Россия — наша страна, и мы ее частица. И в конечном итоге именно мы отвечаем за все, что произошло или может произойти. 6 страница

Ø помогала погорельцам, безлошадным и малоземельным семьям;

Ø спасала от голода в неурожайные годы;

Ø по справедливости распределяла бремя государственных податей и налогов, барщины и оброка.

Подобные обстоятельства побуждали и городское (посадское) население объединяться в различные профессиональные общины: кузнецов, гончаров, плотников, купеческие сотни и др. Особую роль в истории России сыграла крестьянская община. Контакты общинников с внешним миром были ограничены. В общине консервировался сложившийся порядок отношений, формировалась особая система ценностей, в частности:

Ø ориентация на равенство;

Ø приоритет общественного над личным. Подавлялось всякое несогласие меньшинства, осуждалось все непохожее, отличное, оригинальное, личность поглощалась “миром”. В результате многовекового существования общины в стране сложилась своеобразная общинная психология, приверженность основной массы населения коллективным формам жизнедеятельности, разрушить которые не удалось ни Петру I, ни П.А. Столыпину, ни современным поборникам фермеризации России. Эта же общинная психология безотказно сработала при проведении коллективизации сельского хозяйства в СССР. А склонность россиян к “вечевым” формам, прямой общинной демократии воплотилась в системе Советов, превратившихся в инструмент одобрения принятых партийными органами решений.

Огромное влияние на формирование менталитета народов России оказало православие. Духовный выбор восточно-славянских народов в пользу христианства был сделан “сверху”, в условиях укорененности языческих верований. Это привело к феномену скрытого и явного двоеверия в ментальности народа. Для язычников не существовало понятия судьбы как волеизъявления Бога. Боги могли помогать людям, но не принуждать их. Человек сохранял самостоятельность в выборе своего пути. Христианство, введенное на Руси в византийском православном варианте, наряду с обожествлением царской власти сосредоточивало все устремления верующих на духовном самоусовершенствовании, на достижении каких-то высших идеалов и ценностей, отодвигало хлопоты и проблемы повседневной жизни на второй план, рассматривая все ее противоречия как временные трудности на пути достижения высшей цели. Православие способствовало формированию в ментальности народа следующих оригинальных черт:

Ø устремленность в будущее при отсутствии надлежащей заботы о дне сегодняшнем;

Ø интравертность, т. е. углубленность в свое, внутреннее;

Ø представления об одновариантности развития;

Ø мифологизированность и иерархичность мировосприятия.

Христианство стало основой и такого компонента российской ментальности, как соборность. До принятия христианства взаимодействие и единение людей в общинном социуме было основано на необходимости сплочения перед силами природы и стремлении противостоять противникам. По мере утверждения христианства, приобщаясь к религиозным обрядам, таинствам, верующий осознавал, что только вместе с церковью он может обрести спасение. Соборность как принцип бытия на коллективной, общественной основе получила проявление и в советской ментальности (субботники, ударные стройки, негативное отношение к фермерам, кооператорам и т. д.). После захвата Византии турками центр православия переместился в Москву. В XV веке идеологи российского православия выдвинули знаменитую теорию о Москве как “третьем Риме”, в которой Россия рассматривалась как спаситель подлинного христианского благочестия, как государство богоизбранного народа. Лучшие умы России и в XIX – начале XX в. писали о русском народе как народе-богоносце. На уровне общественной психологии эти традиции мессианизма дожили до наших дней, и лозунги: “СССР — оплот мира!”, “Слава великому советскому народу!” и т.п.— основной массой населения страны воспринимались вполне естественно.

Выясняя влияние религии на ментальность российского общества, следует учитывать, что православие в России было (и сейчас, по сути, становится) государственной религией. Но взаимодействие населения страны с церковью было не столь простым и однозначным, как это пытаются сегодня представить. В крестьянской среде основные истины христианства нередко перетолковывались. Церковь все больше и больше воспринималась крестьянами как обязательный, но формальный элемент крестьянской цивилизации. Бытует представление о глубокой религиозности российского крестьянства. Однако факты свидетельствуют, что после февраля 1917 г., когда была отменена обязательность причащения для православных военнослужащих русской армии, количество соблюдающих это таинство сократилось со 100% до 7-10%. Далеко не простым и безоблачным был также диалог православия со староверами, католиками, мусульманами, буддистами, язычниками Севера, Урала и Сибири, который также отразился на ментальности российского общества. В крестьянском мире, к примеру, осуждались все другие верования, но при этом осуждение уживалось с терпимым (толерантным) отношением к сторонникам других религий, исключая, пожалуй, иудаизм.

