Я поддержу тебя.

 

В четырех кварталах от нашего дома, в маленьком кирпичном здании, находилась местная почта, куда я часто ходила отправлять письма друзьям в Калифорнию. Каждую неделю я отправляла Лиз по одному письму и столько же получала в ответ вместе с фотографиями, открытками и даже подарками от друзей из «Королевских Дубов».

Я полюбила бывать на почте и всегда с удовольствием ходила туда, ведь она приносила мне частичку дома. Но у меня так и не хватило смелости отправить письмо, которое я написала Тому. Я знала, что письмо нельзя отсылать на его домашний адрес, так как оно могло попасть в руки жены.

Это было слишком рискованно. Когда я была в Европе, я оправляла открытки в школу, адресовав их мистеру Стивенсу, и он получал их без проблем. Я могла бы попытать счастья и отправить письмо в «Королевские Дубы» и сейчас.

Но что-то останавливало меня, и мое письмо, запечатанное, подписанное и с марками на конверте, так и осталось лежать в ящике стола. Ждущее отправления.

Я писала другим своим друзьям и с нетерпением ждала их ответа. Они были единственной отрадой в моей чилийской жизни. Мысленно я следила за учебным процессом в США — в конце ноября начнутся экзамены, поэтому сейчас все занимаются и готовятся. После экзаменов мы бы наслаждались спокойными деньками и готовились ко Дню благодарения, а потом начались бы Рождественские каникулы.

Я с ужасом осознала, что уже пропустила первый семестр третьего курса старшей школы. Хуже всего было то, что я не понимала, что ждет меня впереди. Насколько я знаю, отец не собирался отправлять нас в частную школу и настаивал на обучении в государственной школе.

Закончится все тем, что я потеряю целый год. Переезд в Чили лишил меня самого дорогого в жизни: школы, друзей и, конечно, Тома.

 

В один унылый ноябрьский день, мой послеобеденный сон прервал настойчивый телефонный звонок. Это не могла быть Эми, поскольку она знала, что мой брат проводит выходные дни в теннисном лагере.

Звонок становился все громче и я, наконец, нашла в себе силы встать и пойти к телефону в спальню родителей. Кровать в спальне была застелена и комната, как обычно, была в идеальном порядке. Я уселась на жесткий матрас и подняла тяжелую трубку старинного телефона.

— Ола? — сказала я по-испански с американским акцентом.

— Здраствуйте, а Изабель дома? Это Лиз. — Я слышала, что она говорит, но не понимала ее. Лиз? С момента приезда в Чили, ко мне еще ни разу не звонил кто-то из друзей. Это было слишком дорого. Мы договорились, что будем звонить друг другу только в случае крайней необходимости или, чтобы поделиться чем-то действительно важным. Я закрыла рот и тяжело сглотнула.

— Лиз, это я.

— Иззи! Я не узнала тебя. У вас одинаковые с мамой голоса.

— Да, многие так говорят, поэтому я перестала брать трубку, когда ее нет дома. Все же, что происходит? Что-то случилось? У вас с Брэдом наконец... ну, ты понимаешь?

Я почувствовала некоторое замешательство в голосе Лиз. Повисла неловкая тишина прежде, чем она продолжила.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, Изабель, — серьезным тоном произнесла она. — Я не хотела делать этого, но думаю тебе лучше знать о том, что происходит у нас.

Боже мой, Лиз собирается сказать что-то ужасное, и я не уверена, что в своем нынешнем подавленном состоянии справлюсь с этим.

— Что такое, Лиз?— встревожилась я. — Что происходит?

— Слушай, я просто скажу, хорошо? — Лиз прочистила горло. — Твой секрет раскрыт. Все знают о тебе и мистере Стивенсе. Его вызвали в полицию и допрашивали там. Полиция здесь в школе — в пятницу они вызвали меня с уроков и долго расспрашивали про тебя и мистера Стивенса.

— Лиз, ты же ничего им не сказала? — Я прервала ее, мое сердце бешено стучало.

— Скажи, что ты не выдала меня и все отрицала?

