ПОНИЦАА 9 страницаВысказывались также предположения, что на Фрейда могли повлиять такие события, как смерть второй жены его отца, Ревекки, самоубийство одного из его лучших учеников Виктора Тауска[200], смерть дочери Софии[201]. Собственно, Фрейд и сам опасается, как бы его размышления не были приняты за переосмысление событий личной жизни. В письмах к Эйтингтону и Виттелсу он подчёркивает, что работа «По ту сторону...» была написана за год до смерти его дочери — «когда моя дочь была молода и жизнерадостна»[202]. И все же биографы считают, что Фрейд, не желая признать связь между своей теорией и личной трагедией, внес изменения в рукопись постфактум. Райкрофт считает, что в принципе дуалистические теории влечений Фрейда связаны не с клиническими фактами, а с особенностями немецкой культуры и немецкого языка. Немецкая диалектика Гегеля и Маркса, с точки зрения Райкрофта, повлияла на тенденцию Фрейда к созданию непременно дуалистических антагонистических теорий влечений[203]. Существуют также психоаналитики, которые, не отягощая себя критикой метапсихологической теории Фрейда (очевидно, по принципу «о мертвых или хорошо, или ничего»), спешат раньше времени произвести похороны метапсихологической теории Фрейда и перейти к разделу имущества[204]. Подавляющее большинство считает, что фрейдовская теория влечения к смерти вряд ли играет существенную роль в современной психоаналитической литературе[205]. Хайнц Хензелер, анализируя вклад психоанализа в проблему суицида, пишет, что эта теория не получила поддержки у многих психоаналитиков: «она представляет собой интересную натурфилософскую спекуляцию, но не приносит пользы в клинико-теоретическом смысле»[206].
* Самой взвешенной и рациональной из всех многими признается критика теории влечения к смерти Отто Фенихеля[207]. Фенихель считает, что Фрейд необоснованно смешал два разных понятия: влечение к смерти и влечение к агрессии. Влечение к агрессии внутренне присуще человеку, и ее движущие силы базируются на клинических данных. Влечение к смерти базируется на предположении: раз все люди умирают и всякое поведение обосновано стремлением, то все они также должны стремиться к смерти. Последнее утверждение, по мнению Фенихеля, является плохим философским положением, на основании которого Фрейд пытается доказать, что из того, что инстинкты стремятся к удовлетворению и снижению напряжения, а смерть является состоянием окончательного снятия напряжения, следует, что она и должна быть их конечной целью, а из того, что агрессия может быть направлена против себя, следует, что агрессия и инстинкт смерти — это одно и то же. Значительной критике подверг теорию влечения к смерти и В. Райх. Сначала в личных беседах, а затем и в своих публикациях он критиковал ее как с теоретических, так и с практических позиций[208]. Критика эта, как и любая другая критика, справедлива всегда в той части, где разбирается противопоставление влечения к жизни и влечения к смерти, и полностью несправедлива в тех частях, где на основании противоречий, выявляемых при этом, влечение к смерти как таковое полностью отрицается. Фенихель и Райх усматривали в концепции влечения к жизни и смерти не столько психологические, сколько биологические понятия. Аналогичным образом Гартман, Крис и Левенштейн[209] полагают, что доказательство существования влечения к смерти — задача биологов. Правда, при этом Эрнст Джон полагает, что до настоящего времени «не было обнаружено ни одного биологического наблюдения, которое подтверждало бы идею инстинкта смерти, — идею, которая противоречит всем принципам биологии»[210].
