Тема 5. Экономические взгляды М.И.Туган-Барановского

 

В 90-х годах Х1Х века в России возникает такое течение экономической мысли как «легальный марксизм», представители которого выражали интересы русской буржуазии. Последних не устраивали антикапиталистические настроения народников, с одной стороны, и быстрое распространение марксистских идей, с другой. Марксистский вывод о необходимости свержения капитализма революционным путем они объявляли ошибочным, а к самим идеям Маркса примыкали лишь частично. Одновременно легальные марксисты не соглашались с утверждением народников об особом, некапиталистическом пути развития России. Они считали, что Россия вписывается в общие для всех стран закономерности историко-экономической эволюции, а развитие капитализма уже свершившийся факт.

Одним из наиболее популярных, признанных в стране и за рубежом представителем этого направления был Михаил Иванович Туган-Барановский (1865-1919). Родился в Харьковской губернии, из дворян, в 1888 г. закончил физико-математический факультет Харьковского университета, получив степень кандидата естественных наук. Однако его больше увлекали общественные науки, и почти одновременно с учебой на физико-математическом факультете он экстерном сдал экзамены за юридический факультет. В 1894 г. получил степень магистра при Московском университете за книгу «Промышленные кризисы Англии, их причины и влияние на народную жизнь», издание которой впоследствии принесло ему известность в России и за рубежом. В 1898 в Московском университете он защитил докторскую диссертацию на тему «Русская фабрика в прошлом и настоящем. История развития русской фабрики». С 1913 г. - профессор Петербургского политехнического института.

Научное наследие М.И.Туган-Барановского богато и разнообразно. Его перу принадлежат такие работы, как «Социальные основы кооперации», «Социализм как положительное учение», «Учение о предельной полезности хозяйственных благ, как причине их ценности», «Периодические промышленные кризисы», «Общая теория кризисов», «Основы политической экономии» и др.

Главный предмет полемики с народниками – о пути хозяйственного развития пореформенной России. Он доказывал неизбежность перехода страны на капиталистический путь развития, опираясь на теоретические аргументы, практику жизни, реальные показатели статистики. «Как бы ни смотрели на будущность русского капитализма, его реальное существование и быстрый рост не могут подвергаться сомнению, и потому изучение истории английского хозяйства, в котором капиталистический строй достиг полного преобладания, может представлять интерес и для русского экономиста».

Кустарная промышленность в России неизбежно проходит различные ступени подчинения капиталу. Капиталистическая фабрика является более высокой формой организации производства. Капитализму в России не приходится разрушать «высокой экономической культуры другого типа». Вот почему, не встречая сопротивления, он легко складывается в формы, еще не достигнутые другими, более развитыми в хозяйственном отношении странами. Автор прогнозировал, что при успешном развитии капитализма Россию ожидает могущественное будущее. Туган-Барановский доказывал отличную от марксизма точку зрения о возможности гармоничного развития капиталистического производства, он считал, что капитализм никогда не умрет естественной смертью, так как внутренне способен к непрерывному развитию. При этом он считал, что в сущности капиталистического хозяйства заложены необходимость кризисов, тенденция к волнообразному движению, к смене упадка и застоя. Проблемой экономических кри­зисов М.И. Туган-Барановский зани­мался всю свою жизнь. Этому во­просу он посвятил несколько книг и множество статей в различных научных журналах. М.И. Туган-Барановский отмечал: «Самой загадочной и по­ражающей особенностью капиталистического развития являет­ся свойственная ему цикличность. Рост капиталистического производства идет не по прямой, а по волнообразной линии», циклически. Экономический цикл слагается из трех фазисов: промышленного подъема, кризиса и промышленного застоя. Чем же объясняется это загадочное явление — цикличность народно-хозяйственного развития, смена фазисов подъема и упадка? Экономическая наука, — продолжает он, — долгое время была не в силах удовлетворительно ответить на этот трудный вопрос. «Разрешение проблемы кризисов, — писал М.И. Туган-Барановский, — долгое время не удавалось экономической науке потому, что экономисты искали причины кризисов в той или иной отдельной сфере общественного хозяйства... На самом же деле кризисы возникают на основе всей совокупности явлений общест­венного хозяйства и потому не могут быть приурочены ни к одной сфере его».

