Иррационализм и скептицизм Ницше

Основа жизни, по Ницше, — это воля; жизнь есть проявление, объективизация воли, но не абстрактной мировой воли, как у Шопенгауэра, а конкретной, определен­ной воли — воли к власти. «Жизнь, — говорит он, — это воля к власти», которая понимается прежде всего как инстинктивное иррациональное начало, которому подчинены мысли, чувства и поступки человека. Человек изображается Ницше как по при­роде своей иррациональное существо, которое живет инстинк­тами, бессознательными побуждениями. «Воле к власти» Ницше придает значение, выходящее за пределы жизни, рассматривает ее как космическое начало, основу и движущую силу мирового процесса.

В противовес научному, материалистическому взгляду на мир Ницше выдвигает мистическую, иррационалистическую фанта­зию. Весь мир Ницше изображает как бушующее море энер­гии, как «становление», содержание которого составляет борьба «центров силы», или «пунктуации воли», постоянно увеличива­ющих или теряющих свою власть. Мир — вечное становление без начала и без конца. Оно не приводит ни к чему ставшему, не подчиняется никаким законам, происходит без направления и цели. Это бессмысленный хаос, игра сил, возникающих из окру­жающего небытия и погружающихся в него, «процесс, не веду­щий никуда».

Ницше утверждает, что становящийся мир непознаваем. Наш аппарат познания, выработанный в ходе эволюции, пред­назначен не для познания, а для овладения вещами в целях биологического выживания и укрепления воли к власти.

Необходимость ориентироваться в «сутолоке чувственных впечатлений» и предвидеть их течение заставляет нас искать постоянство в окружающем мире, облекая его в устойчивые формы. «Жизнь построена на предпосылке веры в нечто устой­чивое и регулярно возвращающееся...» (Ф. Ницше. Полное собрание сочинений, т. IX. M l; 1910, стр. 3). Но именно потому, что мир есть абсолютное становление и изменение, любая интер­претация его, предполагающая определенность и устойчивость, оказывается, согласно Ницше, по существу ложной. Доводя до логического конца агностицизм позитивистов и субъективного идеализма вообще, Ницше утверждает; что все научные

понятия, которыми мы пользуемся для объяснения мира, — это со­зданные нами фикции. Нет ни «субстанции», ни «вещи», ни «ма­терии», ни «сознания»; все это выдумки, фикции, не имеющие объективного значения. Весь доступный нам мир построен из подобных фикций. Поэтому тщетно искать «истинный мир», или «вещь в себе», нет никаких объективных фактов, есть только интерпретации. (См.: Ф. Ницше. Полное собрание сочинений, т. IX, стр. 259).

Не скрывая своей враждебности науке, Ницше утверждает, что то, что в науке называется истиной, есть просто биологиче­ски полезный вид заблуждения, т. е. на самом деле вовсе не истина, а ложь. Поэтому и «мир, поскольку он имеет для нас какое-либо значение, ложен», он представляет собой «постоянно изменяющуюся ложь, которая никогда не приближается к ис­тине...» (Ф. Ницше. Полное собрание сочинений, т. IX, стр. 294.)

При этом Ницше не только заявляет, что мир ло­жен, а наука и логика — лишь система «принципиальных фаль­сификаций», но и утверждает, что ложь необходима и состав­ляет условие жизни. Он «аргументирует» это тем, что жизнь человека на земле, как и существование самой земли, лишена смысла; поэтому, чтобы выдержать «жизнь в бессмысленном мире», нужны иллюзии и самообманы. Для слабых они служат утешением и позволяют переносить тяготы жизни, для сильных они средство утверждения своей воли к власти.

Как было сказано, Ницше проповедует абсолютный скепсис в теории познания. Свой нигилизм Ницше возводит в принцип. ««Я уже ни во что не верю» — таков правильный образ мысли творческого человека...». И, тем не менее, в противоречие с этой своей основной философской установкой Ницше пытается создать учение о мировом процессе. Он, правда, признает, что это учение не более как одна из «бесчисленных интерпрета­ций», преимущество которой состоит лишь в том, что она да­ет возможность лучше переносить «бессмысленность совершаю­щегося» (F. Nietzsche. Werke. 1. Abteilung, Bd. XII. Leipzig, 1901, S. 250).

Все это означает, что распад буржуазной философской мы­сли дошел у Ницше до откровенного признания мифотворчества задачей философии. Учение, которое, согласно исходным гно­сеологическим предпосылкам, должно быть признано ложным и, несмотря на это, выдвигается, есть не что иное, как миф.

В философии Ницше, как признает он сам, мифом, оказы­вается прежде всего учение о воле к власти как основе миро­вого процесса. Таким же мифом является и идея, которой Ниц­ше придает исключительное значение, идея «вечного возвраще­ния». Бессмысленный хаос становления, по Ницше, порождает большое, но все же конечное число комбинаций, которые через огромные промежутки времени повторяются вновь. Все происходящее ныне происходило уже раньше много раз и будет по­вторяться впредь. В социально-этическом плане миф о «вечном возвращении» — это последнее прибежище, в котором Ницше пытается спастись от преследующего его пессимизма, от созна­ния бессмысленности жизни и всеобщей неустойчивости. Это единственный устойчивый момент, который он мог найти в де­градирующем мире, ибо если всё повторяется, то «в конце кон­цов все должно быть так, как оно есть и как всегда было» (Ф. Ницше. По ту сторону добра и зла. СПб., 1907, стр. 25.)'. Наконец, «вечное возвращение» — это суррогат отвергнутого Ницше божественного провидения, без которого он, несмотря на свое антирелигиозное фрондерство, так и не смог обойтись и которое он должен был заменить не менее мистической, хотя и не чисто религиозной идеей.

Предчувствуя неизбежную гибель капитализма, Ницше мог «запечатлеть печать вечности» на существующем, обществе, лишь прибегнув к этому мифу о постоянном возвращении вспять. «Против парализующего ощущения всеобщего разруше­ния.., я выдвинул идею вечного возвращения» - писал Ницше (Ф. Ницше. Полное собрание сочинений, т. IX, стр. 178).