Русский» марксизм

 

Первым российским марксистом в точном смысле этого слова принято считать Георгия Валентиновича Плеханова (1856-1931 гг.).Это был наиболее подготовленный теоретически профессиональный революционер. Он знал несколько иностранных языков, изу­чал философию, историю, естественные науки, литературу. Мировоззрение и политическая деятельность Плеханова пре­терпели сложную эволюцию. В молодости он примыкал к ба­кунинскому течению народничества, был сторонником кресть­янской революции. Сельскую общину рассматривал как осно­ву будущего безгосударственного устройства страны и пола­гал возможным развитие России по некапиталистическому пути. Кризис народничества в 80-е гг. в связи с неудачами его ре­волюционных планов, провалом террора, становление рабоче­го движения подтолкнули Плеханова к разрыву с народниче­ством, переходу на позиции марксизма. Именно ему выпала роль критика идеологии народничества с использованием мар­ксисткой социально-политической философии и методологии. В своих работах «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия» он развенчивал народнические доктрины, дока­зывая связь дальнейшего развития российского революцион­ного движения с рабочим классом. Главной движущей силой российской революции он считал пролетариат, возглавляемый социал-демократической партией. С этой целью им была со­здана первая российская марксистская организация – группа «Освобождение труда».

Пропагандируя марксистское учение о социализме, Плеха­нов вместе с тем не питал иллюзий относительно политической зрелости российского пролетариата. Предупреждал об опасно­сти преждевременной пролетарской революции. Он понимал, что экономическая и культурная отсталость России, «азиатчи­на» и деспотизм ей присущие, – серьезное препятствие для со­циалистических преобразований.

Плеханов полагал, что отсталость, незрелость России бу­дет подталкивать революционеров к насилию, к диктатуре, чрез­мерной концентрации власти. Через пять лет после революции, предостерегал он, в России будет установлена диктатура од­ной партии, через десять лет – единоличная диктатура её вож­дя.

Социалистическую революцию Плеханов считал возмож­ной на той стадии развития капитализма, когда материальное производство достигает высокого уровня и пролетариат соста­вит большую часть населения. К Великой Октябрьской социа­листической революции отнесся отрицательно. «Не надо было начинать», – считал он.

Первоначально Плеханов полагал, что власть рабочего класса будет осуществляться посредством прямого народного законодательства, но вскоре от этой мысли отказался. В авгус­те 1903 г. на II съезде РСДРП Плеханов выступил с якобинским программным лозунгом «Благо революции – верховный закон» и с откровенным оправданием революционного произвола. «Революционный пролетариат, – говорил он, – мог бы ограни­чить политические права высших классов подобно тому, как высшие классы ограничивали когда-то его политические пра­ва...» И далее: «Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент - своего рода introvable (фр. «незаменимая палата»), – то нам следовало бы стремиться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться ра­зогнать его не через два года, а если можно, то через две неде­ли».

К сожалению, тезис Плеханова о том, что диктаторская власть государства выше права и не может быть связанной его требованиями и предписаниями, был реализован в русской по­литической истории. Как известно, в начале века перед стра­ной открылась перспектива перехода к правовым демократи­ческим формам политической жизни. Но этот шанс реализо­вать не удалось. Демократическим нормам не желало следовать царское правительство. Не были заинтересованы в их станов­лении и развитии и противостоящие правительству революци­онеры. Парламентарии яростно атаковали друг друга и прави­тельство, отвергая какие бы то ни было формы политического сотрудничества. Затем в ход пошли методы насилия, физичес­кого устранения политических противников. Народ вначале безмолствовал, потом стал действовать по-своему, в результа­те же страна оказалась ввергнутой в кровопролитную граждан­скую войну.

В начале XX в. Плеханов перешел на позиции социал-ре­формизма, выступив одним из лидеров и теоретиков россий­ского меньшевизма. Но весной 1917 г. он разошелся и с мень­шевиками, переключившись с текущей политики на историчес­кие исследования и философию. Тем не менее Плеханов до кон­ца жизни сохранил личную преданность марксизму и делу ра­бочего класса.

Другой разновидностью российского марксизма является большевизм. Его основу и содержание, как и меньшевизма, со­ставлял марксизм. Но меньшевизм – это реформаторское тече­ние в русском марксизме, а большевизм – революционно-ради­кальное.

