Явление второе. Входит Стародум. Софьяподбегает к нему.

Сценарий по пьесе Д.И. Фонвизина «Недоросль».

 

Действующие лица и исполнители:

Входит Стародум. Софья подбегает к нему.

 

Стародум (обнимая Софью). А! Ты уже здесь, друг мой сердечный!

 

Садятся на диван.

 

Софья. Я вас дожидалась, дядюшка. Вот, читала книжку.

 

Стародум (заинтересованно). Какую?

 

Софья. Французскую. О воспитании девиц.

 

Стародум. Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Мое сердечное желание видеть тебя только счастливой.

 

Софья. Милый дядюшка! Вы мудрый. Дайте мне правила, которым я последовать должна. Всякое слово ваше врезано будет в сердце мое.

 

Стародум. С радостью подам тебе советы. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решает часто судьбу целой жизни. О мой друг! Умей различить, умей остаться с теми, дружба которых была бы тебе надежною порукой за твой разум и сердце. Поверь мне. Всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельным. Надобно захотеть решительно, а там всего легче будет не делать того, за что бы совесть грызла.

 

Софья. Кто ж остережет человека, кто не допустит до того, за что после мучит его совесть?

 

Стародум. Кто остережет? Та же совесть. Совесть всегда, как друг, остерегает прежде, нежели, как судья, наказывает. И счастлив тот человек, в ком есть голос совести.

 

Софья. Мне казалось, дядюшка, что все люди знают, в чем искать свое счастье. Знатность, богатство…

 

Стародум. Так, мой друг! И я согласен назвать счастливым знатного и богатого. Да сперва договоримся, КТО знатен и КТО богат. У меня свой расчет. По моему расчету, не тот богат, кто отсчитывает деньги, чтоб спрятать их в сундук, а тот, кто отсчитывает у себя лишнее, чтобы помочь другому.

 

Софья. Как это справедливо! (Вскакивает с дивана и в волнении ходит по сцене). Как наружность нас ослепляет! Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно. Да мне и не понятно, как можно человеку все помнить только об одном себе? Неужели не думают, что один обязан другому? Ведь если только все о себе думать, то, я полагаю, такой человек никого счастливым не сделает, кроме себя самого!

 

Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Вообрази себе человека, который бы все устремил только на то, чтоб ему одному было хорошо, который бы достиг уже того, чтоб ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его охвачена стала бы одним лишь страхом: как бы не потерять того, что есть. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?

 

Софья. Думаю, что нельзя счесть такого человека счастливым. А может ли он быть при всем том честным?

 

Стародум. Тот человек, который думает лишь о себе, не имеет щедрости души. Честному же человеку никак нельзя простить, если недостает в нем какого-нибудь качества сердца. Ему все иметь надобно. Честный человек должен быть совершенно честным, то есть иметь честь свою незапятнанной.

 

Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно с моим внутренним чувством. Я теперь точно понимаю и достоинство честного человека, и его должность. (Вновь садится на диван).

 

Стародум. Должность! (В волнении вскакивает с дивана и ходит по сцене). А, мой друг! Как это слово у всех на языке, и как мало его понимают! (Повернувшись к Софье). Подумай, что такое -- ДОЛЖНОСТЬ! Это тот священный обет, ДОЛГ, которым мы обязаны всем тем, с кем живем и от кого зависим. Друг мой, у КАЖДОГО свои должности. Возьмем в пример несчастный дом, каких много, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни муж к жене доверия; где каждый свернул с пути добродетели. Жена видит в муже своем грубого и развращенного тирана. С другой стороны, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Что может быть ужаснее их состояния? Несчастные их дети при жизни отца и матери уже осиротели. Отец, не имея уважения к жене своей, едва желает их обнять. Невинные младенцы лишены также и горячих чувств матери. Она, недостойная иметь детей, уклоняется от их ласки, видя в них или причины беспокойства своего, или упрек своему развращению. И какого воспитания ожидать детям от матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их добронравию, которого нет в ней самой?!

 

Софья. Боже мой! Отчего такие страшные несчастия?

 

Стародум (садится обратно к Софье). Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуются. Пекутся о том, богат ли жених или невеста. О достоинствах же души вопросу нет. Никому и в голову не приходит, что добродетель все заменяет, а вот ее ничто заменить не может.

 

Софья. Все, что вы ни говорите, трогает мое сердце…

 

Стародум. И мое восхищается, видя твою чувствительность! Природа наделила тебя красотой. Я вижу в тебе сердце честного человека. Теперь от тебя зависит твое счастие.

 

Софья (горячо обнимая Стародума). Дядюшка! Истинное мое счастье то, что ты у меня есть.