— Иззи, ты же знаешь, я буду последней, кто предаст тебя. Я ничего им не сказала. Уверяла, что у вас были дружеские отношения, так как он был твоим тренером по плаванию. — Она замолчала. — Но они все знают, Изабель. О письмах, которые ты писала ему, о твоих поездках в горы… все! Они хотели знать, смогу ли я подтвердить… как же они сказали? Не помню. Они хотели, чтобы ученики и учителя в школе дали показания, и они наседали, Изабель. Похоже, они не спустят это дело…

Я ахнула.

— Что произошло? Как полиция узнала обо мне и Томе? Мое сердце бешено стучало, и по металлическому привкусу во рту я поняла, что в кровь ударил адреналин. — Я ничего никому не говорила о нас с Томом. Единственные, кому я рассказывала, были ты и Сара. Как это случилось?

— В полиции сказали, что Сара написала письмо миссис Дрейк, в котором рассказала, что вы делали с мистером Стивенсом, — медленно произнесла Лиз. — Сара написала, что всегда просила тебя не связываться с мистером Стивенсом, но ты ее не послушала. Она пожаловалась, что ей было отвратительно читать письма, которые ты писала мистеру Стивенсу, поэтому решила, что администрация должна узнать о вас.

Полицейские не показали мне письмо, но они размахали им и говорили, что в нем все описано и, кажется, они не поверили мне. У каждого из них копия старинного письма и я заметила что там, что-то зачеркнуто черным маркером, имена или что-то в этом роде.

Я чувствовала себя так, будто кто-то всадил мне в спину нож. Кто-то, кому я абсолютно доверяла, и кто предал меня. Теперь я поняла, почему Сара не ответила ни на одно мое письмо и даже не прислала поздравительной открытки на день рождения. Вот причина — она предала меня и не хотела говорить об этом.

— О боже, — тихо выдохнула я. Сара была в курсе всего. — Я рассказывала ей все, что происходило со мной и, даже давала почитать ей письма. Как я могла быть такой глупой? Том взял с меня обещание держать все в секрете, а я взяла и все разболтала, как если бы поделилась с одной из подруг интересными историями!

Это несправедливо, напомнила я себе. Я рассказывала Саре о нас с Томом, чтобы доказать, что он неплохой парень, что мы не делаем ничего дурного, что мы действительно любим друг друга. Это не оправдание, поняла я. Это все равно злоупотребление доверием и предательство.

И теперь Том платит за мою глупость.

— Иззи, ты меня слушаешь? — спросила Лиз.

— Что мне делать? — прошептала я. У меня так сильно разболелась грудь, что я едва могла дышать. — Как Том, он в порядке? Он все еще в школе? Что они с ним сделали? Они же ничего не смогут сделать, пока у них нет доказательств, правильно? Им нужна я, чтобы получить их, ведь так?

— Еще одно, Изабель,— добавила Лиз.

— Директор Уоррен попросил у меня твой чилийский номер телефона. И сказал, что полиция хочет поговорить с тобой. Я пыталась уверить, что у меня его нет, но он предупредил, что они, так или иначе, узнают твой номер. — Я подумала, что тебе лучше выяснить все самой, поэтому дала его им. Но я решила позвонить сначала тебе и предупредить, чтобы для тебя это не было неожиданностью. Мне так жаль, Изабель. Я надеюсь, ты не сердишься на меня.

— Конечно, я не злюсь на тебя. — С замиранием сердца, произнесла я. Внезапно, я почувствовала себя уставшей, выжатой. — Рано или поздно они все равно узнают мой номер. Сара обещала, что сохранит секрет. Она обещала не судить меня. Поклянись мне, поклянись, что ты не сделаешь то же самое! Обещай, что будешь придерживаться прежних показаний, неважно как! Обещаешь мне?

— Конечно, Иззи, я не поменяю показания, — уверила меня Лиз. — Я не Сара. Просто, придерживайся своей версии, если полицейские позвонят… когда они позвонят. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо, Лиз. Созвонимся… надеюсь.

— Да, созвонимся. Пока, Изабель.

Я положила трубку, мой мозг лихорадочно работал. Нужно ли сказать родителям? Нужно ли их предупредить, до того, как позвонит полиция? Или не говорить, просто, на случай если полиция закроет дело и не позвонит? Что же с Томом? Что они с ним сделали?

