Выход из инфляции

Почему инфляция усилилась после свержения яко­бинской диктатуры? С одной стороны, для этого были объективные причины: эмиссия давала государству все меньше дохода и как бы разгоняла сама себя. Но многие историки считают, что руководители новой власти сознательно форсировали эмиссию, чтобы окон­чательно дискредитировать деньги революции — ас­сигнаты.

В ходе неудачного восстания в мае 1795г. народ наивно требовал восстановления максимума и твердо­го курса ассигнатов. Даже если бы власти согласи­лись на это требование, оно было невыполнимо.

Ликвидация ассигнатов была произведена прави­тельством Директории, сменившим временный терми­дорианский режим и продолжавшим его общую по­литическую линию. Ублажая парижан, жаждущих зрелищ, власти публично сожгли на Вандомской площади все приспособления для печатания ассигнатов и оставшиеся в кассе бумажки на сумму более милли­арда ливров.

Однако обойтись без бумажных денег государство еще не могло. После небольших выпусков денег, полу­чивших название рескрипций, в марте 1796 г. было ре­шено выпустить территориальные мандаты, установив лимит их эмиссии в 2,4 миллиарда ливров [29, с. 226]. Употребляемое русскими авторами слово «территори­альные» не совсем точно; скорее, их надо бы называть земельными мандатами, поскольку власти вернулись к навязчивой идее земельного обеспечения денег. Размен мандатов производился не на звонкую монету, а на зем­лю: на них можно было купить по твердой цене земель­ный участок. Предполагалось, что это обеспечит возврат новых бумажных денег в казну.

До определенного срока ассигнаты обменивались на земельные мандаты по достаточно льготному соотно­шению 1: 30, потом по соотношению 1: 100, после чего обмен был прекращен [29, с. 230-231]. По разным при­чинам в обращении еще осталось довольно много ас­сигнатов. На некоторое время возникло тройное денеж­ное обращение: звонкая монета, мандаты и ассигнаты. Соотношения между ними постоянно менялись. Все это отнюдь не способствовало возрождению экономики. Как писал Луи Блан, «никто не хотел производить, все только торговали» [29, с. 224].

Земельные мандаты стремительно проделали путь инфляционного обесценения. Уже в сентябре 1796 г. их курс к металлическим деньгам упал до 5% номинала, а в конце года не превышал 2-2,5%. Иначе говоря, манда­ты обесценились в 40-50 раз [29, с. 235]. Длительная инфляция всех видов бумажных денег поставила на по­вестку дня полный отказ от них. В феврале 1797г. на­чалось изъятие мандатов. По рыночному соотношению с твердыми деньгами они принимались в уплату нало­гов и в оплату земельных участков, которые все еще продавались из национального фонда. Поскольку но­вой эмиссии не было, масса обращающихся мандатов быстро уменьшалась. В январе 1798г. принимается закон об уничтожении матриц, штампов и всех других принадлежностей для печатания денег. Остаток нахо­дящихся в обращении бумажных денег обменивается на процентные квитанции казначейства. На этом ис­тория революционной инфляции и связанного с ней своеобразного финансового кризиса заканчивается.

Переход от бумажных денег к твердой валюте по­требовал, как видим, немало времени и был нелегким делом. Как писал один французский автор — очевидец тех событий (в 1801 г.), «приходилось переходить от бумаги, которую никто не хотел принимать, к звонкой монете, которую никто не хотел отдавать» [29, с. 321].

Последствия эмиссии и инфляции неразделимо сли­лись с социально-экономическими последствиями ре­волюции. Возможно, важнейшим из них стало фор­мирование класса самостоятельного крестьянства, си­девшего на своей земле. В 1790-1795 гг. было продано за ассигнаты 857 тысяч, в 1796-1797 гг. еще 105 ты­сяч участков земли за земельные мандаты. Сотни ты­сяч мелких и средних собственников! Притом ясно, что эти люди не были голодранцами, что они могли и хотели по-настоящему хозяйничать на земле. Военные победы Наполеона в немалой степени объясняются тем, что он имел в этих крестьянских семьях большой резерв первоклассного «человеческого материала» для своих походов и битв.

Вместе с тем инфляция 1790-х годов оставила сво­его рода шрам в национальном сознании французов и стала одним из факторов твердости денег (оконча­тельно созданного Наполеоном в 1803 г. золотого франка), сохранявшейся на протяжении всего XIX века, вплоть до Первой мировой войны.