Круговорот общественного капитала, неизбежно приводящий к циклическому развитию и кризисам, отмечал М.И. Туган-Барановский, включает в себя как производство, так и обмен, и распределение. Капитал последовательно превращается из одной формы в другую, преодолевая при этом специфические трудности, связанные с «планомерной организацией труда в капиталистичес­кой фабрике» и «неорганизованностью всего национального про­изводства». «На почве преодоления этих трудностей возникают кризисы и капиталистический цикл». При неорганизованности общественного производства в целом его расширение под влиянием накопления капитала создает постоянную тенденцию к перепроизводству. Почему же подъем, и упадок регулярно чередуются друг с другом? Объясня­ется это тем, что в капиталистическом хозяйстве накопление свободных, ищущих применения капиталов происходит непре­рывно, условия же их превращения в реальный капитал — средства производства в различных предприятиях — складыва­ются различно в периоды оживления и упадка промышленнос­ти. Учреждение новых предприятий не может не сопровождать­ся общим оживлением промышленности, ибо всякое крупное расходование капитала (например, постройка железной дороги) создает усиленный спрос не только на элементы основного капитала (железо, машины, дерево и пр.), но и на предметы народного потребления, так как рабочие, занятые на постройке, предъявляют усиленный спрос на предметы личного потребле­ния, равно как и капиталисты-предприниматели, прибыли ко­торых во время промышленного подъема особенно велики. Поэтому учреждение новых предприятий вызывает усиленный спрос на всю совокупность товаров, производимых в обществе. Однако прекращение строительства сокращает спрос, прежде всего на средства производства, а затем и на предметы потребления рабочего класса (так как число рабочих и плата их сокращаются), и на предметы потребления капиталистов (ввиду падения прибыли). Поэтому прерывистое расширение основно­го капитала страны не может не вызывать смены фазисов цикла. При анархичности и неорганизованности капиталистического хозяйства такое прерывистое расширение основного капитала неизбежно, поэтому пропорциональное расширение производ­ства в различных отраслях встречает значительные препятствия. Между тем свободный капитал продолжает накапливаться и в годы упадка и по мере образования крупных его запасов начи­нает оказывать давление на промышленность. Но в годы про­мышленного застоя огромный накопленный капитал трудно разместить, ибо промышленность его не принимает. Поэтому свободный капитал на время помещается в банки. По мере его скопления и понижения процента по ссудам устройство новых предприятий облегчается, и капитал начинает переливаться из банков в промышленность.

Промышленный подъем при активном содействии спекуля­ции развивается быстро и продолжается до тех пор, пока не исчерпается запас свободных капиталов, накопленных в годы застоя. Как только этот капитал оказывается исчерпанным, начи­нается обратное движение. Недостаток свободных капиталов дела­ет невозможным возникновение новых предприятий и получение нового капитала старыми предприятиями. Становится все затруд­нительно поддерживать непомерно напряженный кредит, и кре­дит начинает давать первые трещины, за которыми иногда следуют паника и общее крушение. Иногда же до общей паники дело не доходит, но, во всяком случае, волна промышленного подъема спадает и наступает фазис промышленного застоя. Застой вызывается тем, что приостанавливается помещение нового капитала в промышленности. Распределение обществен­ного производства становится непропорциональным: в годы промышленного подъема быстро возрастает производство средств производства, сокращение же учредительства сокращает спрос на средства производства, и прежде всего на металл. Средства производства оказываются произведенными в избытке, и в результате возникает общее товарное перепроизводство. Туган-Барановский предвосхитил современную западную инвестиционную теорию циклов, стержнем которой является идея «сбережения-инвестиции» как главная пружина циклических колебаний. Согласно его теории, исчерпание инвестиционных вложений создается условиями применения ссудного капитала, ограниченностью банковских ресурсов, а самое главное – непропорциональностью в размещении свободных денежных капиталов между различными сферами их приложения. Диспропорциональность в размещении капитала объявлялась, таким образом, главной причиной экономических кризисов.

