Гв. мсп.

 

Отдаваясь полностью работе в полку и одновременно учебе в академии, я не переставал «бомбить» управление кадров Главного Политуправления В.С. по вопросу перевода меня в более теплые края, как мне и обещали при убытии из академии. Но поскольку я уже служил в Ленинградском Военном округе, мои письма оттуда просто пересылались в отдел кадров ПУ Лен ВО с резолюцией, удовлетворить мою просьбу. И, последний, «удовлетворил» мою просьбу. Когда из г. Выборга на Кубу уехал служить зам к-ра 131 гв. мсп по политчасти п/п Шорохов, ко мне в г. Сортавала приехал инспектор ОК ПУ Лен ВО полковник Клейменов. Он объяснил, что самая «южная» точка в округе г. Выборг и поэтому, удовлетворяя мою просьбу, приказом командующего Лен ВО генерала Армии Козакова М.И., я переведен служить в Выборг на равноценную должность, т.е. заместителем командира полка. Выборг действительно был самым южным городом Лен ВО, раскинувшегося на территории Карелии, Ленинградской, Мурманской, Архангельской и Вологодской областей. Ну что ж, на юг, так на юг, хотя это всего 60 км южнее Сортавал.

Хотя была уже поздняя осень, но, как говориться, «сборы были не долги». Загрузили свои немудреные пожитки в крытый брезентом грузовой автомобиль. Фае с ребятами купили билеты на поезд железной дорогой, а я ранним утром вместе с водителем двинул повторно в Выборг продолжать службу. Кто бывал в Карелии осенью, тот знает, что такое настоящая «карельская» дорога. Бетоном, асфальтом и вообще твердым покрытием там и не пахнет. Изредка попадаются участки, присыпанные тонким слоем гравия, а в основном раскисшие и частично залитые зеленовато-мутной слякотью тропы, проходящие по заболоченным низинам между холмами. Буксуя и громыхая, почти через каждый километр, забрасывая проезжую часть срубленными сучьями и хворостом, мы с водителем преодолевали этот путь почти двое суток. И вот я снова вижу Выборг, город моей лейтенантской молодости. Прошло более 10 лет как мы покинули его. Десять трудных, насыщенных большими событиями в стране и в нашей семейной жизни лет. Уезжали вдвоем с Фаей, приехали полноценной семьей в четыре души.

Уезжали, страной руководил И.В. Сталин. Приехали – у руля страны Хрущев. Тогда Сталин был в ореоле славы не только в нашей стране. Он был вождем народов мира, законодателем коммунистической морали социалистического образа мышления, нового общественного уклада жизни. Он – великий полководец и организатор побед над фашизмом. Он – организатор и руководитель возрождения из пепла страны, вдохновитель великих свершений в области науки и техники, экономического роста страны и ее политического авторитета во всем мире, он во главе борьбы народов мира, за дружбу против войны. Мы не переоценивали его заслуг, называя «гениальным вождем, организатором и руководителем наших побед». И не только мы. Все прогрессивное человечество признавало его «вождем народов».

Так же высоко оценивали его личность и дела заклятые, ярые враги нашего Советского строя, его коммунистической идеологии, враги нашей страны и личные враги И.В.Сталина. Ярый, неукротимый антисоветчик, «отец холодной войны» против СССР, с первого дня Великой Октябрьской Революции открыто боровшийся против нашей страны, антикоммунист и реакционер, бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, признав ранее допущенные им ошибки в оценке личности Сталина, выступая в палате общин британского парламента 21. XII. 1959 г. сказал:

«Наш долг, … знать и отдавать должное нашим противникам, особенно выдающейся личности. Таким в этот день я хочу назвать генералиссимуса Сталина. Большим счастьем для России было, что в годы тяжелых испытаний страны ее возглавил Гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой Выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходил его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, с непоколебимой смелой волей, резким, жестким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин, прежде всего, обладал большим чувством юмора и сарказма, способностью точно воспроизводить мысли. Эта сила настолько была велика в Сталине, что он казался Неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов.

