Курс лекций 8 страница

Лоренс отвечает через пять или шесть гудков, когда я почти вешаю трубку.

— Привет, — просто здоровается он этим своим вкрадчивым, восхитительным голосом.

— Это я. — Сжимаю телефон крепче. — Скажи, когда с тобой встретиться, и я приеду.

— Умница. Ты не пожалеешь.

— Погоди!

— Да? — В тоне сдержанное веселье.

— Я хочу много денег.

— Окей. Их у меня предостаточно.

***

Получив указание ждать звонка от его помощницы Джины, которая уточнит детали нашей встречи, я молча отключаюсь. К чему лишние слова? Я уже приняла решение, а своих решений я не меняю.

Стоит отложить телефон, как приходит новое сообщение от Ронана. Не читая, я набираю ответ.

Б: Давай не усложнять. Пожалуйста, не пиши мне больше.

И он больше не пишет.

Глава 20.

Неужели я правда решилась на это?

Неужели я выдержу?

Стоя у зеркала, я хватаю свои черные волосы в горсть. Резко тяну — как тянут меня во время секса мужчины. Но мне же нравится, верно? К горлу подступает тошнота. Я тяну все сильнее. Мои синие глаза блестят лихорадочным блеском. Я убеждаю себя, что никакой разницы нет. Хотя… есть. Небольшая. Если раньше я получала подарки или возможность пару месяцев не тратиться на квартиру, то теперь мне заплатят за услуги по-настоящему, живыми деньгами, а потом — та-дам! — спасибо и до свиданья.

И это в точности то, чего я хочу.

Особенно после…

Я не могу заставить себя произнести его имя.

Заметив на своем лице тень нерешительности, я расправляюсь с ней, как обычно поступаю со всем, что вызывает во мне хотя бы подобие чувства. Я не хочу ничего чувствовать. Я не могу. Чувства — зло. Они делают человека уязвимым. У меня нет времени на эмоции вроде стыда или раскаяния.

Я люблю деньги.

Я люблю власть.

Я люблю обожание.

Я люблю секс.

И в сексе я хороша — по крайней мере, по словам тех, с кем я спала. Вероятно, быть чьей-то красивой игрушкой для траха это единственное, на что я гожусь. Но, эй… кроме себя самой, мне винить некого. Это мой выбор. Я добровольно встала на этот путь. И я не первая в истории женщина, которая раздвигает ноги за деньги.

Еще бы прошла эта тошнота…

Отвернувшись от зеркала, полного лжи, я ухожу к кровати. Надеваю свои самые крошечные черные стринги, подхватываю с одеяла платье-бандаж насыщенного алого цвета и, проскальзывая в него, наслаждаюсь тем, как эластичная ткань постепенно стягивает мое тело.

Последний штрих — макияж. Я хочу, чтобы при виде меня Лоренс лишился дара речи, и потому уделяю привычному ритуалу побольше времени. Я хочу выглядеть прекрасной, насколько это возможно, когда буду расставаться с остатками души и невинности. Если погибать, то красиво — вспыхнув ярко, как умирающая звезда.

Я взбиваю волосы, смотрю, как они блестящей черной рекой ниспадают на спину, закрывая ее почти целиком. Делаю шаг назад. Оглядываю себя в отражении и, пока улыбаюсь зеркалу, вижу, что до глаз улыбка не добралась. Они холодные и пустые.

Моя маска на месте.

***

— Прошу прощения…

— Да, мисс? — отзывается водитель.

— Скажите, а в какое именно место на Лонг-Айленде вы меня везете?

Я еду к Лоренсу в специально присланном за мной черном «Роллс-Ройсе». Несмотря на включенный кондиционер, мне так жарко, словно я стою у открытой печки.

— В его поместье, Ротшильд-холл. Это на Сентр-Айленде, мисс.

— Ого. Он что, живет во дворце? — Мой голос звенит сарказмом. Впрочем, я склонна ему поверить. Пару раз я бывала на вечеринках в домах, которые вместо номера имели название и личный почтовый индекс.

Водитель усмехается, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Можно сказать и так.