Туган-Барановский одним из первых стремился примирить теорию полезности с трудовой теорией стоимости: «Теории предельной полезности и трудовая, несомненно, противоположны, но не противоречивы. Рикардо и Менгер сосредотачивают свое внимание на различных сторонах одного и того же процесса. Теория Рикардо подчеркивает объективные факторы ценности; теория Менгера – субъективные – моменты оценки… теория Рикардо не исключает, а лишь дополняет теорию предельной полезности. … Предельная полезность – полезность предельных единиц каждого рода продуктов – изменяется в зависимости от размеров производства. Мы можем понижать и повышать предельную полезность путем расширения или сокращения производства. Напротив, трудовая стоимость единицы продукта есть нечто объективно данное, не зависящее от нашей воли. Говоря математическим языком, предельная полезность должна быть функцией трудовой стоимости». Так как ресурсы и производственные факторы ограничены, то размеры производства тех или иных продуктов зависят от распределения труда между производством различных видов благ. Достижение же оптимума предполагает распределение труда между различными отраслями пропорционально общественным потребностям. Между ценностью продукта и его трудовой стоимостью существует определенная связь. В соответствии с этим, автор обосновал положение, согласно которому предельные полезности воспроизводимых продуктов пропорциональны их трудовым стоимостям; трудовая стоимость – определяющий фактор, полезность блага – определяемый. Это соотношение получило название теоремы Туган-Барановского.

Туган-Барановского считают также основателем конъюнктурной ценности денег. Критически оценивая количественную и товар­ную теории, взятые в отдельности, в своей теории денег он исходил из того, что ценность денег есть всецело «социальное явление, продукт стихийных бессознательных народно-хозяй­ственных процессов». Это объясняется тем, что ценность денег является перед нами как нечто объективно данное всей совокуп­ностью меновых отношений. Деньги сами по себе никогда не оцениваются нами. Мы их ценим лишь как средство - приобрес­ти те или иные блага. «Но сколько именно можно получить хозяйственных предметов в обмен на данную сумму денег, это зависит не от нашей воли, а от объективных условий рынка».

Отсюда М.И. Туган-Барановский сделал важный вывод о зависимости ценности денег от пяти переменных: 1) количес­тва имеющихся на рынке товаров, 2) количества самих денег, 3) скорости их оборота, 4) количества орудий кредита и 5) скорости оборота последних. По его мнению, ценность денег есть «отражение общей конъюнктуры рынка... Поэтому изло­женную теорию ценности денег я бы назвал конъюнктурнойтеорией ценности денег, противопоставляя ее как товарной теории, так и количественной теории». Но вместе с тем он и объединял их в своем анализе: «Конъюнктурная теория ценности денег является дальнейшим развитием товарной теории. Что касается количественной теории денег, то она мною не отвергается, но признается не имеющей практического значения в случаях металлического денежного обращения. В случаях же бумажно-денежного обращения я становлюсь на почву количественной теории денег».

Новым аспектом в учении о деньгах явилось иссле­дование государственной политики по регулированию денежного обращения и выдвижение практических рекомендаций по ее совершенствованию. Вместе с тем, как отмечал М.И. Туган-Барановский, «до сих пор государственная власть почти не ставила себе задачей планомерно влиять на ценность денег. То же, правда, нужно сказать и относительно ценности товаров: и в этой области общественная власть, как общее правило, держала себя совер­шенно пассивно, предоставляя строение товарных цен свобод­ной игре экономических сил». Такое положение, по его мнению, должно быть исправлено. Между ценностью товаров и ценностью денег имеется прин­ципиальное различие: ценность товаров строится на основе сознательных расценок отдельных индивидов, чем государство управлять не может. Напротив, ценность денег есть «бессозна­тельный стихийный продукт социального взаимодействия, вполне допускающего государственное регулирование. Поэтому задача планомерной политики денежного обращения, ставящей себе целью регулирование ценности денег, не заключает в себе ничего невозможного, - продолжал М.И. Туган-Барановский. — А так как денежное обращение всех важнейших европейских государств в настоящее время глубоко расстроено войной, то для экономической науки выдвигается на первый план новая задача огромной практической важности — выработать основы рацио­нальной денежной политики».

