Глава 4. Экономическая теория неоевразийства: «гипотеза Вечности», синхронизм трех укладов, интеграционный императив

«Гипотеза Вечности»

С точки зрения философии евразийства, одномерного, одностороннего прогресса в истории не существует. Широко распространенное представление о том, что мир движется поступательно, от худшего к лучшему, евразийство считает ошибочным. Развитие мира, в том числе и экономическое развитие общества, происходит циклически. И даже самые высокоразвитые культуры после цепочки катастроф возвращаются на прежний уровень, а любой прогресс сменяется фазой регресса. При таком подходе нет представления о том, что модернизация является абсолютным и единственным направлением, всегда и непременно от худшего к лучшему. Поэтому сам термин «модернизация», в том числе модернизация экономики, ставится под вопрос, начинает рассматриваться как циклическое явление. Модернизация обратима, локальна, может затрагивать лишь отдельные аспекты общества, а может меняться на прямо противоположный вектор. События на постсоветском пространстве подтверждают этот тезис: на наших глазах осуществляется архаизация многих экономических процессов. До определенного момента мы развивались в индустриальном направлении, сегодня же в одних областях перешли к предындустриальному состоянию, а в иных — к постиндустриальному.

Циклическое осмысление истории и понимание амбивалентности модернизации требуют Вечности, некоего вертикального, духовного измерения, существующего как бы перпендикулярно по отношению к повседневной реальности. Здесь следует вспомнить представление о трех мирах, которое является культовым, фольклорным, мифологическим представлением традиционного общества, сохранившимся до сегодняшнего дня у многих народов. В православной церкви также существуют три параллельных мира — ад, рай и человеческая реальность. Если спроецировать учение о трех мирах на конкретную историю, в мире возникает дополнительное вертикальное измерение, которое является символом вечности. Вечность, которая не зависит ни от чего и делает относительными все события горизонтального мира, релятивизирует время и прогресс, показывает возможность параллельных времен и напрямую приводит к циклическому мировидению.

Приняв «гипотезу Вечности» как рабочую и спроецировав ее на область экономики, евразийцы получают теорию экономических циклов, т. е. представление о круговом, а не линейном развитии хозяйственного уклада. Это переход от экономической диахронии, описываемой в категориях «раньше — позже», «уже — еще не», «развитое — недоразвитое» и т. д. с соответствующими оценками, к экономической синхронии, предлагающей рассматривать развитие как циклический процесс, где между циклами существуют аналогии без общего, единого для всех, универсального направления движения. Экономическая синхрония приводит к выводу, что одновременно в одном и том же обществе, а тем более в разных обществах, могут существовать различные технологические формации и экономические уклады. Эти уклады качественно отличаются друг от друга, но представляют собой не ступени поступательного развития, а скорее особые фазы, подобные возрастам человеческой жизни, установить иерархию среди которых весьма проблематично. Ведь странно считать, что ребенок есть просто недоразвитый взрослый, взрослый — недоразвитый старик, а старик — несовершенный труп. Каждый возраст имеет свое качественное значение и присущие только ему критерии нормы и совершенства. Точно так же с позиции евразийской экономики нельзя утверждать, что традиционные формы хозяйствования — например, оленеводство и охотничий промысел чукчей, юкагиров или якутов — являются примитивной фазой развития, низшей по сравнению с индустриальным или постиндустриальным обществом.

Евразийцы считают, что существуют различные циклы хозяйствования, и не всегда переход от одного к другому есть прогресс. Еще точнее: прогресс в технической сфере может сопровождаться регрессом в иных аспектах хозяйственной жизни, представляющей собой объемный и многомерный процесс, сопряженный с культурой, традицией, специфическим структурированием жизненных энергий.

Люди фиксируют наиболее универсальные точки собственного развития, но сплошь и рядом после достижения некоторого критического порога отрицательные аспекты начинают перевешивать положительные, и человечество сталкивается с серьезным кризисом, который сопровождается отступлением экономической жизни к прежним уровням, а иногда и полным регрессом. В современной индустриальной и постиндустриальной экономике существуют фундаментальные кризисы и, как наиболее яркое их выражение, — экономика войн и конфликтов, которая по мере развития оружия массового поражения становится опасной для самого бытия человечества, т. е. несет в себе заряд чистого негатива.

