Манежная площадь перед Кремлем была полна народа и жужжала, словно растревоженный улей.
– На-ши мо-лод-цы! Россия – чем-пи-он! – скандировали болельщики, поднимая вверх руки, как когда-то делали это римские воины, приветствуя своих правителей.
Но все крики затихли, когда на трибуну взошел Вячеслав Фетисов, обладатель всех высших титулов мирового хоккея, легенда российского спорта.
– Рад видеть вас здесь, друзья, – начал свою речь знаменитый хоккеист, – но сегодня я хотел бы прежде всего поговорить о молодежи. О нашей достойной смене. Я не люблю называть имен, но на этот раз нарушу правило. Есть один человек… он вратарь в одной из региональных лиг, и зовут его Семен Бакин. Запомните это имя. Семен Бакин!.. Семен!
* * *
Клюшка с грохотом упала на пол раздевалки, и Семен подскочил, словно ужаленный.
– Эй, говорю, Бакин, подъем! Опять, что ли, задремал? Чем же ты таким интересным по ночам занимаешься?!
Романенко, второй тренер команды, который, оказывается, давно тряс парня за плечо, глумливо рассмеялся, а Семен покраснел. Он вообще легко краснел, а тут особенно ярким оказался контраст между сном и действительностью.
– Так, кажется, перерыв? – спросил Бакин, покосившись на жующего жвачку Романенко – здоровенного, с красной, слегка дебильной рожей.
– Когда кажется – креститься надо! – снова хохотнул тот. – Давно перерыв закончился, третий период начинается. В общем, бери клюшку – и на лед.
Раздевалка действительно почти опустела. Семен поднял упавшую клюшку и со вздохом поплелся вслед за остальными. Только не на лед, а на скамейку запасных, где было его фактически постоянное место, ведь в калитке, как называют на хоккейном сленге ворота, стоял основной вратарь Дима Щукин. В общем, Вячеслав Фетисов, даже если бы сидел сейчас на трибуне, комкая в волнении свою шапку и наблюдая за игрой «Медведей» и «Лис», увы, не имел бы ни единого шанса увидеть на льду и отметить для себя игру блистательно Семена Бакина.
Такова жизнь, а она, как известно, весьма отличается от наших фантазий.
Тем временем ситуация на льду развивалась не лучшим образом.
Проводя силовой прием, нападающий «Медведей» Александр Костров получил травму и вынужден был выйти з игры.
– Два-два! Ну же, давайте, приложите немного усилий! – понукал ребят первый тренер Степан Аркадьевич Жарский, попросту Дед, на висках которого словно осела вся ледяная пыль проигранных его ребятами встреч.
Раздался свисток, и хоккеисты снова в игре. Шайбу перехватывает один из «Лисов». Напряженная ситуация… и свисток арбитра. Арбитр поднимает скрещенные руки, что означает буллит – штрафной бросок.
Все знают, что никто у «Медведей» не берет буллиты так, как Бакин.
– Становись в рамку! – командует ему Жарский.
– Только не засни, – вполголоса добавляет ехидный Романенко.
Но Семен уже его не слышит.
Он снова на льду. Один на один с противником. «Лис» смотрит на него сквозь прорези маски, и Бакину видится в его глазах насмешка. Впрочем, наверняка это только кажется…
«Лис» разбегается и…
Шайба отбита.
Семен смотрит на трибуну, где сидит отец. Тот что-то кричит, неразличимое в гуле стадиона, комкает облезлую кроличью шапку и машет руками.
Хоть маленькая, но все-таки победа, а пока приходится возвращаться на скамейку запасных, чтобы освободить место основному вратарю. Бакин свое дело сделал, Бакин свободен…
Вскоре на скамейку штрафников на другой стороне площадки садится Андрей Кисляк, удаленный с поля за столкновение с игроком «Лисов» при вбрасывании. Вытирая пот со лба, он умудряется подмигнуть товарищам и послать воздушный поцелуй куда-то в сторону группы поддержки, где трясут своими синими помпонами фигуристые чирлидерши. Кислый не кажется расстроенным, он вообще не привык расстраиваться по пустякам.
А ситуация на льду становится все хуже и хуже. Вот уже в воротах «Медведей» третья шайба, а бесстрастный голос судьи объявляет о том, что гол забил игрок команды «Лисы». И почти сразу же за этим – четвертый гол.
Четыре-два. Опять проиграли, а ведь, казалось бы, «Лисы» – не самая сильная команда.