— Я, кстати, Блэр. А вас как зовут?

— Тони. — Он улыбается. Кожа у него красноватая, цвета корицы.

— Приятно познакомиться, Тони.

— Взаимно, мисс Блэр.

— Ой, только без «мисс», пожалуйста. — Я кокетливо подмигиваю ему. — Просто Блэр.

Уголок его рта ползет вверх.

— Хорошо, Блэр.

На выезде из тоннеля под Ист-Ривер я задаю новый вопрос:

— Давно вы работаете у Лоренса?

— Я работаю на семью Ротшильдов уже тридцать лет, но годы потихоньку берут свое, так что теперь я вожу Лори… то есть, мистера Ротшильда… всего два-три раза в неделю.

— Лори? — Мне вдруг страшно хочется захихикать. Не представляю, чтобы кто-то называл так того мужественного красавца, с которым я повстречалась в музее.

— Ох, он не выносит это имя. С самого детства, когда был шестилетним сорванцом, — отвечает Тони с любовью и смехом в голосе.

Мы болтаем о его семье, но когда он спрашивает о моей, разговор стопорится. Вопрос напоминает мне, почему я сижу в этой машине и с какой целью еду на встречу с его боссом. О том, кто я, и о моем прошлом. Забавно, но на память вдруг приходят мои первые дни в большом городе. Вскоре после приезда я устроилась официанткой в итальянский ресторан на Уолл-стрит. Подозреваю, меня взяли из-за внешности, поскольку опыта у меня не было.

Как и все остальные, он был постоянным посетителем. Вальяжный, чуть старше мистера Каллахана, он сразу произвел на меня впечатление. Он появлялся в ресторане достаточно часто, один или, реже, с друзьями. Но всегда возвращался. Всегда не скупился на чаевые, демонстрируя мне, насколько богат. Когда я дала ему номер своего телефона, то получила цветы. Когда приняла первое приглашение на ужин, меня осыпали подарками. Когда же, наконец, уступила его ухаживаниям…

…Скользя на высоких каблуках по блестящему полу, я нахожу его взглядом. Вон он, сидит в баре — мужчина за сорок в джинсах, белоснежной рубашке под синим пиджаком и кожаных лоферах. Увидев меня, он тотчас встает. На лице рассеянная улыбка, в глазах — голод.

Пора выходить на сцену. Пора играть Блэр. Играть саму себя.

Медленно устанавив зрительный контакт, я гипнотизирую его своими синими глазам и чарующе улыбаюсь. Пусть представит, как его член будет выглядеть у меня во рту. Уловка срабатывает на отлично. Он пожирает меня взглядом, отчего у меня подскакивает пульс. Ничто так не опьяняет, как обожание.

Я останавливаюсь напротив него и протягиваю руку.

— Привет, Люк, — выдыхаю, понизив голос.

— Блэр… ты сегодня поистине бесподобна, — бормочет он.

От него сильно пахнет — можно сказать, разит — дорогим одеколоном. У меня даже в носу щиплет. Обливался им, что ли?

— Выпьем что-нибудь перед тем, как подняться наверх?

Хочется усадить его к себе на колени, как ручную собачку, и успокоить, но я не могу и потому просто растягиваю губы в улыбке.

— Пожалуй. Бокал шампанского, если можно.

Может, попробовать напиться? Вдруг алкоголь поможет мне ничего не чувствовать. Ни его рот, ни руки. Ни то, как он двигается внутри.

На долю секунды я задаюсь вопросом, знает ли он, что мне всего восемнадцать. Впрочем, какая разница. Наверное, этим я и привлекаю его — своей юностью.

После двух кругов — виски со льдом для него, шампанское для меня — он наклоняется ко мне и, придерживая за задницу, шепчет:

— Тебе хватит. Я слишком долго этого ждал и хочу, чтобы ты ясно соображала.

— Тогда пошли, — отвечаю, а сама борюсь с подспудным желанием дать деру. Приходится напомнить себе, зачем я сюда пришла. Чтобы выжить, я должна научиться играть в эту игру.