Основателем и вождем большевизма был Владимир Ильич Ульянов (Ленин) (1870-1924 гг.). В вопросах политики, государства и права он, как и Плеханов, был последователем Маркса, т. е. основывал свою политическую и правовую концепцию на ма­териалистическом понимании истории, на признании эксплуа­таторского и антинародного характера буржуазного государ­ства и права, на убеждении в том, что социалистическая и пра­вовая диктатура пролетариата исторически неизбежны и несут за собой социальный прогресс, который со временем завершится переходом к коммунистическому обществу, к отмиранию в силу этого государства и права.

Вместе с тем он гибко применял его общие принципы к ана­лизу российской действительности, при выработке своих теоретических положений и организационно-тактических идей. К тому же Ленин имел возможность использовать опыт европей­ской социал-демократии, а также традиции освободительного движения: традиции Н.Г. Чернышевского, народовольцев, П.Н. Ткачева, особенности исторического развития России.

Как и народники, Ленин в теории в конечном счете исхо­дил из идеи самобытного пути России к социализму, а в поли­тическом действии ориентировался на восстание, захват влас­ти, диктатуру.

С учетом новых исторических условий Ленин изменил не­которые теоретические позиции К. Маркса, а в ряде случаев развил и дополнил их. К числу таких новаций следует прежде всего отнести ленинскую идею о возможности победы социа­листической революции в одной стране (или группе стран) и при том, что эта страна находится на «средней» ступени разви­тия буржуазного общества. Такая революция и была осуще­ствлена в России в 1917 г.

Среди теоретических положений, характеризующих вклад Ленина в социально-политическую теорию марксизма, нужно выделить учение о роли революционной теории в рабочем дви­жении, о гегемонии пролетариата в демократической револю­ции и развитие в связи с этим учения о революционно-демокра­тической диктатуре пролетариата и крестьянства как переход­ной форме власти в период между буржуазно-демократической и социалистической революциями, раскрытие революционных возможностей крестьянства в борьбе против капитализма.

Разумеется, арсенал идей Ленина гораздо более разнооб­разен. Это проблема союзников пролетариата в революции (кре­стьянства, национально-освободительного движения и т.п.), проблема соотношения диктатуры и демократии, стратегии и тактики международного рабочего и коммунистического дви­жения, проблема партии – передового отряда рабочего класса в борьбе за революцию и др.

Предметом особого интереса Ленина было учение о госу­дарстве. В работах дооктябрьского периода он обосновывал отмену государства в связи со строительством социализма и коммунизма. «При социализме, – писал он, – все будут управ­лять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял». Поэтому пролетарское государство он представлял как «полугосударство», отмирающее государство. Но практика государственного строительства после прихода большеви­ков к власти не подтвердила ленинские выводы, сделанные в предшествующий этому период.

По Ленину, государство является организацией насквозь классовой, вернее организацией господствующего класса. Это машина осуществления политики, угодной и выгодной главным образом господствующему классу, отвечающая его коренным экономическим, политическим и идеологическим интересам.

Ленин обосновывает необходимость слома буржуазной го­сударственной машины и замены её социалистическим государ­ством – диктатурой рабочего класса, которая должна быть го­сударством типа Парижской Коммуны.

В дальнейшем Ленин пришел к выводу, что «искомой и най­денной» государственной формой диктатуры пролетариата могут стать советы депутатов трудящихся – учреждения, кото­рые одновременно и законодательствуют и исполняют законы, и сами же контролируют выполнение своих законов. Строится и функционирует республика Советов на основе демократичес­кого централизма, что означает выборность всех органов влас­ти снизу доверху, подотчетность их и подконтрольность, сме­няемость депутатов и т.д.

Ленин полагал, что диктатура пролетариата не исключает, а, наоборот, с необходимостью предполагает установление де­мократии для подавляющего большинства населения, для всех трудящихся. Однако эта диктатура предполагает и допускает политические и правовые ограничения для эксплуататоров и их «пособников».

В послеоктябрьских трудах, учитывая обострение классо­вой борьбы, он уточняет понятие диктатуры пролетариата: «На­учное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опира­ющуюся власть». Естественно поэтому, что, по Ленину, не мо­жет быть ни действительного разделения властей, ни тем более правового государства. И то и другое определялись им как юри­дические функции, присущие буржуазной правовой и полити­ческой науке и практике, выгодные лишь эксплуататорским классам.

Вместе с тем такие институты политической системы, как всеобщее избирательное право, парламентаризм, формальное юридическое равенство признавались им как явления истори­чески прогрессивные, могущие быть использованными рабо­чим классом в его политической деятельности.

