О необычайном приключении доблестного Дон Кихота с отважным РыцаремЗеркал Ночь после встречи со Смертью Дон Кихот и его оруженосец провели подвысокими и тенистыми деревьями, где, сдавшись на уговоры Санчо, Дон Кихотпрежде всего вкусил той снеди, которою был нагружен осел; и за ужином Санчосказал своему господину: - Сеньор! В каких бы я остался дураках, когда бы выбрал себе в наградутрофеи первого приключения вашей милости, а не жеребят от трех ваших кобыл!Вот уж, что называется: "Лучше синица в руках, чем журавль в небе". - Однако, Санчо, - возразил Дон Кихот, - если б ты дал мне сразиться,как я хотел, то в виде трофея тебе достались бы, по малой мере, золотаякорона Императрицы и раскрашенные крылья Купидона. Я задал бы этой компаниипорядочную трепку, и все их пожитки перешли бы к тебе. - Скипетры и короны императоров лицедейных никогда не бывают из чистогозолота, а либо из мишуры, либо из жести, - заметил Санчо Панса. - Справедливо, - отозвался Дон Кихот, - театральным украшениям неподобает быть добротными, им надлежит быть воображаемыми и толькокажущимися, как сама комедия, и все же мне бы хотелось, чтобы ты, Санчо,оценил и полюбил комедию, а следственно и тех, кто ее представляет, и тех,кто ее сочиняет, ибо все они суть орудия, приносящие государству великуюпользу: они беспрестанно подставляют нам зеркало, в коем ярко отражаютсядеяния человеческие, и никто так ясно не покажет нам различия между тем,каковы мы суть, и тем, каковыми нам быть надлежит, как комедия и комедианты.Нет, правда, скажи мне: разве ты не видел на сцене комедий, где выводятсякороли, императоры, папы, рыцари, дамы и другие действующие лица? Одинизображает негодяя, другой - плута, третий - купца, четвертый - солдата,пятый - сметливого простака, шестой - простодушного влюбленного, но, едвалишь комедия кончается и актеры снимают с себя костюмы, все они между собоюравны. - Как же, видел, - отвечал Санчо. - То же самое происходит и в комедии, которую представляет собоюкруговорот нашей жизни, - продолжал Дон Кихот, - и здесь одни играют рольимператоров, другие - пап, словом, всех действующих лиц, какие только вкомедии выводятся, а когда наступает развязка, то есть когда жизнькончается, смерть у всех отбирает костюмы, коими они друг от другаотличались, и в могиле все становятся между собою равны. - Превосходное сравнение, - заметил Санчо, - только уже не новое, мнене однажды и по разным поводам приходилось слышать его, как и сравнениенашей жизни с игрою в шахматы: пока идет игра, каждая фигура имеет своеособое назначение, а когда игра кончилась, все фигуры перемешиваются,перетасовываются, ссыпаются в кучу и попадают в один мешок, подобно как всеживое сходит в могилу. - С каждым днем, Санчо, ты становишься все менее простоватым и всеболее разумным, - заметил Дон Кихот. - Да ведь что-нибудь да должно же пристать ко мне от вашей премудрости,- сказал Санчо, земля сама по себе может быть бесплодною и сухою, но если ееудобрить и обработать, она начинает давать хороший урожай. Я хочу сказать,что беседы вашей милости были тем удобрением, которое пало на бесплоднуюпочву сухого моего разума, а все то время, что я у вас служил и с вамиобщался, было для него обработкой, благодаря чему я надеюсь обильныйпринести урожай, и урожай этот не сойдет и не уклонится с тропинок благоговоспитания, которые милость ваша проложила на высохшей ниве моего понятия. Посмеялся Дон Кихот велеречию Санчо, однако ж не мог не признать, чтотот в самом деле подает надежды, ибо своей манерой выражаться частенькоприводил его теперь в изумление; впрочем, всякий или почти всякий раз, какСанчо начинал изъясняться на ученый или на столичный лад, речь его в концеконцов низвергалась с высот простодушия в пучину невежества; особливая жеизысканность его речи и изрядная память сказывались в