Люк ведет меня к лифту, приобняв мускулистой рукой за талию. Как только двери закрываются, я оказываюсь притиснута к стене. Он целует мою шею, груди, выступающие из выреза платья; мягкие губы оставляют влажные следы на моей обнаженной коже. Я запрокидываю голову — закрыв глаза и разум, выключив все эмоции — и начинаю отрабатывать то, что он на меня потратил.

— Что теперь? — спрашиваю, когда мы заходим в номер.

— Теперь я сделаю то, о чем мечтал весь вечер.

Он целует меня в рот. Потом укладывает в постель, отодвигает мои волосы в сторону и кончиками пальцев задерживается на лице. Его прикосновение обжигает.

— Ты такая красивая… В жизни не встречал никого красивее, — шепчет он, щупая меня.

Я вижу в его глазах свое отражение, и оно пугает меня. Пока он повторяет то, что бормотал мне когда-то мистер Каллахан, я все смотрю на свое отражение и думаю, какое же у меня холодное и пустое лицо… Но красивое. Всегда красивое.

Не тратя время на раздевание, он задирает мое платье до талии, потом расстегивает молнию на брюках, натягивает на свой возбужденный член презерватив и проталкивается внутрь. Я сухая, мне немного больно, но чем дольше он двигается и теребит мой клитор, тем труднее мне поддерживать в себе отвращение. Тем больше моему телу все это нравится.

Пока он трудится на мне, я представляю то, к чему я стремлюсь: легкую жизнь, лучшие вещи, безопасность. Все это станет моим, говорю себе. Главное не думать, пока я позволяю ему себя трахать.

Я закрываю глаза и хочу отвернуться, но он против:

— Нет. Я хочу видеть твое лицо.

И я не отворачиваюсь. Все время, пока он меня имеет, я смотрю в его потное, покрасневшее от натуги лицо и запоминаю все звуки, все запахи, все стоны, все грязные поцелуи. Так надо, я сама этого хочу — повторяю мысленно снова и снова до тех пор, пока слова не теряют смысл.

Когда он выходит, мне ненавистно видеть на нем следы ответной реакции моего тела. Но вот он опускается на колени, я чувствую влажную мягкость его языка и не могу сдержать стон, когда он начинает лизать мой клитор, посасывая его и прикусывая зубами. Я не хочу, чтобы это мне нравилось. Я хочу испытывать отвращение, но мое тело, в отличие от меня самой, не умеет лгать. Телу нравится то, как этот мужчина меня трахает. Снаружи я издаю стоны и всхлипываю, а внутри… внутри я умираю медленной смертью с каждым толчком.

Но мне плевать.

Так я беру свою жизнь под контроль. Так учусь принимать на себя любую личину ради достижения цели. Почему мне плевать? Да потому что после всего мои грехи будут оплачены.

Щедро.

А еще он пообещал завтра же снять мне квартиру, потому что его миленькой Блэр нужно иметь свое гнездышко.

— …Приехали, мисс.

Голос Тони возвращает меня в реальность, и я выбрасываю Люка из головы. Если кратко — в итоге он оказался свиньей. Хоть он и был достаточно щедр, но, когда напивался, имел гнусную привычку забывать значение слова «нет».

Высокие железные ворота остаются позади. Какое-то время мы едем мимо пышных зеленых лужаек и величественных деревьев, пока в поле зрения не появляется строение удивительной красоты. Оно меньше, чем я ожидала, но все равно впечатляет.

— О боже. Какое великолепие. — Я восхищенно глазею на особняк в викторианском стиле с характерными окнами и толстыми мраморными колоннами. В нем комнат двадцать, если не больше.

Тони тихонько посмеивается.

— Что тут смешного? — Я боюсь, что выставила себя наивной или неискушенной дурочкой. Вот ужас-то.

— Это просто дом для гостей, мисс Блэр.

— П-просто? — переспрашиваю, заикаясь.

— Да. Один момент… Мы уже близко.

Мы едем еще пару минут, я смотрю, не мигая, вперед и впервые за всю поездку начинаю по-настоящему нервничать.

