НОВЕЛЛА ЧЕТВЕРТАЯ

 

 

Кикибио, повар Куррало Джьянфильяции, метким словом, сказанным в свое

спасение, обращает гнев Куррадо в смех и избегает злой участи, которой

грозил ему Куррадо.

 

Уже Лауретта умолкла и все высоко превозносили Нонну, когда королева

повелела Неифиле продолжать. Она сказала: - Любезные дамы, хотя находчивый

ум часто внушает говорящим, смотря по обстоятельствам, быстрые, полезные и

прекрасные слова, но и случай, являющийся иногда в помощь боязливым,

внезапно кладет им в уста таковые же, которые в покойном состоянии духа

говорящий никогда не сумел бы и найти. Это я хочу показать вам моей

новеллой.

Как то всякая из вас могла слышать и видеть, Куррадо Джьянфильяцци,

именитый гражданин нашего города, был всегда щедрым и гостеприимным и, живя

по-рыцарски, постоянно находил удовольствие в собаках и ловчих птицах; о

других его больших деяниях я теперь не говорю. Однажды, когда поблизости

Перетолы его сокол взял журавля, он, найдя птицу молодой и жирной, послал ее

своему хорошему повару, по имени Кикибио, венецианцу, велев сказать ему,

чтобы он изжарил его и старательно приготовил к ужину. Кикибио, будучи

легкомысленным, каким и казался, приготовил журавля, поставил на огонь и

стал его тщательно жарить. Когда он почти уже изжарил его и от него пошел

сильнейший запах, одна женщина той местности, по имени Брунетта, в которую

Кикибио был сильно влюблен, случайно зашла на кухню и, почувствовав запах

журавля и увидев его, стала умильно просить Кикибио дать ей бедро. Кикибио

ответил ей, напевая: "Не получить вам его от меня, донна Брунетта, не

получить". Разгневанная этим, донна Брунетта сказала ему: "Клянусь богом,

если ты не дашь мне его, никогда не получишь от меня ничего, чего бы ты

захотел". Одним словом, спор поднялся великий; под конец Кикибио, чтобы не

огорчить свою милую, отнял одно бедро журавля и дал ей. Когда затем Куррадо

и его гостям подан был журавль без одного бедра и Куррадо дался диву, он

велел позвать Кикибио и спросил его, что сталось с другим бедром журавля. На

это любивший прилгнуть венецианец тотчас же ответил: "Господин мой, у

журавлей всего лишь одно бедро и одна нога". Тогда Куррадо гневно сказал:

"Как, черт возьми, у них всего одно бедро и одна нога? Будто я, кроме этого,

не видел других журавлей?" Кикибио продолжал утверждать: "Оно так, как я вам

говорю, мессере, и если вам угодно, я покажу это вам на живых". Куррадо, из

внимания к бывшим у него гостям, не захотел рассуждать далее, но сказал:

"Так как ты готов показать мне на живых, чего я никогда не видел и не

слыхал, чтобы так было, я хочу увидеть это завтра же и удовлетворюсь; но

клянусь тебе телом господним, если окажется иначе, я велю так тебя отделать,

что, пока ты будешь жив, станешь, на твою беду, поминать мое имя".

Так кончился спор в этот вечер, но на следующее утро, лишь только

занялся день, Куррадо, у которого гнев не прошел со сном, поднялся еще

рассерженный, велел привести коней и, посадив Кикибио на клячу, направился с

ним к реке, где обыкновенно перед рассветом водились журавли, и говорит:

"Сейчас мы увидим, кто вчера солгал, ты или я". Видя, что у Куррадо гнев еще

не прошел, а ему приходится оправдать свою ложь, и не зная, как это сделать,

Кикибио ехал за Куррадо в величайшем в свете страхе и охотно бы убежал, кабы

мог; не будучи в состоянии это сделать, он посматривал то вперед, то назад,

то по сторонам, и что ни увидит, ему и кажется, что то журавли стоят на двух

ногах. Уже они были близко от реки, когда он раньше других увидел на ее

берегу двенадцать журавлей, стоявших на одной ноге, как они это обыкновенно

делают, когда спят. Потому, он тотчас же показал их Куррадо, сказав: "Вы

можете легко убедиться, ведь вчера вечером я правду вам говорил, что у

журавлей одно лишь бедро и одна лишь нога; посмотрите-ка на тех, что там

стоят". Увидев их, Куррадо сказал: "Подожди, я покажу тебе, что у них по две

ноги", и, подойдя к ним поближе, закричал: "Охо-хо!" От этого крика журавли

спустили другую ногу и, сделав несколько шагов, пустились наутек. Тогда,

обратившись к Кикибио, Куррадо сказал: "Что скажешь ты на это, обжора?

Веришь ли, что у них две ноги?" Кикибио, почти растерявшись, ответил, сам не

зная, откуда у него явился ответ: "Да, мессере, но вы не закричали охо-хо!

тому, что был вчера вечером, ибо, если бы так закричали, он бы так же

спустил другое бедро и другую ногу, как то сделали эти". Куррадо так

понравился этот ответ, что весь его гнев обратился в веселость и смех, и он

сказал: "Ты прав, Кикибио, мне так бы и сделать". Так-то Кикибио быстрым и

потешным ответом избежал невзгоды, и его господин помирился с ним.