меньшим. В то же время автократический характер отношений смягчался, если члены той или иной национальной компартии признава­ли авторитет русских и принимали Сталина и его генераль­ный штаб в качестве вождей: такова была реальность.

II. ОЛИГАРХИЧЕСКАЯ

ПРИРОДА.РУКОВОДСТВА

Руководство партий имеет естественную тенденцию принимать олигархическую форму. В них образуется насто­ящий «правящий класс», более или менее замкнутая каста, «внутренний круг», куда нелегко проникнуть. Это больше относится к руководителям видимым, чем к реальным, и скорее к автократическим, нежели к демократическим. Те­оретически выборы должны были бы препятствовать зарож­дению олигархии; фактически же они скорее способствуют ему. Массы по природе своей консервативны; они привяза­ны к привычным лидерам и не доверяют новым лицам. Даже в социалистических партиях, где выдвижение руководите­лей происходит наиболее демократическим путем, их об­новление тоже бывает делом трудным.

ОБРАЗОВАНИЕ «ВНУТРЕННЕГО КРУГА»

Принятая в стране избирательная система, по-видимо­му, имеет известную связь с олигархическим характером партийного руководства и образованием внутреннего кру-

XI

(и И

 

<;

О

О

ь

о

Та

б

•

-

I

Та

u

м

О.

0)

С

о

 

га. Если ни один кандидат не имеет шансов быть избранным без одобрения партийных комитетов, их вожди играют су­щественную роль в отборе будущих депутатов, которые выдвигаются внутренним кругом. И, напротив, если возмож­ны независимые кандидатуры или основную роль на выбо­рах играет личность кандидата, так что партийные комите­ты зависят от кандидата больше, чем кандидат от них, рекрутирование парламентариев осуществляется помимо внутреннего круга и партийной олигархии. Поскольку в этом случае парламентарии также играют весьма важную роль в руководстве партии, внутренний круг открывается и цирку­ляция элит становится возможной. Следовательно, голосо­вание по спискам, по определению коллективным и партий­ным, усиливает олигархию, тогда как индивидуальное голосование ее ослабляет. Внутренняя олигархия берет верх и при пропорциональной системе со списками, в которых представлены блоки, а кандидаты вносятся в строгом поряд­ке, определяющем их шансы быть избранными: так как депутаты отобраны здесь внутренним кругом, партия враща­ется в замкнутом пространстве. Точно те же результаты на­блюдаются и при двухпартийной системе, поскольку своего рода монополия двух партий дает им преимущество даже при выборах кандидатов по одномандатным округам.

В зависимости от способа образования можно выде­лить несколько типов руководящего класса и внутренних кругов. Наиболее примитивный — это, конечно, камарильи, клики — малые группы, использующие тесную личностную связь как средство установления и сохранения своего влия­ния. Иногда речь идет о клане, сложившемся вокруг влия­тельного лидера: клиентела этого вождя монополизирует руководящие посты и стремится превратиться в олигархию. Мы уже приводили несколько примеров таких кланов в со­циалистических партиях. Известная почва для них остается и в партиях консервативных и умеренных; соперничество кланов сменяется там борьбой фракций или «течений»; у руководства партией почти всегда стоит доминирующий клан. Партийная структура благоприятствует развитию кла­нов: достаточно припомнить строение центральных органов партии радикалов, чтобы убедиться: здесь все как бы специ­ально создано для игры личностей и их клиентелл. Анало­гичный характер имеет и создание машин вокруг боссов в американских партиях.

С кланами не следует смешивать руководящие коман­ды, члены которых не связаны личной преданностью глав-

ному вождю: отличительной чертой команды является от­носительное равенство ее членов и тот факт, что связи соли­дарности в ней развертываются горизонтально, а не верти­кально. Формирование этих команд происходит весьма различными путями. Бывает, что они выступают результа­том свободного договора нескольких человек, обычно при­надлежащих к молодому поколению, которые объединя­ются, чтобы «потрясти кокос >>, то есть убрать с руководящих постов ветеранов и самим монополизировать эти посты: это феномен школ и «капелл» артистического и литературного толка, который нередко обнаруживается и в политике. От­дельные мифоманы мечтают даже о «синархии», то есть о формировании тайной команды, которая объединит влия­тельных руководителей многих партий; все это, конечно, не следует принимать всерьез. Но такие команды, складываю­щиеся в рамках одной партии, существуют: приблизитель­но в 1933—1934 гг. можно было наблюдать, как команда этого рода складывалась во французской радикальной партии (вокруг Пьера Ко, Жана Мистлера, Пьера Мендес-Франса, etc.); она распалась после событий 6 февраля [2]; члены ее охотно позволяли именовать себя «младотурка­ми» — в память о революции 1908 г. Еще чаще такие руко­водящие команды — плод стихийной солидарности, обус­ловленной общностью происхождения или образования: землячества (типа жирондистов 1792 г.), содружества быв­ших студентов-однокашников (типа «политехников >> [3]); команды, связанные работой в одном учреждении (типа Финансовой инспекции [4]) или союзы фронтовиков (типа «Ветераны Н-ского полка»). Самые значительные из них — первые: в регионах, где одни и те же политические партии долгое время сохраняют большое влияние, естественным образом формируются команды, которые нередко играют существенную роль в жизни партии. Альбер Тибодэ высме­ивал отца Сарьена и команды радикалов округа Соны и Лу­ары; Даниэль. Галеви подметил, что эволюция радикальной партии в начале века выражалась в упадке парижских ко­манд и восхождении новых, представлявших центр и юг Франции. В СФИО можно на протяжении полувека обна­ружить достаточно четкие очертания команд Севера, Лан­гедока и Юга, а также Центра или Тулузы, etc. Подобные феномены наблюдаются во всех партиях: иные из них, осо­бенно коммунисты, стремятся помешать этому с помощью ротации или «декоренизации», как мы далее покажем. Дру­гие типы команд внутри партий более редки. Встречается

Тз

О";

Аз

о

<;

Ее О Ь

5.,

О)

--

Б.

Га с

Га

CL

CL

и

ш

а. ш с

о

сравнительно немного примеров, аналогичных влиянию Финансовой инспекции или «политехников» на некоторые французские правительства: назовем лишь команду, сло­жившуюся в Ассоциации французской католической моло­дежи (в рамках МРП). Во многих европейских партиях мы встречаем сегодня команды руководителей, зародившиеся в совместной подпольной работе во время оккупации; иног­да, кстати, в этих партиях соперничают команды, сложив­шиеся из борцов, связанных в годы войны с Лондонским центром, и, напротив, выходцев из внутреннего Сопротив­ления. Нечто подобное наблюдалось в партии русских ком­мунистов после взятия власти. Недавние чистки в странах Восточной Европы в основном имели своей целью вытес­нить лондонские команды в пользу команд, сложившихся во внутреннем движении Сопротивления (или в эмиграции в Москве); точно так же можно расценить известные чистки, нацеленные против команд, созданных во время борьбы против Франко в ходе войны в Испании.