Иосиф Сталин производил на нас величайшее впечатление логически осмысленной мудрости. Он был непоколебимым мастером, находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества, был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложным. Сталин создал и подчинил себе огромную империю – это был человек, который своего врага уничтожал своими же врагами. Сталин был величайшим, не имеющий себе равного, в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее оснащенной атомным вооружением. Господа, я уже стар и скоро уйду. Учтите мою ошибку, я поздно ее понял. Аминь». Добавить к этой оценке нечего.

А вот бывший ближайший «соратник» Сталина, около 30 лет захлебываясь прославлявший мудрость и гениальность вождя, неукоснительно выполнявший его указания, подхалим и лизоблюд, Хрущев Н.С., придя к власти, пачкал Сталина самыми мерзкими, черными красками. Сам лично наложивший сотни тысяч резолюций об уничтожении т.н. «врагов народа» и развернувший репрессии на Украине и в Москве, всю вину валил на Сталина. Будучи не способным развивать и укреплять могучую державу социализма дальше, слабо разбираясь в сущности и методах дальнейшего развития социалистического общества и его экономики, игнорируя советы ученых и умных людей, волюнтаристски развернул эксперименты пагубные для всей страны. Во всех областях экономики, науки, культуры, техники, политического руководства, административного управления, обороны и в государственном устройстве совершал перевороты, все ставил с ног на голову под видом «демократического» преобразования державы. Настолько обострил международную обстановку и прежде всего международные отношения с США и ведущими странами мира, что в любую минуту могла возникнуть атомная бойня этих стран против СССР. Весь мир сидел как на пороховой бочке, а так называемый «Карибский кризис» чудом не перерос в последнюю на земном шаре мировую войну, но уже атомную, у которой один исход – конец всему живому на земном шаре.

Своими необдуманными, во многом безграмотными и даже вредными преобразованиями Вооруженных сил: сокращением их на 1 млн. 200 тыс. человек, ликвидацией главной ударной силы В.М.Ф. – крупнейших кораблей надводного флота - на морских просторах и на стапелях кораблестроительных заводов. А также перетрубацией всех видов Вооруженных сил и многих других его «мероприятий» - не только ослабил обороноспособность страны, ее экономическую и военную мощь, но и унизил международный авторитет Советской Армии и Флота во всем мире.

Справедливости ради нужно сказать, что, опираясь на созданный при Сталине мощный научный и экономический потенциал, в годы правления Хрущева, страна получила неплохие результаты работы в области освоения космического пространства, развития ракетно-космической техники, освоения целинных земель и, конечно, в жилищном строительстве. Его эксперимент строительства жилых домов по английскому образцу оказался удачным и многие миллионы людей переселились из общаг и коммуналок в благоустроенные пятиэтажные «хрущевки» и многоэтажные корпуса. Много новых жилых домов и даже кварталов в Выборге. Не осталось и следа от тех руин и колеблющихся от ветра стен кирпичных зданий, оставшихся после боев за город. Появились новые улицы, зашумели парки, сады. Вызывали восхищение новые микрорайоны, где много простора, света, воздуха, зелени. Застроен первый микрорайон, расположенный у въезда в город по Ленинградскому шоссе, где мы раньше жили. Здесь высятся дома в девять и двенадцать этажей, торговые и бытовые учреждения, детский комбинат и средняя школа. В бывшем рабочем поселке Таликкала, (ныне поселок им. Ленина), среди белоствольных берез на пустырях, на улочках с деревянными домишками, выросли жилые массивы микрорайона «Березовая роща». И только одноэтажный домик из древесины финна Ю.К. Латуки, в котором жил В.И. Ленин до 10 Октября 1917 года, и отсюда выехал в столицу, чтобы возглавить вооруженное восстание, превращенный еще в сороковые годы в «Домик-музей В.И. Ленина» оставался нетронутым.

Современные многоэтажные дома преобразили улицу Данилова, Приморское шоссе, проспект Победы. Возводится новый квартал в Выборгском поселке. Ушли в небытие «игрушечные» трамвайчики вместе со своей узкоколейкой, как и деревянный, стоявший на деревянных сваях крепостной мост. У свай этого моста, всегда сидели на лодках любители рыбной ловли и попутно продавали «за трояк» любую рыбину из лодки.