Стабильным компонентом менталитета российского общества является харизматическое отношение к власти. В формировании менталитета того или иного народа велика роль политической системы. В зависимости от ее типа человек включается в определенные общественные отношения, что накладывает соответствующий отпечаток на его мировосприятие. В российской истории особую роль играло государство, которому удалось подчинить себе все сферы общественной жизни и все общественные институты, включая церковь. Если западное общество шло по пути последовательного ограничения прав самовластных государей, постепенного утверждения парламентаризма, прав и свобод личности, то в России, напротив, функции государства постоянно расширялись, его власть возрастала. Борьба за объединение Руси, за выживание страны перед лицом иноземных нашествий, попытки в течение трех веков решить задачи модернизации страны, военное противостояние “двух систем” в недавние годы объективно требовали сильной государственной власти. Для многих поколений россиян необходимость высшей власти, которой подчинено все и вся, стала прописной истиной. В конечном счете все решала в России самая высшая власть, даже в мелочах проявляя свое господство, не давя развернуться самодеятельности подданных. В то же время нельзя сказать, что народы России не ценили свободу, однако тяжелые испытания, выпавшие на их долю, приучили жертвовать своими правами во имя интересов государства.

Кроме того, и это принципиально подчеркнуть, народ, за которого все решала высшая власть, народ, лишенный прав и законов, приучался на примерах верховной власти всего добиваться силой прихоти, произвола. Даже в тех случаях, когда народ выступал против этой верховной власти. Это хорошо заметил русский революционер-демократ, философ и писатель Н.Г. Чернышевский: “Основное наше понятие, упорнейшее наше предание — то, что мы во все вносим идею произвола. Юридические формы и личные усилия для нас кажутся бессильны и даже смешны, мы ждем всего, мы хотим все сделать силой прихоти, бесконтрольного решения; на сознательное содействие, на самопроизвольную готовность и способность других мы не надеемся, мы не хотим вести дела этими способами; первое условие успеха, даже в справедливых и добрых намерениях, для каждого из нас то, чтобы другие беспрекословно и слепо повиновались ему. Каждый из нас маленький Наполеон или, лучше сказать, Батый. Но если каждый из нас Батый, то что же происходит с обществом, которое все состоит из Батыев? Каждый из них измеряет силы другого, и, по зрелом соображении, в каждом кругу, в каждом деле оказывается архи-Батый, которому простые Батыи повинуются так же безусловно, как им в свою очередь повинуются баскаки, а баскакам — простые татары, из которых каждый тоже держит себя Батыем в покоренном ему кружке завоеванного племени, и, что всего прелестнее, само это племя привыкло считать, что так тому делу и следует быть и что иное невозможно”[44].

Психология осажденной крепости, обожествление авторитарной самодержавной власти сформировали в сознании народных масс харизматическое отношение к государству, устойчивую монархическую традицию. Вера в доброго, “мужицкого” царя, авторитарное сознание проявляются и сегодня. Вмешательство высшей власти — царской, партийной, президентской, даже диктаторской — в любые дела все еще отвечает ментальности россиян.

Немалую роль в консервации авторитарного сознания сыграло господство в стране власти-собственности. В то время как в европейских государствах развивались отношения частной собственности, складывался рынок, в России вся собственность принадлежала государству, а распоряжалась ею от имени царя или Генерального секретаря ЦК КПСС вездесущая государственная бюрократия. Отсутствие значительного слоя собственников — “третьего сословия”, социальная дифференциация привели к установлению в российском обществе отношений подданства. Не изменилась ситуация в сознании и в советский период, и даже сегодня, несмотря на всеобщую “ваучеризацию” России.