Команды и кланы представляют собой личные оли­гархии. Бюрократия же, напротив, есть тип олигархии ин­ституциональной. Немыслимая в старых комитетских партиях с их слабой структурой, она зародилась с появле­нием секций и сложной инфраструктуры, получив особое развитие В41артиях, связанных с профсоюзами, коопера­тивами и обществами взаимопомощи. Так, немецкая соци­ал-демократическая партия в 1910 г. насчитывала 3 000 функционеров, или «постоянных»² (приблизительноодин функционер на 250 членов). Эти функционеры обнаружи­вали тенденцию играть доминирующую роль: имея в силу самих своих обязанностей повседневный контакт с базо­выми организациями, они легко добивались делегатских мандатов на съезды, благодаря чему могли оказывать ре­шающее влияние на формирование руководящих органов. С другой стороны, их роль в партии давала им непосред­ственную власть над ее членами: функционер — секретарь федерации явно становился главной пружиной федераль­ного комитета, другие члены которого, поглощенные сво­ими частными делами, не могли работать в нем столь же активно. Посредством этого двуединого механизма и со­здавалась бюрократия в точном смысле данного термина. Некоторые партии пытались противодействовать этой

² По отчету съезду 1910 г. Revue politique et parlementaire. 1910. P. 509.

тенденции, ограничивая количество функционеров, кото­рые могли делегироваться на съезды. Так, устав бельгийс­кой социалистической партии предусматривал, что в деле­гациях федераций на Национальный съезд парламентарии и партийные функционеры должны составлять меньше половины (ст. 23). Но данное правило смягчалось для Ге­нерального совета, который как раз и является основным органом управления: федерации, направлявшие туда боль­ше трех делегатов, могли иметь в своем составе уже только не менее четверти делегатов — рядовых членов партии (ст. 31); иные могли составить хоть всю свою делегацию из пар­ламентариев и функционеров — ограничений почти нет.

Иные партии, напротив, систематически стремятся раз­вивать институт функционеров. Они видят в партии настоя­щее профессиональное орудие, по крайней мере когда речь идет о кадрах. Особенно темпераментно писал об этом Ле­нин на страницах «Что делать?» Он негодовал против того ужасного ограничения, которое налагает на революцион­ную деятельность повседневный труд на заводе, в магазине или мастерской. Он полагал, что для формирования настоя­щих агитаторов новой партии необходима постоянная, не­прерывная и абсолютная занятость партийными делами, исключающая стесненность обыденными заботами. Отсю­да вытекает и неоднократно развиваемая им идея о созда­нии подлинного класса профессиональных революционе­ров, которые служили бы главным ядром партии и составили бы ее базовый актив. «Каждый рабочий агитатор, — гово­рил он, — который имеет известный талант и подает надеж­ды, не должен по 11 часов в сутки работать на заводе. Нуж­но устроить так, чтобы он жил на средства партии»³. И уточнил, что следует «опираться на людей, которые по­свящают революции не свободные вечера, а всю свою жизнь»⁴, «людей, чья профессия — революционная дея­тельность»⁵.

Ленинские идеи касались не только руководителей, но и активистов. Практически, поскольку последние содержа­лись на средства партии, их естественно нужно было выд­вигать на руководящие посты: ведь только одни они распо­лагали необходимым свободным временем, чтобы занимать эти посты с пользой для дела. Создать класс настоящих

¹ Приводится по: Monnerot J. Sociologie du communisme. Paris,

1949. P. 40—41. ¹ Iskra. No 1. ^s «Que faire?», Oeuvrcs completes. Tome IV. Paris, 1929. P. 512.

Or

=1

CD

X>;

I о

s

о

б

CD

Re

XI

-.

CL СО С

Га

I

Q_

и

i

a

A.

4)

С

о

CL 0)

профессиональных революционеров — это значит создать класс профессиональных руководителей революционных партий, «внутренний круг», направляющий массы, функци­онирующий в рамках партии: это означает создать бюрокра­тию, то есть олигархию. Если бы посты партийных функцио­неров были строго выборными, бюрократия не отличалась бы от демократии. Но это не так — и иначе быть не может: активистов, способных занять постоянный пост и согласных на это, не так уж много. Руководство партии держит их под­бор под строгим контролем, с тем чтобы обеспечивался и тех­нический уровень, и политическая преданность; как мы виде­ли, оно широко опирается на функционеров на местах. Так рождается самая настоящая олигархия, которая отправляет власть, сохраняет ее и передает посредством кооптации.

Иногда эта бюрократическая олигархия принимает форму олигархии технократической. Партии создают у себя специальные кадровые школы; чтобы получить руководя­щие посты, нужно их пройти. Эта система впервые была использована социалистическими партиями, чтобы попы­таться сформировать политическую элиту внутри рабочего класса. В 1906 г. немецкая социал-демократическая партия основала в Берлине партийную школу для повышения ква­лификации партийных функционеров, уже занимающих пост, а также для подготовки кандидатов на должности в партии или профсоюзах⁶. В 1910/ 1911 г. 141 студент про­шел в ней курс: 52 партийных функционера и 89 кандида­тов, 49 из которых получили посты по выходе из школы. Коммунистические партии систематическим образом разви­вали эти кадровые школы. Во французской компартии в на­стоящий момент различают три категории таких школ: цен-тральные, федеральные и начальные. Первые подразделяются еще на четырехмесячные школы, предназ­наченные для высших руководителей (парламентарии, чле­ны Центрального комитета, федеральные делегаты; 96 ак­тивистов окончили ее в 1947/1948 г.), и четырехнедельные, специально для сельских кадров и людей из вспомогатель­ных движений (в 1947/ 1948 г. ее прошли по крайней мере 292 активиста). Второй тип школ, где занятия длятся 15 дней, предназначен для членов федеральных комитетов и комитетов секций (2 071 в 1947/ 1948 г.)⁷. А сверх того, для

* Michels R., loc. cit. P.15.

⁷ Сведения извлечены из отчета Казановы М. Центральному ко­митету от 28 февраля1949 г. и статьи Парино A. Cahiers du communisme. Oct., 1949. P. 1241.

просвещения наиболее высокопоставленных и преданных кадров существуют школы в Москзе — те, кто их прошел, и образуют высшую аристократию партии.