Большим влиянием в начале ХХ века пользовалась социальная теория распределения М.И.Туган-Барановского. Смысл теории М.И. Туган-Барановского сводился к тому, что явления распределения, и, прежде всего зарплаты, «суть явления социальной борьбы» различных классов общества за их долю в общественном продукте. Зарплата, как доход рабочего класса, есть часть общественного дохода. Отсюда следует, что зарплата определяется общей суммой общественного дохода и долей рабочего класса в этой сумме. Общая же сумма обществен­ного дохода определяется в свою очередь уровнем производи­тельности общественного труда. Чем производительнее общест­венный труд, тем больше и общественный продукт, распределяю­щийся между различными общественными классами. «Значит, средняя зарплата, как доход рабочего класса, определяется двумя моментами — производительностью общественного труда и долей рабочего класса в общественном доходе». Таким образом, размер доли приходящейся тому или иному классу зависит как от экономического аспекта – производительности труда, так и от социального – распределения продукта между различными общественными классами. В отличие от Америки в России при низкой производительности труда «высокая прибыль достигается путем крайнего угнетения труда капиталом».

 

Тема 6. Теория экономиста-аграрника А.В. Чаянова

 

Выдающийся русский экономист-аграрник Александр Васильевич Чаянов (1888-1937) отличался исключительным глубоким и смелым талантом. Он был не только, выдающимся ученым, но и искусствоведом, автором художественных произведений. Но основным кругом научных интересов А.В. Чаянова было изучение процессов, происходящих в российской и советской экономике, специфики социально-экономических отношений в отечественном сельском хозяйстве.

Трагедия Чаянова в том, что его работы были искажены и забыты. Они не переиздавались более полувека. Преобразования в сельском хозяйстве проводились вопреки предостережениям и выводам крупнейшего авторитета и глубокого знатока аграрных проблем. Чаянов был репрессирован, но и в экстремальных условиях стремился быть полезным, работал в тюрьме и в ссылке. Часть рукописей, написанных в тот период, пропала. Но основной массив обширного научного наследия сохранился.

Учение Чаянова – его концепция семейно-трудового хозяйства, теория сельскохозяйственной кооперации, методология исследования аграрных отношений. Нет ни одной отрасли аграрно-экономической науки, где ученый не оставил бы свой след. Оттачивая свои концепции, он развивал, и дополнял их на протяжении двух десятилетий.

С точки зрения хронологии его творчества выделяют четыре периода: 1908 г. – октябрь 1917 г. (самостоятельное значение имеет этап февраль – октябрь 1917 г.), октябрь 1917 г. – март 1921 г., апрель 1921-1926 гг. И 1927-1930 гг. Другими словами, периодизация близка к важнейшим этапам преобразования сельского хозяйства в дореволюционной России начала века и первого десятилетия Советской власти. Основным для А.В. Чаянова стал период НЭПа.