Огромное влияние на менталитет россиян оказал произошедший в начале xviii в, раскол российского общества на “почву” — сторонников самобытного пути развития россии — и “цивилизацию”, выступавшую за развитие страны по западноевропейским образцам. Одним из характерных явлений общественной жизни России, начиная с петровских времен, стало заимствование культурно-идеологических установок западного типа социальной жизнедеятельности. При этом “вестернизация” всегда проводилась государством, активно поддерживалась “западниками”, элитными слоями российского общества, но никогда не была инициативой народного большинства. Такое положение было во многом обусловлено устойчивостью патриархально-общинной психологии, приверженностью к неизменному повторению веками сложившегося образа жизни и неприязнью к нововведениям. Даже сегодня, несмотря на беспрецедентные по масштабам и активности попытки переориентировать страну на систему западных ценностей, значительная масса населения остается приверженной историческим традициям и является носителем прежней ментальности.

Такая устойчивость общественной психологии значительной части населения страны во многом предопределила ту историческую инерцию, которая стала роком для России, сводя на нет усилия всех реформаторов. И напротив многие компоненты старой российской ментальности: коллективизм; соборность; склонность к общинным формам жизнедеятельности; харизматическое отношение к государству; подчинение личных интересов общественным; правовой нигилизм; стремление к всеобщему равенству и другие, — стали благодатной почвой для формирования советского менталитета.

Формирование советского менталитета происходило в условиях становления тоталитарного государства, укрепления класса партийной номенклатуры с его монополией на воспитание и пропаганду, в условиях, когда “железный занавес” практически полностью изолировал население СССР от общемирового культурного процесса. На складывание ментальных установок советского общества в 20 – 40-е гг. огромное влияние оказали: революционный энтузиазм и безоглядная вера в светлое будущее первого поколения революционеров; воинствующий атеизм; вытеснение старой и создание новой интеллигенции; повышение образовательного уровня населения; победа в Великой Отечественной войне. Используя наиболее типичные черты российской ментальности, правящий в СССР режим сумел в значительной степени добиться слияния общественного сознания с официальной идеологией, и массы людей стали мыслить теми категориями и понятиями, которые были заложены в них пропагандой и воспитанием. В советском обществе господствовало:

Ø стремление к нивелированию личности;

Ø стиралась грань между частной (внутренней) н общественной (внешней) жизнью, человека с малых лег учили не выделяться и “не отрываться от коллектива”. Славу и известность человеку могли принести только жертвы и страдания во имя общего дела. Эталоном общественной жизни стало равенство в бедности.

Примерно с середины 50-х гг. начинается новый этап в трансформации российско-советской ментальности.

Во-первых, революционные факторы (энтузиазм, вера в светлое социалистическое будущее и др.) начинают пробуксовывать.

Во-вторых, на фоне консервации старой политической и экономической системы в ментальности советских людей формируются приспособительные реакции к новым реалиям (“пережили кукурузу, переживем и изобилие!”).

В-третьих, широкое распространение получили анекдоты, показывающие истинное отношение народа к политике власти.

В-четвертых, происходит разрушение трудовой этики, резко возрастает отчуждение народа от власти.

Вместе с тем в ментальности советских народов, при искусственном ограничении сферы национальной ментальности, становятся нравственными ориентирами и императивами следующие чувства: советского патриотизма, общенациональной гордости советского человека; особого оптимизма; социальной защищенности.

Значительные изменения в общественном сознании советского народа стали просматриваться с середины 80-х гг., однако творцы и прорабы “революционной перестройки”, “нового мышления” и попыток в короткий срок перевести общество из одного состояния в другое далеко не всегда учитывали традиционные ментальные установки народа. Они, скорее, больше стремились актуализировать уже не “работающие” ментальности первых лет советской власти, чем учесть сформировавшиеся в последние десятилетия стереотипы и автоматизм мышления широких масс.

С начала 90-х гг. в России наблюдается активный процесс разрушения элементов прежней российско-советской ментальности, на смену которым начинает приходить новый тип ментальности — постсоветский, с отчетливой ориентацией на западную культуру и построение новой картины мира. Данный процесс проходит очень болезненно. В условиях: политических разборок; реального снижения уровня жизни; роста преступности. Произошла эмоциональная дестабилизация общества. Глубокая психологическая растерянность, потеря былых социальных гарантий вызывают у многих россиян ностальгию по прежним стабильным временам.

Ментальности российского общества и западного мира всегда достаточно резко различались:

Ø отношение к труду, собственности, богатству и бедности;

Ø восприятие власти и политических учреждений;

Ø понимание обычая и права;

Ø соотношение “культуры вины” и “культуры стыда”;

Ø осознание национальной или государственной идентичности;

Ø десятки других аспектов ментальности россиянами представляются далеко не так, как людьми западной цивилизации.

