Социальные ценности.

В их характеристикемы будем предельно кратки.[1093] Начнем же с круга ценностей, которые занимают промежуточное положение между витальными и социальными ценностями, но все же должны быть отнесены скорее ко вторым. Имеются в виду ценности технико-технологического и экономического плана.

Технико-технологические ценности призваны способствовать оптимальному удовлетворению витальных потребностей людей и обеспечивать материальные условия их полноценного социального взаимодействия посредством развития энергетики, промышленности, жилищного и хозяйственного строительства, транспорта, средств связи, различных сервисных услуг и т.д. Проще говоря, главная ценность техносферы - это эффективное и рациональное воспроизводство как индивидуального человеческого тела, так и сверхиндивидуального, “надприродного тела” нашей цивилизации.[1094] Посему и ценностные модальности, характеризующие эту сферу (особенно технику, учитывая ее связь с телесными органами человека[1095]) достаточно близки телесно-витальным: полезное-бесполезное; удобное-неудобное; мощное-слабое. Однако миру техники присущи свои универсальные ценностные модальности, независимо от того, какая техническая реальность оценивается или планируется к осуществлению - простые орудия труда или сложнейшая электронная система. Оценка какого-то технического устройства ведется по тому, насколько точно воплощен в техническом устройстве исходный технический замысел, насколько оно эффективно в выполнении поставленных задач, надежно и просто в управлении, насколько экономично и долговечно в эксплуатации и т.д. Соответственно, по этим же ценностным критериям идет отбор и конкуренция технических изобретений. Здесь, однако, возможны свои ценностные фетишизации, подобные фетишизациям витальным, если уж продолжать эту аналогию.

Наглядный пример подобной фетишизации - позиция технологического сциентизма, когда ценность технического устройства - его функциональных характеристик, внешнего оформления (дизайна), конструктивных новшеств - приобретает самоценный характер, а прогресс технической реальности в целом рассматривается как самодовлеющий и почти что органический процесс, имеющий свою безусловную ценность и независимость от наших человеческих субъективных оценок. Здесь человек лишается ценности, превращается в буквальном смысле слова в слугу и даже в раба машины, в функциональный и неизбежно машинообразный придаток научно-технического прогресса. Порочность подобной позиции - в недопустимом подчинении иерархически более высоких ценностей менее высоким, что неизбежно - рано или поздно - оборачивается явным или неявным культом антиценностей вплоть до «отмены самого человека», по пророческому выражению английского писателя и мыслителя К.С. Льюиса.

Увы, но мы живем именно в такую эпоху, когда, к примеру, абсолютизированная ценность ядерной энергетики может трактоваться выше, чем ценность живой природы и здоровья людей, что логически заканчивается порочным умолчанием о реальном вреде атомных технологий и проблеме утилизации ядовитых ядерных отходов. Эйфория от успехов генетики при игнорировании этических ценностей оборачивается бездумным вторжением в геном и намеренным поощрением абортов для сбора “генетически ценного производственного субстрата”. Культ информационных технологий уже сегодня привел к феномену “компьютерного кретинизма”, когда функциональная способность мальчишки барабанить по клавишам компьютера и шнырять по Интернету соседствует с его дремучей бескультурностью[1096] и низменностью духовных интересов. Немудрено, что ему проще общаться с себе подобными на телеграфном языке компьютера, нежели осваивать сложную науку непосредственных человеческих взаимоотношений.

Тезис об автономности и самоценности технического прогресса - опаснейший миф современной технократии, во многом инициируемый частным интересом и прагматическим ведомственным расчетом. Здесь налицо элементарная подмена понятий. Под объективным и необходимым ходом научно-технического прогресса понимается вполне определенное и, зачастую, откровенно тупиковое его направление; а за объективную и всеобщую ценность выдается ценность частная и субъективная.

Отсюда следует простой и ясный аксиологический вывод, имеющий вполне конкретную сферу приложения: ценность техники относительна; ее прогресс не автономен и не объективен, а должен - вопреки нынешнему господству технократических антиценностей - оцениваться и направляться иерархически более высокими ценностями человеческого бытия (прежде всего нравственными).

Этот вывод вытекает из вспомогательно-функциональной природы технических ценностных модальностей в общей “пирамиде ценностей”. Аналогичная фетишизация объективных и позитивных экономических ценностей (прибыль, рост, доходность, ликвидность и т.д.) в виде гипертрофированного экономизма также весьма свойственна современной культуре. Мы не будем подробно разбирать его природу, истоки и отрицательные последствия. Такая критическая работа уже давно проведена в отечественной досоветской[1097], эмигрантской[1098] и постсоветской экономической литературе.[1099]

Однако данные констатации вовсе не ставят под вопрос и не принижают объективной ценности экономики и техники, точно также как факт существования ведущего научного сотрудника в академическом институте еще не делает малоценным наличие в нем электрика или младшего научного сотрудника. И как без последних ни один ведущий научный сотрудник не сможет добиться выдающихся результатов, точно также без разумного развития техники и экономики невозможно полноценное духовное и социальное бытие человека.

Соответственно под социальными ценностями в собственном смысле слова следует понимать идеальные цели, интересы и нормы, обеспечивающие гармоничное становление (социализацию) и успешную общественную самореализацию социального “Я” человека. К ценностным универсальным модальностям этой сферы следует отнести оппозиции типа справедливого и несправедливого, благородного и низкого[1100], успешного и неуспешного, престижного и непрестижного, социальной солидарности (соборности) и вражды, власти и рабской покорности, социально-упорядоченного и хаотичного, свободы и произвола, достатка и бедности и т.д. Этот слой ценностей в их содержательном наполнении гораздо консервативнее витальной сферы, несмотря на всю возрастающую социальную динамику истории. В творческом приобщении к позитивным социальным ценностям большое значение имеют семья и школа, а также сохранение национально-исторической преемственности в сфере социально-правовых ценностей. Огромную роль в утверждении правильной иерархии социальных оппозиций и недопустимости их инверсий (когда произвол осуществляется под лозунгами свободы, война выдается за нормальное состояние общества, а бедность и несправедливость признаются естественными элементами социальной жизни) играет система права и устойчивое функционирование государственных институтов. “Задача права, - по верному и образному утверждению В.С. Соловьева, - вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он - до времени не превратился в ад”[1101].

Таков социальный идеал-минимум. Высшая же социальная ценность, идеал-максимум - это обеспечение максимального единства между людьми при гарантиях свободы их культурного творчества и личного совершенствования. Однако воплощение этого социального идеала или хотя бы только приближение к нему невозможно без прочного духовного фундамента подобного единения.