Что же касается логического развития его теории, то здесь можно выявить три генеральных уровня анализа, соответствующих трем ступеням обобществления сельскохозяйственного производства: крестьянское семейное хозяйство, кооперативы, отрасль сельского хозяйства в целом. Над этими проблемами он трудился всю жизнь, проведя их через все свои сочинения. Появление новой аграрно-экономической концепции было обусловлено как историческими, так и идейными условиями общественной жизни России конца XIX – начала XX в. Важнейшую роль в появлении нового аграрного мышления сыграл, безусловно, коренной перелом в экономическом развитии сельского хозяйства начала века, выразившийся, с одной стороны, в кризисе помещичьего хозяйства, с другой – в бурном развитии крестьянских хозяйств. Сельскохозяйственный кризис 80 – 90-х годов ознаменовался значительной убылью помещичьего землевладения, самоликвидацией помещичьих имений. За 1887-1905 гг., т.е. за 18 лет, помещики утратили 11, 7 млн. дес. Земли. Начавшийся сельскохозяйственный подъем не остановил этого падения. Новый фактор – революция 1905-1907 гг. – способствовал дальнейшему усилению мобилизации помещичьей земли другими сословиями. За последующие шесть лет помещики потеряли 6, 6 млн. дес. Земли. К 1916 г., по подсчетам А.В. Чаянова, было ликвидировано 59% прежней помещичьей площади, а из оставшейся – почти половина земли находилась в аренде у крестьян. К 1917 г. у дворян оставалось около 57% земли от дореформенного (1861г.) уровня, причем примерно половину они сдавали в аренду. А.В. Чаянов дает развернутую характеристику дореволюционному развитию аграрного сектора России. Дворянские земли скупали купцы, крестьяне, различные предприниматели. Новые землевладельцы частично использовали купленные ими земли для той же полукрепостнической эксплуатации крестьян, которую применяли помещики-дворяне. Определенная часть земель использовалась для ведения хозяйства преимущественно капиталистическими методами. Таким образом, крепла деревенская буржуазия при одновременном разорении и раскрестьянивании деревенских низов. И все же на этом фоне в мобилизацию и освоение помещичьих земель вовлекались и средние слои, которые медленно обратили черты товарного хозяйства. И хотя помещичьи и новые частновладельческие хозяйства оставались ведущими в производстве товарной сельскохозяйственной продукции, выявилась тенденция к перемещению центра тяжести сельскохозяйственного производства на хозяйства крестьянские, среди которых немаловажное значение приобретали мелкотоварные хозяйства, заметно прогрессирующие. Благодаря развитию индустрии углубляется внутренний рынок для продуктов сельского хозяйства, изменяется мировая рыночная конъюнктура в сторону, благоприятную для российского земледелия, безудержно растет кооперация, проникающая в Европу и Америку, множится число новых организаций содействующих сельскому хозяйству, в особенности организаций агрономической помощи. Накануне первой мировой войны Россия значительно увеличивает объемы зерна на экспорт, отдельные отечественные компании и кооперативы становятся крупными поставщиками на мировом рынке льна, маслопродуктов и т.д. Роль различных слоев крестьянства в производстве сельскохозяйственной продукции была неодинаковой. Середняки и бедняки производили чуть больше хлеба, чем зажиточные крестьяне, но этот хлеб почти весь шел на внутреннее потребление, и лишь седьмая часть подлежала реализации, главным образом из середняцких хозяйств. Зажиточные же крестьяне давали около половины товарного хлеба страны и две трети крестьянского товарного хлеба.

Обе отмеченные тенденции – кризис помещичьего хозяйства и развитие крестьянских подворий – развивались весьма противоречиво. Именно они обусловили углубление аграрного кризиса в России начала XX в. Столыпинская аграрная реформа не разрешила этот кризис, но ускорила его созревание, поскольку стимулировала образование хуторских хозяйств за счет общины, а не за счет помещичьих угодий, которые остались в неприкосновенности. В конечном счете, именно неразрешенные проблемы крестьянского хозяйства первых двух десятилетий XXв. И дали толчок появлению теории семейно-трудового хозяйства.

Вопрос об идейных предшественниках А.В. Чаянова сложен. В 20-х годах пропаганда причисляла его к неонародникам. Как известно, народники стояли за обобществление производства в формах общины и артели. Чаянов же, напротив доказывал, что наиболее эффективные формы ведения сельского хозяйства достигались в небольших семейно-трудовых хозяйствах, которые обобществляли не сферу производства, а обращение через торговую, сбытовую и кредитную кооперацию.

Где же на самом деле таятся корни семейно-трудовой теории? Ответ на этот вопрос дает сам А.В. Чаянов. Идею семейного хозяйства, семейной экономики он считал коренной чертой русской аграрно-экономической мысли, восходящей к «Домострою» Сильвестра (XVI в.). Именно «Домострой» дал картину сельского «домостроительства» – практической деятельности большой семьи, двора. Именно в этом произведении семья рассматривается как целостный хозяйственный организм, во всем богатстве его экономических, демографических и социокультурных проявлений. Но главное влияние оказали на него, бесспорно, традиции родной ему Петровской (впоследствии Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. Любимый ученик известного статистика и агронома А.Ф. Фортунатова, А.В. Чаянов продолжал дело своего учителя по изучению особой мотивации крестьянского хозяйства, поискам факторов роста урожайности и доходности крестьянских наделов, принципов районирования сельскохозяйственной России. Проблемы хозяйствующей крестьянской семьи рассматривались в начале XX в. Не только экономистами-аграрниками, но и политэкономами, преимущественно из среды профессуры высших учебных заведений Москвы, Киева, Одессы. Важнейшими статистическими источниками по крестьянскому хозяйству послужили для А.В. Чаянова работы первых русских ученых-статистиков. А.В. Чаянов творчески развивал достижения зарубежной экономической мысли: Германии, Швеции. Что же касается теории размещения производства, истоки восходят к И. Тюнену и А. Веберу, то она позволила русскому экономисту сформулировать задачу оптимального размещения хозяйства по отношению к городу-рынку и поиска дифференциальной ренты по местоположению.