Поэтому любые попытки ускоренного “строительства общеевропейского дома”, быстрого “возвращения на пути цивилизации”, утверждения в России “общечеловеческих ценностей” будут неизбежно встречать мощное противодействие в лице наиболее устойчивых компонентов российской ментальность. Исторический опыт свидетельствует: успех реформ в России во многом определяется соответствием их замысла ментальности населения. И только гармоничное сочетание интересов носителей как традиционно российского, так и западного менталитета может способствовать историческому прогрессу нашего Отечества.

Цивилизационный подход к познанию истории, в отличие от формационного подхода ставит в центр исторического анализа человека, личность с ее ментальностью, а не способ производства. Для цивилизационного подхода к историческому процессу более существенное значение имеет понимание цивилизации как целостной общественной системы, включающей в себя различные элементы (религию, культуру, экономическую, политическую и социальную организацию и т.д.), которые согласованы друг с другом и тесно взаимосвязаны. Каждый элемент этой системы несет на себе печать своеобразия той или иной цивилизации. Это своеобразие весьма устойчиво. И хотя под влиянием определенных внешних и внутренних воздействий в цивилизации происходят определенные изменения, их некая основа, их внутреннее ядро остается неизменным.

Цивилизационный подход в центр исторического процесса ставит личность; ее поведенческие функции; культурную эволюцию; менталитет. Цивилизационный подход: освобождает исследователя от идеологических шор одностороннего, классового интереса; позволяет оценивать исторические события и явления с позиций общечеловеческих ценностей; дает возможность увидеть и оценить различия не только эпох, периодов истории, но и уровней развития цивилизаций в хронологических рамках одной эпохи, одного исторического периода; создает более благоприятные условия для объективной оценки исторического процесса. Цивилизационный подход имеет ряд сильных сторон:

Во-первых, его принципы применимы к истории любой страны или группы стран. Этот подход ориентирован на познание истории общества, с учетом специфики стран и регионов. Отсюда проистекает универсальность данной методологии.

Во-вторых, ориентация на учет специфики предполагает представление об истории как многолинейном, многовариантном процессе.

В-третьих, цивилизационный подход не отвергает, а, напротив, предполагает целостность, единство человеческой истории. Цивилизации как целостные системы сопоставимы друг с другом. Это позволяет широко использовать сравнительно-исторический метод исследования. В результате такого подхода история страны, народа, региона рассматривается не сама по себе, а в сравнении с историей других стран, народов, регионов, цивилизаций. Это дает возможность глубже понять исторические процессы, зафиксировать их особенности.

В-четвертых, выделение определенных критериев развития цивилизации позволяет историкам оценить уровень достижений тех или иных стран, народов и регионов, их вклад в развитие мировой цивилизации.

В-пятых, цивилизационный подход отводит подобающую роль в историческом процессе человеческому духовно-нравственному и интеллектуальному факторам. В этом подходе важное значение для характеристики и оценки цивилизации имеют религия, культура, менталитет.

Слабость же методологии цивилизационного подхода состоит в аморфности критериев выделения типов цивилизации. Такое выделение сторонниками данного подхода осуществляется по набору признаков, которые, с одной стороны, должны носить достаточно общий характер, а с другой, позволяли бы обозначить специфические особенности, характерные для многих обществ. Например, в теории культурно-исторических типов Н.Я.Данилевского цивилизации различаются своеобразным сочетанием четырех основополагающих элементов: религиозного; культурного; политического; общественно-экономического. В одних цивилизациях довлеет экономическое начало. В других — политическое. В третьих — религиозное. В четвертых — культурное. Только в России, по мысли Н.Я. Данилевского, осуществляется гармоническое сочетание всех этих элементов. Теория культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского в какой-то мере предполагает применение принципа детерминизма в виде доминирования, определяющей роли каких-то элементов системы цивилизации. Однако характер этого доминирования носит трудноуловимый характер.

Таким образом, цивилизационый подход к истории дает широкие возможности для более полного изучения истории державы Российской во всей ее многоаспектности. Сказанное не означает отрицания формационного подхода к изучению истории. Оба подхода могут взаимодополнять друг друга. В качестве обобщения дадим суждение следующего порядка:

Ø оба подхода — формационный и цивилизационный — дают возможность рассмотреть исторический процесс под разными углами зрения;

Ø каждый из рассмотренных подходов имеют сильные и слабые стороны, но если постараться избежать крайностей каждого из них, а взять лучшее, что имеется в той или иной методологии, то историческая наука только выиграет.

