Вопрос №26

Причины возникновения иконоборчества и первоначальная аргументация против иконопочитания. Иконоборческая политика Льва III и отношение к ней в христианском мире. Выступление в защиту иконопочитания преподобного Иоанна Дамаскина.

Ответ

 

Иконопочитание в IV и V веках вошло во всеобщее употребление в христианской Церкви. По церковному учению, почитание икон должно состоять в почитании лица, изображенного на них. Такого рода почитание должно выражаться благоговением, поклонением и молитвою лицу, изображенному на иконе. Но в VIII в. к такому церковному учению стали примешиваться неправославные взгляды на иконопочитание, особенно у простого народа, который, вследствие недостаточности религиозного образования, по большей части придавал внешности и обрядности в религии главное значение. Смотря на иконы и молясь перед ними, люди необразованные забывали возноситься умом и сердцем от видимого к невидимому и даже мало-помалу усвоили убеждение, что лица, изображаемые на иконах, не отделимы от икон. Отсюда легко развилось поклонение собственно иконам, а не лицам изображаемым, – развилось суеверие, граничащее с идолопоклонством. Появился обычай ико­ны брать в восприемники детей, примешивать соскобленную с икон кра­ску в евхаристическое вино, причастие класть на икону, чтобы получить его из рук святых, многие служили Литургии по домам на иконах, вместо престолов, и т. д.; «в массе этих явлений, несомненно, давало себя знать грубое извращение церковного обряда, чествование икон приближалось к идолослужению и разрешалось в чествование самого вещества их» (Бо­лотов). Иными словами, с иконопочитанием происходило то, что раньше часто происходило с культом святых и почитанием мощей. Возникнув на правильной христологической основе, как плод и раскрытие веры Церк­ви в Христа, – они слишком часто отрываются от этой основы, превраща­ются в нечто самодовлеющее – а следовательно, в ниспадение обратно в язычество.

 

Естественно, что появились стремления уничтожить такое суеверие. Но, к несчастию Церкви, задачу уничтожить суеверие приняла на себя гражданская власть, отстранив духовную. Вместе с суеверным почитанием икон, гражданская власть, под влиянием также и политических соображений, стала уничтожать иконопочитание вообще и произвела, таким образом, ересь иконоборческую (Тальберг).

 

Существовали различные христи­анские течения, которые отвергали почитание святых икон. Некоторые крайние монофизиты от­вергали почитание святых икон. Например, так называемые фантазиасты или иначе афтартодокеты, последователи Юлиана Галикарнавского. Крайние монофизиты впадали в традиционный не только для греков, но и для негреческого востока, спиритуализм, т. е. принижение или даже отвержение веще­ственного начала как презренного и самого по себе греховного. И в этой связи конечно, свя­щенные изображения, изображения матери­альные могли представляться этим еретикам излишними, недопустимыми.

Кроме этих ересей или сект, была очень сильная секта павликиан. Она получила распространение в восточной части Малой Азии и исходила из все того же дуализма – духа и материи, в чем-то соприкасаясь с манихейством (дуалистическая секта). Павликиане прямо отождествляли все вещественное и телесное со злом и грехом. Они отвергали не только иконы, они фактически отменяли право­славное богослужение. И вот влияние этих ере­сей и сект христианских и христианского про­исхождения, пожалуй, нужно считать опре­деляющим в становлении иконоборчества (Асмус).

Следует еще учитывать фактор появления и распространения ислама с его запретом на изображение человеческих и сверхчеловеческих лиц. На границе христианства и ислама существовали и имели значительное влияние такие антикультурные и антииконные по духу секты, как монтанизм, маркионитство, павликианство. В этом смысле ислам был понят­нее, как бы «духовнее» христианства. И многие могли этой «духовностью» соблазниться (Дворкин).

 

Но все же именно императоры-иконоборцы были мужественными борцами против мусульманской экспансии, и я полагаю, не стоит думать, что мусульманство могло иметь такое определяющее влияние на их сознание, хотя некоторые последующего времени императоры-иконоборцы находились под очевидным влиянием мусульманской культуры. Это нужно сказать прежде всего о по­следнем императоре-иконоборце уже IX в. Феофиле, о котором у нас речь дальше (Асмус).