Именно к такому страшному кризису, с точки зрения евразийства, приближается современная постиндустриальная цивилизация: это вероятность экологической катастрофы, демографического взрыва, энергетического исчерпания недр, моральной деградации самого человеческого вида, приблизившегося вплотную к перспективе клонирования, разложение всех традиционных форм коллективов — вплоть до семьи. Автономизированная логика технического прогресса постепенно поменяла самих центральных субъектов экономической деятельности — от конкретных людей и человеческих коллективов, например наций, мы перешли к расплывчатой концепции «индивидуального множества», утратившего любые качественные определения и стоящего на пороге промышленного воспроизводства псевдочеловеческих типов. Это прекрасно вписывается в логику циклического евразийского видения: прогресс сочетается с регрессом, и за пиком подъема неотвратимо следует падение. При этом евразийцы считают, что поскольку возврат легитимен и прошлое не является негативным само по себе, можно сознательно и безболезненно в определенный момент менять курс развития и спокойно поворачивать на 180 градусов, переходя на предшествующие экономические циклы. В любом случае евразийская экономическая теория признает правомерность циклов, и это предопределяет другие, более частные выводы.

Исходя из сказанного, первый фундаментальный постулат евразийского экономического мышления можно сформулировать так: любую экономическую ситуацию следует рассматривать как циклическую, а не как развивающуюся лишь планомерно и поступательно. Чтобы оценить экономическую ситуацию, необходимо поместить ее в исторический, культурный, географический, национальный и религиозный контексты. И именно эти контексты помогают понять, с каким циклом и с какой его фазой мы имеем дело, что необходимо принимать за норму и как ее поддерживать в каждом конкретном случае.

Если подходить к любой экономической ситуации с универсальными мерками однонаправленного прогресса, мы упускаем из виду качественные стороны, и наши действия могут привести к непоправимым и неоправданным издержкам. Так, рецепты Международного валютного фонда, примененные к архаической экономике Сомали, привели к ее полному краху, несмотря на финансовые вливания и кредиты, в результате чего эта страна, совсем недавно экспортировавшая продукты питания в Кувейт, Саудовскую Аравию и Объединенные Арабские Эмираты, оказалась за чертой бедности и всеобщего голода. Баланс традиционного хозяйствования был нарушен, вместо дешевых, но необходимых маиса и триго поля переквалифицировались на разведение дорогостоящих, но плохо растущих фруктов, и, в довершение всего, приватизация колодцев привела ко всеобщему голоду и полной деградации общества. На этом примере легко увидеть, чем отличается евразийский циклизм от либерального универсализма: евразийство начало бы с исследования существующей структуры сомалийской экономики и обратило бы все усилия на укрепление и поддержку существующих направлений с частичной модернизацией отдельных областей промышленности или сельского хозяйства — с чутким вниманием к общему балансу. Это потребовало бы больше времени, но дало бы надежные и позитивные результаты. Либеральные реформы по лекалам МВФ прошли стремительно, но закончились катастрофой, последствия которой ощущаются до сих пор.

«Гипотеза Вечности» делает относительной концепцию линейного времени, касающейся только одного из миров — промежуточного мира, в котором происходит развитие, в то время как в верхних и нижних мирах течет другое время, развертываются иные процессы. Привлечение этих измерений — измерения души, культуры, нравственности — в экономическую деятельность меняет всю картину.

Возьмем, например, прогресс по-американски. Мы видим высокий уровень технологий, материальный комфорт, высокие доходы, развитую индустрию развлечений. В «среднем мире» налицо развитие и прогресс. Однако если мы посмотрим на культурное состояние общества, которое живет в условиях этого материального прогресса, то увидим здесь тревожные картины: вырождение, разложение, развращенность, утрату моральных ценностей и норм. Это уже проявления «нижнего мира», инфернальные пейзажи. Наложение этих двух миров делает прогресс и поступательное развитие экономики, техногенную цивилизацию и американскую модель в целом относительными категориями.