ГЛАВА 10. — Заковать их в цепи, — приказал Руорим, показав на четверых пленников

Без выхода

 

— Заковать их в цепи, — приказал Руорим, показав на четверых пленников. — Отведите в заднюю палатку и привяжите там, чтобы даже пошевелиться не могли. Эльфийке заткните рот. Но потом к пленникам не подходите, я допрошу их позже.

Он повернулся к Горену. Подскочивший по его знаку солдат связал тому руки за спиной.

— В мою палатку, — сказал Руорим. — И мне не мешать.

Горена оттащили в палатку, швырнули на пол и привязали к столбу. Палатка была устлана красными и черными коврами, и Горен быстро согрелся на мягкой подстилке. Сундуки, помост с самым разным оружием, удобная кровать, стол с письменными принадлежностями и разложенными картами и несколько стульев придавали помещению уютный вид. На стенах тоже висели ковры. Освещалось жилище Руорима факелами и большими свечами.

Горен почувствовал, что внешняя тяжесть перестала на него давить. Зрение восстановилось. Он снова мог двигать пальцами (правда, только ими, потому что был связан). С беспощадной отчетливостью он осознал, что случилось на самом деле. Что он наделал! Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не заорать. Отчаяние острым ножом резало его сердце на куски и швыряло на землю кровавые ошметки, растаптывая их в пыли. Сощурив глаза, Горен увидел входящего Руорима. Он тщательно закрыл края палатки. Подошел к стулу, снял плащ и перчатки. Потом подошел к Горену, присел перед ним на корточки, взял его за подбородок и приподнял лицо. Внимательно изучал молодого шейкана, при свете факела поворачивая его голову в разные стороны.

— У тебя ее глаза, — сказал он, наконец, — не цвет, а форма, выражение... глубина. Твой рот вызывает у меня горько-сладкие воспоминания. Я рад, что у тебя многое и от меня, ошибка исключена. Знаешь, кто я?

Глаза Горена увлажнились.

— Убийца моей матери, — дрожащим голосом ответил он.

— Ах, — махнул рукой Руорим. Он поднялся, подошел к столу и налил из графина вина. — Значит, ты на самом деле был там? При зачистке мы обнаружили обрушенный тайный ход и решили, что таким образом сбежали Дарвин и старый дурак-алхимик. Если бы я догадался, что с ними был ты...— Он прислонился к стулу и задумчиво сделал несколько глотков, не спуская глаз с Горена. — Значит, ты пришел, чтобы отомстить?

— А ты как думаешь? — В голосе Горена плескалась ненависть.

— Я сожалею о смерти твоей матери. Веришь ты мне или нет, но она значила для меня очень много. С самого первого момента, как только я ее увидел. Сделанного не изменить, к тому же она выступила против меня. Она могла оказаться для меня опасной.

— Ты убил ее исподтишка, как последний трус! За это твоя душа будет гореть, как только я с тобой расправлюсь! — закричал охваченный гневом Горен.

Руорим улыбнулся:

— Моя душа в руках ренегата, по приказу которого я действую. Ты понятия не имеешь, о чем идет речь на самом деле, сын мой, но для тебя это не имеет значения. Меня радует, что ты не растратил бойцовской воли, несмотря на безнадежное положение, в котором ты находишься. В тебе кровь твоих родителей; объединенная, она приводит к совершенству. Ты избранный, которого мы ждали так долго.

— Я Горен Говорящий с ветром, — гордо подняв голову, сказал молодой шейкан. — И никто иной. Я не могу ничего изменить в своем рождении и в наследстве шейканов. Но я один принимаю решения относительно моей жизни и не буду служить ни тебе, ни тому сумасшедшему, дряхлая и рехнувшаяся душа которого живет во мне.

Мрачная улыбка Руорима стала еще шире.

— У тебя нет выбора, Горен Говорящий с ветром. Мне бы больше понравилось, если бы ты принял мою сторону добровольно, так легче сражаться, ведь, в конце концов, ты мой сын. Мы тесно связаны не только кровью дракона, но и родством. Этот союз не следует разрывать ради ненависти. Не хочешь ли ты для начала меня выслушать, познакомиться со мной поближе, прежде чем принимать решение?

Горен отрицательно покачал головой и презрительно засмеялся:

— Я знаю тебя, Руорим Кровопийца. Позор от того, что зачал меня именно ты, всю жизнь будет довлеть надо мной. Я никогда не смогу вести нормальную жизнь. Я не могу выдавить из себя твою черную кровь, мне приходится мириться со своим отражением в зеркале, ведь оно напоминает мне о тебе. Но лучше жить честной жизнью в одиночестве, чем принимать участие в твоих грязных делишках и прославлять их всегда и везде.

— Я слышу слова твоей матери.

— Она никогда ни о чем не сожалела. И никогда не переносила на меня свою ненависть к тебе. Она вырастила меня невинным и свободным, и это я сохраню в своем сердце, несмотря на то что у меня перед глазами до сих пор стоит сцена ее убийства. Как ужасный кошмар, она будет преследовать меня до конца жизни. И всегда будет служить мне предостережением о том, что я должен быть начеку, чтобы никогда не стать таким, как ты.

— Как хочешь. — Руорим поставил кубок и выпрямился. А потом поднял руку, и Горен почувствовал, как ледяные пальцы схватили его разум, его мысли и подчинили себе. Он попытался бежать, сохранить хотя бы часть своей воли и молча взывал к ветру, но никто не мог прийти ему на помощь. Он чувствовал, как шевелится в нем душа Малакея, выбираясь на поверхность.

— Не-е-е-ет, — выдавил Горен вместе с последним осознанным вздохом. Дух его натыкался на каменные стены, которые вдруг выросли вокруг него и сдвигались все теснее и теснее. Он стучал по ним кулаками, кричал и выл, но его уже никто не слышал.

Вдруг конвульсии резко прекратились. Глаза Горена стали пустыми.

Потом в них загорелось что-то чужое, цвет стал дымчато-серым.

— Еще раз приветствую тебя, потомок мой, — протиснулся в его глотку голос Малакея. — Теперь все пойдет хорошо, как и планировалось.