На смену деревянному мосту, только с восточной стороны крепости Выборгского замка, пролегла широкая асфальто - бетонная магистраль по бетонному автомобильному мосту, пересекающему крепостной залив. В самом замке уже нет батальона связи. В залах замка разместились хранилища и экспонаты Краеведческого музея и истории Выборга. Нет в городе и Учебного отряда Северного флота. Он передислоцировался в г. Североморск, вместе со всеми школами, в т.ч. и Электро-механической, в которой я служил в 1948-51гг.. Нет в городе и нашего флотского поэта, автора слов знаменитой песни «Прощайте скалистые горы», майора Николая Ивановича Букина, работавшего в те годы редактором газеты Учебного Отряда СФ «ТОВСЬ». Изменений очень много.

Неизменным остался только морской ландшафт полуострова, изрезанный глубокими бухтами на котором стоит 70-тысячный город Выборг, окруженный со всех сторон гладью залива, с дальними лесистыми островами.

По-прежнему суровая красота Северной природы придает ему особый колорит. Прямо на улицах высятся гранитные скалы, на берегу залива спускаются к воде стройные сосны, в нагромождениях валунов плещется холодная балтийская волна.

По-прежнему на самой высокой батарейной горе высится замечательный монумент – памятник Петру – I, который в июне 1710 год разгромил Шведов и лично принял ключи от Выборга, заявив «Через взятие сего города Санкт-Петербургу конечное безопасие получено».

Знаменательно, что в каких-нибудь 250 метрах от этого памятника с одной стороны, и на таком же удалении от здания Выборгского государственного архива с друго, – располагался 131 гв. МСП, 45 гв. МСД, 40 гв. МСК Лен ВО, в который я прибыл служить.

Радостно было видеть, в этом старинном Российском городе, находящемся в 129 км от Ленинграда, его седую старину: средневековые здания и башни Ратуши на Выборгской улице; Круглую башню на рыночной площади; Часовую башню на Крепостной улице; Аннинские укрепления и старинный парк «МОН ре ПО» (мой отдых), на берегу залива с усадебным домом, построенным в 1820 году.

В общую структуру старых и новых сооружений, органически вписались новые километры причалов городского морского торгового порта, вышка ретрансляционной телевизионной станции и даже скульптура «Лось» в парке. Он растянулся вдоль центральной магистрали города – проспекта им. В.И.Ленина – пересекающего Красную площадь города с монументальным памятником В.И.Ленину в центре, и многое другое, все не перечислишь.

За эти же 10 лет во многом изменилась и жизнь нашей семьи, и каждого ее члена в отдельности. Уезжали вдвоем с Фаей, а вторично прибыли обогащенные 11-летним Сережей и 8-летней Танечкой, т.е. полнокровной семьей, как тогда говорили «шведского стандарта», имея сына и дочь. Я уезжал даже без среднего образования, а прибыл с высшим академическим образованием, богатым жизненным и служебным опытом за спиной. Седины прибавилось, и возраст продвинулся вперед: вместо 22-летнего комсомольского секретаря – опытный 36 летний политический руководитель полка.

А сколько жизненной мудрости, божественного материнства, искусства воспитателя и наставника, хозяйки семьи, мастерства врача-хирурга с твердыми, устоявшимися убеждениями взрослого человека, появилось у Фаи. Она вернулась в город, где начинала свои первые практические шаги, первый свой самостоятельный врачебный путь длиною в полстолетия.