— А вот это, мисс Блэр, и есть Ротштльд-холл, — сообщает Тони, сияя от гордости, когда из-за деревьев выплывает дом (больше похожий на чертов замок), от вида которого сама Опра грохнулась бы в обморок от зависти. Потому что он грандиозен.

— Ни-че-го себе…

Во что, нахер, я вляпалась?

Похоже, на сей раз я умудрилась прыгнуть выше головы.

Глава 21.

Массивные дубовые двери открыты.

«Роллс-Ройс» плавно притормаживает у подножия лестницы, ведущей к парадному входу. Льющийся из глубины дома свет озаряет окружающую темноту. С помощью Тони я выхожу из машины, и меня окутывает душное тепло летней ночи.

— Приятного вечера, мисс, — прощается Тони.

Я замечаю на пороге пожилого мужчину в безупречном черном костюме. Это за мной — судя по тому, как внимательно он меня оглядывает.

— Спасибо, Тони, — отвечаю с улыбкой. Собираюсь спросить, не он ли повезет меня обратно в город, но сдерживаюсь. Кто знает, что случится сегодня вечером. Уеду ли я через пару часов или задержусь до утра. Вдруг Лоренс захочет один-два раза трахнуть меня на пробу, перед тем как заключать сделку? Пожимаю плечами. Меня устроит любой вариант.

Прохладный ветерок ласкает мои голые руки и ноги, пока я поднимаюсь по лестнице, будит во мне восхитительно приятное ощущение. Почти дохожу до конца и вдруг кожей чувствую, что за мной наблюдают. Перевожу взгляд на окно второго этажа, расположенное прямо над входом, но, вопреки моим ожиданиям, там никого нет. Окно пустое, я вижу только мягкое сияние включенного в помещении света. Потираю шею. Наверное, показалось. И все же пушок на моих руках встает дыбом.

— Добрый вечер, мисс Уайт. Меня зовут Уильям, я дворецкий мистера Ротшильда. Будьте любезны, следуйте за мной. Мистер Ротшильд ожидает вас в библиотеке, — чопорно извещает меня пожилой джентльмен.

— И вам здрасьте, — отвечаю нахально, но серьезная мина не сходит с его лица. Жаль, а так хотелось попробовать выжать из него улыбку.

Вздохнув, я озираюсь по сторонам. Окружающая обстановка подавляет, и мне это не нравится. Я не хочу впечатляться, но, как ни стараюсь, не могу воспринимать это великолепие небрежно, словно видела нечто подобное тысячу раз. Пока Уильям закрывает двери, я рассматриваю лестницу из черного мрамора. Поднимаю глаза вверх, где она расходится надвое, и упираюсь взглядом в хрустальную люстру, висящую высоко-высоко под потолком. Да… Если такая упадет, то и прибить может. Она гигантская и сверкает, как я не знаю что. На стенах — и это в холле! — рядами висят бесценные картины. Я успеваю узнать Пикассо, Фриду Кало и Дали. Если исключить мексиканку Фриду, можно предположить, что Лоренс увлечен испанским искусством.

Я делаю поворот на 360 градусов, впитывая глазами все, что вижу — красные розы и орхидеи в огромных хрустальных вазах, отполированный до блеска пол из черного и белого мрамора. Услышав покашливание, понимаю, что чересчур засмотрелась, и одергиваю себя.

Спокойно. Это просто очередной мужчина — и все. Ничего нового.

И все же с каждым шагом, который приближает меня к нему, мое сердце колотится все громче, а внутри воцаряется хаос. Мое тело не умеет лгать — я вся на нервах. С ума сойти, я даже не могу вспомнить, как он выглядит. Помню только глаза. Спокойные, непроницаемые глаза цвета денег. Глаза, которые я напрочь забыла, пока смотрела чудесный сон об одном кареглазом парне.

Разозлившись на себя, я стискиваю кулаки. Ронану нельзя занимать мои мысли. Он должен стать частью прошлого. Должен — и станет. Я добьюсь этого любой ценой.