В фашистских партиях, и особенно в партии национал-социалистов, приняты подобные же методы. После взятия власти наци создали настоящие «школы вождей» для кад­ров высшего и среднего звена. Механизм отбора и форми­рования будущих фюреров был значительно усовершен­ствован. Из общего числа членов Гитлерюгенд отбирали по тысяче индивидов в год. После первого образования в «Шко­лах Адольфа Гитлера» имело место новое строгое «просеи­вание >>, а затем небольшое число будущих вождей допуска­лось к специальной подготовке, рассчитанной на три года. После вояжа за границу с целью расширения кругозора на­чинался первый год учебы: он предназначался для испыта­ния стойкости и характера; второй год давал идейную за­калку; третий — техническую подготовку. Предусматривалась и годичная стажировка рядом с каким-либо партийным вождем. Столь отлаженный механизм воз­можен, разумеется, только в условиях однопартийной сис­темы, где отбор партийных фюреров переплетается с отбором политических кадров государства.

Интересная система, предназначенная для той приви­легированной категории активистов, которых устав имену­ет партийными работниками и которые обычно значатся доверенными лицами, сложилась в современной австрийс­кой социалистической партии. Они должны пройти цент­ральные курсы просвещения, организуемые партией (ст. 1 устава). Если же они намереваются претендовать на более высокие посты, то обязаны посещать школы усовершенство­вания кадров. Список доверенныхлиц составляется окруж­ными комитетами, а сами они избираются делегатами мест­ных секций. Но последние могутизбирать членами своих комитетов только доверенных лиц. Поскольку руководите­ли секций обычно избираются секцией в качестве делегатов на окружные конференции, где в свою очередь избираются окружные комитеты, то в результате происходит движение по замкнутому кругу: доверенные лица играют основную роль в выдвижении окружного комитета, который сам же и выдвигает доверенныхлиц. Это олигархия, путь в которую лежит одновременно через кооптацию и получение образо­вания в кадровых школах партии. Австрийские социалисты по существу официально воспроизводят в несколько усо­вершенствованном виде те методы, которые используют и

ГО

QJ

■о

О

О

§

о

:■;

Га

"О

■'■■;

Б.

Го

ПЗ CL >ч

t

и

и

О.

CL

Га

о

О)

Со

Е

другие партии, особо их не разглашая. Они к тому же при­лагают усилия для демократизации этой системы. В каж­дой секции имеется список доверенных лиц, из которого она может выбрать своих уполномоченных; каждая секция имеет право предложить окружному комитету пополнить этот список; круг доверенных лиц достаточно широк (50 000 на 614 000 членов партии в 1950 г.). Налицо благо­родное стремление предоставить базовым организациям воз­можность по крайней мере выбирать своих олигархов.

СОСТАВ И ОБНОВЛЕНИЕ «ВНУТРЕННЕГО КРУГА»

Когда руководство партией приобретает олигархичес­кий характер, то какова бы ни была его форма, неизбежно встают две проблемы: проблема формирования «внутрен­него круга» и проблема его обновления. Первая состоит в том, чтобы умерить разрыв между социальной структурой массы членов партии и аналогичной характеристикой внут­реннего круга. В целом речь идет о том, чтобы применить к изучению партийных руководителей методы, использован­ные Ж.Ф.СлРоссом в отношении британских парламента­риев⁸. Это никогда не было сделано систематическим обра­зом; многие из наблюдателей констатировали лишь те или иные эмпирически наблюдаемые факты, весьма, кстати, ин­тересные. Так, например, в руководстве буржуазных партий часто отмечался весьма высокий процент адвокатов, врачей и других представителей свободных профессий и относитель­но низкий — коммерсантов, промышленников, ремесленни­ков или крестьян, то есть тех, кто собственно и составляет массу буржуазного класса. Точно так же «интеллектуалы» (преподаватели, писатели, журналисты) занимают очень боль­шое и не соответствующее их количественному значению место в руководстве рабочих партий. Но все это — довольно неопределенные замечания, которые не опираются на какие-либо количественные измерения или общую выборку. К то­му же они относятся лишь к высшим руководителям, без учета нижестоящих кадров, этого младшего партийного «комсос­тава», значение которого исключительно велико. Наконец, не учитывается происхождение этих лиц.

Ross J.F.S. Parlamentary representation. 2e edition. Londres, 1949

А между тем сравнение социальной принадлежности руководителей действительно избранных и руководителей, выдвинутых автократическими методами, было бы весьма впечатляющим. Оно, несомненно, заставило бы по-новому поставить проблему демократии. Нет никакой уверенности в том, что социальный состав группы избранных вождей в большей степени соответствовал бы социальному составу избравшей их массы членов партии, чем тот же показатель олигархической группы вождей, рекрутированных автокра­тическим путем. Напротив, все заставляет предполагать, что как раз в первом случае соответствие было бы меньшим. Крестьяне выбирают своих депутатов не из крестьян, а ско­рее из адвокатов, поскольку полагают, что те более способ­ны защитить их интересы в парламенте. Точно так же и чле­ны партийной федерации избирают своих руководителей больше за те способности и ораторские таланты, которые они за ними признают, чем в силу их социальной принад­лежности. В рабочих партиях, где классовое сознание бо­лее развито, положение вещей вряд ли иное. Симптома­тично, что доля рабочих будет больше среди руководителей-коммунистов, выдвинутых автократичес­ки, нежели среди руководителей-социалистов, избранных более демократическими методами. По сути, сталкивают­ся два понятия представительства: одно — юридическое, основанное на выборе и делегировании, другое — техни­ческое, основанное на фактическом подобии между мас­сами и теми, кто ими управляет. Но не напоминает ли это фантазии о некой «научной демократии», согласно кото­рым парламент должен быть сформирован по гражданс­кой модели, в сжатом виде воспроизводящей точную структуру нации, то есть создаваться теми же методами, которые служат основой опросов общественного мнения (принцип Гэллапа)?