При первом же знакомстве с командиром полка полковником Пономаревым Николаем Алексеевичем я узнал, что его супруга, опытный еще фронтовой хирург, работает главным врачом железнодорожной больницы. Это очень обрадовало Фаю, и вскоре она уже работала хирургом этой больницы. На это раз с жильем мне не повезло так, как в первый Выборгский период службы. Пришлось семье сначала пожить в полковой гостинице, т.е. в комнатах, предназначенных для приезжих командированных, на территории полка, в доме занятом под клуб. Через некоторое время начальник Выборгского гарнизона, к-р 40 гв. МСК генерал-майор Свиридов, получивший звание Героя Сов. Союза за организацию и участие в испытаниях первой советской атомной бомбы на Семипалатинском (т.н. Тоцком) полигоне, пригласил меня к себе и предложил временно занять двухкомнатную квартиру, забронированную начальником ОК корпуса подполковником Чечелем М.И., убывшим служить в г. Петропавлоск - Камчатский. Когда же в гарнизоне появится свободная квартира, он предоставит ее мне. Я согласился, т.к. это была просторная, светлая с высотой потолка в 3,5м, двухкомнатная квартира на 2-м этаже 3-х этажного дома, окнами высотой 2,5 м. Она располагалась на берегу залива через улицу от полка, со всеми бытовыми удобствами. В этой квартире мы и прожили до самого убытия в Группу Сов. Войск в Германии.

Новое место службы – 131 мсп так же, как и Сортавальский 185 гв. мсп был скадрирован, но в одинарном комплекте, т.е. без штатов для формирования на его базе еще одного полка. Нового здесь для меня ничего не было, если не считать худшее его размещение и какая-то мертвячина, инертность и безразличие ко всему витающее в атмосфере всего коллектива. В самом Выборге, на небольшом пятачке Петровской косы почти у забора бывшей территории ЭМШ СФ, дислоцировать Управление, штаб полка, 2 мотострелковых батальона и артиллерии, остальные батальоны, скадрированные до штата одной роты, размещались на Бобочинском полигоне, восточнее Выборга км 60. Отдельная танковая рота полка оседлала поселок им. Калинина в 45 км севернее г. Выборг, а разведвзвод и саперная рота вообще располагалась в палаточном городке недалеко от финской границы на берегу озера.

Если в Сортавалах, вместе с полковником Черненком П.Н. и руководящим составом полка, мы сколотили дружный, боеспособный, деятельный воинский коллектив с высокими морально-боевыми качествами, готовый в любую минуту к выполнению боевых задач, то здесь такого коллектива не было. Его нужно было создавать. Здесь была масса офицеров, сержантов и солдат, каждый из которых жил по своему усмотрению. Офицеры находились в каком-то сонном, безразличном состоянии к делам службы. Они видимо жили по пословице «День да ночь и сутки прочь». Ощущалась их инертность, безынициативность и даже какое-то пренебрежение к исполнению своих служебных обязанностей. Самым странным и непонятным для меня было то, что тон этой угнетенной атмосфере «отбывательства», а не службы в полку, задавал сам командир полка полковник Пономарев Н.А. Своими действиями и личным поведением он разлагал как офицерский, так же и весь коллектив полка. Постоянно находясь в нетрезвом состоянии, он неожиданно куда-то исчезал на несколько дней и даже недель. Своим поведением ставил нас с начальником штаба в дурацкое положение перед вышестоящим командованием. Иногда говорил, что едет в подразделения: к танкистам или саперам, или в Бобочино к батальонам, но никогда туда не прибывал. А если приезжал в Бобочино, то неделями пьянствовал у своей любовницы из этого поселка. Естественно, нам с начальником штаба пришлось его обязанности принять на себя и без него планировать, организовывать, проводить боевую учебу и политическую подготовку офицеров и всего личного состава полка. Мы старались не обращать внимания на его упреки о вмешательстве в его функциональные обязанности, хотя он их и не собирался выполнять. Все эти безобразные действия командира происходили на глазах подчиненных офицеров и губительно действовали на их поведение. Подражая «отцу-командиру» некоторые из них тоже пьянствовали и не выходили сутками на службу. Этих подражателей командирского поведения пришлось приводить в чувство вплоть до увольнения из армии.

Разбирательство недостойного поведения и приведение в чувство таких подражателей пришлось полностью переложить на секретаря парткома полка подполковника Дорохова Сергея Андреевича, умного, доброго, солидного по возрасту, авторитетного и опытного политработника, а также пропагандиста полка майора Пермякова. Совместными усилиями нам удалось несколько расшевелить офицерский состав, повернуть его лицом к вопросам укрепления дисциплины, изучению и проведению в жизнь вопросов боевой и политической подготовки.