Мы останавливаемся перед двойными дверями. Уильям дважды стучит. Из-за дверей почти сразу доносится отчетливое «войдите».

Мы входим, и меня окружает его незабываемый голос, сильный и властный, от которого, наверное, даже у самых смелых затрясутся поджилки.

— Привет, Блэр.

***

Неслышно закрыв двери, Уильям уходит.

Мы остаемся наедине. Лоренс пристально наблюдает за мной, выражение его лица не поддается расшифровке.

— Садись, пожалуйста, — говорит мне.

— Спасибо.

Присев на шоколадно-коричневый кожаный диван, я поднимаю глаза и жду, когда Лоренс начнет разговор. Но он упорно молчит. Стоит себе и смотрит на меня так, словно хочет залезть мне в душу. Не-а. Черта с два я это позволю. Неловкое молчание затягивается. Тридцать секунд, одна, две минуты…

На третьей я начинаю смеяться.

Смех рвется откуда-то изнутри, и это охренеть как приятно. Он вспарывает висящее в воздухе напряжение.

Лоренс невозмутимо закладывает руки за спину.

— Не расскажешь, что тебя так развеселило?

— Да просто такое ощущение, словно я сплю и вижу совершенно бредовый сон. Помесь «Красотки» и «Гордости и предубеждения», что, если вдуматься, жутко смешно. Как будто героиню Джулии Робертс вызвали в Пемберли-холл ради быстрого траха.

Он приподнимает бровь, губы подрагивают.

— Обижаешь беднягу Дарси. Думаю, этот парень был бы способен на большее, чем быстрый трах. — Он садится напротив меня на кушетку.

Я удивлена.

— Ты знаешь, кто такой мистер Дарси?

— Как не знать, когда тебя годами окружают женщины, — сардонически отвечает он.

Издаю смешок.

— Ужасно стыдно перед Джейн. Она, наверное, в гробу переворачивается из-за моего сравнения.

— Да брось.

— Нет, правда. — Я пожимаю плечами. — Сначала Тони на «Роллс-Ройсе»… потом твой дом, то есть, Ротшильд-холл… сады… Уильям… Кало и Пикассо… — смотрю на него в упор, — ты.

Лоренс кивает. Глаза поблескивают весельем в неярком освещении комнаты.

— Итак, ты разбираешься в искусстве и голливудских мелодрамах, а еще знаешь Джейн Остин…

— Точно. В смысле, без «Эммы» не было бы «Бестолковых».

— Интересно. Привлекательна и умна — мощное сочетание.

Не прерывая зрительного контакта, я склоняю голову набок и дерзко усмехаюсь.

— А ты красив и богат. Еще мощнее.

За это меня одаривают улыбкой. Невероятно приятной улыбкой, которая делает Лоренса не просто красивым, а прекрасным до умопомрачения. По мере того, как мы рассматриваем друг друга, веселость на наших лицах постепенно тает. Дружеская атмосфера рассеивается в воздухе, как дым, и все окружающее пространство заполняется эротическим напряжением. Я облизываю губы, а он внезапно потемневшими глазами следует за движением моего языка. Представляя, как эти губы обхватывают его член? Как я стою перед ним на коленях и, пока он сидит на кушетке, трахаю его ртом?

Момент прерывает стук в дверь. Кто-то входит, и мы слышим голос Уильяма:

— Ужин подан, мистер Ротшильд.

— Спасибо, Уильям. Можешь идти. — Лоренс коротко оглядывается назад.

Ох, он тоже это почувствовал. Я испускаю судорожный вздох. Он ведет рукой по волосам, потом обращается ко мне — вновь воплощенная сдержанность и бесстрастность:

— Продолжим наш разговор в столовой?

— Конечно.

Я встаю. Между ног тлеет огонь, требует, чтобы его потушили. Пока прихожу в себя, пользуюсь случаем и осматриваюсь — впервые после того, как зашла в библиотеку. Все стены, насколько хватает глаз, закрыты высокими, до потолка стеллажами из красного дерева. На них книги, много книг — фолианты в кожаных переплетах соседствуют с современными изданиями и потрепанными томиками в мягких обложках. Какое богатство.