Тогда требованиям «научной демократии >> ближе все­го отвечали бы автократические и олигархические — в со­временном смысле слова — партии, особенно коммунисти­ческие, которые упорно стараются увеличить долю кадров из рабочих, с тем чтобы сформировать руководство по об­разу и подобию базового состава своей партии. Они испы­тывают на этом пути большие трудности: Л. Мовэ в своем докладе Центральному комитету отмечал, что в 1949 г. в ко­митете федерации Эр насчитывалось только 9 рабочих из 40 членов, 15 из 40 — в комитете Эн, 7 из 46 в комитете Кот-дю-Нор, 17 — в комитете От-Гаронн, 13 из 43 — в комитете

Тз

И-

и

"О

Quot;

О

ГО

< О

О

Z1 о

X)

л

I

В

>ч

О_

I—

и

аз О. Ф

С

Си

X

CL

Жиронд'. На женневильерском съезде в 1950 г. А. Лекёр пространно толковал о недостатке кадров из рабочих. Он отметил, что в 15-м округе Парижа, где расположены заво­ды Ситроен и больше сотни других, среди 17 секретарей секций только 7 были из рабочих, «и это уже после недав­них конференций секций, которые внесли коррективы»; он полагал, что в одной только федерации Сены можно «хоть сейчас отыскать доб рую тысячу секретарей ячеек»^ю. Отме­тим, что речь идет не просто о том, чтобы с точностью вос­произвести во «внутреннем круге» социальный состав базо­вых организаций: внимание направлено исключительно на рабочих по той причине, что марксистская доктрина припи-сывает им особые качества в деле революционных преобразований. Но как бы там ни было, эти усилия все равно имеют своим следствием лучший контакт между ба­зовыми организациями и руководством в соответствии с ге­неральной линией партии, совпадающей в этом смысле с концепцией «научной демократии».

Но это понятие скорее теоретическое, чем реальное. В абстракции можно принять, что «внутренний круг одол­жен точно воспроизводить социальный состав массы, кото­рой руководит, подобно тому, как респонденты Гэллапа воспроизводят группу, выступающую объектом опроса. Но на деле две эти системы разделяет фундаментальное разли­чие: респонденты Гэллапа остаются внутри той массы, мне­ние которой они выражают, тогда как члены «внутреннего круга» отделены от нее. Для профессиональных кадров это тотальная изоляция: сказать, что 50 из 100 — рабочие, 50 из 100 — интеллектуалы, будет неточно. Нужно было бы сказать: 50 из 100 — бывшие рабочие, 50 из 100 — бывшие интеллектуалы...

Французское выражение «выходец из народа» очень точно указывает сразу и на происхождение, и на отрыв от своих социальных корней. Р. Михельс особо подчеркнул ту психологическую метаморфозу, которая происходит с по­литическими руководителями пролетарского происхожде­ния. Отрыв — хотя и в смягченном виде — сказывается и у непрофессиональных кадров: груз ответственности изменя­ет того, кто его несет; психология начальствующих никогда не бывает идентична психологии масс, даже если они родом из того же социального слоя. Фактически руководители

⁹Цит. по: Chambre H. Vie economique et sociale. Nov., 1949. "'Leca;ur A. Rapport au Congres de 1950. P. 24 et 26.

имеют тенденцию сближаться между собой и стихийно со­здавать особый класс. Понятие «научного» представитель­ства иллюзорно: всякая власть олигархична.

Но любая олигархия имеет обыкновение стареть. Про­блема обновления партийных кадров, омоложения внут­реннего круга состоит в том, чтобы противодействовать этой естественной тенденции. Когда партийная олигархия покоится на назначении и кооптации, тенденция к старе­нию имеет своим результатом пожизненный характер вла­сти руководителей; они почти никогда не соглашаются доб­ровольно оставить власть или сознательно пойти на ее ограничение. Приблизительно так же обстоит дело и в том случае, когда они избраны членами партии. «Нередко го­ворят о капризном и изменчивом характере расположения масс, — заметил немецкий социалист Бернштейн. — Но на самом деле руководитель, добросовестно исполняющий свои обязанности, больше уверен в прочности своего по­ложения, нежели министр прусской монархии, зависящий от милости Божьей»^п. Действительно, тенденция к старе­нию командных кадров в демократических партиях пред­ставляется более сильной, чем в каких-либо иных. Так, Мерриам и Гознелл отмечают, что на 500 выборах партий­ных комитетов в американских избирательных округах только 13 лиц не были переизбраны: все остальные изме­нения — следствие смерти или добровольной отставки пре­жних руководителей¹². Пристальное изучение социалис­тических партий показало бы, как исключительно трудно бывает там молодым добиться того, чтобы активисты их приняли. Омоложению базовых организаций партии куда меньше противится высшее руководство, нежели низовые руководители: на местах не любят новых лиц и особен­но — стремительных восхождений. Чтобы выдвинуться на действительно руководящие посты, приходится проделать медленный «cursushonorum» (лат.: круг почета. — Прим. перев.); для этого нужно «пройти школу» партии.

Привязанность к привычным лицам и глубокий консерватизм масс, конечно, играют здесь свою роль. Но причина не только в одном этом: быть может, решающее значение имеет какая-то темная инстинктивная ревность. Превосходство в возрасте — единственная привилегия,

¹¹ Цит. по: Michels R., loc. cit. P. 70.

¹² Merriam, Gosnell. The American party system. 4eedit. New York,
1949. P. 179.

14 Морис Дюверже

■о

О-

О) X)

s

CO

о

ь

о

ID

CD CO

о

Q_

с

Та

CL

и

Со О.

<и

с

CL

О) о

которая абсолютно не возбуждает зависти и не задевает ощущения равенства. Признание превосходства старика внутренне не содержит признания собственной неполно­ценности: ведь состарившись, сможешь стать таким, как он. И напротив, превосходство молодого всегда выглядит вызывающим. В сопротивлении демократических партий омоложению кадров объединяются эгалитаристская рев­ность и соперничество поколений. Поразительно, но кад­ры коммунистов при всем их автократическом происхож­дении обычно моложе, чем их социалистические коллеги, избранные демократическим путем. Значительную роль играет социальный состав: в среднем функционеры в про­летарских партиях обычно старше, чем в буржуазных. Средний возраст членов английской Палаты общин с мо­мента первых выборов заметно более высок у лейборис­тов, чем у консерваторов и либералов: 43 года и 7 месяцев у консерваторов, 43 года и 10 месяцев у либералов, около 47 лет — у лейбористов (цифры за период 1918—1935 гг. См. табл. 20).

Родиться богатым или знатным — это гарантия преиму­щества в несколько лет перед сыновьями рабочих. Буржу­азные партии могут себе позволить выбирать более моло­дых руководителей, чем пролетарские, потому что буржуазным кадрам легче сформироваться — особенно на первых порах.

Несмотря на стипендиальную систему, доля сыновей рабочих, получающих среднее и высшее образование, мно­го ниже, чем тот же показатель среди сыновей промыш­ленников, коммерсантов, врачей, адвокатов, etc. В Англии в период между двумя мировыми войнами 50 % депутатов-консерваторов имели университетское образование про­тив 42,5% депутатов-либералов и только 22,2% депута­тов-лейбористов; 96,5%) депутатов-консерваторов окончили средние или публичные — против 86,5% депута­тов-либералов и только 28% депутатов-лейбористов¹³. Эти цифры красноречивы, а ведь они касаются только парла­ментариев, то есть высших партийных кадров. Для ниже­стоящих кадров руководителей-рабочих этот показатель был бы гораздо ниже. Даже если считать, что среднего и высшего образования для формирования политика еще не­достаточно, то все равно нельзя не признать,что это дает по крайней мере общую культуру, умение анализировать

¹³ По: Ross J.F.S, loc. cit. P. 52.