Арестовала ли его полиция? Может ли полиция арестовать его? Преподает ли он? Когда его допрашивали, рассказал ли он правду? Его допросили или посадили в тюрьму? Я слышала о том, как обращаются с подозреваемыми в сексуальных преступлениях, и от этих мыслей у меня по спине пробежал холодок. Мне невыносима была мысль, что Том пройдет через это.

 

 

Следующие три дня я провела около телефона, каждый раз вздрагивая, когда звонил телефон. Звонок, которого я так боялась, раздался в конце недели, в самое неподходящее время. Это было в субботу, мы только что закончили обедать. Моя мама мыла тарелки, а отец сидел за кухонным столом. Тони не было дома, я как раз направлялась к себе в спальню. День сменил утро, я не знала чем себя занять и все еще ходила в пижаме.

Услышав телефонный звонок, я застыла. Прошло несколько минут, прежде чем меня окликнула мама.

— Изабель!

В мамином обычно приятном голосе появились резкие нотки, что подтвердило мои худшие опасения. Я бросилась вниз, мой мозг лихорадочно работал. Вот оно. Что же я скажу? Что мне сказать родителям? Моя мать с нахмуренным лицом стояла на кухне с трубкой в руке.

— Изабель, тебя спрашивает полицейский с отдела полиции Хиллсайда, — строго произнесла она. — Он попросил разрешения задать тебе вопросы об учителе из «Королевских Дубов». Пожалуйста, ответь на все его вопросы.

Во рту у меня все пересохло, и я сглотнула, пытаясь совладать с голосом. Я взяла трубку из маминых рук, еще раз судорожно сглотнув, и произнесла.

— Алло?

— Добрый день. Я говорю с Изабель Круз? — произнес мужской голос на другом конце провода.

— Да, — не сводя глаз с мамы, ответила я. Она посмотрела на меня, нахмурившись, и пошла к раковине, домывать посуду.

— Это офицер Джефри Грей из отдела полиции Хиллсайда. Я звоню по поводу мистера Томаса Стивенса, преподавателя из старшей школы «Королевских Дубов». Он сейчас находится под следствием.

Я прикинулась удивленной.

— Неужели?

— Да, он является подозреваемым, в отношении него ведется расследование. Мисс Круз, вы когда-нибудь оставались наедине с мистером Стивенсом в его классе или еще где-нибудь?

— Да, несколько раз,— ответила я. — Он был моим тренером по плаванию. Он никогда не преподавал у меня, но у нас были с ним дружеские отношения.

Я заметила, что мой отец встал из-за стола и прошел в зал.

— Мистер Стивенс вел с вами разговоры сексуального характера?

— Нет, никогда.

— Мистер Стивенс дотрагивался до вас неподобающе, в сексуальном плане?

— Нет, офицер.

— Мистер Стивенс пытался вас когда-нибудь поцеловать?

— Нет, конечно, нет.

— Послушайте, мисс Круз, против мистера Стивенса выдвинуты серьезные обвинения сексуального характера в отношении несовершеннолетних. Нужно, чтобы вы были абсолютно честны с нами, чтобы мы могли докопаться до истины. Вам понятно?

— Да, понятно. Эти обвинения касаются нескольких несовершеннолетних? То есть, почему вы звоните мне?

Я старалась казаться наивной, пытаясь, выудить из него побольше информации. Я была потрясена, расстроена и беспокоилась за Тома, но мне было интересно, сколько человек фигурирует в деле. Касаются ли обвинения других девочек? Часть меня, всегда задавалась этим вопросом.

— Я не вправе обсуждать детали дела,— ответил офицер Грей. — Но могу сказать, что вы одна из студенток в списке по обвинению мистера Стивенса. Вы можете сказать, что разговоры мистера Стивенса со студентками или прикосновения к ним носили сексуальный характер?

— Нет, никогда.

— Мистер Стивенс увозил вас с территории школы на своем транспорте?

— Да, несколько раз мистер Стивенс подвозил меня домой после тренировок. Но знайте, что он подвозил половину команды после тренировок и встреч. Он всегда был добр к нам.

— Итак, вы утверждаете, что между вами не было физических отношений?