— Вот это да… Вот это библиотека. Кажется, обувной этаж в Barneys только что стал вторым в списке моих любимых мест.

Обернувшись, я вижу, как Лоренс встает и идет мне навстречу. На мужественном лице прячется улыбка, точно мое поведение до крайности его забавляет. Приподнимаю бровь и складываю руки на груди.

— Что смешного?

Он не отвечает на вопрос. Молча подходит и останавливается так близко, что я улавливаю пряный аромат его одеколона, вижу на челюсти темную тень щетины. При желании, стоит положить руки ему на грудь, я могу ощутить биение его сердца. Интересно, оно стучит так же часто, как у меня?

Температура в комнате будто подскакивает на несколько градусов.

— Так ничего и не скажешь? — спрашиваю.

Он делает еще шаг, стирая расстояние между нами. Я глубоко втягиваю воздух и судорожно выдыхаю.

— Очевидно, нет…

На губы ложится его палец. Он заставляет меня замолчать. Глядя в глаза, расплетает мои руки, заводит за спину и берет мои запястья в плен. Загипнотизированная его цепким взглядом, я чувствую, как наших рук касаются мои длинные волосы. И в момент, когда кончиком носа он начинает вести по контуру моей челюсти… как же нежно… и по шее спускается вниз, моя бедная голова идет кругом. Его ласка поглощает меня целиком, она всюду.

— Как ты прекрасна, — шепчет он, задевая кожу губами.

Я с трудом сглатываю.

— Спасибо.

— Не благодари. Это не комплимент, а констатация факта.

— Ну, в таком случае… Спасибо, я знаю.

Он слегка отклоняется назад, в полуприкрытых глазах желание. Наверное, сейчас поцелует, думаю я. Инстинктивно закрываю глаза, привстаю на цыпочки, жду, но ничего не происходит. Вместо поцелуя я чувствую за ухом его щекотное дыхание, после чего он шепчет:

— Скажи, Блэр… а что случилось с тем твоим особенным?

И вновь я не могу ему лгать.

— С ним я слишком многое чувствую.

— Почему же, в таком случае, ты не с ним?

— Как раз поэтому. Он заставляет меня чувствовать. С ним я начинаю желать то, чего желать не хочу, то, что мне не нужно.

— Ну а я, Блэр? Что ты чувствуешь рядом со мной? — Костяшками пальцев он водит по моей ключице.

— С тобой я не чувствую ничего, и для меня это — главное.

— Ты любишь его?

— Если да, это будет иметь значение?

Он молчит перед ответом.

— Нет. Никакого.

***

Недолгая прогулка по дому — и мы в просторной столовой с натертыми до блеска паркетными полами, от которых легко пахнет лимоном. По пути к прямоугольному обеденному столу я едва замечаю затейливую резьбу на деревянных панелях, которыми обшиты стены, и китайские пейзажи. Все мое внимание приковано к мужчине, идущему рядом со мной.

На нем темно-синие джинсы, ладно сидящие на бедрах, и голубая рубашка. Две верхние пуговицы расстегнуты, оттенок подчеркивает цвет кожи и волос. Теперь мне ясно, почему он прослыл безжалостным человеком — и в бизнесе, и в постели. Полчаса, проведенные в его обществе, дали понять, что под дорогой одеждой прячется зверь, коварный и очень опасный хищник. В нем есть нечто неукротимое, дикое. Загадочное и темное, как ночь. Представляю, сколько женщин тешили себя иллюзиями, что сумеют приручить его, и какое разочарование их ожидало впоследствии, когда эти попытки с треском проваливались.

…В ожидании десерта я поглядываю на него. Он тоже оценивающе на меня смотрит. И выглядит при этом так же привлекательно и маняще, как бокал красного вина у него в руке.

— Ты какая-то рассеянная. О чем задумалась?

Его вопрос выводит меня из ступора.

— Так… о всякой ерунде. У тебя, кстати, очаровательный дом.

— Спасибо.

Я тянусь за бокалом, делаю глоток вина.