* Интересно, что идея влечения к смерти, уходящая своими корнями в идеи российских ученых и философов, русскими аналитиками же и была хорошо принята. На базе концепции влечения к смерти основывал свои поздние статьи известный российский психиатр Николай Осипов. В мае 1926 года доктор Виноградов из Киева рассказывал на заседании Русского психоаналитического общества в Москве о девушке, покончившей с собой с помощью самосожжения, и трактовал этот случай как проявление изолированного действия деструктивного инстинкта. В ноябре 1927 года доктор Гольц докладывала о психических реакциях переживших землетрясение в Крыму людей. Среди них она выделяла тех, кто был безразличен к опасности. По словам Гольц, расспросы этих людей выявляли бессознательное влечение к смерти. После запрета и прекращения психоанализа в России угас интерес и к теории влечения к смерти. До последнего времени эта теория рассматривалась как пример методологического тупика, связанного с противопоставлением человека культуре и обществу, как пессимистический вывод одинокого скептика[211]. Тенденция к жизни
Я принципиально постараюсь изложить здесь лишь необходимый минимум информации относительно проблемы возникновения и развития жизни. Я имею сложившееся впечатление и достаточно критически отношусь к вытекающим из этого последствиям. Сформировавшееся мнение всегда имеет тенденцию из большого объема информации выбирать все подтверждающие его факты и игнорировать все противоречащие. Психоаналитическая теория уже достаточное количество раз подвергалась критике именно с этой позиции. Карл Поппер даже считал, что психоанализ как хорошо верифицированная (подтвержденная многочисленными фактами), но непроверяемая теория не имеет права даже претендовать на научный статус. Хотя это и не совсем так, не будем здесь с этим спорить и тем более сами претендовать на научный статус. Мы имеем дело с теорией (способом страстного и сочувственного созерцания мира) и способом терапии (повышением качества жизни пациентов), и вопрос, на который мы стараемся здесь ответить, заключается в следующем: качество чего страдает у пациентов и качество чего мы желаем повысить им в процессе тифоаналитической терапии? Что такое жизнь? И, более того, что такое качественная жизнь? Мое представление о жизни, подробнее обозначенное выше, сформировалось на основе знаний моих родителей, яслей, садика, зарослей треугольного скверика города Березники, школы и медицинского института, книг и дальнейших размышлений над феноменом влечения к смерти, с которым я столкнулся в клинической практике (спроецировав, разумеется, первично на пациентов свои проблемы). Часть информации получена из тех самых психоаналитических работ, которые, по мнению некоторых, к науке не имеют никакого отношения. Большой объем информации был получен, когда вместе с коллегой я рассматривал феномен самоубийства с эстетической точки зрения. Источники других представлений мне трудно отследить. Не могу вспомнить, где и когда я прочитал, что понятие «агрессия» изначально переводилось как «вбирание в себя». Все словари интерпретируют агрессию только как «нападение». Но я хорошо помню, что интерпретация агрессии как «вбирания в себя» была важным моментом для понимания ее роли в жизни. Имея определенный запас информационных блоков, ни один из которых сам по себе не обеспечивал устойчивого положения при работе с пациентами, я неизбежно старался каким-то образом связать их между собой так, чтобы они не разъезжались под ногами в разные стороны. Теоретические основы советской психиатрии подходили для понимания внутреннего мира пациента не лучше, чем ноги слона – для вышивания крестиком. Теоретические основы гуманистической психологии были возвышенны и благодушно прекрасны, но совершенно бесполезны для практической работы. Устойчивее всего я почувствовал себя, когда попробовал встать на теоретические платформы психоанализа и аналитической психологии. Эти две опоры, в отличие от гуманистических миражей, не спешили растворяться в воздухе при столкновении со сложными случаями клинической реальности. Только эти две теории имели смелость в отношении многих феноменов клинической и психологической практики честно сказать: «Не знаем». И добавить: «Давайте посмотрим и подумаем». Не исключаю, что многие мои проблемы связаны не с недостаточной устойчивостью этих платформ, а с моим нежеланием отдать предпочтение одной из них. Я всегда испытывал желание опереться сразу на обе, несмотря на их труднопреодолимую тенденцию разъезжаться в разные стороны. Очевидно, что это напряжение и явилось тем источником питания, который обеспечил энергией работу по созданию синтетической тифоаналитической теории. Даже своим названием она увязывает аналитическую теорию Фрейда и глубинную психологию Юнга. Имея теперь под ногами прочную опору, я могу заплывать в отдаленные онтогенетические и филогенетические области психики своих пациентов и осуществлять захватнические набеги на смежные с психотерапией области: психологию, биологию, этологию, палеонтологию, термодинамику, физику, химию и другие. Разумеется, я имею тенденцию (и не собираюсь от нее отказываться) укреплять захваченными материалами имеющуюся у меня под ногами опору, поскольку она уже доказала мне свою надежность. В том, что незаметно для себя я могу извлекать из смежных областей знаний лишь то, что подтверждает мою точку зрения, и игнорировать все то, что ей не соответствует, я уже признался. Не вижу в этом ничего дурного, но и не переоцениваю доказательную силу подобной конгломерации. Сколь большой объем информации я ни привел бы в подтверждение своей точки зрения, она мало повлияет на человека, который на все смотрит с принципиально иной позиции. Альберт Швейцер считал, что «человека, начавшего думать о жизни и о мире, непрестанно и почти непреодолимо влечет к благоговению перед жизнью. Раздумья такого рода не могут привести к выводам, которые указывали бы иное направление»[212].