Азбучная истина: человечеству свойственно непрерывное движение по спирали бытия. Наука и научная мысль не стоят на месте. В современном мире формируется новая научная и мировоззренческая парадигма, которая претендует на характер универсальной для всех наук: естественных и гуманитарных.

Классическая наука делились на дисциплины (физика, химия, география история и др.). Неклассическая наука современности стирает дисциплинарные грани. В качестве нового видения реалий нашего бытия, пытающегося взять на себя функции общенаучной методологии, в том числе и истории, на научную арену выходит синергетика. Она является сквозной наддисциплинарной теорией. Синергетика черпает свои истоки в естественных науках, поэтому ее иногда называют “социальной физикой”. Синергетика объявляется общей методологией неклассической (в отличие от классической — дисциплинарной) науки. Таким образом, речь идет о переносе потенциала естественно-научных теорий в область гуманитарного знания. В современной науке понятия “синергетика”, “синергия”, “синергизм” имеют по крайней мере три значения:

1. Взаимодействие многих компонентов (подсистем) в открытых системах, характеризующееся тем, что совокупное действие всех компонентов превышает эффект, оказываемый каждым из них.

2. Научное направление, исследующее закономерности, лежащие в основе процессов самоорганизации в системах (структурах) самой разной природы: физических, химических, биологических, социальных, технических.

3. Объективный процесс взаимодействия людей во всех сферах общественной жизни.

Не вызывает особых возражений то, что синергетика, которая родилась на основе физики высокоорганизованных структур, — это теория самоорганизации в сложных неравновесных системах, может применяться в различных науках, в том числе и в науке истории. У истоков синергетики — физик и химик Илья Пригожин, бельгийский ученый, лауреат Нобелевской премии 1977 года. Теория нелинейного анализа изучает самоорганизацию и саморазвитие в открытых системах: способность к спонтанным изменениям; эволюцию и переход к более сложному состоянию и др. Здесь рельефно проявляется главное достоинство синергетики как методологии науки — взгляд сверху на систему в критических точках ее развития. Это помогает увидеть веер возможностей; процесс выбора цели.

С позиций синергетики общество, культуру можно отнести к неравновесным системам. Исторический объект (в том числе и цивилизация) выступает как субъект поведения. История с точки зрения синергетики предстает как генезис систем или социогенез. При синергетическом подходе к познанию истории в таком случае (при соблюдении условий, указанных выше), устраняются представления о закономерности, необходимой при линейном развитии, и даже причинности; основные акценты переносятся с самого явления на отношения, связи, время. Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод: синергетика, отрицающая линейный характер развития, перечеркивает цивилизационный подход к познанию исторической истины, и идет ему на смену.

Однако такой вывод можно классифицировать, полагают авторы, не иначе только как легковесный. Теория нелинейных систем и цивилизационный подход к познанию исторической истины не только не противоречат друг другу, но и великолепно сочетаются. Ведь цивилизация — это открытая общественная система. “Сочетание синергетики как общего нелинейного подхода, применяемого только к общественным системам, дает более широкие возможности для раскрытия многовариантности в истории. Общие положения о развитии нелинейных систем дополняются положениями об уникальности, неповторимости цивилизаций”[45], — утверждает Л.В.Семенникова. С такой позицией, считает авторский коллектив, можно, да и, пожалуй, должно, спорить. Но, в конечном итоге, нельзя не согласиться. Чтобы сообщество мировых цивилизаций не попадало в XXI веке (начало которого, теперь уже ясно, не сулит спокойной жизни)[46], в исторический капкан, необходимо повернуться лицом к такому важному процессу как самоиндефикация общества: осознания своей сущности, особенностей, места на планете.