Весьма сложен вопрос об отношении А.В. Чаянова к «австрийскому дому» – школе предельной полезности. В своих ранних очерках русский ученый находился под большим влиянием Бем-Баверка, Менгера и других столпов маржинализма. Так, его «Очерки по теории трудового хозяйства» (1912-1913 гг.) построены на сопоставлении предельных издержек и предельной полезности крестьянского труда, на категориях «предельной тягостности», «предельной выработки» и пр. Впоследствии он, однако, убедился, что сопоставление издержек и полезности в одних и тех же единицах невозможно. А.В. Чаянов своеобразно интерпретирует теорию предельной полезности, считая ее применимой лишь к трудовому хозяйству в качестве одного из методов его анализа.

Критики 20-х годов часто ставили А.В. Чаянову в вину антимарксисткую направленность его воззрений. А.В. Чаянов, конечно, не был марксистом, но его теория своеобразно перекликается с высказываниями К. Маркса о некапиталистической природе хозяйства крестьян и ремесленников, о двойственной природе крестьянина как хозяина и работника.

Центральной проблемой школы А.В. Чаянова является теория семейного трудового крестьянского хозяйства. Именно личный труд крестьянина и членов его семьи ставился А.В. Чаяновым во главу угла. Так, уже в 1911 г. он дает классическое определение цели крестьянского хозяйства: «Задачей крестьянского трудового хозяйства является доставление средств существования хозяйствующей семьи путем наиболее полного использования имеющихся в ее распоряжении средств производства и рабочей силы». Такое хозяйствование противопоставлялось А.В. Чаяновым капиталистическому предпринимательству, основанному на наемной рабочей силе. Здесь перед исследователем вставала задача найти принципы строения крестьянского хозяйства. Изучив бюджеты крестьянских хозяйств различных районов России, подробно ознакомившись с русской и немецкой специальной литературой, А.В. Чаянов пришел к выводу, что конституирующим ядром крестьянского хозяйства является его организационный план. Организационный план раскрывал внутреннюю структуру хозяйства, взаимосвязи различных отраслей хозяйства, сочетание сельского хозяйства и промыслов, денежный бюджет хозяйства, оборот денежных средств и продуктов, распределение трудовых затрат крестьянской семьи во времени и по различным отраслям и видам деятельности. Он отражал изменения, которые происходили к крестьянском хозяйстве под воздействием местного рынка, общей экономической конъектуры. Важнейшими пунктами этого плана были: баланс труда (земледелие – промысл), баланс средств производства (скот – инвентарь), денежный бюджет (доходы – расходы). Дальнейшая проработка проблемы требовала более строгих методов решения, в первую очередь математических. Чаянов создает модель трудо-потребительского баланса крестьянского хозяйства: «всякое трудовое хозяйство имеет естественный предел своей продукции, который определяется соразмерностью напряжения годового труда со степенью удовлетворения потребностей хозяйствующей семьи». Строился график кривых «тягостности» затрат и «полезности» продукта. Из функций Чаянов делает вывод, что «скорость нарастания бюджета должна отставать от скорости нарастания производительности», а с ростом числа едоков на одного работника бюджет одного едока понижается.