— Ты не очень-то разговорчив, да? Я весь вечер не затыкаюсь, а ты и двух слов не сказал.

— Правда? Не заметил, — с сарказмом отвечает он, поблескивая глазами.

— Окей, может, я и преувеличила, но ты же понял, что я имею в виду.

— Практически все, что я могу рассказать, ты, наверное, уже прочла в интернете.

Смеюсь.

— Виновна. Едва ли не первым делом.

Этим признанием я зарабатываю улыбку — порочную улыбку, которая не должна, но все-таки заползает под кожу, оставляя за собой жгучий след.

— Все в порядке. Кроме того, мне нравится тебя слушать. Это… бодрит.

— Ну конечно. Скорее вгоняет в сон. Хотя… знаешь, как говорят?

— Нет, не знаю. Просветишь?

Я усмехаюсь.

— В тихом омуте черти водятся. У тех, кто много молчит, на уме самые грязные мысли.

Он разражается хохотом, и я отчего-то испытываю прилив счастья. Отсмеявшись, Лоренс залпом допивает вино, ставит бокал на стол и поворачивается ко мне. В зеленых глазах пляшет веселье.

— Я не святой, Блэр. Я живу насыщенной жизнью, и у меня не одна, а множество слабостей.

— Это хорошо, потому что я тоже не ангел.

— Иди сюда, Блэр. Дай посмотреть на тебя, — говорит он, голос становится хрипловатым.

Я не спешу. Пью свое вино, растягивая момент. Меня нервирует то, как он на меня смотрит — пристально, без тени веселья, — но я не собираюсь поджимать перед ним хвост. Напротив, я полна решимости смутить его самого. Мне хочется сделать так, чтобы с него слетело спокойствие. Поставив бокал на стол, я промакиваю уголки губ салфеткой и, отложив ее в сторону, встаю.

Когда он считывает мои намерения сесть напротив него на стол, то немного отодвигается, освобождая мне место. И вот я сижу на краю. Мы с вызовом глядим друг на друга. Ждем, кто же из нас двоих первым перечет границу, на которой мы балансировали весь вечер, и тем самым признает, что это не романтическое свидание, а нечто совершенно противоположное.

— Вот. — Я раздвигаю ноги, насколько позволяет тесное платье. — Смотри. — Отклонившись назад, опираюсь о прохладную поверхность стола, а второй рукой сдвигаю свои черные стринги вбок, полностью обнажая перед ним свое естество. — Ну как, Лоренс… нравится тебе то, что ты видишь?

Он спокойно рассматривает меня. Дыхание ровное. Глаза, хоть и потемнели от желания, изучают мою плоть внимательно и не стесняясь. Он абсолютно невозмутим. Сидит напротив на деревянном стуле с высокой спинкой, пока я нагло выставляю себя напоказ. Мне должно быть стыдно, неловко, но вместо этого по венам, будоража кровь, разносится чистейшее, неразбавленное возбуждение. Этот мужчина — запретный плод. И этим манит меня еще сильнее.

Спустя минуту, показавшуюся мне вечностью, Лоренс становится меж моих ног. Костяшками пальцев поглаживает мое бедро, поднимаясь по внутренней стороне все выше и выше, пока не оказывается в опасной близости от моего естества.

— Скажи, Блэр. Как ты думаешь, зачем ты здесь? — спрашивает он небрежно, пока я смотрю, как его ладонь, наконец-то проникнув меж бедер, раскрывает меня двумя пальцами. Жесткая ткань его джинсов ласкает мои ноги, когда он придвигается ближе.

Не успеваю я ответить, как он касается средним пальцем клитора и начинает медленно кружить по нему. Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать.

— Я здесь, потому что у меня есть то, что ты хочешь. А у тебя есть то, чего хочу я.

— Ноги шире, — приказывает он, и я подчиняюсь. — Ты права. Я хочу спать с тобой в то время, пока нахожусь в Нью-Йорке. Без обязательств, без чувств, без каких-либо заморочек. И я готов оплачивать любые твои капризы, но учти… только до тех пор, пока ты не забываешь эти несложные правила.