И бури, все попутно руша И все обломками покрыв, То в вольном море, то на суше Безумствуют наперерыв. И молния сбегает змеем, И дали застилает дым. Но мы, господь, благоговеем Пред дивным промыслом твоим [213].
Мои раздумья о жизни привели меня к иным выводам и иным направлениям. Благоговения к жизни я в себе ни разу не обнаружил. Слова Мефистофеля из того же «Пролога на небе» мне всегда были ближе и понятнее:
Божок вселенной, человек таков, Каким и был он испокон веков. Он лучше б жил чуть-чуть, не озари Его ты божьей искрой изнутри. Он эту искру разумом зовет И с этой искрой скот скотом живет [214].
У меня есть смутное подозрение, что на самом деле все еще хуже: человек живет много хуже скота, и в собственно скотской (животной) жизни я не вижу ничего плохого. Поэтому те искры разума, которые мешают человеку жить «чуть-чуть лучше» нужно гасить по мере сил и возможностей. Поэтому Швейцер и ему подобные должны воспринимать мою точку зрения как злонамеренность, глупость и бред, причем бред систематизированный. И Швейцер, собственно, так и пишет: если люди утверждают, что их размышление привело их к иным, нежели благоговение перед жизнью выводам, то «это не размышление, а безмыслие»[215]. То есть все мысли, которые не соответствуют мыслям Швейцера, — это не просто неправильные мысли, это вообще даже и не мысли. Замечательно. И все же, если все то, о чем я говорю, поможет мне или кому-то еще повысить качество своей жизни с помощью повышения качества жизни других людей, тифоаналитическая теория удобна, несмотря на всю ее «бессмысленность» и «безмысленность». Я подозреваю, что она удобна любому нормальному человеку, но могу и ошибаться: со слишком сильной негативной реакцией я сталкиваюсь в настоящее время.
* Я понимаю, что вопрос о происхождении жизни, сущности жизни, смысле жизни, ценности жизни или цели жизни способен вызвать скептическую усмешку в любой хорошо образованной аудитории. Престижный журнал общей биологии Российской Академии наук не принимает к публикации статьи по проблемам происхождения жизни в принципе, подобно тому, как ни одно патентное бюро не принимает к рассмотрению заявки на изобретение вечного двигателя. Мне вспоминается одна история про молодую революционерку, которая из-за идейных разногласий совершила суицидальную попытку, выстрелив в себя. Перед смертью друзья принесли ей спелые вишни. Она съела одну из них и заметила: «Вот вполне достаточное основание для того, чтобы жить». После чего умерла. С моей точки зрения, жизнь — как вишенка. Она вкусная, и её нужно есть. Самое главное в нашей жизни — это то разнообразное удовольствие, которое она доставляет нам. Наша жизнь с её многочисленными переживаниями — «цветная». Она переливается сотнями красок, мерцает, искрится всеми цветами радуги. Она бесконечно разнообразна, как цветные картинки детского калейдоскопа. Небо — синее, трава — зелёная, котлетка — вкусная; всё вокруг пропитано запахами, звуками, прикосновениями. И вся эта красота дана нам ни за что, просто так, и каждый день, и просто потому, что ты родился и живёшь. Живется — и живи, и радуйся жизни такой, какая она есть: во всех ее проявлениях, здесь и сейчас. Это основной лозунг психотерапии, под которым может подписаться и психоанализ, и тифоанализ. И поскольку психотерапия призвана нормализовать жизнь человека, очевидно, что психотерапевту необходимо иметь определенное представление о том, что и куда он, собственно нормализует. У меня есть непреодолимое впечатление, что жизнь представляет собой закономерный процесс, и она неизбежно возникает при определенных условиях. Благоговение перед жизнью на этом основании испытывать сложно, потому что подобных закономерных и неизбежных процессов можно наблюдать вокруг во множестве. Так же неизбежно и закономерно возникают пузырьки газа в воде, нагретой до определенной температуры. Точно так же неизбежно они исчезают при понижении температуры. Удивляться возникновению жизни можно столь же долго и с тем же основанием, что и удивляться «чудесному» возникновению кристаллов, снежинок и других фрактальных систем. Должен ли я каждый раз благоговеть перед кастрюлей с кипящей водой? Только в одном случае: если я голоден, а в кастрюле помимо кипящей воды есть еще и пельмени. Перед такой кастрюлей я согласен минут пять благоговеть. Почему нужно благоговеть перед жизнью — мне непонятно. Я не собираюсь благоговеть перед живой курицей, но я согласен благоговеть перед курицей мертвой, если она при этом хорошо прожарена. До тех пор, пока человек будет переживать из-за гибели одного человеческого эмбриона, у которого разума не больше, чем у улитки, сильнее, чем из-за гибели взрослого разумного шимпанзе — говорить о биофилии в практическом применении не имеет смысла. Мне не известна ни одна характеристика жизни, которой бы не обладала какая-либо другая неживая форма материи, и нет ни одного перечня свойств, которые четко отделяли бы живую материю от неживой. Если мы начнем говорить о проблемах определения жизни, то рискуем забрести в такие теоретические дебри, из которых выберемся в лучшем случае через 500—600 страниц текста. Нужно ли нам это? Нет. Мы не должны забывать, что здесь нас, собственно, интересуют не фактические и теоретические аспекты возникновения жизни (сколь бы интересны они ни были), а их конкретное приложение к тифоаналитической практике. Поэтому остановимся на максимально общем определении, которое нас вполне устраивает: жизнь — одна из форм существования бытия. Человек — одна из форм жизни. Относится ли вирус к этой форме, я не знаю. Поскольку в ближайшее время проблема психотерапии вирусов и повышения качества их жизни (или не-жизни) перед нами не стоит, позволим себе обойти эту проблему стороной. Теория, которая, с нашей точки зрения, на сегодняшний день позволяет непротиворечиво объяснить максимальное количество феноменов жизни, — это теория эволюционного абиогенетического[216] ее происхождения. Если бы мы попытались только обозреть (не говоря уже рассмотреть) всю фактическую коллекцию абиогенетической теории, у нас бы не хватило места даже на это. Поскольку эта информация легко доступна и мы не ставим себе здесь задачу убедить кого-либо в преимуществах той или иной теории, отсылаю заинтересованных к первоисточникам. Какое бы количество фактов сторонники абиогенетического происхождения жизни ни приводили в подтверждение своих взглядов, они никогда не достигнут своей цели, если эта цель – переубеждение креационистов[217]. В конце концов, избыточная активность, направленная на убеждение кого-либо в чем-либо, всегда свидетельствует лишь о том, что переубеждающий сам до конца не уверен в том, в чем пытается убедить другого. Поскольку мы наблюдаем, что существование материи в живой форме возможно только при определенных условиях, и поскольку предполагаем, что на Земле такие условия возникли в определенный момент (около 5 миллиардов лет назад), мы предполагаем, что, когда на Земле таких условий не было — не было и жизни. Когда эти условия появились — возникла жизнь. Скорее всего, возникла так же неизбежно, как неизбежно происходят любые превращения материи, и, скорее всего, так же неизбежно исчезнет при изменении некоторых условий. В возникновении жизни в буквальном смысле слова виноваты обстоятельства. Поскольку те же формы материи, что мы наблюдаем рядом с собой, мы наблюдаем в обозримых пределах Вселенной, то более чем вероятно, что при тех же обстоятельствах так же неизбежно, как и на Земле, жизнь возникает и в других участках Вселенной. И так же неизбежно исчезает. Если бы мы обладали большими, чем имеем, временными возможностями, при создании определенных условий некий бессмертный ученый мог бы бесконечное число раз наблюдать процесс возникновения и гибели жизни. Таксоны и цивилизации зарождались бы и исчезали на его глазах точно так же, как на наших глазах рождаются и умирают люди, со скоростью тех самых пузырьков в кипящей воде, о которых мы уже говорили. И каждый лопнувший пузырек уносил бы с собой и бесчисленные жизни его несчастных обитателей, обожженных «божьей искрой разума», наивно убежденных, что они есть средоточие интересов мироздания, и бесчисленные жизни его счастливых обитателей, живущих с разумом в дружбе. Последним в жизни было так хорошо, что они выходят из нее, как зрители после хорошего кино — счастливые и довольные. Полагаю, что только человек, который смотрит плохое кино, может мечтать, что после окончания сеанса ему покажут что-то лучшее, и только он может начать думать, как ему выйти из зала, не дожидаясь окончания сеанса. Если я смотрю захватывающее и интересное кино — мне совершенно все равно в момент просмотра, что будет после. Любая мысль, возникшая во время сеанса по поводу того, что я здесь делаю, свидетельствует о низком качестве фильма. Любая мысль о смысле жизни — очевидный симптом ее низкого качества.
* Достаточно давно существуют два принципиально различных взгляда на происхождение жизни. Антропоцентризм предполагает, что все мироздание и Вселенная существуют в интересах человека (так называемый антропный принцип). Интересно, что когда один отдельно взятый человек начинает утверждать, что все события, происходящие вокруг него, имеют к нему какое-то отношение, например, по телевизору показывают специально для него какие-то передачи, — это является основанием для того, чтобы заподозрить у него расстройство психической деятельности и рекомендовать помощь психиатра. Когда аналогичные вещи высказывают в отношении всего человечества люди, называющие себя учеными, это рассматривается как научная теория и вызывает всеобщее уважение. Мне близок тот подход к проблеме жизни, который считает, что эволюция биосферы идет в направлении упорядочивания круговоротов вещества и энергии. Разумеется, не Вселенная развивается с целью порождения на определенном этапе жизни, а жизнь возникает на определенном этапе развития Вселенной. Концепция панспермии[218] утверждает помимо того, что жизнь могла быть занесена на Землю извне, еще и то, то жизнь является одним из фундаментальных свойств материи, и что вопрос о «происхождении жизни» стоит в том же ряду, что и вопрос о «происхождении гравитации». Жизнь как форма существования материи нужна ей. Для чего? С планетарной точки зрения жизнь может быть рассмотрена как «способ стабилизации существующих на планете геохимических циклов» [219]. Жизнь можно рассматривать и как частный случай процесса химической самоорганизации в неравновесных условиях. Знаменитый химический цикл Кребса (основа клеточного дыхания), катализирующий превращение молекулы уксусной кислоты в две молекулы углекислого газа и восемь атомов водорода, и ядерный углеродный цикл Бете-Вайцзекера, обеспечивающий светимость Солнца за счет превращения четырех атомов водорода в один атом гелия, обладают одним фундаментальным сходством: в обеих реакциях высокоэнергетическое вещество превращается в бедноэнергетическое. Жизнь, как и ядерная реакция, помогает материи избавиться от напряжения. Основатель квантовой механики Э. Шредингер в книге «Что такое жизнь с точки зрения физика?» определял жизнь как работу специальным образом организованной системы по понижению собственной энтропии за счет повышения энтропии окружающей среды. То есть жизнь — это система, которая понижает энергию окружающей среды за счет повышения своей энергии. Исходя из антропного принципа, традиционно принято считать, что живая система использует окружающую среду для своего существования. Мало кто задумывается о возможности обратного: не мы используем окружающую среду, а окружающая среда использует нас как удобную форму своего существования. Н.Н. Моисеев обозначает этот энергетический принцип так: если в данных условиях возможны несколько типов организации материи, то реализуется тот, который позволяет утилизировать внешнюю энергию в наибольших масштабах и наиболее эффективно[220]. Жизнь — это качественная самовоспроизводящаяся диссипативная система, позволяющая оптимальным образом переводить большое количество материи из высокоэнергетического состояния в низкоэнергетическое.