факты и подавать их — риторику, что очень ценно для кад­ров партии. Многим активистам-рабочим приходится ос­ваивать все это позднее, поскольку в молодости они были лишены такой возможности, и путь к руководящим рос­там оказывается для них более долгим. Выходцы из бур­жуазии даже в рабочих партиях имеют больше шансов вой­ти в ряды руководящих кадров молодыми. Впрочем, не будем все же забывать, что масса в буржуазных партиях по определению состоит из буржуа, большая часть кото­рых получила среднее и даже высшее образование, а это создает довольно сильную конкуренцию в борьбе за руко­водящие посты. Омоложение кадров и здесь, следо­вательно, обеспечено далеко не лучшим образом: «бонзам» рабочих партий не уступают «старикашки» буржуазных. Степень старения кадров и возможности их обновле­ния существенно зависят от организации самой партии. Уже доказано, что выборы, вопреки распространенному мнению, не обеспечивают должного омоложения. Но и партии авто­кратической структуры не лучше приспособлены для про­тивостояния одряхлению. Фактически старение свойствен­но и тем, и другим: только в автократических партиях энергичное действие центра, обеспечивающее смену элит, возможно, а в демократических оно затруднено электораль­ными механизмами. Такую же значительную роль играет и степень централизации или децентрализации партии. Как показывает опыт, обновление кадров легче происходит в централизованных партиях, ибо наибольшее сопротивление молодым всегда встречается среди низовых кадров, зачас­тую состоящих из посредственностей, не способных дос­тигнуть высших постов, но очень ревниво относящихся к своему авторитету и весьма уверенных в собственной цен­ности; они инстинктивно ставят преграды перед теми, кто, по их мнению, может угрожать их руководящему положе­нию. В некоторых социалистических партиях такого рода деятельность местных руководителей, соединяясь с консер­вативными тенденциями активистов, приводит к угрожаю­щему склерозу: СФИО служит тому типичным примером. Сразу после Освобождения молодые команды, сложивши­еся в Сопротивлении, были готовы принять на себя вахту и влить свежую кровь в организм, который колоссально в этом нуждался. И почти повсюду оппозиция, объединившая ме­стных руководителей и активистов, помешала им занять посты, которых они заслуживали. Новый устав партии — согласно ему, для того чтобы войти в центральные органы

 

н

■■;■ i о

о

СО

14*

I

о

О!

Q_ r

и

i

и а. <и

с

Rd

или стать кандидатом на законодательных выборах, требо­валось пять лет непрерывного стажа — облегчил оттесне­ние молодых (симптоматично, что старые уставы 1906— 1911 гг. предусматривали только трехлетний стаж). Своим разрывом с МЛН [5] СФИО обязана именно поражению молодых команд. Некоторые из них примкнули к деголлев-ской РПФ, большая же часть вообще покинула политику. Ущерб, нанесенный СФИО, оказался достаточно велик: от­торжение команд замещения — одна из самых существен­ных причин ее упадка после 1946 г.

В конечном счете одни только централизованные партии заботятся о создании системы обновления руково­дителей, коренным образом связанной, кстати, с системой кадровых школ. Здесь передача полномочий молодым пред­полагает, что они уже получили политическое образова­ние и технические навыки. Особенно настойчиво проводят эту линию коммунистические партии. В своем докладе съез­ду ФКП в 1950 г. А. Лекёр настойчиво подчеркивал необ­ходимость «не дать партии состариться». Он процитиро­вал высказывание Паскаля: «Великая вещь — знатное происхождение: это 20 выигранных лет», и добавил: «двад­цать лет, которые дворянские сыновья не теряли, томясь в ожидании... А сегодня пролетарии не должны ждать»¹⁴. Он напомнил, что Морис Торез стал членом политбюро в 25 лет, Бенуа Фрашон — в 30. Весь съезд 1950 г., кстати, прошел под знаком омоложения кадров. Аналогичные тен­денции начинают проявляться в коммунистических парти­ях других стран, что связано с эволюцией политической линии партии: в СССР периодически предпринимались се­рьезные усилия для и зачастую они совпадали с изменени­ем курса.

Косвенные признаки этого можно обнаружить в стати­стических данных о вступлении в партию делегатов нацио­нальных съездов (табл. 21); точного соответствия между датой вступления и возрастом делегата нет, однако прибли­зительное их соответствие вероятно. Самое значительное омоложение произошло в период 1934— 1939 гг. На съезде 1934 г. 22% делегатов составляли старые большевики, всту­пившие в партию до 1917 г.; 57,4% — большевики, приня­тые во время гражданской войны (1917—1922); 17,4% со­ставляли члены партии, вступившие в нее в 1920—1929 гг.; и только 2,6% было принято в партию после 1929 г. На

¹⁴ Loc. cit. P.23.

съезде 1939 г., напротив, 43% делегатов вступили в партию после 1929 г. и 37,6% — в 1920—1929 гг.; всего 17% при­надлежали к военному призыву и 2,4% — к старой, доре­волюционной гвардии. Если стремление к омоложению кад­ров в коммунистических партиях четко выражено, то осуществляется оно, по-видимому, каким-то прерывистым образом. Есть фазы омоложения, обычно связанные с из­менениями в политике; за их пределами обновлением кад­ров тоже не пренебрегают, но не прилагают к этому систе­матических организационных усилий, систематической организации. Можно, кстати, отметить известное старе­ние высших кадров. Национал-социалистические партии, напротив, после взятия власти пытались утвердить отла­женный механизм смены элит, включающий уже описан­ные выше «школывождей».

