СВОБОДА КАК ВНУТРЕННИЙ РАЙ

(Чоран)

1. МЕЧТА О СВОБОДЕ

Парижанин, лишенный предрассудков, но тоскующий по своей родине Румынии и по Восточному миру, составной частью которого она является, — такой предстает фигура Э. М. Чорана в очерках «История и утопия», опубликованных на французском языке в 1960 году. Непредвзятость дает о себе знать из суждений, высказываемых Чораном о Западном обществе, в котором он решил жить, о судьбах истории и прежде всего свободы, которая должна быть ее решающим фактором. Ностальгия заметна в его симпатии к мистической подоплеке восточного менталитета, особенно русского, подоплеке, позволяющей этому менталитету приспосабливаться к деспотизму, как он это делал на протяжении веков, в ожидании свободы, которая долж-

Чоран

==295

на прийти к нему из настоящего и подлинного апокалипсиса. В России Чоран видит глубинную жизнь, скрытое существование народа, который, отвергнутый историей, мог лишь лелеять свои мечты и жить в ожидании будущего возрождения.

Но каковы тогда преимущества свободы, не той, о которой грезят, а той, которой обладают и которую проживают? Чоран считает, что свобода — это нечто абсолютное, но в силу этого самое хрупкое. Она может являть себя лишь в пустоте, т. е. при отсутствии всякой детерминации и условий; но пустота ее уничтожает. Человек неспособен вынести или заслужить ее, и те самые благодеяния, которые он от нее получает, корежат его так, что он в конце концов предпочитает эксцессам, которые она вызывает, эксцессы политического террора. Поэтому свободы процветают лишь в больном социальном теле: терпимость и бессилие — синонимы. И революция, которая борется за свободу и побеждает, уничтожает ее для того, чтобы удержаться у власти, и следует путям и методам, которыми пользовался, для того чтобы удержаться, уничтоженный ею режим.

2. БУДУЩАЯ ТИРАНИЯ

His fretus*, т. е. на эти прекрасные основания, Чоран может предрекать лишь будущую тиранию. Это видение, говорит он, навязывает-

 

==296

Η. Аббаньяно. Мудрость философии

ся со столь решительной очевидностью, что ему кажется постыдным стремление доказывать его обоснованность. Это — непреложная истина, которая причастна одновременно дрожи и аксиоме, и он примыкает к ней с порывом страдающего судорогами и с твердой убежденностью математика. Пример новой тирании будет дан Европой, которой удастся объединиться не посредством договоров, а насилия и согласно законам, управляющим формированием империй. Как всегда, Европа опередит время, явив собою другим частям света образец главного зачинателя и жертвы неизбежной тирании.

Но вопреки этой очевидности Чоран заявляет, что он находится в ожидании других богов. И это ожидание, согласно Чорану, неизбежно, потому что оно коренится в самой природе человека. Оно обретает форму постоянно возрождающейся утопии, которая возвещает счастье и мир установленными окончательно для людей. Утопия выполняет в жизни коллективов роль, приписываемую мессианской идее в жизни народов; в то время как идеология — это лишь побочный продукт или вульгарное выражение. Даже если она абсурдна и смешна, утопия необходима как разоблачение зла социального порядка и как путеводная нить революции, которая стремится уничтожить его. И революция, даже если она губительна, всегда компенсируется уничтожением традиционных ценностей и прежде всего соб-

Чоран

==297

 

ственности, которая хуже всех зол. Сегодня утопию смешивают с апокалипсисом, т. е. с провозвестием нового ада. Мы, говорит Чоран, находимся в ожидании этого ада и, более того, считаем своим долгом ускорить его приход. Освободиться от него может лишь внутреннее ядро Я, «вневременное начало нашей природы». Нужно интериоризировать ностальгию или ожидание, с необходимостью приносящие разочарование, когда они направлены на внешнее, чтобы принудить их создать в нас счастье, которое мы оплакиваем или ожидаем. «Рай, — делает вывод Чоран, — лишь в самой глубине нашего бытия, подобно Я в Я', и чтобы обрести его, нужно обойти все прошлые или возможные рай, полюбить или возненавидеть их с тупорылостью фанатизма, обследовать и затем отвергнуть посредством влекущей за собой разочарование компетентности».

3. МИСТИЦИЗМ ЛИ?

Этот уход Чорана в мистицизм a la Святой Августин поистине ошеломляющий. Безусловно, не настоящий или будущий ад со всеми его ужасами может привести в рай. Тот, кто низвергается в ад, там и остается. Этот вывод внушается Чорану лишь его превентивным разочарованием относительно благодеяний тотальной революции, которая стремится разрушать ради разрушения.

 

==298

Η. Аббанъяно. Мудрость философии

И в этом разочаровании, пожалуй, наибольшая заслуга книги Чорана, написанной раньше, чем ее основные положения нашли более широкое выражение в работах Фуко, Делеза, Гваттари, Дерриды и других, кто вдохновлял глобальное оспаривание 1968 года. Превентивное разочарование Чорана стало разочарованием на основе последствий уже для многих участников этого оспаривания, которые перешли к формам мистицизма или теологии. Поиск свободы без границ или, как говорит Чоран, «в пустоте» — предпосылка того оспаривания и результат той «смерти Бога», которая в качестве предпосылки имела превознесение человека как единственного Бога. Но и по прошествии двух десятилетий книга Чорана представляет собой важный документ теоретического фанатизма и его поражения. Революция как подготовка к аду теперь является знаменем лишь для террористических течений, которые, цепляясь за разные предлоги, еще пускают корни в различных частях света.