* Первые экспериментальные подтверждения абиогенетической теории происхождения жизни появились в начале XX века. А. Опарин и Дж. Холдейн в 20-е годы экспериментально показали, что в растворах высокомолекулярных органических соединений могут возникать зоны с их повышенной концентрацией (коацерватные капли), которые ведут себя подобно живым объектам: самопроизвольно растут, делятся и обмениваются веществом с окружающей средой. В 1952 году Стэнли Миллер в лабораторных условиях смоделировал условия первобытной Земли. Он заполнил одну колбу природными газами (метаном, водородом и аммиаком), другую — водой и включил генератор электрических разрядов (молний). Вернувшись утром в лабораторию, Миллер обнаружил в колбе вместо воды бульон из аминокислот. Для возникновения жизни необходимо было всего лишь немного вещества, в избытке имевшегося на примитивной Земле, избыток свободной энергии и время. Причем не очень много. Дальнейший процесс на реальной Земле разворачивался достаточно стремительно: аминокислоты комбинировались в цепочки, способные к удвоению и размножению (РНК и ДНК), эти цепочки образовывали колонии, колонии — клетки, а клетки — организмы. Одной из таких колоний являемся мы. Колонии клеток (организмы) образовали другие колонии, некоторые из которых (например, креационисты) полностью отрицают все то, что написано выше. На все это ушло около 4-х миллиардов лет из примерно пяти, которые вообще существует Земля, и пятнадцати, которые существует Вселенная. Некоторые колонии организмов, существующие на современной Земле, производят в качестве отходов жизнедеятельности такие продукты, которые потенциально способны изменить условия среды таким образом, что жизнь как форма существования материи временно прекратится. Имеются в виду симбиотические колонии организмов физиков-ядерщиков, военных и политиков, паразитирующих на колониях других организмов. На определенном этапе абиогенетическая теория соединилась с новой термодинамикой, утверждающей неизбежность образования и усложнения структур в любой системе, где есть поток вещества и избыток свободной энергии. Такие структуры называют диссипативными, так как они возникают на границах сред с различным напряжением и рассеивают вещество и энергию. Диссипативной системой является воронка вытекающей из ванны воды. Эта воронка существует как форма материи, в ней идет постоянный обмен веществ, она имеет начало и конец существования. Поэтому для любителей благоговения перед жизнью ванна — хороший полигон для тренировки. Они могут, набирая и выпуская воду из ванны, бесконечно благоговеть перед таинством креации великого диссипативного процесса. Аналогично воронке в воде, диссипативная система живого организма осуществляет постоянный обмен веществ, непрерывно включая в себя нечто внешнее (агрессия) и выбрасывая нечто внутреннее (элиминация). Многие ученые понимают, что неравновесная термодинамика сильно изменила картину мира. Процесс происхождения жизни потерял свою уникальность и стал обычной, хотя и сложной, научной проблемой. Илья Пригожин считает, что старая проблема происхождения жизни предстала перед нами в новом свете. Жизнь как изолированная система несовместима со вторым законом термодинамики и принципом порядка Больцмана, но не противоречит тому типу поведения, который устанавливается в неравновесных условиях. Жизнь перестает противостоять «обычным» законам физики.