 

К тому же императоры-иконоборцы были великолепными правителями и полководцами, пользующимися безоговорочным авторитетом в армии, а за иконопочитание выступали прежде всего монахи. Монахов в Империи было великое множество, и это порождало ряд проблем, особенно с точки зрения императоров: шел постоянный отток людских ресурсов, денег, зе­мель, столь нужных государству во время, крайне для него напряженное (Дворкин).

 

Однако доводы (марксистов) теряют всякое значение, если учесть, что далеко не сразу иконоборчество приняло такое определенное антимонашеское направление, с каким оно известно в истории. Во всяком случае, об антимонастырской деятельности Льва III нам не известно ничего. Антимонашеское направление деятельность иконоборцев принимает только во II-ой поло­вине царствования второго императора-иконоборца – Константина V Копронима, сы­на Льва III (Асмус).

 

В. В. Болотов вообще считает, что главные причины иконоборчества были политическими, вызванными антиклерикальной политикой воинов-императоров. Не отрекаясь от христианства и Церкви, они хотели довести обрядность, внешние формы благочестия до минимума: они чествовали св. Крест и отметали св. иконы.

 

Иконоборчество зародилось в среде мало­азиатского епископата. Несколько епископов малоазиатских выработали доктрину иконо­борчества и познакомили с ней императора Льва III Исаврианина (717-741). Во всяком случае первому выступле­нию Льва III против святых икон предшество­вали его консультации с собравшимися в Кон­стантинополе епископами иконоборческого на­правления.

Поскольку в предыдущие годы во­енная служба будущего императора Льва III протекала как раз в Малой Азии, нужно ду­мать, что он уже давно имел контакты с неко­торыми из этих богословов иконоборчества и давно уже созревали какие-то планы со­вместных действий. Непосредственным толч­ком, побудившим императора выступить про­тив святых икон, было постигшее Константи­нополь страшное землетрясение, которое он суеверно истолковал как знак Божьего гнева за то, что продолжается языческий, как он счи­тал, обычай иконопочитания.

 

Первое выступление Льва III против ико­нопочитания датируется 726 г. На первых по­рах он стремился убедить, а не действовать силой. Он собирал народ, выступал с пропове­дями, что было в обычаи Византийских Им­ператоров, и пытался склонить на свою сторо­ну константинопольского патриарха и римско­го папу. Константинопольский патриарх св. Герман Исповед­ник остался непреклонным. Папа, который фактически был вне досягаемости для импера­тора, тем более мог не придавать серьезного значения императорским попыткам изменить церковную практику и церковное учение. У императора Льва III состоялась интересная пе­реписка с папой святым Григорием II. Импера­тор утверждает в письме к римскому папе свои полномочия в церковной жизни, которые он формулирует в следующих словах: «Я есмь царь и священник», – на языке того времени слово «священник» могло относиться не только к иереям, но и к архиереям. Интересно, что папа не оспаривает это самоопределение импе­ратора. В ответном письме папа пишет, что «царями и священниками могут почитаться православные цари, которые защищают и утверждают церковное учение, а те, которые колеблют его, внося в истинное учение примесь лжи, не могут почитаться царями и свя­щенниками».

 

В 730 г. Лев III собрал в Константинополе так называемый селентион – так назывались заседания, где под председательством импера­тора собирались высшие церковные и светские сановники. В этом заседании принимал участие патриарх св. Герман, который решительно отказался одобрить иконоборческие меры царя. В результате святой Герман был низложен и отправлен в ссылку, а новым патриархом стал Анастасий, который был ставленником императора и полностью поддерживал всю его политику.

 

Одной из первых иконоборческих мер Льва III было удаление образа Христа, который осенял так назы­ваемые Медные врата императорского дворца в 730 г. Когда посланный для этого офицер поднялся по лестнице и снял образ с ворот, произошло народное возмущение, и офицер был убит народом, за что император жестоким образом расправился со всеми, кого можно было обви­нить в причастности к этому убийству. Таким образом даже в самой столице иконоборчество не было популярно. Решительно стояла на сто­роне иконопочитания европейская часть Ви­зантии. Однако же в малоазиатской части ико­ноборчество нашло довольно-таки широкий от­клик, и вот это сохранялось на всем протяже­нии иконоборческого периода. Если где-то иконоборчество имело базу, то это в Малой Азии, в то время как в Европе, в Греции, на Балканах оно не находило поддержки, и на­строение самого населения столицы в общем-то были скорее на стороне иконопочитания. Хотя в столице в последствии было немало и иконо­борцев. Обширные части православного мира в то время в результате мусульманского на­шествия находились уже за пределами Визан­тии. Это были территории трех патриархатов: Александрийского, Антиохийского, и Иерусалимского.