В итоге попытки двигаться по пути, ведущему к отмира­нию государственности, созданию системы коммунистическо­го самоуправления привели к формированию в советском об­ществе такой негосударственной структуры, как компартия, которая создала организацию тоталитарной власти и сама ста­ла её центром. Ленин к 1921 г. пришел к выводу, что диктатура пролетариата «невозможна иначе как через коммунистическую партию». Руководящее положение компартии он называл ос­новой Советской Конституции – юридической и фактической.

В свете современной политической конъюнктуры многие сегодня считают деятельность Ленина и большевиков, вольно или невольно допустивших большой разрыв между теорией марксизма и реальной политической практикой, совершивших Октябрьскую революцию «во имя Маркса, но не по Марксу» (Н. Бердяев), безоговорочно негативной. Но вот что говорит тот же Бердяев, непосредственный участник и свидетель тех исторических событий: «Никогда в стихии, и особенно в рево­люции, созданной войной, не могут торжествовать люди уме­ренных, либеральных, гуманитарных принципов. Принципы демократии годны для мирной жизни, да и то не всегда, а не для революционной эпохи. В революционную эпоху побежда­ют люди крайних принципов, люди, склонные и способные к диктатуре. Только диктатура могла остановить процесс окон­чательного разложения и торжества хаоса и анархии... Боль­шевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единствен­ной силой, которая, с одной стороны, могла докончить разло­жение старого и, с другой стороны, организовать новое. Толь­ко большевизм оказался способным овладеть положением, толь­ко он соответствовал массовым инстинктам и реальным соот­ношениям».

Многие противники большевиков, побежденные, изгнан­ные, уже в начале 20-х гг. пересмотрели свое отношение к рево­люции, к той власти, которая утвердилась в России после Ок­тября 1917 г. Прежде всего это были «сменовеховцы», сторон­ники движения, получившего название от вышедшего в Праге в 1921 г. сборника «Смена вех» и журнала под тем же названи­ем, издававшегося в Париже. Один из авторов сборника Н.В. Устрялов писал: «С точки зрения русских патриотов рус­ский большевизм, сумевший влить хаос революционной весны в суровые, но четкие формы своеобразной государственности, явно поднявший международный престиж объединяющейся России и несущий собой разложение нашим заграничным дру­зьям и врагам, должен считаться полезным для данного перио­да фактором в истории русского национального дела».

С середины 20-х гг. почти на три последующих десятиле­тия продолжателем и толкователем дела и учения Ленина был Иосиф Виссарионович Сталин (1879-1953 гг.). Для него были ха­рактерны предельный догматизм в интерпретации марксизма, абсолютизация одних его положений (диктатура пролетариа­та, теория насилия в первую очередь) и игнорирование других, извращение диалектического метода, неприятие демократичес­ких норм и процедур политической жизни. Свой взгляд на при­роду государства Сталин формулировал так: «Государство есть машина в руках господствующего класса для подавления со­противления своих классовых противников».

Абсолютизируя теорию насилия, Сталин сделал вывод о том, что «сопротивление классового врага будет принимать тем более острые формы, чем больше успехов будет у социализма». Эта теория стала идейным основанием репрессивной модели общественного устройства не только в отношении к людям иных взглядов и убеждений, но и советского народа в целом.

Применение силовых методов реализации социальных про­блем стало рассматриваться и как основное средство социалис­тических преобразований. В Советском Союзе были свернуты такие механизмы общественного прогресса, как многообразие форм собственности и хозяйствования, конкурентные начала экономической жизни, товарно-денежные отношения, матери­альное стимулирование труда. Их место заняли главным обра­зом прямые командные методы организации производства и общественной жизни в целом.

Все это привело к утрате главного, что было в марксовой концепции социализма: понимание человека как цели, а не сред­ства. Вместо этого сложилось представление о человеке как «вин­тике» в государственно-бюрократической машине. Негативные последствия такой практики известны: советское общество в кон­це концов было доведено до кризисного состояния. В таком же положении оказался и большевизм, марксизм-ленинизм в целом.

Почему в нашем обществе утвердились большевизм, лени­низм и так называемый сталинизм? Дело тут, как представляет­ся, не только в Ленине или Сталине. Дело в тех специфических условиях, в которых зрела и осуществлялась российская рево­люция.

Об этих специфических условиях вели речь многие анали­тики уже накануне первой русской революции 1905-1907 гг. и особенно после её поражения, когда в кругах интеллигенции был поставлен вопрос о том, каким путем пойдет Россия, каков будет её общественно-политический строй.