Теперь все сильнее приходит осознание мысли, которая, по большому счету, в общем-то, лежала на поверхности: тупиковость многих политических ситуаций в России, имевших место в последнее десятилетие бурного XX века, в значительной мере была вызвана тем, что реформаторы слабо представляли глубинные, веками складывающиеся особенности нашего Отечества. Как следствие, выбирались такие варианты реформ на пути модернизации, которые отвергались общественным организмом. Представление, что советский народ — это авангард человечества, прокладывающий путь к “царству божию на земле” — коммунизму, для многих старших поколений россиян, но не для всех, потерял реальный смысл. Молодежь же не может представить в реалиях, что это за светлое будущее — коммунизм, о котором столь много говорят старшие, так как “той” жизни она не знала. Итак, старое миропонимание сломано, а новое — пока что не создано, а процесс его формирования идет болезненно. Налицо благодатная почва для манипулирования общественным сознанием.

Думается, что цивилизационный подход к познанию истории в современном, сложном, динамично развивающемся и меняющимся с калейдоскопической быстротой мире, важен в качестве мировоззренческого компонента. Современные люди, а особенно молодежь, должны представлять мир в его реальной многоцветной палитре. Мир многообрзен и даже в отдаленной перспективе, скорее всего, не подойдет к единообразию. Миропонимание, основанное на признании многовариантности развития, уважении к иному образу жизни и иным ценностям, особенно важно для России, общественная ткань которой всегда отличалась сложностью и многообразием

Источники и литература

 

Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта: В 2 ч. М., 1991.

Бердяев Н. Судьба России. М., 1990.

Бескровный Л.Г. Очерки военной историографии. М., 1952.

Блок М. Апология истории. М., 1986.

Болинброк Д. Письма об изучении и пользе истории. М., 1972.

Гегель Г.Ф. Философия истории. М., 1988.

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1987.

Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М., 1997.

Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М., 1992.

Гумилев Л.Н. Очерки теории этноса в исторический период. М., 1991.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.,1991.

Ионов И.Н. Российская цивилизация и истоки ее кризиса. М., 1994.

Исторические персоналии: мотивация и мотивировки поступков Материалы Всероссийской научной конференции.16-17 декабря 2002 г. Санкт-Петербург/ Под ред. С.Н. Полторака. СПб: Нестор, 2002.

История российской духовности: Материалы Двадцать второй Всероссийской заочной научной конференции. СПб: Нестор, 2001.

Кантор В.К. “…Есть европейская держава”. Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки. М., 1997.

Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982.

Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993.

Ключевский В.О. Лекции по русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве 1872 – 1875 гг. М., 1997.

Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.

Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории: Автобиография. М., 1980.

Ламберг-Карловски К., Саблов Дж. Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика. М., 1992.

Лаппа-ДанилевсхийА.С. Методология истории. СПб., 1910-1913. Вып. 1-2.

Ле Гофф Дж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

Лихачев Д. Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет. Л., 1989.

Менталитет россиянина: история проблемы. Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции. Спб., 2000.

Ментальность россиян: Специфика сознания больших групп населения России. М., 1997.

Момджян К.X. Социум, общество, история. М., 1994.

Муравьев В.А., Мохначев М.П., Демин Л.И. История исторической науки в дореволюционной России. М., 1991.

«Наши и «чужие» в российском историческом сознании. Материалы международной научной конференции / Под ред. д-ра ист. наук, проф. С.Н. Полторака. СПб.: Нестор, 2001.

Нечкина М.В. История истории (некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История истории. Историография истории СССР. М., 1965.

Очерки истории исторической науки: В 5 т. М., 1955 – 1985.

Платонов О.А. Русская цивилизация. М., 1992.

Пространство и время в восприятии человека: историко-психологический аспект: Материалы XVI Международной научной конференции, Санкт-Петербург, 16-17 декабря 2003 г.: В 2 ч. / Под ред. С.Н. Полторака. СПб: Нестор, 2003.

Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. М.,1982.

Сахаров А.М. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978.

Сахаров А.М. Методология истории и историография. М., 1981.

Сборник материалов по истории исторической науки в СССР (конец XIX – начало XX вв.) / Под ред. И.Д. Ковальченко. М., 1985.

Семенникова Л.И. Проблемы цивилизационного подхода к истории. Уфа, 1994.

Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

Тайны истории. М.П.Погодин, Н.И.Костомаров, С.М.Соловьев о пользе исторических знаний: Сборник. М., 1994.

Тойнби А. Постижение истории. М.,1991.

Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1992.

Хейзинга И. Осень средневековья. М., 1988.

Центр — провинция: историко-психологические проблемы: Материалы Всероссийской научной конференции / Под ред. С. Н. Полторака. СПб., 2001.