Равенство.

Итальянский мыслитель Юлиус Эвола (1898-1974) «Тайная природа естественного права».

«Тоска по Абсо­лютным стандартам, характерная для периодов возрождения доктрины естественного права, вполне понятна во времена хаоса, переворотов, разложения установившихся моральных принципов и социальных образцов» (В. Фридмэн из Колумбийского университета)

Ю. Эвола полагает, что никто не дал точное и однозначное определение ни «человеческой природе», ни naturalis ratio. Всё свелось к выделению нескольких элементарных принципов, которые по умолчанию признаются необходимыми для возможности совместного существования. Но естественное право – это всего лишь частное представление о праве.

«Постоянной» для всех разновидностей естественного права является идея равенства. Согласно естественному праву, все люди – равны. Но все существа равны только по материнскому праву – перед лицом Magna Mater. Равенство дополняется физической неприкосновенностью и специфическим идеалом жизненной организации в виде общественного братства.

Существует человеческий тип, для которого «соответствующим природе» является комплекс принципов и ценностей, не только не имеющий ничего общего с принципами и ценностями естественного права. Вместо равенства, свободы и братства на первом месте стоят принципы различия, неравенства, справедливости (в смысле suum cuique) [лат. каждому своё – прим. перев.], а также иерархии, с соответствующим идеалом единства героического и мужественного типа в противоположность натуралистическому, общинному и братскому типу, где господствует не этика «любви», но этика чести.

Так, принципы древнейшего римского права: отцовская власть, родовая мужская власть, imperium. В верховенстве государства и его закона выражалось верховенство отцовских потенций Света и светоносного Неба. Это право отличалось избирательным подходом и руководствовалось иерархическим принципом.

В древнем законодательстве плебс называли – «сыновья Земли». Плебс обладал своим правом и идеалом общности, в котором ни происхождение, ни племенная или родовая принадлежность, ни особенности, присущие отдельному человеку, не имели особого значения. В Риме праздники, посвящённые хтоническим богиням, нередко сопровождались временной приостановкой законов позитивного права и своего рода возвращением в «справедливое» состояние. Так отмечали возвращение к всеобщему равенству, не ведающему ни привилегий, ни различий племенного, кровного, полового и кастового характера.

Кризис традиционного мира пробудил к жизни древний матриархальный субстрат. «Материя» освободилась от уз «формы» и получила верховную власть. В классическом понимании «форма» равнозначна духу, «материя» – природе; первая связана с отцовским, мужским, светоносным и олимпийским элементом, вторая – с женским, материнским. Государство соответствует «форме», народ, демос, масса – «материи». В нормальной ситуации принцип формы, понимаемый в некотором роде как трансцендентный и наделённый собственной жизнью, упорядочивает, обуздывает, ограничивает и выводит на высший уровень то, что связано с принципом материи. «Демократия» ведёт не только к распаду синтеза этих двух принципов, определяющему всякое высокоорганизованное сообщество, но и к автономизации и преобладанию материального принципа, – народа, массы, общества – на который отныне смещается центр тяжести. Тогда от государства остаётся лишь тень. Отсутствует основа, которая позволила бы придать высший смысл какой-либо деятельности. Принципы политического идеала утратили патриархально-духовный характер и отныне связываются исключительно с натуралистической субстанцией, с миром количества, а иногда с иррациональными коллективными чувствами, приводимыми в движение «мифами».

Гражданское общество: государство как общение граждан.

По Канту: Гражданское состояние, рассматриваемое только как состояние правовое, основано на следующих априорных принципах: 1) свободе: ни один не может принудить меня быть счастливым так, как он хочет (так, как он представляет себе благополучие других людей); каждый вправе искать своего счастья на том пути, который ему самому представляется хорошим, если только он этим не наносит ущерба свободе других стремиться к подобной цели — свободе, совместимой по некоторому возможному общему закону со свободой всех (т. е. с их правом искать счастья); 2) равенстве его с каждым другим как подданного; каждый член общества имеет по отношению к каждому другому принудительные права, за исключением главы общества; 3) самостоятельность члена общества как гражданина, т. е. как входящего в число законодателей. Этот основной закон, который может исходить только от общей (объединенной) воли народа, и называется первоначальным договором.

Тот, кто имеет право голоса в этом законодательстве, называется гражданином. Этот договор нет нужды предположить как факт (более того, как таковой, он вообще невозможен) есть всего лишь идея, разума, которая, однако, имеет несомненную (практическую) реальность в том смысле, что он налагает на каждого законодателя обязанность издавать свои законы так, чтобы они могли исходить от объединенной воли целого народа, и что на каждого подданного, поскольку он желает быть гражданином, следует смотреть так, как если бы он наряду с другими дал свое согласие на такую волю.