Давая оценку работам дореволюционного периода, следует отметить два бесспорных теоретических завоевания А.В. Чаянова: идею организационного плана и концепцию трудопотребительского баланса. Они составили, в сущности, ядро теории некапиталистического предприятия, планирующего свою работу в целях удовлетворения материальных и духовных потребностей своих членов. Эта задача является весьма актуальной и поныне, заставляя нас внимательно изучать высказывания А.В. Чаянова по вопросу равновесия затрат труда и потребления. Вместе с тем первый период обнажил острые противоречия его учения. Становилось ясно, что ни о каком реальном соизмерении затрат и результатов крестьянского труда не могло быть и речи: ведь «полезности» определялись чисто субъективно. Сам автор в 20-х годах будет писать, что взаимосвязь едок – работник - личный бюджет определяется, в том числе и действием производственных факторов – труда, скота, средств производства. Дореволюционное исследование игнорировало и такие важные для сельского хозяйства внешние, и внутренние факторы – объем сбыта, местоположение и пр. В 1922-1925 гг. А.В. Чаянову удалось построить целостную теорию организации крестьянского хозяйства. В годы нэпа вышли первое издание его книги об организации крестьянского хозяйства, сборник ранних работ по экономике крестьянского хозяйства, руководство по организации крестьянских хозяйств Нечерноземья. Эту серию работ завершала капитальная монография об организации крестьянского хозяйства «Крестьянское хозяйство». Свою книгу Чаянов начинает с анализа эмпирических фактов. Почему крестьяне не хотят внедрять выгодные молотилки, платят «голодные аренды», превышающие капиталистическую цену земли, разводят трудоемкие и малорентабельные культуры типа картофеля или льна, отвлекаются на отхожие промыслы, подрывая и без того слабое земледелие, почему возникает обратная зависимость цен и «зарплаты» в хозяйстве? Классическая экономическая теория не давала ответа на эти вопросы. Требовался новый подход.

Изложение новой методологии исследования крестьянского хозяйства А.В. Чаянов приводит в дискуссионной форме как ответы критикам, которые обвиняли его в статичности анализа, в игнорировании марксизма и переходе на позиции австрийской школы, в преувеличении значения сельского хозяйства в экономике России 20-х годов. Отвечая оппонентам, А.В. Чаянов сумел кратко изложить основы своей методологии. Прежде всего, он обосновал сочетание статистического и динамического подходов в анализе. Такой подход не противоречил марксистскому методу восхождения от абстрактного к конкретному. Что же касается австрийской школы, то А.В. Чаянов действительно пользовался категориями «предельных издержек» и «предельной полезности», чертил графики соответствующих кривых, однако в отличие от экономистов австрийской школы не делал народнохозяйственных выводов из теории полезности, всегда оставался на уровне предприятия, семьи, небольших коллективов. Несостоятелен и аргумент его идейных противников о быстром исчезновении семейно-трудовых хозяйств и о ненужности связанной с ними теории: в 1927-1928 гг. Трудовые крестьянские хозяйства занимали 97, 3% посевных площадей, имели 90% средств производства, причем лишь каждое пятое хозяйство пользовалось наемной силой. Семейно-трудовое хозяйство рассматривалось им отнюдь не обособленно, а сквозь призму народнохозяйственных категорий – цен, ренты, процента, доходов и т.д. Наконец, автор был весьма далек от изображения радужных перспектив обособленного крестьянского хозяйства: напротив, в работах он показал необходимость кооперирования и включения в народное хозяйство. А.В. Чаянов подробно останавливается на факторах доходности крестьянских хозяйств, которые он делит на две группы: внутрихозяйственные и народнохозяйственные. Главными внутрихозяйственными факторами были, по его мнению, трудовые ресурсы семьи и интенсивность труда. Обосновывается очень важный вывод об отсутствии в некапиталистическом хозяйстве категории зарплаты и о превращении ее в чистый доход (личный бюджет) членов семьи. В зародышевой форме здесь высказана идея хозрасчетного дохода, распределяемого между членами трудового коллектива, и, что важно, показаны устойчивость и «выживаемость» такого коллектива.