В демократических и децентрализованных партиях об­новление внутреннего круга носит характер исключения или совершается обходными путями. В первом случае он высту­пает следствием особых и даже аномальных обстоятельств: в качестве примера можно привести здесь партию радикал-социалистов после Освобождения. По привычке и благода­ря журналистам публика считает радикалов «старой» парти­ей. Действительно, средний возраст парламентариев здесь выше, чем во многих других: это происходит в силу высокой доли стариков, которые там встречаются (29% ее предста­вителей старше 60 лет против 6% в СФИО и 3% — у комму­нистов и в МРП). Но зато молодые команды здесь более многочисленны, чем в других партиях, за исключением МРП и коммунистов: 14% депутатов-радикалов моложе 36 лет — у социалистов только 8%; 4,5% — моложе 31 года против 1% в СФИО (табл. 22). Эти команды, как и в социалистичес­кой партии в 1945 г., сложились в Сопротивлении. Но соци­алисты не сумели проникнуть в руководящий аппарат, тог­да как радикалам это удалось. Социалистическим командам помешало противодействие активистов базовых организа­ций и низших руководящих кадров; радикалы же зачастую не обнаруживали перед собой ни тех, ни других по причине дезорганизации партии в результате войны и оккупации. Слабая инфраструктура партии радикалов менее успешно выдержала эти испытания, нежели сильная инфраструкту­ра социалистов; многие из ее руководителей были скомпро­метированы в вишистской авантюре, и таким образом перед новыми командами часто открывалось свободное поле дея­тельности. Если сравнить этот феномен с «младотурками»

Со PJ

■о

Х>;

ч

I о

о

I

п

н

СО

О

о

н ■-.

S.

I]

С-

и

За

U- '-■J

 

-,-_•-

Q_

Q_

и

To a.

0)

с

Га

О

A)

1934 г. и аналогичными проявлениями в других консерва­тивных и умеренных партиях за рубежом, то мы увидим, что отстутствие солидной инфраструктуры в исключитель­ных обстоятельствах может оказаться фактором, благопри­ятствующим омоложению партий; и, напротив, препятствия в виде «бонз >> и младшего руководящего состава, которые смягчают силу кризисов в партиях с сильной структурой, в то лее время мешают им использовать шанс для своего об­новления. Этот механизм имеет некоторую аналогию с уст­ранением менее приспособленных в ходе свободной конку­ренции и той опасностью склероза, которая возникает в условиях полудирижистских систем.

В качестве примера омоложения партии с помощью обходных путей можно привести деятельность исследова­тельских центров. Они позволяют молодым технократам очень быстро выдвигаться на руководящие роли в партии, не проходя весь тот долгий cursus honorum, который навя­зывается им активистами базовых организаций. Эти тех­нократы сначала работают в тени, где их деятельность не менее эффективна, так как исследовательские центры го­товят проекты законов, которые вносят затем парламент­ские группы партии, и разрабатывают ее программу и из­бирательную платформу. Руководители партии могут затем протежировать им, продвигая их сперва в парламент, а за­тем в министерские советы. В британской лейбористской партии молодые интеллектуалы обретают таким образом перспективы для будущего роста; тот путь наверх, кото­рый проделал, например, Гэйтскелл — хорошая иллюст­рация такого «обходного» обновления. Сюда можно при­числить и практику бельгийской социалистической партии, где аналогичную роль играет Институт Вандервельде; бель­гийской христианско-социальной партии, которая по тому же образцу создала Центр исследований и документации; команды специалистов в МРП и т. д. Было бы интересно провести сравнение с социалистической партией Франции, отказавшейся от команд молодых интеллектуалов, пото­му что ее структура совершенно не позволяла им действо­вать эффективно. Заметим, что эта система требует доста­точно развитой централизации: исследовательские подразделения увеличивают силу центральной власти партии, и она должна вмешиваться, чтобы продвигать их сотрудников дальше. Это подтверждает наши предшеству­ющие наблюдения. В итоге можно утверждать: есть два основных препятствия омоложения «внутреннего кру-

га >> — оппозиция низовых руководящих кадров (то есть самой большой части членов самого этого круга) и консер­вативные тенденции слоя активистов. Таким образом, цир­куляция элит возможна только в партиях достаточно силь­но централизованных, где высшие руководители могут «навязывать» молодых, или в партиях с очень слабой струк­турой, где низовых руководителей не так много и свобод­ная конкуренция в исключительных обстоятельствах позволяет «потрясти кокос». Распределение депутатов французского Национального собрания (1946 г.) по воз­растам подтверждает эту тенденцию: наибольший процент молодежи (до 36 лет) обнаруживается в коммунистичес­кой партии (ЗЗУо от общего состава), у народных респуб­ликанцев (24,5%), — обе очень централизованы; затем идут радикалы, ЮДСР (14%) и правая (12%), централизованные довольно слабо; в хвосте плетется партия социалистов (8%), у которой сильная инфраструктура сочетается с развитой децентрализацией и весьма демократической системой выд­вижения руководителей (табл. 22).

III. ВЛАСТЬ РУКОВОДИТЕЛЕЙ

В эволюции политических партий с начала XIX века са­мыми существенными представляются два фактора: рост власти руководителей и тенденция к установлению личнос­тных форм власти. Возрастание власти, персонализация вла­сти — эти два феномена наблюдаются сегодня во многих социальных общностях, а не только в партиях. Не оправда­лись надежды Дюркгейма, видевшего в ослаблении власти и ее последовательной институционализации магистральное направление развития демократии. На самом деле в каче­стве главного фактора этого развития похоже, напротив, утвердились возрастание власти и ее персонализация: имен­но они соответствуют пришествию эры масс, то есть вопло­щению принципов демократии в жизнь.

ВОЗРАСТАНИЕ ВЛАСТИ

Еще в 1910 г., анализируя структуру социалистичес­ких партий и особенно немецкой социал-демократии, Р. Ми-хельс отмечал факт возрастания дисциплины. Что сказал

Тз

XJ

н

О га

Zl о

2э

03 (D X)

-";

CL

С

!XS

CL

и

а О. ш

с

г:

L

Ь

Q

ч:

бы он, доведись ему увидеть партии современного типа — коммунистические или фашистские? Он констатировал бы, что дисциплина масс стала не только более строгой и не­укоснительной, но что изменилась сама ее природа: механи­ческая дисциплина уступила место повиновению психоло­гическому, а одной из фундаментальных основ дисциплины стало использование с этой целью партийной доктрины.