О недостойном поведении командира полка и обо всех его фокусах хорошо знало командование дивизии и корпуса, но закрывало на это глаза. Вместо того, чтобы принять к нему меры пресечения, они вообще перестали с него спрашивать за дела в полку. Зато на нас с нач. штаба давили во всю мощь начальственного гнева. Систематически упрекая за то, что мы не желаем и не помогаем командиру изменить его личное отношение к службе. На всякие совещания в дивизию и корпус вызывали нас с Михасиком, хотя из остальных полков были только их командиры, а нас ругали за то, что наш командир не прибыл. Добивались где он, почему мы не привели его, почему не заставим его честно трудиться. Странно было слышать такие обвинения из уст генералов и полковников, командующих соединениями и объединениями. Все ставилось с ног на голову. После каждой такой взбучки, Иван Наумович долго возмущался, но терпел и на совещаниях произносил: «Виноваты, исправился». Я же после второго или третьего назидания нам, за отсутствие командира на совещании, задал вопрос командиру дивизии генералу Батурину: «Разъясните, пожалуйста, кому подчинен командир полка, своему нач. штаба и зам. по политчасти или командиру дивизии и нач политотдела? По уставу – командованию дивизии. Почему вы за недостойное его поведение спрашиваете не с него, а с нас, его подчиненных? О каждом своем действии или убытии из полка он обязан докладывать вам и совершенно не обязательно ставить в известность нас, поэтому мы не всегда знаем, где он находиться». Конечно, этот вопрос очень не понравился командиру дивизии, вызвал хитрые ухмылки на лицах присутствующих, но это возымело свое действие. На следующих совещаниях нас уже не ругали, а только спрашивали: «Пономарева опять не нашли?» и все. Я не понимал таких действий командования дивизии и корпуса. А оно объяснялось очень просто. Полковник Пономарев был, как сейчас говорят, «под крышей» лично командующего округом генерала Козакова М.И., для которого он организовывал различные пирушки с «шестью видами засолки и квашения капусты» - любимого блюда командующего. Он же был главным организатором охоты командующего в лесах Карелии, т.к. во время мог сбить своим выстрелом и одновременно с выстрелом командующего именно ту птицу, в которую целился и стрелял последний. Боясь навлечь на себя гнев командующего округом, командование корпуса и дивизии, и не трогало Пономарева, а все свое неудовольствие и гнев срывало на нас. Когда же поняли, что я с этим не собираюсь мириться, прекратили свои глупые игры.

Но какие бы не были трудности и помехи, нам удалось к концу лета привести боевую подготовку и боевую готовность полка в более или менее нормальное состояние, навести порядок с дисциплиной не только офицеров, а всего личного состава. Этому способствовала активизация партийно-политической работы в целом и живая деятельность партийных и комсомольских организаций.

А главное, полк был хорошо подготовлен к участию в маневрах двух военных округов, (Ленинградского и Прибалтийского), проводимых под руководством Главнокомандующего Сухопутными войсками ВС СССР маршала Советского союза Чуйкова Василия Ивановича. К этим маневрам привлекались все рода войск: сухопутные (мотострелковые, танковые, артиллерийские, зенитные), военно-морские, военно-воздушные, воздушно-десантные и, обеспечивающие их действия, войска связи, инженерно-саперные, военно-транспортные, химические, вооружения и тылового снабжения.