В этих патриархатах, несмотря на то, что сами мусульмане пытались навязать там православным иконоборчество, оно не встретило никакой поддержки, и мало того, именно в этих областях появился один из са­мых замечательных защитников иконопочитания. Это преподобный Иоанн Дамаскин – секретарь халифа Дамаска.

 

Преподобный Иоанн Дамаскин происхо­дил из знатной греческой семьи, которая вы­делилась своей службой при дворе халифа в Дамаске. Отец преподобного Иоанна был чем-то вроде министра финансов при дворе мусульманского государя. И сам преподобный Иоанн в юности тоже занимал высокий пост при этом дворе. Однако впоследствии он оставил двор, оставил эту государственную службу и стал монахом в мона­стыре святого Саввы в Палестине.

 

Во второй половине 20-х годов, начиная с первых иконоборческих выступлений Льва III, преподобный Иоанн составил одно за другим «Три слова в защиту святых икон». Во многом эти «Три слова» повторяют одно другое. Как счи­тают современные исследователи последова­тельное издание этих «Трех слов», связано с тем новым, что происходило в изгибах импе­раторской политики. Каждое из них было от­ветом на какие-то новые шаги императора-иконоборца. По свидетельству папы Григория II, император Лев так обосновывал свою иконоборческую позицию (переписка между ними – см. выше): иконы – это остатки идолопоклонства, за­прещенные второй заповедью Моисеевой и не предписанные шестью Все­ленскими Соборами; народ суеверно чтит материю и святых мучеников считает за богов. Израильский царь Езекия, после 800-летнего почитания Моисеева медного змея, из-за суеверия народного убрал его из храма; так и теперь, по истечении 700 лет по Христе, Лев, «как царь и иерей», вынуж­ден сокрушить накопившееся суеверие христианского народа (Дворкин).

 

Лишь св. Иоанн Дамаскин мог ответить императору богословски грамотно и обоснованно. В своих «Словах» в защиту икон Дамаскин исходил из понима­ния иконоборчества как христологической ереси. В основу всей аргументации своей препо­добный Иоанн Дамаскин полагает христологический аргумент – изображение Христа Спа­сителя, а, следовательно, вообще всякое изоб­ражение на иконе возможно, потому что Сын Божий пожелал стать человеком. Иконоборцы основывали свои возражения на ветхозаветном запрете кумиротворчества, по существу игнорируя Боговоплощение. В ответ св. Иоанн пишет следующее:

 

«В древности (т. е. в Ветхом Завете) Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался. Теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, мы изображаем видимого Бога... Я видел человеческий образ Бога, и спасена душа моя. Созерцаю образ Божий, как видел Иаков, и иначе: ибо он очами ума видел невещественный прообраз будущего, а я созерцаю напоми­нание о Виденном во плоти» («Три слова против порицающих иконы»).

 

Дамаскин говорит о материи как о творении Бога, а не как о чем-то презренном и низком: «...А с тех пор, как в нем вселилось Слово Божие, вещество стало достохвальным, а потому вещественные образы необхо­димы и имеют положительный смысл».

В полемике против обвинений в идолопоклонстве преп. Иоанн прово­дит различие между служением (латриа), подобающим лишь Богу, и покло­нением (проскинесис), оказываемым тварным вещам, к каковым относят­ся и иконы. Это терминологическое различие было утверждено Седьмым Вселенским Собором.

Примечание. Поклонение можно воздавать всему, что Божественно, всему, что имеет то или иное причастие к Бо­жественной славе и Божественной власти. На­пример, дети воздают почитание родителям, потому что родительская власть над детьми это Божественное установление. Рабы воздают по­читание господам, поданные воздают почита­ние царю и т. д. Существует множество видов почитания, которые совсем не возбранены Божественным учением, и каждый человек есть носитель образа Божия. Поэтому мы воз­даем почитание и святым, и вообще к каждо­му человеку мы должны относиться почти­тельно, как к образу Божию. «Латриа» – служение, должно быть воздаваемое одному только Богу, «проскинесис» – поклонение, может воздаваться также и тому, что в той или иной степени причастно к Богу.