Так, авторы сборника «Вехи», выходившего в 1908-1909 гг., Н. Бердяев, С. Булгаков, М. Гершензон, А. Изгоев, Б. Кистяковский, П. Струве и С. Франк, поставив задачу исследовать психологию и идеологию русской интеллигенции, её отноше­ние к революции, личности, морали, государству и праву, по­казали, что традиционно русской, кружковой, интеллигенции присущи слабость теоретических интересов, низкий уровень философской культуры, склонность оценивать культурное твор­чество по критериям политическим и утилитарным, а не с по­зиций его абсолютных ценностей.

Б. Кистяковский и П. Струве подчеркивали, что русскую интеллигенцию характеризует слабая индивидуальная и со­циальная дисциплина. Они объясняли это отсутствием у нее правового самосознания, понимания значения прав личнос­ти и правового государства, неизбежно основанного, как и всякая общественная организация, на компромиссе. Кистя­ковский в статье «В защиту права» справедливо обвинил зна­чительную часть русской интеллигенции в недооценке важ­ности закона и порядка для нормального развития государ­ства и общества.

Вместо конституционных преобразований политического строя России интеллигенция, отрицавшая воспитание и само­воспитание в политике и ставившая на их место возбуждение масс прививала радикализм своих идей к радикализму народ­ных инстинктов, аппетитов и ненавистей. Все это неизбежно вело к разнузданию и деморализации.

Высший идеал, доказывал Струве, – это свобода личности. Но подлинная свобода достижима лишь на основе связи чело­века с государством. А в России государственная власть всегда стремилась произвольно, безраздельно распоряжаться жизнью общества и человека, что в свою очередь порождало безразли­чие к праву и со стороны революционной оппозиции.

Государство призвано соединять власть, основанную на идее права, и общественность, народное мнение, опирающиеся на идею свободной, личной ответственности, носителями ко­торой являются средние слои общества – не буржуа, а культур­но наиболее зрелые элементы народа. А этого слоя в России как раз и не было. Если же в обществе отсутствует среднее со­словие, то, по Струве, получается государство, состоящее из рабов и господ, а не из свободных людей, государство, где одни исполнены зависти, а другие – презрения.

Порождало ожесточение, нетерпение, стремление самым ра­дикальным способом разрешить «социальный вопрос» и то обстоятельство, что российский капитализм был отягощен кре­постническими пережитками, самодержавием. В России отсут­ствовало или во всяком случае было неразвито гражданское общество, существовали резкая социальная поляризация, ост­рые социальные противоречия. Важные последствия имел так­же тот факт, что революция фактически родилась из империа­листической войны.

Истоки, питавшие большевизм в его ортодоксально-клас­сических (сталинизм) или необольшевистско-модернистских формах (хрущевско-брежневский и горбачевский периоды со­ветской истории), питают идеологию и российского политичес­кого руководства, пришедшего к власти в 1990-х гг. Все содер­жание его политического курса основано на сугубо большеви­стских приемах, перенесенных в формирующиеся рыночные от­ношения.

Рыночный большевизм, изменив свою форму, исповедует, в сущности, прежние базовые социальные и нравственные цен­ности: он до основания разрушил прежние социальные устои и отношения, как это сделали большевики-ортодоксы в октябре 1917 г., обеспечил тотальное отчуждение широких масс трудя­щихся от экономической, социально-политической и духовной жизни, вновь расколол общество на противостоящие части, облегчил власти политическое маневрирование (ранее проти­востояние осуществлялось по линии красные – белые, социаль­но свои и социально чуждые, теперь: демократы – патриоты). Человек, как и прежде, не защищен от произвола власти, госу­дарства.

Наконец, рыночные большевики даже в меньшей мере, чем их многие предшественники, занимаются развитием производ­ства, сосредоточившись в основном на совершенствовании рас­пределительных отношений (денежных и природных ресурсов, льгот, привилегий и т.п.), и так же не заинтересованы в разви­тии законодательной базы реформирования.

В отношении к таким непреходящим ценностям, как куль­тура и образование, рыночный большевизм далеко обогнал со­ветский большевизм: разрушение этих ценностей, уничтожение духовных корней русского народа идет особенно интенсивно.

И самое опасное: утвердилась полная безответственность и безнаказанность за проступки, ошибки, преступления режи­ма против народа, который держат в состоянии полной поли­тико-правовой неопределенности. В отличие от советских лю­дей граждане современной России не имеют пока политичес­ких, духовных и нравственных оснований и ориентиров, кото­рые помогали бы им и стране выйти на дорогу полного про­цветания, социального комфорта.