Становление ИСТОрИИ

Каким образом промысел Божий воплощался в человеческой ис­тории, начиная с Вознесения Христа и в ожидании его второго при­шествия. Первые христиане, казалось, были совершенно уверены в неотвратимом наступлении конца времен. Однако чаяния св. Павла носят более осторожный характер: день и час пришествия никому не­известен. И он вместе с другими миссионерами новой религии неуто­мимо несет свое слово людям; он предостерегает против тех, кто ве­рит, что час Господа пробил; он призывает к уравновешенной жизни: никто не должен пребывать в возбуждении и вести беспорядочный об­раз жизни, каждый должен исполнять свои общественные обязанно­сти (Послание к Фессалоникийцам и Послание к Римлянам). В ожи­дании второго пришествия Христа жизнь продолжается. Это продол­жение человеческой истории требовало своего теологического объяс­нения. Святая история развивается, но каким образом?

Упрошая, можно выделить два ответа: с одной стороны, тип интер­претации, существовавший еще до св. Августина — и переживший его, — развивающий земную теологию истории. Промысел Божий можно постичь, изучая видимую историю людей, он воплощен или должен быть воплощен в истории града земного. С другой стороны, — интерпретация, возобладавшая в лоне католической Церкви и данная св. Августином в V в. Святая история — это история духовных судеб человечества, она невидима, непостижима. Следовательно, Церковь не связана ни с какой исторической формой. Она принадлежит плану вечности, тогда как град земной -— плану преходящего.

Земная теология истории многообразна. Радикальная ее форма, опирающаяся на Апокалипсис св. Иоанна, — это милленаризм. Текст св. Иоанна, завершающий Новый Завет, представляет собой блестя­щее и исполненное символизма описание конца света. В своем бук­вальном толковании он, в частности, предвещает следующее: перед окончательным торжеством Царства Божьего первое воскресение про­изойдет там, где Праведники воскреснут и будут вместе с Христом пра­вить на земле тысячу лет (Апокалипсис, 20: 1-6). Кое-кто усмотрел в этих строках обещание скорого наступления царства Праведников «на тысячу лет». Подобная интерпретация (милленаризм) была отвергнута наиболее крупными христианскими теологами, в частности св. Авгу­стином, и осуждена Римом как еретическая (повествование св. Иоан­на, говорит Августин, должно восприниматься как духовная аллего­рия: ожидание миллениума бессмыслено, ибо начало его отмечено именно рождением Христа). Однако милленаристские чаяния, офор­мившиеся в эпоху империи, периодически возрождались и в Средние века, и позднее — во времена крестовых походов, в лоне нищенствую­щих монашеских орденов в XIII веке, в XV веке в Чехии, в последую­щем столетии — в Германии во время Реформации (движение анабап­тистов)... В любом случае «земля обетованная» недостижима.

Другая, более «умеренная» версия этой земной теологии истории была добавлена к самой истории христианства. В самом деле, о чем повествовала видимая история? Она рассказывала об успехах христи­анизации. В Римской империи одержала победу религия, этой импе­рией преследуемая. Для целого течения христианской мысли эта ис­тория предстала как выражение божественной воли. В особенности Евсевий Кесарийский (260—337гг.) и восточная традиция усматрива­ли в Империи факт Провидения. Христианство связывало себя с по­литической формой (прочный союз на Востоке, который породит це-заро-папизм византийской империи).

Св. Августин (354-430 гг.) отбросил все эти интерпретации как не опирающиеся на Писание и противоречащие его учению. Он проти­востоит милленаризму, он разделяет судьбу Империи и судьбу Церк­ви, отвергает идею о том, что несчастья исчезнут с течением времени. Короче говоря, христианство Августина отвергает всякую утопию: со­вершенство не принадлежит этому миру.