Ядром рассматриваемой книги стала концепция организационного плана. Автору впервые удалось связать воедино все аспекты внутрихозяйственного планирования мелких сельскохозяйственных предприятий. Чуть позже он модифицирует эту сумму в применении к крупным сельскохозяйственным предприятиям, создаваемым в засушливых и целинных районах. Специфика крестьянского хозяйства, лишенного категории зарплаты, ставила задачу «погружения» его в систему народнохозяйственных категорий. А.В. Чаянов успешно справился с этой задачей, указав на превращение форм цен, процента и ренты в крестьянском хозяйстве и воздействие их на внутренний строй некапиталистической формы производства. Особенно интересен анализ рентных отношений: рента, по мнению автора, теряла свою эксплуатационную сущность в крестьянском хозяйстве, выражаясь там, в виде избыточного дохода, полученного крестьянином в силу более плодородных земель, выгодного местоположения по отношению к рынку, плотности населения, строения его доходов, рыночных цен. Выяснив меру «погруженности» семейно-трудового производства в народное хозяйство, А.В. Чаянов нащупывает динамику вовлечения крестьянских хозяйств в общий оборот. Им оказывается, по мнению автора, механизм «кооперативной коллективизации», осуществляемой на строго добровольной, постепенной основе и строго стимулируемой государством. Моменты перерастания обособленных хозяйствующих семей в систему «общественно-кооперативного хозяйства» намечены им пунктирно, но достаточно отчетливо, чтобы указать на дальнейшие судьбы крестьянской экономики.

Последний период творчества А.В. Чаянова охватывает 1927-1930 гг. В это время ученый наряду со многими другими проблемами изучал процессы дифференциации крестьянства. И не случайно: по заданию Наркомзема развернулись острые дискуссии по этому вопросу. К тому времени в дискуссии о дифференциации сложились два основных направления. Сторонники семейно-трудовой школы и примыкающие к ней экономисты, опиравшиеся на традиции земской статистики, искали в первую очередь признаки производственно-демографической дифференциации хозяйств по числу душ в семье, числу работников, площади посевов, поголовью скота, стоимости основного капитала и пр. при этом они не давали однозначного ответа, в каком направлении идет дифференциация, обращали внимание на разные тенденции социального развития деревни, обнаруживали противоречия в этом процессе. Иную позицию заняли статистики, ставившие во главу угла социально-классовое расслоение деревни. В этом споре А.В. Чаянов сумел выработать собственный подход. Опираясь на достижения динамических переписей и производственно-демографический анализ дифференциации, сделанный земскими статистиками и организационно-производственной школой, он показал, что дифференциация крестьянства в 20-е годы радикально отличалась от дореволюционной. В условиях, когда исчезли крупные помещичьи и капиталистические хозяйства, дифференциация, по мнению А.В. Чаянова, возникла вследствие дисгармонии двух видов хозяйств: натуральных, скопившихся в наиболее плодородных центрально-черноземных районах, и простых товарных, тяготеющих к рынкам морских портов, крупнейших городов и неземледельческих районов Туркестана. Перестраиваясь из натурального в товарное, российское крестьянство испытывало аграрную перенаселенность, начинало мигрировать, следовательно, дифференцировалось. У А. В. Чаянова расслоение выступало, таким образом, не как социально-классовый процесс среди крестьянства, а как отщепление от основного массива семейно-трудовых хозяйств четырех видов самостоятельных предприятий: фермерских, кредитно-ростовщических, промысловых, вспомогательных.

Одновременно А.В. Чаянов дает свою классификацию типов хозяйств (в отличии господствующей кулак – середняк – бедняк), включающую шесть типов хозяйств: 1) капиталистические, 2) полутрудовые, 3) зажиточные семейно-трудовые, 4) бедняцкие семейно-трудовые, 5) полупролетарские и 6) пролетарские. Выдвигался и план разрешения противоречий такой дифференциации – кооперативная коллективизация 2 – 5-го типов хозяйств, с последующим экономическим вытеснением кулака и постепенным вовлечением деревенского пролетария в семейно-трудовое хозяйствование через систему кооперативного кредита. Ученый подчеркивал при этом существенную разницу между эксплуататорским применением наемного труда в целях наживы, кабальной аренды, ростовщичества и работой крестьян по договору с хозяйствами, лишившимися кормильцев, испытывающими нужду в дополнительных рабочих руках в период сезонных нагрузок и т.д. Это был новый подход к выделению социальных слоев среди крестьянских хозяйств, и эту классификацию историкам-экономистам еще предстоит оценить.

А.В. Чаянов подчеркивал, что применение трехзвенной схемы «кулак – середняк - бедняк» сводит в одну группу как капиталистические, так и полутрудовые крепкие семейные крестьянские хозяйства. Эта схема не выявляет различий между процессом развития кабальных форм эксплуатации, и ведут к существенному преувеличению степени