том, как он, кстати инекстати, применял пословицы, что на протяжении всей нашей истории читатель,по всей вероятности, видел и замечал неоднократно. В таких и тому подобных разговорах прошла у них большая половина ночи,и наконец Санчо припала охота отправиться на боковую, как он выражался,когда его клонило ко сну, и, расседлав серого, он дал ему полную волюнаслаждаться обильным травою пастбищем. С Росинанта же он не снял седла поособому распоряжению Дон Кихота, не велевшего расседлывать коня, пока ониведут походную жизнь и ночуют под открытым небом; старинный обычай,установленный и неуклонно соблюдавшийся странствующими рыцарями, дозволялснимать уздечку и привязывать ее к седельной луке, но снимать седло - ни вкоем случае! Санчо так и сделал и предоставил Росинанту свободно пастисьвместе с осликом, а между осликом и Росинантом существовала дружба тесная ибеспримерная, так что из поколения в поколение шла молва, будто авторправдивой этой истории первоначально посвятил ей даже целые главы, но, дабыне выходить из границ приличия и благопристойности, столь героическойистории подобающей, таковые главы в нее не вставил, хотя, впрочем, в иныхслучаях он этого правила не придерживается и пишет, например, что едва лишьоба четвероногих сходились вместе, то начинали друг друга почесывать, азатем усталый и довольный Росинант клал свою шею на шею усталого идовольного серого (при этом с другой стороны она выступала более чем напол-локтя), и оба, задумчиво глядя в землю, обыкновенно простаивали так дняпо три, во всяком случае, все то время, каким они для этой цели располагали,а также когда голод не понуждал их искать пропитания. Говорят еще, будто водном сочинении помянутого автора дружба эта сравнивается с дружбою Ниса иЭвриала {1}, Пилада и Ореста {2}, а когда так, то из этого, всем людям наудивление, явствует, сколь прочною, верно, была дружеская привязанность двухэтих мирных животных, и не только на удивление, но и к стыду, ибо людисовершенно не умеют хранить дружеские чувства. Недаром говорится: Трости копьями стальными {3}, А друзья врагами стали. И еще: Куму кум подставить ножку {4} Втихомолку норовит. И пусть не думают, что автор несколько преувеличил, сравнив дружбу этихживотных с дружбою человеческою, ибо от животных люди получили много уроков{5} и узнали много важных вещей: так, например, аисты научили наспользоваться клистиром, собаки - блеванию и благодарности, журавли -бдительности, муравьи - предусмотрительности, слоны - стыдливости, а конь -верности. Наконец Санчо уснул у подножия пробкового дуба, Дон Кихот же задремалпод дубом обыкновенным, но могучим; однако малое время спустя его разбудилшум, послышавшийся у него за спиной, и, тут же вскочив, он началвглядываться и вслушиваться, силясь определить, что это за шум, и увиделдвух всадников, один из которых спрыгнул наземь и сказал своему спутнику: - Слезай, приятель, и разнуздай коней, мне сдается, что травы здесь дляних будет вдоволь, а для любовных моих дум - вдоволь тишины и уединения. Произнеся эти слова, незнакомец в один миг растянулся на траве; когдаже он повалился на землю, послышался звон доспехов, и для Дон Кихота то былявный знак, что пред ним странствующий рыцарь; по сему обстоятельству ДонКихот приблизился к спящему Санчо, потянул его за руку и, с немалым трудомдобудившись, сказал ему на ухо: - Брат Санчо! Приключение! - Дай бог, чтоб удачное, - отозвался Санчо. - А где же оно, государьмой, это самое многоуважаемое приключение? - Где приключение, Санчо? - переспросил Дон Кихот. - Поверни голову ипогляди: вон там лежит странствующий рыцарь, и, сколько я понимаю, он нечрезмерно весел, - я видел, как он соскочил с коня и, словно в отчаянии,повалился на землю, и в это время зазвенели его доспехи. - Почему же ваша милость думает, что это