■ «О граде Божьем» (415-427 гг.) — одно из главных произведений

Щ ЛРИстианского Запада. Этот труд — впечатляющий по размаху, пре-

Р Исходный но выразительности — не образует четко оформленного

единства. С одной стороны, он написан по конкретному случаю, с

ДРУгой, — представляет собой размышление о судьбе человечества в

свете Откровения. Ситуация состояла в следующем: в 410 г. вестготы

50 Способы интерпретации политики

Экономия спасения и искусство политики _5|

 

Алариха захватили «вечный город» и подвергли его разграблению. По­трясение было чудовищным: то было концом мира, казавшегося не­зыблемым. Приверженцы старой римской религии возлагают на хри­стиан ответственность за несчастья Империи. Августин берется за пе­ро, чтобы лать им ответ: он подчеркивает слабости и пороки языче­ского Рима, восхваляет гражданские доблести христиан. Помимо этой полемики, он намеревается отделить судьбу гибнущей Империи от судьбы Церкви. Конечно же, сам он является честным гражданином Рима, — его патриотизм бесспорен, — но как христианин хочет зая­вить о следующем: подлинная религия не связана ни с какой преходя­щей политической формой. Дальнейшее развитие размышлений при­водит его к общей теологии истории.

Августиновская теология двух градов — града земного и града Божьего — влечет за собой трудности интерпретации и тем самым да­ет повод к недоразумениям. Св. Августин использует то точные фор­мулировки, то формулировки, такими не являющиеся, он употребля­ет понятие града в различных смыслах. Самое главное, как представ­ляется, он работает в двух планах. Основной план — это план духов­ной судьбы человечества:

*Итак, — пишет епископ Иппонийский в своем знаменитом отрывке, -два Града созданы двумя видами любил, а именно: земной — любовью к себе вплоть до пренебрежения Богом, Небесный — любовью к Богу вплоть до забве­ния себя; один Прославляет себя в себе, другой — в Боге; один ищет славу от лю­дей, для другого свидетельство сознания Бога — самая большая слава» (XIV, 28).

Оба града названы так только по аналогии. Разделяющая их грань невидима, она духовного порядка. Град земной не совпадает с времен­ной реальностью человеческого града, он представляет собой испор­ченную часть человечества, забывшую о своем вечном призвании и обратившуюся к поклонению самой себе. Град Божий — это не види­мая Церковь, он включает в себя всех тех, кто избрал лучшую долю, кто как в лоне Церкви, так и вне него посвятил себя истине и добро­детели. Оба града в заимо пере плетены в этой жизни подобно зернам и плевелам из притчи, которые невозможно отделить друг от друга до времени жатвы. В одной из своих Проповедей Августин предостерега­ет неверных: «Плевела враг рассеял повсюду: миряне, духовенство. епископы, люди женатые, верующие — он ничего не оставил несме­шанным» (XI, 5). Как представляется, Шарль Журне верно отражает точку зрения св. Августина, когда заключает, что линия, отделяющая град земной и град Божий, проходит в сердце каждого человека.¹ Та-

i C\f.:Journet Ch. V Eglisedu verbe irtcame\ P.: 1951. T II. P.I 103.

юм, имеется два уровня истории: история священная и исто­рия мирская. Первая тайно разворачивается в лоне второй в соответ­ствии с промыслом Божьим. Она представляет собой таинство: каким образом Бог из человеческого материала строит свой град небесный, «этот день субботний, у которого не будет вечера... это царство, кото­рое не будет иметь конца» (XXII, 30).

Второй план — это план отношений между человеческим градом и Церковью. Здесь град земной совпадает с политическим сообщест­вом, а град Божий (более или менее определенно) — с Церковью, т.е. с обшиной христиан. В этом смысле христианин принадлежит двум градам. Каким образом можно связать это двойное гражданство? Принципиальная позиция Августина ясна: он твердо различает поря­док духовный и порядок временной, сферу церковной власти и сферу власти политической. Но он делает самые общие высказывания и не дает никакой точной теории взаимоотношений между Церковью и го­сударством. Несомненно, он стремится к тому, чтобы политическое общество было пронизано христианством, но не видит никаких га­рантий, что такое решение применимо или может быть устойчивым. По сути Августин интересовался политикой лишь весьма незначи­тельно. Для него первостепенное значение имеет высшая цель. В зем­ном мире все люди — странники.