Наш полк, на этапе выдвижения корпуса в назначенный для его развертываний район, выполнял задачи передового отряда дивизии. Своеобразие этой задачи состояло в том, что нужно было обеспечить беспрепятственно продвижение дивизии не только по сухопутному побережью, но и по морю. Поэтому танковый и 3-й мотострелковый батальоны прокладывали путь по прибрежным дорогам и тропам. А 2-й и 1-й мотострелковые батальоны в полном составе, укомплектованные вооружением и боеприпасами, погрузившись в воды финского (Выборгского) залива на своих штатных бронетранспортерах БТР-62П, шлепали по морю более 80 километров и вышли на берег, не доходя до Ленинграда километров 40. Мы жутко переживали за свои «пароходы». Боялись, что по неопытности какой-нибудь водитель утопит бронетранспортер, вместе со всем экипажем и десантом, ведь по морю, они совершали марш впервые. Но все обошлось благополучно. За время морского марша вся техника работала без перебоев, как и на суше, обеспечила успешное выполнение поставленных задач. Бронетранспортеры оказались надежным плавающим средством для пехоты, несмотря на свои 8-10 тонн веса показали хорошую плавучесть, и надежный водяной двигатель для скоростного плавания не только через реки, но и по открытому морю. И люди, обеспечивающие это форсирование на большое расстояние, серьезно отнеслись к своему делу. Приятно было видеть радостные улыбки и лица, промокших до нитки солдат, вылезающих из бронетранспортеров и довольных своим успехом.

Выполнив задачи передового отряда, полк занял оборону в отведенном для его боевых действий районе, и успешно выполнил все задачи, которые ставились перед ним в ходе учений. Вот на этих учениях мы с Иваном Наумовичем действительно, не взирая на звание и должность, заставили Пономарева честно выполнить свои обязанности командира полка. Полк получил высокую оценку Маршала Чуйкова за успешное выполнение задач и умелые действия личного состава на учениях. На этом же учении мы, как и все участники маневров, были поистине удивлены и восхищены, впервые увидев как обыкновенные, сугубо сухопутные 36 тонные танки, вообще неприспособленные для плавания, показались на поверхности водяной глади залива. Огромные черепахи с высунувшейся на поверхности воды башней и торчащим орудием, раздувшиеся, за счет прикрепленных к их бортам поплавков-понтонов, медленно плыли по морю к берегу и выползали из него. Мы всегда готовили танкистов преодолевать водные преграды по переправам или вброд по дну мелких речек. Если глубина реки не превышала 6 метров, обучали форсировать ее по дну под водой. Но чтобы не плавающий, сухопутный 36-тонный утюг, своим ходом, по поверхности моря переплыл Финский залив с южного его берега (Приб. ВО) на северный его берег (Лен ВО) это было невиданно, невероятно! Мы смотрели на плывущие танки и не верили своим глазам и этому чуду. Причем не один танк, а целый полк – 96 машин! Как разъяснил на разборе учений маршал Чуйков, в порядке эксперимента он приказал командующему Приб ВО подвесить к танкам Т-55 поплавки, способные удерживать танк на плаву и своим ходом, т.е. используя гусеницы танка в качестве водного движителя, переплыть финский залив, высадив на противоположном берегу танковый десант, в составе танкового полка. Эксперимент прошел успешно, без потерь и больших затруднений. Но почему-то в дальнейшем он не получил распространения, и танкистов не обучали этому приему преодоления водных преград. Видимо, не только слабая плавучесть, исключительно медленная скорость движения, но и абсолютная незащищенность этих утюгов на море, противостояли внедрению в танковых войсках этого метода преодоления водных преград.

Чтобы закончить рассказ о п-ке Пономареве скажу, что после назначения генерала Козакова начальником штаба войск Варшавского договора и его убытия из Лен ВО, крыша над головой Пономарева рухнула. Его уволили в запас. Месяцев 6 он проработал начальником гостиницы, оборудованной Морским портом на одной из барж. Но его выгнали за пьянство. Затем поступил на мясокомбинат работать начальником.клуба. Но и здесь, проработав месяца три, утащил из колбасного цеха длинную вязку колбасы. И его, с волочащейся через плечо колбасой, босиком задержала милиция на Красной площади города.