В общем и целом эра авторитарных партий совпадает с выходом на политическую арену массовых партий. Разуме­ется, совпадение это не абсолютно. Уже во времена партий-комитетов можно было заметить проявления авторитариз­ма. Дисциплина, которой от британских парламентариев добивались с помощью wips — убедительный тому пример, так же как и своего рода диктаторские тенденции некото­рых американских боссов. Бирмингемские caucus пытались усовершенствовать эту систему, требуя строгой дисципли­ны и от народных избранников, и от избирателей. Знамени­тый слоган Vote as you are told (голосуйте, как вам говорят) предвосхитил наше время и объединенные списки пропор­циональной системы. Но эти случаи составляли исключе­ние, а дисциплина допускала отклонения. На деле дисцип­лина голосования имела место в британском парламенте далеко навсегда, невзирая на whips. А диктатура американ­ских боссов распространялась лишь на узкий круг членов комитета, которые стремились добиться льгот и должнос­тей, и принимали ее как условие успеха своих усилий. И в Бирмингеме избиратели отнюдь не всегда голосовали так, как им говорили, а избранники «взбрыкивали >> против дик­тата caucus. Да и партии принимали форму объединений личностей, весьма независимых по отношению друг к другу. Дисциплина голосования почти не играла никакой роли; ме­стные комитеты сохраняли большую самостоятельность по отношению к центру; члены комитетов были слишком не­многочисленны и обладали такой большой личной влиятель­ностью, что подчинить их жесткой дисциплине было бы проблемой нелегкой. Она не соответствовала не только орга­нической структуре партий, но и социальному их составу: они объединяли аристократов и буржуа, по природе своей индивидуалистов и либералов; их члены испытывали отвра­щение ко всякой настоящей дисциплине. Короче говоря, анархия различных — в зависимости от партий и стран — степеней и оттенков царила повсюду.

Создание социалистических партий коренным образом изменило эту картину. Сперва на основе чисто механичес-

кой: отныне речь шла об объединении больших масс, и без дисциплины это было бы попросту невозможно. Допусти­мо было бы утверждать, что интенсивность власти с необ­ходимостью зависит от количества тех, на кого она распро­страняется. В небольшом кружке в пятнадцать персон анархия может быть приятной; в десятитысячном собрании она превращается в опасный беспорядок. Когда партия объе­диняет несколько сот членов, проблема власти в ней не сто­ит; когда она объединяет миллион членов, эта проблема ста­новится существенной. Но механическое возрастание численности сопровождалось изменением социального фак­тора: вместо объединения «буржуазных» индивидуалистов социалистические партии в основном создавались для рабо­чих, по самой своей природе склонных к общинным инсти­тутам и дисциплине. Уже отмечено: для коммерсанта, про­мышленника, адвоката, врача, чиновника свобода — это личное завоевание, индивидуальное самоутверждение. Он сам захватывает себе место под солнцем, находя клиентов в конкурентной среде, единоличными усилиями приобретая диплом, в одиночку соревнуясь с соперниками на конкурсе. Его сила — в оригинальности; отказ повиноваться извне на­вязанным идеям — важный элемент удачи; в буржуазной среде настоящий успех ждет только тех, кто что-то изобре­тает: слоган, идею, продукт, средство, проект. Этой мен-тальности наиболее типично соответствует атмосфера Аме­рики. Вот почему американские рабочие не имеют классового сознания, а их образ мысли остается в основном буржуаз­ным.

Для рабочих Европы свобода, напротив, выступает кол­лективным завоеванием. За исключением отдельных усту­пок и нескольких благих пожеланий — типа «Обогащай­тесь!» — ни одна социальная реформа не была осуществлена до тех пор, пока пролетариат не открыл орудие своего осво­бождения: общее действие. Часто говорят, что он противо­поставил «силу числа могуществу денег >>. Однако это не со­всем верно. Сама по себе численность ничего не дает: те тысячи людей, что 9 января 1905 г. пришли просить у царя лучшей доли и были расстреляны несколькими сотнями ка­заков, на самом деле были беспомощны. Народные массы могут освободиться не числом, но организованностью: ус­пехи Ленина и его соратников объясняются тем, что они постигли эту истину и всегда отдавали приоритет организа­ции партии. Народные массы это знают: они воочию видели и на себе испытали, что такое победы, завоеванные общим и

(Г

"I

о т

< 7*.

О

То О

Зэ

о

X)

 

-

ш

С

О

I

I-

V

CL D

согласованным действием, и что такое поражения, к кото­рым приводила разрозненность. Бастующие не добивались ничего существенного, пока забастовки оставались спора­дическими и стихийными; когда же они начинались и прохо­дили организованно, профсоюзы нередко побеждали. Пока рабочие голоса рассеивались между либеральными и ради­кальными кандидатами, пролетариат не мог воздействовать на парламент; когда же эти голоса сумели объединить в пользу социалистических партий, массы приобрели поли­тическое влияние, которое привело к принятию реформа­торских законов. Для рабочих классическое противостоя­ние между свободой и дисциплиной, на которое сетует буржуазия, лишено смысла: они завоевали свободу оружи­ем дисциплины. Не только технически — в силу своих ко­личественных параметров, но и социологически — в силу определенной ментальности их членов, массовые партии обнаружили естественную тенденцию к тому, чтобы стать партиями дисциплины.

Эта тенденция была усилена лидерами, которые систе­матически старались всеми способами добиться от членов партии максимально возможного, тотального повиновения. Два мотива побуждали их идти по этому пути. Во-первых, вкус к власти: каждый, кто обладал хотя бы малой толикой власти, всегда стремился ее увеличить. Кстати, этот есте­ственный авторитаризм у рабочих лидеров, как представля­ется, особенно силен. Руководитель, вышедший из народа, обычно более авторитарен, чем руководитель аристократи­ческого или буржуазного происхождения. Выходец из ари­стократии или буржуазии считает себя выше тех, кем руко­водит, по рождению, образованию или состоянию; выходец из рабочих ощущает себя равным им: одна только долж­ность отличает его от них. Для лидера-патриция власть есть следствие врожденного превосходства; для лидера-плебея само превосходство проистекает из власти. Первый может питать известное равнодушие к дисциплине; он способен допустить дискуссию, оппозицию, не испытывая особых опасений оказаться низведенным до уровня масс; второй, чтобы чувствовать себя над ними, нуждается в их повинове­нии. Авторитаризм руководителей-плебеев вытекает из не­которого комплекса неполноценности или даже скорее — эгалитаризма. Прибавим к этому различную ментальность двух классов: Алэн тонко заметил, что буржуа живет в мире слов, где главное — убедить или уговорить (коммерсант уго­варивает клиента, адвокат убеждает суд, преподаватель —

- они

учеников), тогда как рабочий живет в мире вещей неподвластны риторике и уступают только силе.

Вторым мотивом, подталкивающим руководителей на путь авторитаризма, выступает не что иное, как его эффек­тивность. Дисциплина составляет главную силу не только армий, но и партий. В условиях парламентаризма сплочен­ность групп, объединяющих все свои голоса вокруг реше­ния, указанного лидерами партий, имеет значительное пре­имущество перед индивидуальным голосованием, столь долго выступавшим правилом. В плане «пропаганды-агита­ции >> и той внепарламентской деятельности, которые харак­терны для новых партий, дисциплина выглядит фактором еще более могущественным. Партия, которая сплачивает массу членов, способную слепо следовать любым директи­вам своих вождей в самых различных областях — развязать забастовку, потому что ей это приказано, и прекратить ее, потому что получена другая команда; организовать кампа­нии и манифестации с определенными требованиями по при­казу из центра — и точно так же положить им конец по противоположному приказу, организовать, если нужно, саботаж, беспорядки и волнения, потому что этого требуют руководители, — и вернуться к законности в указанный момент,— такая партия, учитывая к тому же ее силу, пред­ставляет собой грозную силу. Даже будучи в оппозиции и в меньшинстве, она может оказаться достаточно тяжелым грузом, давление которого способно разрушить или ради­кально изменить режим. Чем была бы во Франции коммуни­стическая партия без ее дисциплины? Что могла бы сделать без дисциплины партия национал-социалистов в Германии или фашисты в Италии?