* Мы уже имели ранее и необходимость, и возможность обратиться к теориям развития жизни, когда занимались изучением онтогенетической персонологии[221]. Существующие на сегодняшний день теории онтогенеза можно условно разделить на две группы: теории, объясняющие механизмы созревания живых систем, и теории, объясняющие механизмы старения живых систем. Теории созревания можно условно разделить на две подгруппы: энтропийные — предполагающие, что половые клетки обладают потенциальным запасом энергии, которая при соединении гамет начинает высвобождаться, и негэнтропийные — предполагающие, что половые клетки при соединении не обладают достаточным количеством энергии для роста организма, но имеют некий специфический для всего живого механизм, позволяющий ассимилировать необходимую энергию извне, создавая «беспрецедентный» с термодинамической точки зрения процесс отрицательной энтропии (негэнтропии). Энтропийные теории развития полагают, что организм приходит к своей зрелости и детородному периоду уже достаточно состарившимся и исчерпавшим свой энергетический потенциал. Развитие индивида отождествляется с процессом скатывания шарика по желобку вниз или раскручиванием часовой пружины, заведенной в момент оплодотворения. Негэнтропийные теории полагают, что организм приходит к периоду половой зрелости максимально энергетически заряженным и с максимально возможным напряжением. При этом созревание отождествляется с процессом закручивания пружины, во время которого энергетические резервы развивающегося организма не растрачиваются, а приобретаются[222]. И только после достижения зрелости происходит смена негэнтропийных тенденций на энтропийные. К негэнтропийным теориям примыкают «теории паруса», или информационные модели онтогенеза, которые предполагают, что человеческий зародыш представляет собой компактную информационную матрицу, вроде туго свернутого паруса или парашюта с минимальным запасом эндогенной энергии, а онтогенез, по сути — это разворачивание информационной матрицы в потоке экзогенной энергии. Развитие организма представляется чем–то вроде надувания ветром скомканного бумажного пакета. К подобным моделям относится модель Алана Тьюринга, который попытался математически описать эмбриологический морфогенез с помощью концепции самоорганизации в пространственно распределенных биологических системах. Тьюринг не закончил свою работу, потому что из-за принудительного лечения от гомосексуальности впал в депрессию и покончил с собой. Поставленная им проблема самоорганизации морфогенетических структур концептуально близка к проблеме самосборки белков. В обеих системах наблюдается переход от гомогенного состояния к структурированному, в обоих случаях этот переход энергозависим. При наличии потока энергии через систему самособирающихся белков, мембран или тканей наблюдаются явления самоорганизации. Внешняя энергия расходуется на процессы структурирования живой системы. Таким образом, в отношении энергообеспечения развития организма существует два различных подхода, один из которых постулирует автономное эндогенное энергетическое обеспечение процессов морфогенеза за счет энергии, аккумулированной в процессе гаметогенеза, другой — необходимость внешнего энергетического потока на протяжении всей жизни. Обе теории равно предполагают, что живая система существует за счет потребления внешней энергии — с той лишь разницей, что первая ставит акцент на период гаметогенеза, а вторая — на весь период созревания.
* Теории старения живых систем можно разделить на три группы: теории изнашивания, теории засорения и теории истощения. Теории изнашивания полагают, что прекращение жизнедеятельности происходит исключительно потому, что структурные компоненты, особенно те из них, которые не обновляются, приходят в негодность. Организм – это механизм, а все механизмы ухудшаются и портятся вследствие самой деятельности. Теории изнашивания не только в принципе объясняют старение организма ухудшением функционирования тех или иных систем, но и практически пытаются выявить конкретные структуры, которые «ломаются» в первую очередь. Особое внимание обращается на изнашивание коллоидных структур (гистерезис). Считается, что с возрастом в молекулах коллагена нарастают межмолекулярные водородные и другие, более «рыхлые», связи, что приводит к уменьшению свободной энергии молекул и приближению всей коллоидной системы к наиболее вероятному термодинамическому состоянию. Обращалось внимание и на генетический материал. Ряд ученых полагает, что длительное пребывание ДНК в клетках организма, не сопровождаемое ее делением, приводит к утрате активности отдельных участков, нарушению репродукции РНК и белков в стареющих клетках. Широкое распространение имеет теория иммунологического старения организма, базирующаяся еще на идеях И.И. Мечникова. Предполагается, что у организма данного вида подавлена возможность синтеза иммунных тел на свои белки. С возрастом происходит ослабление этого «репрессирования», и иммунные тела начинают постепенно разрушать клетки собственного организма.
|