Таков неизбежный конец каждого пьяницы, потерявшего совесть, честь и человеческий облик, утопивший его в рюмке водки. В целом же, служба в 131 МСП мало чего хорошего оставила в памяти. Правда могу включить в свой положительный актив своевременную помощь, которую удалось оказать И.Н.Михасику. он уже более 10 лет работал нач.штаба полка, около 15 лет ходил в подполковниках и 4 года носил взыскание «неполное служебное соответствие», полученное им от командующего округом. И хотя он трудился, как муравей днями и ночами,над головой как домоклов меч, висела угроза быть уволенным из армии. Командующий не желал снимать это взыскание. И вот однажды, приехав из Политуправления Лен ВО Нач ПО дивизии п/п Балакирев рассказал мне, что Командующий округом ищет надежного офицера для назначение на должность командира батальона, убывающего на Кубу. Хотя там и штатная единица полковника, но никто не соглашается туда ехать. Я пообещал поговорить по этому вопросу с Михасиком, рассчитывая на его согласие, т.к. тот был готов идти «хоть черту в пасть», только подальше от Козакова. Последний, с радостью согласился, при условии, что с него будет снято взыскание. Балакирев сообщил об этом в ОК Лен ВО и уже через неделю пришел приказ Командующего округом о снятии взыскания и назначении подполковника Михасика И.Н. командиром отдельного батальона. Иван Наумович сердечно благодарил меня за вмешательство в его судьбу и через 2 года, уже в звании полковника прибыл с Острова Свободы, получив назначение на должность начальника оперативного отдела мотострелковой дивизии, размещенной в г. Вологда. Хотя их было и очень мало, но радостными были дни, когда к нам с Фаей приезжали в гости наши хорошие друзья Гавриловы из Колпино (к этому времени Петр уже уволился из армии по болезни) или П.Н. Черненок, ставший к этому времени вдовцом, служивший зам.ком. дивизии на Черной речке под Ленинградом. Быстро собравшись, мы сматывались на залив или на озеро ловить рыбу. На заливе еще ловился лещ и язь, а на озере – хорошо шла щука. На лоне природы была хорошая нервная разрядка, чудесный отдых, хотя рыба шла гораздо хуже, чем в пятидесятых годах. На заливе уже не было деревянного Крепостного моста у свай, которого почти круглосуточно в лодках сидели рыбаки, пауками вытаскивая отменных лещей, у которых за 3 рубля можно было купить любой величины рыбину, понравившуюся тебе. И все же в заливе, метрах в 20-25 от дома, на одном из валунов можно было до завтрака посидеть с удочкой и поймать пару лещей, язя, а иногда и угря. Рыбный завтрак всегда плавал под окном в волнах плещущего залива. Помнится в одно раннее утро, на крючок моей удочки подцепился большой, больше метра длины, угорь. Поскольку он очень опытно выскальзывал у меня из рук и виртуозно через левый рукав забрался ко мне за пазуху, пришлось быстро выбегать на дорогу и там, заставив его неприятно извивающегося выгнать из моей рубахи на дорогу, раздавить ему голову и только после этого освободить крючок. Зная, что Фая угрей ненавидит также как и змей, я поспешил домой, и пока она и дети еще спали, быстро зажарил этого «змея», разрезав в длину и ширину такими кусками, какими зажаривал язя или леща. Когда Фая и ребятишки проснулись, на кухне их ожидала готовая, зажаренная рыба, вкусом которой они не могли нахвалиться. О том, что они расхваливали вкусовые качества, т.н. змея, Фая и ребята узнали месяца через два. А узнав – перестали с отвращением относится к пойманным мною угрям, и Фая стала готовить из них замечательное кушанье, как в жареном, так и в вареном варианте.

Но отдых на рыбалке – это исключение. Зато рутина круглосуточной возни в полку засасывала и поглощала все рабочее, служебное и внеслужебное время. Особенно много забот и хлопот добавилось, когда на службу в армию впервые призвали девушек. В полк прибыло 15 девушек. Нужно было для них организовать жилище отдельно от ребят, их службу, работу, отдых. А также и их защиту от армейских Дон Жуанов, начиная с распутного командира полка до самого захудалого мужика – солдата. Удалось их начальником и смотрителем подобрать 55-летнего сверхсрочника, хотя и вышедшего в тираж, но довольно серьезного и требовательного. П пока я еще служил в этом полку, не было случая, чтобы он разрешил войти в женскую казарму хотя бы одному офицеру, сержанту или солдату. Правда, когда я уже служил в Германии, п-к Пономарев все-таки таскал к себе в кабинет одну из телефонисток, за что и был представлен к увольнению в запас, предварительно нахватав синяков и шишек от солдата – повара, мужа этой телефонистки. Но это уже произошло позже, о чем мне рассказывал Дорохов С.А.