В социалистических партия искренняя демократичес­кая воля в некоторой степени уравновешивала разрастание власти руководителей. Несмотря на общий упадок этих партий, избирательные процедуры сохраняют здесь свое влияние гораздо больше, чем в каких бы то ни было других: нигде они не регламентированы с такой тщательностью, чет­костью и гарантированностью; нигде члены партии не со­храняют — пусть чисто теоретически — возможность кон­троля и столь проработанный институт отзыва. В некоторых социалистических партиях пропорциональное представи­тельство «течений >> в руководящих комитетах обеспечивает постоянный надзор меньшинства за правящими командами; в других за членами партии признано даже право непосред­ственно участвовать в руководстве партией путем внутрен-

Pj со

T3 (В 4 IT

a

(и X)

I О

о

CD О

IP

о

о

и

'О

CD (Ь

-о

U

ш а ш

с

о

I

о

О)

z

них референдумов. Такой порядок действовал до 1914 г. в Италии, где он позволял изучать мнения членов партии по проблемам, не регулируемым уставом: через такую проце­дуру в 1906 г. прошел вопрос о принадлежности к франк­масонству. В шведской социал-демократической партии нынешний устав не только признает за референдумом пра­во вмешиваться в сферу, не регламентируемую уставом, но и изменять или даже отменять резолюции съезда; сам воп­рос о назначении референдума решается руководством, но оно обязано к нему обратиться, если того потребуют 5% членов партии. В швейцарской социалистической партии резолюции съезда должны быть поставлены на общее голо­сование членов партии, если того потребуют 2/5 делегатов или 1/4 секций (представляющих 1/10 всех членов партии): в 1919 г. именно таким образом было отвергнуто вступле­ние в Третий Интернационал. Но эти ограничения власти вождей остаются скорее формальными, нежели реальны­ми: на практике референдум используется редко¹⁵; пропор­циональное представительство меньшинства слабо распро-странено (даже во Франции оно было отменено руководящим Комитетом СФИО в 1945 г., но фактически продолжало частично существовать; выборность корректи­ровалась опомощью различных средств, выше уже описан­ных). Эти усилия руководителей, направленные на умень­шение значимости процедур, ограничивающих их свободу и прерогативы, как раз и представляют первую форму тен­денции к усилению власти вождей. Вторая заключается в развитии приемов, позволяющих добиваться повиновения своего воинства: принуждения и убеждения.

Дисциплинарные наказания, в принципе подобные клас­сическим, но иные по содержанию, устанавливались в парти­ях постепенно. В зависимости от организации партии и того значения, которое придавалось в ней дисциплине, создава­лась более или менее совершенное законодательство и спо­собы его применения. Уже в начале века в социалистичес­ких партиях были предусмотрены дисциплинарные комиссии, из которых, кстати, выделились затем конфлик­тные комиссии: первые разбирали индивидуальные акты недисциплинированности со стороны членов партии, вто­рые — коллективные коллизии, возникавшие между двумя

" В швейцарской социалистической партии он, как полагает Ф. Лашеналь, после 1921 г. не использовался. — Le parti poli-tique. Bale, 1944. P. 78. Note 140.

партийными органами (между секцией и федерацией, меж­ду двумя секциями федерации, между федерацией и цент­ром). Юристы могут обнаружить здесь пищу для размыш­ления над любопытными тонкостями и признаки довольно значительного развития законодательной функции. В ком­мунистических и фашистских партиях эта функция была еще больше усовершенствована. У национал-социалистов, например, свойственный немцам юридический дух и склон­ность к корпоративным судам, где человека судят равные ему люди, породили весьма развитую организацию. Парал­лельно была установлена детально проработанная система наказаний: одни —чисто моральные (порицание), другие — материальные: понижение (для начальствующего состава), выражение недоверия, запрет занимать какие-либо посты в партии, и, наконец, — исключение, наиболее строгое из всех. В странах, где власть принадлежит единственной партии, исключение — это очень тяжкое наказание: оно выходит за рамки партийной общности и неизбежно влечет за собой последствия для всей социальной и профессиональной жиз­ни исключенного: он рискует потерять работу, он становит­ся политически подозрительным, он подвергается некой разновидности гражданской capitis diminutio (лат.: усек­новение головы, казнь. — Прим. перев.). Даже в условиях плюралистского режима коммунистические или фашистс­кие партии, как мы уже отмечали, придают исключению весьма серьезный характер: исключенного, помимо мораль­ного уничтожения, которое означает для него отлучение от тоталитарной общности, всегда преследует неустанная не­нависть бывших единоверцев, пускающих в ход всякого рода давление и социальные преследования и никогда не оста­навливающихся перед тем, чтобы свести счеты, если к тому представится случай. Не будем вдаваться в детальное изу­чение механизмов юрисдикции, наложения санкций и их осуществления: даже количество их говорит само за себя. В некоторых же партиях дисциплинарная система склеро-зировалась (например, в социалистических): количество глас­ных исключений ничтожно, если не сказать — равно нулю. В коммунистических партиях, напротив, этот прием действу­ет с большой эффективностью. Но он имеет тенденцию при­обретать циклический ритм: в определенные периоды партия принимается за более или менее всеобщую проверку состо­яния дисциплины и довольно многих изгоняет из своих ря­дов. Эта система «чисток» и «очищений» представляется весьма эффективным средством сопротивления той есте-

(и

О) X

! О

CD

<;

О ш О

ь

о

■'-.*■;

Q_ аз С rd

CL

и

Ш

а

с

Q_

Га с

ч С О

о.

со

О

Е

ственной деградации энергии, которая присуща социальной материи, а также поддержания сплоченности и жесткости партии.

Развитие дисциплины включает в себя и единство партии, отсутствие в ней фракций и течений. Ведь факти­чески дисциплинарные институции и система чисток имен­но для того и служат, чтобы защищать ортодоксальность партии и монолитность ее рядов. Однако допущение фрак­ций не означает свободы членов партии и ослабления власти рук