Из воспоминаний К. Пименовой (Чижовой), 1927 г.р.

«К началу войны мне исполнилось 14 лет. 22 июня 1941 года все плакали. Вскоре родственники стали собираться уезжать в эвакуацию. Мама сказала, что никуда не поедет, т.к. уже раз пережила эвакуацию из Риги в Россию, когда ей было 16 лет, а прибалтийские провинции получили независимость по «Похабному миру». Тогда все бросили и переехали в Питер. Итак, мы остались в городе. Наступило страшное время: бомбежки, обстрелы, голод. Я и все мои сверстники дежурили на крышах и чердаках, тушили зажигалки. В сентябре пошла в школу, т.е. в ближайшее бомбоубежище, где проходили занятия старших классов. В ноябре стали умирать люди – падали на улицах, умирали на ходу. Люди стали безразличны – кругом горе, перешагивали через покойников. В бомбоубежище перестали ходить. Школа закрылась. Во время тревоги все соседи собирались в коридоре и пережидали тревогу. Однажды раздался стук в дверь. Открываю, стоит мой товарищ Володя с верхнего этажа и говорит, что у него только сейчас умер брат, папа умер два дня назад, мама лежит и не встает, дайте чего-нибудь поесть. Я говорю: «Ты же знаешь, что ни у кого ничего нет». Выходит мама и говорит, что у нас есть только кофе, самим есть нечего.

-Дайте хоть кофе!

Он схватил и тут же съел всю пачку. Это было страшно. Через два дня я пошла отоваривать карточки, открываю дверь и вижу, на площадке лежит человек – это Володя – мертвый. Страх стянул мою грудь. Сознание того, что надо выкупить паек для того, чтобы продлить жизнь, надо идти в магазин, вывело меня из состояния шока. Маму (она была немка), стали вызывать в милицию каждую неделю, проверяли ее. Мама и дядя совсем ослабели. Дядя Рихард работал в 1940-1941 годах на Карельском перешейке на ст. Мустамяки (теперь ст. Горьковская). Когда финны перешли границу и стали быстро наступать, дядя бежал, даже не успев взять документы. И в такое тяжелое время мы его приютили. Карточек ему не дали, т.к. не было документов. Он числился беженцем. И вот дядя разыскал своих беженцев, те ему немного помогли – дали немного жмыха и дуранды. Немного поддержали себя, пекли лепешки с горчицей и перцем, да студень из столярного клея (клей покупали на рынке) – было очень вкусно. Дядя умер 10 декабря 1941 года. Пока был жив дядя, ездили с саночками в Озерки, меняли керосиновые лампы и стекла для ламп на картошку. Один раз выменяли армейский тулуп на мешок муки с землей – пекли лепешки. В общем, справлялись, как могли. 1 апреля я пошла на работу. Работала мотальщицей, потом вязальщицей. Дали рабочую карточку. Стало легче, но это сгубило маму. 25 апреля дали подарочный набор, в котором была рыба. С голодухи мама съела недожаренную рыбу, у нее начался голодный понос. Ей было очень плохо, она упала, стукнувшись головой о печку. Потеряла сознание и уже не приходила в себя. 1 мая мама скончалась. Я от горя рвала на себе волосы и никого не подпускала к ней. Пять дней я спала с ней в одной кровати, но мне надо было идти на работу. В этот день ее вынесли дворники и соседи. Когда я пришла с работы, ее уже не было. Я узнала, что она находится во дворе. Я вспомнила, что у нее на пальце было надето колечко с бриллиантом – подарок отца. Когда я нашла маму, у нее был отрублен палец (были и такие люди). Затем я с дворниками повезла маму на пл. Тургенева, там был склад трупов, прямо на ул. Канонерской. Покойники лежали до второго этажа, это ужас! Я осталась одна. Пошла в военкомат – не взяли, сказали, что еще мала. Мамина подруга Ксения Николаевна Кудюмова и ее брат устроили меня в команду МПВО – бойцом, на казарменное положение. Я попала в хороший коллектив. В команде было 14 человек, все были старше меня, кроме одной девочки. Работа заключалась в том, чтобы охранять наш любимый город: надо было дежурить на вышке, над 6-ти этажным домом. Дежурили круглосуточно. Город был разделен по участкам. С вышки просматривался весь город и мы по ориентиру сообщали в штаб МПВО о местах пожаров, куда падали снаряды и бомбы. Штаб посылал по этим адресам помощь. В свободное от дежурства время помогали санитарам, ездили в госпитали, разбирали завалы после обстрелов. Так проходила моя служба на полном довольствии. Кормили, конечно, плохо, но по режиму: суп, шроты, да хлеб, но уже по 600 гр. в день. Иногда приходилось работать на станке, вытачивала резьбу на 16 кг. минах. Так подошла Победа».

***