приключение? - осведомилсяСанчо. - Я не хочу сказать, что это уже и есть приключение, это только егоначало, ибо приключения начинаются именно так, - отвечал Дон Кихот. - Но чу:кажется, он настраивает не то лютню, не то гитару, откашливается, прочищаетгорло - видно, собирается петь. - Честное слово, так оно и есть, - сказал Санчо, - должно полагать, этовлюбленный рыцарь. - Странствующий рыцарь не может не быть влюблен, - заметил Дон Кихот. -Послушаем же его и по шерстинке песни узнаем овчинку его помыслов, ибо устаглаголют от полноты сердца. Санчо хотел было возразить своему господину, но ему помешал голосРыцаря Леса, голос не слишком дурной, но и не весьма приятный, и,прислушавшись, Дон Кихот и Санчо уловили, что поет он вот этот самый сонет: Сеньора! Я на все готов для вас. Извольте лишь отдать распоряженье, И ваш любой приказ без возраженья Я в точности исполню сей же час. Угодно вам, чтоб молча я угас, - И с жизнью я прощусь в одно мгновенье; Узнать хотите про мои мученья - Самой любви велю сложить рассказ. Противоречий странных сочетанье - Как воск, мягка и, как алмаз, тверда, - Моя душа по вас тоскует страстно. Вдавите или врежьте по желанью В нее ваш дивный образ навсегда. Стереть его уже ничто не властно. Тут Рыцарь Леса, вздохнув, казалось, из глубины души, кончил своюпесню, а немного погодя заговорил голосом жалобным и печальным: - О прекраснейшая и неблагодарнейшая женщина во всем подлунном мире!Ужели, светлейшая Касильдея Вандальская {6}, ты допустишь, чтобы преданныйтебе рыцарь зачах и погиб в бесконечных странствиях и в суровых и жестокихиспытаниях? Ужели тебе не довольно того, что благодаря мне тебя призналипервою красавицею в мире все рыцари Наварры, Леона, Тартесии {7}, Кастилиии, наконец, Ламанчи? - Ну уж нет, - молвил тут Дон Кихот, - я сам рыцарь Ламанчский, ноникогда ничего подобного не признавал, да и не мог и не должен былпризнавать ничего, столь принижающего красоту моей госпожи, - теперь тывидишь, Санчо, что рыцарь этот бредит. Впрочем, послушаем еще: уж верно, онвыскажется полнее. - Еще как выскажется, - подхватил Санчо, - он, по видимости,приготовился целый месяц выть без передышки. Случилось, однако ж, не так: услышав, что кто-то поблизостиразговаривает, Рыцарь Леса прекратил свои пени, стал на ноги и звонким иприветливым голосом произнес: - Кто там? Что за люди? Принадлежите ли вы к числу счастливых или жескорбящих? - Скорбящих, - отозвался Дон Кихот. - В таком случае приблизьтесь ко мне, - молвил Рыцарь Леса, - и знайте,что вы приближаетесь к воплощенной печали скорби. Услышав столь трогательный и учтивый ответ, Дон Кихот приблизился крыцарю, а за Дон Кихотом проследовал и Санчо. Сетовавший рыцарь схватил Дон Кихота за руку и сказал: - Садитесь, сеньор рыцарь, - чтобы догадаться, что вы рыцарь ипринадлежите к ордену рыцарей странствующих, мне довольно было встретить васв этом месте, где с вами делят досуг лишь уединение да вечерняя роса -обычный приют и естественное ложе странствующих рыцарей. На это ему Дон Кихот ответил так: - Я - рыцарь и как раз этого самого ордена, и хотя печали, бедствия излоключения свили в душе моей прочное гнездо, однако ж от нее не отлетелосострадание к несчастьям чужим. Из песни вашей я сделал вывод, что вашинесчастья - любовного характера, то есть что они вызваны вашею любовноюстрастью к неблагодарной красавице, которой имя вы упоминали в жалобахваших. Так, в мире и согласии, вели они между собой беседу, сидя на голойземле, и кто бы мог подумать, что не успеет заняться день, как они ужезаймутся друг дружкой на поле сражения! - Уж не влюблены ли, часом, и вы, сеньор рыцарь? - спросил Дон КихотаРыцарь Леса. - К несчастью, да, - отвечал Дон Кихот, - впрочем, если выбор мысделали достойный, то страдания, им причиняемые, нам надлежит почитать заособую милость, а никак не