* * *
В раздевалку ребята вернулись хмурые и злые.
– Кому продули! Позор! – Миша Пономарев тяжело опустился на скамейку и принялся снимать экипировку. – Нас теперь в следующий раз с детсадовской группой поставят играть!
– Все потому, что каждый гол забить хочет, – поддержал его капитан Егор Щукин. – Типа славу заработать, а в защите играть некому.
Егор был бледен и явно подавлен поражением.
– Каков капитан, такова и команда, – откликнулся кто-то в углу.
– Что?! – Щукин подозрительно оглядел ребят.
Его родной брат Дима насвистывал и глядел в потолок так многозначительно, что Егор сдвинул брови и направился к нему.
– Шухер! – дверь раздевалки приоткрылась, и в проеме появилось румяное лицо Бакина. – Дед идет!
Жарский, вошедший в раздевалку сразу за Бакиным, был красен, как хорошо отваренный рак. Седые короткие волосы топорщились в немом возмущении.
– Что это за дела?! – прошептал Кисляк сидевшему рядом Димке Щукину.
– Что это за дела?! – продублировал громко первый тренер.
– Шестое поражение за сезон, – продолжил так же шепотом Кисляк.
– Шестое поражение за сезон! – тренер окинул ребят гневным взглядом, не понимая, почему Щукин-младший хихикает.
– Это уже ни в какие ворота… – подал следующую реплику Кисляк.
– Слили подчистую! – произнес тренер.
– Не угадал, – Кислый развел руками. – Наш Дед такой непредсказуемый!..
Тут уж несколько ребят, сидевших поблизости от командного остряка, с готовностью прыснули.
– Ах так! Вам смешно, значит? – Жарский покраснел еще сильнее. – Ну что же, продолжайте в том же духе. Тренер вам не нужен, вы сами умные, вот и прощайте. Мне этот срам вот уже где сидит! – он выразительно провел рукой по шее. – Больше вы меня здесь не увидите!
– Сейчас лопнет, – прошипел Кисляк.
На этот раз тренер его услышал, потому что бросил на шутника колючий, пронизывающий взгляд, но, не сказав больше ни слова, вышел, хлопнув дверью.
– Он что, серьезно?! – Егор Щукин, позабыв о своих обидах, поднялся со скамьи.
– Да ладно, не принимай всерьез! – засмеялся Дима. – Будто он в первый раз уходит. Кому он еще нужен. Вернется как миленький. И все будет по-прежнему.
– И мы по-прежнему будем проигрывать… – мрачно закончил его брат.
В раздевалке воцарилась тишина.
Всем вдруг стало как-то неловко, и было непонятно, из-за чего – то ли из-за позорного проигрыша, то ли из-за Деда, то ли из-за невольно вырвавшихся слов…
Лучше уж промолчать и, уйдя в душ, подставить лицо под струю воды, забыв обо всем, слушать, как она плещет об пол, смывая с тебя пот, усталость… все то плохое, что было сегодня. И тогда можно будет подумать, что капитан неправ и завтра обязательно станет лучше…
Саша Костров так и сделал. Думать о плохом ему вовсе не хотелось, и так настроение опустилось ниже минусовой отметки. Выйдя из душа, он быстро оделся, натянул куртку, обернул вокруг шеи шарф и, бросив нейтральное: «Пока», покинул раздевалку.
На улице было холодно. Серое январское небо хмурилось, словно и оно было разочаровано поражением «Медведей».
А на ступенях ледового комплекса стояла девушка.
Темноволосая, с чудесными карими глазами, в которых, несмотря на хмурую погоду, затаились солнечные лучики.
– Простите… – девушка взглянула прямо на него, и Саша с удивлением ощутил толчок, словно земля дрогнула у него под ногами.
– Да? – Он остановился, глядя, как студеный ветер играет с выбившейся из-под шапочки прядкой блестящих волос, в которых словно бы тоже запуталось солнце.
– Вы из «Медведей», так? Они сегодня опять проиграли?.. – спросила девушка.
Костров сглотнул. В горле стало неприятно-горько.
– Нет, я сантехник, мимо проходил, – буркнул он, не успев даже подумать, зачем грубит. В выразительных глазах незнакомки появилось такое явное разочарование, что Сашка почувствовал себя последним подонком и законченным хамом. – Простите, – торопливо сказал он, – неудачный день. Да, я из «Медведей». А вы на какой предмет интересуетесь?
