И на обилье их взирал в тоске.А тётя мне: Возьми ещё огурчик. И чем вы там питаетесь, в Москве? Совсем не ешь! Ну просто - неприлично... Возьми пельменей... Хочешь кабачка?» А дядя: Что, привык небось к «столичной»? А ну-ка, выпьем нашего «сучка»! Давай, давай... А всё же, я сказал бы, Нехорошо уже с твоих-то лет! И кто вас учит? Э, смотри, чтоб залпом! Ну, дай бог, не последнюю! Привет!» Мы пили и болтали оживлённо, шутили, Но когда сестрёнка вдруг спросила, был ли в марте я в Колонном, Все как-то посерьёзнели вокруг. Заговорили о делах насущных, которыми был полон этот год, И о его событиях, несущих Немало размышлений и забот. Отставил рюмку дядя мой Володя: Сейчас любой с философами схож. Такое время. Думают в народе. Где, что и как - не сразу разберёшь. Выходит, что врачи-то невиновны? За что же так обидели людей? Скандал на всю Россию, безусловно, а всё, наверно, Берия-злодей...» Он говорил мне, складно не умея, о том, что волновало в эти дни: Вот ты москвич. Вам там, в Москве, виднее. Ты всё мне по порядку объясни!» Как говорится, взяв меня за грудки, Он вовсе не смущался никого. Он вёл изготовленье самокрутки И ожидал ответа моего. Но думаю, что, право, не напрасно я дяде, ожидавшему с трудом, как будто всё давно мне было ясно, сказал спокойно: Объясню потом». Постлали, как просил, На сеновале. Улёгся я и долго слушал ночь. Гармонь играла. Где-то танцевали, И мне никто не в силах был помочь. Свежело. Без матраса было колко. Шуршал и шевелился сеновал, А тут ещё меньшой братишка Колька Мне спать неутомимо не давал. И заводил назревший разговор - что ананас - он фрукт или же овощ, Знаком ли мне вратарь «Динамо» Хомич И не видал ли гелиокоптёр... А утром я, потягиваясь малость, Присел у сеновала на мешках. Заря, сходя с востока, Оставалась У петухов на алых гребешках. Туман рассветный становился реже, И выплывали из него вдали дома, Шестами длиннымии скворешен Отталкиваясь грузно от земли. По улицам степенно шли коровы, Старик пастух пощёлкивал бичом. Всё было крепким, ладным и здоровым, И не хотелось думать ни о чём. Забыв поесть, не слушая упрёков, набив карманы хлебом, налегке, как убегал когда-то от уроков, Да, точно так - я убежал к реке. Ногами увязая в тёплом иле, Я подошёл к прибрежной старой иве И на песок прилёг в её тени. Передо мной Ока шумела ровно. По ней неторопливо плыли брёвна, И сталкивались изредка они. Гудков далёких доходили звуки. Звенели комары. Невдалеке седой путеец, подвернувши брюки, Стоял на камне с удочкой в руке и на меня сердито хмурил брови, стараясь видом выразить своим: Чего он тут? Ну, ладно, сам не ловит, а то ведь не даёт ловить другим...» Потом, в лицо вглядевшись хорошенько, Он подошёл. Неужто? Погоди!.. Да ты не сын ли Зины Евтушенко? И то гляжу... Забыл меня поди... Ну, бог с тобою! Из Москвы? На лето? А ну-ка, тут пристроиться позволь...» Присел он рядом, развернул газету, Достал горбушку, помидоры, соль. Устал я, на вопросы отвечая. И всё-то ему надо было знать: стипендию какую получаю, Когда откроют Выставку опять. Старик он был настырный и колючий и вскоре с подковыркой речь завёл, что раньше молодёжь была получше, Что больно скучный нынче комсомол. «Я помню твою маму лет в семнадцать, за ней ходили парни косяком, но и боялись - Было не угнаться За языком таким и босиком. В шинелишках, по росту перешитых, такие же, я помню, как она, что косы - буржуазный пережиток, На митингах кричали дотемна. О чём-то разглагольствовали грозно, всегда как будто полные идей, - Ну, скажем, донимали вдруг серьёзно Вопрос «обобществления» детей!.. Конечно, и смешного было много и даже просто вредного подчас, но я скажу: берёт меня тревога, Что нет задора ихнего у вас. И главное, - пускай меня осудят, - У вас не вижу мыслей молодых. А у людей всегда, дружок, по сути, Такой же возраст, как у мыслей их. Есть молодёжь, а молодости нету... Что далеко идти?.. Вот мой племяш, - и двадцать пять ещё не стукнет в зиму эту, А меньше тридцати уже не дашь. Что получилось? Парень был как парень, И, понимаешь, выбрали в райком. Сидит, зелёный, в прениях запарен, Стучит руководящим кулаком. Походку изменил. Металл во взгляде. И так насчёт речей теперь здоров, что не слова как будто дела ради, А дело существует ради слов.
|