за напасть. - Ваша правда, - заметил Рыцарь Леса, - но только презрение нашихповелительниц, от которого Мы теряем рассудок и здравый смысл, так велико,что скорее напоминает месть. - Моя госпожа никогда меня не презирала, - возразил Дон Кихот. - Разумеется, что нет, - подхватил находившийся поблизости Санчо, - моягоспожа кроткая, как овечка и мягкая, как масло. - Это ваш оруженосец! - спросил Рыцарь Леса. - Да, оруженосец, - отвечал Дон Кихот. - В первый раз вижу, чтобы оруженосец смел перебивать своего господина,- заметил Рыцарь Леса, - по крайней мере, мой оруженосец, - вон он стоит, -хоть и будет ростом со своего собственного отца, однако ж, когда говорю я,он как воды в рот наберет. - Ну, а я, коли на то пошло, - вмешался Санчо, - говорю и имею полноеправо говорить при таком... ладно уж, не стану трогать лихо. Тут оруженосец Рыцаря Леса взял Санчо за руку и сказал: - Отойдем-ка в сторонку и поговорим по душам, как оруженосец соруженосцем, а наши господа пусть себе препираются и рассказывают друг другуо сердечных своих обстоятельствах, - ручаюсь головой, что они еще и дняприхватят, да и то, пожалуй, не кончат. - Пусть себе на здоровье, - согласился Санчо, - а я расскажу вашеймилости, кто я таков, и вы увидите, что меня нельзя ставить на одну доску сдругими болтливыми оруженосцами. Оба оруженосца удалились, и между ними началось собеседование столь жезабавное, сколь важным было собеседование их сеньоров. 1 Hис и Эвриал - герои "Энеиды" Вергилия: спутники Энея, связанныемежду собой теснейшей дружбой. 2 Пилад и Орест (миф.) - Орест - сын греческого царя Агамемнона иКлитемнестры. После того как отец Ореста был убит и ему самому угрожалатакая же участь, он бежал с помощью своей сестры Электры в Колхиду, где унего завязалась такая тесная и крепкая дружба с сыном колхидского царяПиладом, что каждый из них готов был пожертвовать жизнью ради другого.Дружба Пилада и Ореста вошла в поговорку. 3 Трости копьями стальными... - стихи из романа испанского писателяПереса де Ита (1544?-1619?) "Гражданские войны в Гранаде". Трости, о которыхздесь идет речь, в XVI в. применялись в потешных военных играх, состоявших втом, что всадники, вооруженные тростями, метали их друг в друга, защищаясьщитами. 4 Куму кум подставить ножку... - рефрен народного романса. 5...от животных люди получили много уроков... - Все приведенныепримеры заимствованы Сервантесом из "Естественной истории" Плиния Старшего(23-79 н.э.). 6 Касильдея Вандальская - то есть Андалусская, по имени германскогоплемени вандалов, владевших южной частью Испании. Это имя придуманоСервантесом по аналогии с Дульсинеей Тобосской. 7 Тартесия - от Тартеса, древнего финикийского торгового города вЮго-Западной Испании, в устье р. Гуадалкивир. Тартесия то же, что Андалусия.
ГЛАВА XIII,
в коей продолжается приключение с Рыцарем Леса и приводится разумное,мирное и из ряду вон выходящее собеседование двух оруженосцев Как скоро оруженосцы отделились от рыцарей, то первые сталирассказывать друг другу о своей жизни, а вторые - о сердечных своих делах,однако ж в истории сначала приводится беседа слуг, а затем уже беседагоспод; итак, в истории сказано, что, отойдя немного в сторону, слуга РыцаряЛеса обратился к Санчо с такими словами: - Тяжело и несладко живется нам, то есть оруженосцам странствующихрыцарей, государь мой; вот уж истинно в поте лица нашего едим мы хлеб, аведь это одно из проклятий, коим господь бог предал наших прародителей. - С таким же успехом можно сказать, - подхватил Санчо, - что мы едимего в хладе нашего тела, ибо кто больше злосчастных оруженосцевстранствующего рыцарства страдает от зноя и стужи? И не так было бы обидно,ежели б мы этот хлеб ели, потому с хлебом и горе не беда, а то ведь иной раздня по два пробавляемся одним только перелетным ветром. - Все это еще