— Допустим, но что будет после?

— Ты уйдешь с полным банковским счетом.

С этими словами он вводит в меня сразу три пальца и начинает размеренно ими двигать то внутрь, то наружу, смазывая скользким откликом моего тела. Надрачивая меня на столе, который явно стоит раза в два больше аренды моей квартиры.

— Ты очень восприимчива. — Вытянув из меня влажные пальцы, он кладет их в рот и тщательно обсасывает. Когда он заканчивает, я успеваю заметить кончик его языка.

С трудом сглатываю, а он возвращается к прерванному занятию и снова начинает насаживать меня на свою руку, заставляя остро чувствовать, как он выдергивает пальцы из моего тела, чтобы после с силой ввернуть внутрь. Как бы мне ни хотелось, чтобы его непристойное предложение и ласки были мне отвратительны, обманывать себя я не могу. Настоящей Блэр — той, которая управляет моими решениями — все это охренеть как нравится.

— Что скажешь, Блэр? — Наконец-то. Хрипотца в голосе выдает его. Он возбужден не меньше моего.

Я стону, тело напрягается в тисках наслаждения, затуманенная похотью голова идет кругом. Глядя на его поблескивающие влагой пальцы, исчезающие во мне, прерывисто выдыхаю:

— А как же любовь, Лоренс? Разве моя любовь тебе не нужна?

— Нет. Прибереги ее для своих будущих завоеваний. — Большим пальцем он трет мой клитор, а остальными трахает, безжалостно подталкивая меня к падению в блаженный ад. — Или для того особенного, о котором ты говорила.

Я задыхаюсь. Ослабев, хватаюсь за него, чтобы не упасть. Я вот-вот кончу… чувства обостряются, окружающие цвета становятся ярче. Не знаю, зачем я спросила. Мы и так отлично понимаем друг друга. Мы потребители. Оба. Используем людей как вещи, а после выбрасываем.

Лоренс трахает меня все жестче, жестче и жестче, пока меня не накрывает оглушительным, как грохот грома, оргазмом. Я кончаю. Телесное безумие выворачивает меня наизнанку, кульминация настолько мощная, что оставляет меня без сил. Когда я, наконец, открываю глаза, то замечаю на себе его пристальный, цепкий взгляд. Его скулы чуть покраснели, прическа по-прежнему идеальна, но глаза горят таким ярким, таким неистовым огнем, что прожигают насквозь. Он выходит из меня и мокрыми пальцами ведет по моим губам. На нем мой запах, мой вкус.

— Если ты ищешь любви, предлагаю закончить ужин и забыть об этом разговоре, словно его никогда не было. Чем разочаровываться и жалеть, что мы повстречались, я предпочту сохранить в памяти поразительно красивую девушку со страстью в глазах, которой не интересны плебейские чувства вроде любви.

— Не нужно. Они мне не интересны. Любовь, она все рушит.

— Хорошо. Тогда я жду твоего ответа, Блэр. Да… или нет?

— Мне нужны деньги, много денег. Я хочу квартиру в Сохо, причем оформленную на мое имя. — Усмехаюсь. — Я хочу, чтобы ты избаловал меня донельзя.

— Разумеется. Я дам тебе и это, и многое другое.

— И последний вопрос.

Он улыбается, словно ждал его.

— Да?

— Почему именно я, когда тебе доступна любая? Известнее, красивее…

— Красивее тебя? Таких нет.

— Ой ли?

Моя скептическая мина вызывает у него усмешку. На некоторое время он замолкает. Играет моими длинными волосами, зафиксировав взгляд на лице.

— Ты умная девочка, Блэр. Даже слишком, пожалуй. Но ты и сама это знаешь, верно? Хорошо, я скажу. Дело в том, что мы с тобой говорим на одном языке. Ты и я… мы сделаны из одного теста. Когда мы чего-то хотим, мы добиваемся цели и не отвлекаемся на эмоции.

Что мне терять, вот честно? Моя мечта вот-вот воплотится в жизнь. Никаких чувств. Никаких эмоций. Только секс и чертова прорва денег.