– Мне нужен Андрей Кисляк. Он еще здесь?
Вот теперь был разочарован уже он. Кислый нравится девушкам. Они любят бойких, слегка хамоватых и внешне уверенных в себе, так называемых плохих мальчиков. Просто-таки тренд сезона. Но было как-то особенно больно, что эта милая незнакомка повелась на тренд и готова влиться в стройные ряды девиц, бегающих за прокурорским сыном. Особенно больно и… неприятно.
– Вроде был, – отведя взгляд, ответил Костров.
– Позовите его, пожалуйста.
– Я…
Он хотел отказаться, но вдруг случайно взглянул в ее глаза и не смог этого сделать, и, как дурак, молча развернулся и пошел обратно.
Кисляк еще мылся, с удовольствием отфыркиваясь, как морж.
– Эй, Кислый! – окликнул его Костров. – Тебя там девушка заждалась.
– Это которая? – взлохмаченная голова с любопытством выглянула из кабинки. – Блондиночка или рыжая?
– Темненькая, волосы длинные, глаза такие медово-карие…
– Вот ведь блин! – Кислый принялся обматывать полотенце вокруг бедер. – Достала уже! Вот глаза бы мои на нее не смотрели!
– Это почему? – Сашка искренне удивился. – Она же симпатичная.
– Понравилась? Так не теряйся! – Кисляк подмигнул ему. – Давай на штурм! Будет тебе на это дело мое святое благословение. Думаешь, она мне нужна? Ни разу. Это родичи хлопочут. Ее папаша да мой с детства из нас сладкую парочку делают. А она туда же – таскается за мной, как собачка!..
Кулаки сжались словно сами собой, и с полминуты Сашка размышлял, не вдарить ли по этой ухмыляющейся физиономии, но потом осадил себя, понял, что просто не имеет права. Кто он такой, чтобы лезть в чужие отношения? Случайный разговор на крыльце еще не дает повода становиться рыцарем прекрасной дамы, которой на него, конечно же, наплевать.
Костров досчитал про себя до десяти и молча отвернулся.
– Эй, – крикнул вслед Кислый, – скажи ей, что не нашел меня, что я, скорее всего, уже ушел!
– Сам ей и говори…
Оставив позади влажную, полную горячим паром раздевалку, Костров перевел дух и снова вышел на улицу, чтобы встретиться с полным ожидания солнечным взглядом.
– Скоро выйдет, – сказал Саша хрипло.
– Спасибо! – Она улыбнулась и вдруг, стащив перчатку, протянула ему свою узкую ладошку. – Меня зовут Яна.
– Саша… – он бережно пожал ее тонкие белые пальчики, словно вырезанные из хрусталя.
– Костров? Номер девять? – в карих глазах зажегся интерес. – Слышала о тебе. Ты молодец…
– Да ладно, – отмахнулся он. – Был бы молодцом – не проигрывали бы…
Яна неуверенно улыбнулась, явно желая сказать что-то утешительное – про то же счастливое завтра, которое непременно придет на смену неудачам сегодняшнего дня, но Костров только махнул рукой и бросил все то же нейтрально-безличное: «Пока…»
– Пока, – эхом отозвалась девушка, и, уходя, Сашка чувствовал на себе ее взгляд, заставляющий даже после неудачи, даже после сегодняшней травмы, несмотря на ноющее плечо, держать спину прямо, словно натянутая струна.
Ловить тут нечего. Отличницы всегда засматриваются на хулиганов. Хотя ладно, Кисляк все же обаятельный, да и игрок неплохой…
– Мне-то какое дело, – бормотал Саша, шагая к дому. – Я вообще о ней завтра не вспомню.
Он врал и понимал, что врет, но от этого вранья становилось немного легче.
А дома ждал новый сюрприз. Родители, успевшие узнать про травму, накинулись на него с новой силой.
«Тебе в институт поступать нужно, а не шайбу гонять!» – и прочие бла-бла-бла.
Кажется, запас Сашкиного терпения на сегодня все-таки истощился. Поэтому, когда отец в качестве последнего аргумента сломал клюшку, нервы окончательно сдали.
– Ах вот как! – произнес Саша. – Ну хорошо! Если вам не нужен сын-хоккеист, считайте, что у вас нет сына!
Мама закричала что-то, бросаясь ему наперерез, но Сашка уже ее не слушал. Хлопнув дверью, он побежал по ступенькам вниз. В никуда.