Здесь же я получил очередное военное звание «подполковник».

После одного из очередных совещаний политработников 45 гв. МСД, нач. политотдела подполковник Балакирев Валерий Иванович оставил всех заместителей командиров полков по политчасти (трех мотострелковых, танкового, артиллерийского и зенитного) на дополнительное совещание. Он объявил, что от дивизии требуется направить двух заместителей командиров полка по политчасти для прохождения службы в Группе Советских войск в Германии и спросил «Кто желает ехать служить в Германию?» Четыре человека изъявили желание, а я и зам к-ра артполка отказались. Я мотивировал тем, что и у меня, и у жены родители уже в преклонном возрасте, часто требуется мое внимание и даже присутствие у них. В случае же смерти кого-либо из них, не так легко вырваться из-за границы на их похороны, к тому же моя семья проживает на бронированной жилплощади и вам придется обязательно искать квартиру для меня, ибо на чужой квартире я не оставлю свои пожитки, домашние вещи. Нач. ПО заявил, что он понял нас и будет докладывать в ПУ Лен. ВО свои соображения с учетом наших пожеланий. Месяца через полтора мы всей семьей уехали в очередной отпуск в г. Вязники. И каково было наше изумление, когда при возвращении из отпуска, к нам подсела в электричке супруга начальника штаба нашего полка Аня Михасик. Она с радостью стала поздравлять нас с переводом служить в Германию. Мы с Фаей начали убеждать ее в обратном. Но она назвала нам № и дату приказа командующего Лен ВО генерала Козакова М.И. о моем откомандировании, который показывал ей муж Иван Наумович. Она оказалась права. Такой приказ был в полку. Начальник политотдела дивизии объяснил, что вопреки его предложению отдел кадров ПУ округа включил в приказ тех политработников, которые отказывались ехать служить за границы СССР. Объяснили это тем, что именно эти политработники там будут честно служить, а те что сами просятся туда ехать больше будут там крохоборничать, чем заниматься делами службы.

Поскольку месяцев шесть до этого, командование корпуса уговорило меня, подошедшую мне по очереди 3-х комнатную квартиру в новом доме, уступить увольняемому по болезни эпилептику, нач. тыла полка п/п-ку Шароватову, а самому еще временно пожить в забронированной, я фактически оказался безквартирным. В связи с этим, я категорически отказался выполнять приказ о моем откомандировании из г. Выбора, пока моей семье не будет предоставлена соответствующая жилая площадь, которую я в случае убытия мог забронировать и оставить в ней свои вещи, имущество. Никакие обещания командования, политотделов дивизии и корпуса, я не принимал. Пока у меня на руках не будет ордера на квартиру, и моя семья не переселиться в нее, не может быть никакого разговора о моем убытии.

Убедившись, что меня ни запугать, ни уговорить, а фактически обмануть нельзя, командир корпуса генерал Свиридов доложил об этом командующему округом. Последний ответил, что он приказы подписывает не для того, чтобы их отменять. Поэтому обеспечьте человека положенной квартирой и выполняйте приказ. Тогда командир корпуса попросил командующего переселить из Выборга семью преподавателя Павловского военного училища к мужу, а эту квартиру, вернее 2 комнаты в 4-х комнатной квартире, предоставить мне. Месяца через полтора семья преподавателя переехала в г. Павлов, мы вселились в эту квартиру по ул. Ленина, рядом с Домом Культуры. Мне выписали ордер на эту жилплощадь, свидетельство о ее бронировании и таким образом вышибли почву из-под моих аргументов.

Дальше не выполнять приказ командующего округом было опасно, все равно, что играть с огнем. Пришлось собрать чемодан и отправиться к новому месту службы. Впереди была Германия, из которой я убыл в училище в 1946 году.