— Нет, никаких. Мистер Стивенс хороший человек. Он любил заигрывать, но это был невинный флирт. Может быть, некоторые девочки, те, кто обвиняют его, неправильно восприняли флирт.

— Позвольте уточнить мисс Круз. Я спрашиваю, состояли ли вы в физических отношениях с мистером Стивенсом, это может быть поцелуи, касание, объятия. Пожалуйста, ответьте на вопрос.

— Нет, между нами ничего подобного никогда не было, — уверенно произнесла я. Как много они знают? Что ему грозит? Если я единственная в этом деле, и если я откажусь сотрудничать…

— Хорошо, если это правда, спасибо за то, что уделили время.

— Конечно, офицер. — Услышав щелчок и гудок, я положила трубку на рычаг.

Моя мать смотрела на меня, стоя у раковины.

— Что хотел полицейский? Ты рассказала обо всем, что он хотел узнать?

— Да, мам, я ответила на все его вопросы, — подтвердила я.

Я пошла на кухню, помочь ей высушить посуду, молясь, чтобы она не уловила лживые нотки в моем голосе. Я не смотрела на нее, зная, что она сможет прочесть обман в моих глазах.

— Они раздули из мухи слона, это касается моего тренера по плаванию. Он хороший парень, но думаю, его оговорили, и теперь его считают плохим человеком.

Это все, что мы с мамой сказали друг другу по поводу этого случая. Она быстро закрыла эту тему, как не очень приятную для обсуждения. Мой отец, напротив, оказался более обеспокоенным и заинтересованным этими подозрениями. Позже вечером, не постучавшись в дверь, он зашел ко мне в комнату. Я притворилась, что сплю, так как была не в настроении общаться с ним, но он протянул свою шершавую руку и положил ее мне на голову.

— Изабель, вставай, — сказал он по-испански. — Мне нужно кое о чем поговорить с тобой.

Я осторожно села.

— Что такое, пап?

Он окинул меня хмурым взглядом.

— Изабель, я надеюсь, ты была честна сегодня с офицером, — спросил он.

— Я не знаю, о чем он тебя спрашивал и какие задавал вопросы, но твоя мать сказала, что он расспрашивал о твоем тренере по плаванию. Это не про того мужчину, который приходил к нам однажды? Между вами что-нибудь было? Он когда-нибудь дотрагивался до тебя?

Одно дело — врать по телефону, а другое — врать своему отцу, когда он сидит прямо перед тобой. Но у меня не было другого выхода. Я должна гнуть свою линию до конца. Ради Тома. Значит, для всех должна быть одна версия. Правду знали только Том и Лиз. Мне оставалось только надеяться, что мы говорим одно и то же.

— Нет, папа, — ответила я, глядя в его обеспокоенные глаза. — Я уже сказала маме и полиции, что он хороший и, что он дружит с девочками. Должно быть, кто-то видел, как он подвозил нас, неверно, истолковал это или сделал неправильные выводы, или одна из девочек приняла его заигрывание слишком серьезно. Может, влюбилась в него и обиделась, что он отверг ее. Вот и все. Между нами ничего не было.

Отец посмотрел на свои огрубевшие руки. Затем поднял глаза, выражение его лица исказилось, как будто тяжелая, невидимая ноша давила ему плечи.

— Изабель, ты моя дочь и я люблю тебя, — сказал он, встретившись со мной взглядом. — И я верю тебе, даже если полиция нет. Но если выяснится, что ты врешь мне, это разобьет мое сердце.

С этими словами отец встал и вышел из моей спальни. Я смотрела, как он уходит, и задавалась вопросом, что же он ожидал услышать от меня.

Я знала, что он, в отличие от меня, многое повидал в этой жизни, но я так же знала, что люблю Тома и сделаю все, чтобы защитить его. Пожертвую ли я Томом и своей любовью ради спокойствия отца? Я знала, что нет. Риски были неравные. И для каждого из них последствия будут совершенно разные.

Когда мой отец ушел, я спросила себя, поймет ли он когда-нибудь это. Будет ли у него время выслушать мою историю. Сердцем я чувствовала, что он уже сделал свои выводы и посчитал, что я и Том виновны. Я надеялась, что полиция не будет общаться с ним по поводу этого дела.