можно снести и перенести в ожидании наград, - заметилдругой слуга, - ведь если только странствующий рыцарь, у которого служиторуженосец, не из самых незадачливых, то немного спустя он ему уж непременнопожалует губернаторство на каком-нибудь разлюбезном острове или жекакое-нибудь хорошенькое графство. - Я уже говорил моему господину, что с меня и губернаторства на островедовольно, - объявил Санчо, - и он был так благороден и так щедр, чтонеоднократно и по разным поводам давал обещание пожаловать меня островом. - А я был бы доволен, если б за непорочную мою службу меня сделаликаноником, - сказал другой слуга, - и мой господин мне уже обещал приход, даеще какой! - Ваш господин, как видно, рыцарь по церковной части и имеет правооказывать подобного рода милости верным своим оруженосцам, - заметил Санчо,- ну, а мой - самый обыкновенный светский, хотя, впрочем, я припоминаю, чтоодни умные люди, коих я, правда, почитал за вероломцев, пытались уговоритьего стать архиепископом, однако ж он, кроме императора, ни о чем слышать нехотел, а я тогда боялся: ну как ему припадет охота пойти по духовной части,ведь я управлять Церковным приходом не гожусь, - надобно вам знать, вашамилость, что хотя я и похож на человека, но только церкви что от меня, чтоот скота - один прок. - Право, ваша милость, вы ошибаетесь, ведь не все острова ладноскроены, - возразил другой слуга. - Попадаются среди них и кривые, и бедные,и унылые, и даже с самым из них ровным и стройным тот несчастный, которомуон достанется, забот и неприятностей не оберется. На что бы лучше намбросить эту проклятую службу и разойтись по домам, а уж дома мы бы занялисьболее приятными делами, скажем, охотой или рыбной ловлей, потому у какогосамого что ни на есть бедного оруженосца нет своей лошаденки, пары борзых иудочки, чтоб было чем занять себя в деревне? - У меня все это есть, - объявил Санчо, - лошадки, правда, нет, но затоесть осел - вдвое лучше, чем конь моего господина. Не встретить мне врадости Пасху, ближайшую, какая должна быть, если я когда-нибудь обменяюмоего осла на этого коня, хотя бы в придачу мне дали не одну фанегу овса. Выне поверите, ваша милость, какой у меня замечательный серый, - он у менясерый, осел-то. Ну, а за собаками дело не станет: собак у нас в деревнесколько хочешь, а ведь лучше всего охотиться на чужой счет. - Признаться сказать, сеньор оруженосец, - молвил другой слуга, - явознамерился и решился бросить всю эту рыцарскую чушь, возвратиться к себе вдеревню и растить детишек: у меня их трое и все - будто перлы Востока. - А у меня двое, - сказал Санчо, - да такие, что подноси их на блюдехоть самому римскому папе, особливо девчонка, я ее с божьей помощью прочу вграфини, хотя и наперекор матери. - А сколько же лет этой сеньоре, которая должна стать графиней? -полюбопытствовал другой слуга. - Около пятнадцати, - отвечал Санчо, - но ростом она с копье, свежа,как апрельское утро, а сильна, как все равно поденщик. - С такими качествами ей впору быть не то что графиней, а и нимфойзеленой рощи, - заметил другой слуга. - Ах ты, распотаскушка ираспотаскушкина дочка, уж и здорова же, верно, чертовка! На это Санчо с некоторою досадою ответил так: - Ни она, ни ее мать никогда потаскушками не были и, бог даст, покуда яжив, никогда и не будут. А вашу милость я попрошу: нельзя ли повежливее, вывсе время вращались среди странствующих рыцарей, а ведь они - самаучтивость, между тем слова, которые вы употребляете, что-то с этим невяжутся. - Плохо же вы, ваша милость, сеньор оруженосец, соображаете насчетпохвал! - воскликнул другой слуга. - Разве вы не знаете, что когдакакой-нибудь кавальеро копьем пронзает быка на арене или же когда кто-нибудьловко делает свое дело, то народ обыкновенно кричит: "Ах ты, потаскун ипотаскушкин сын, как здорово это у него вышло!"? Так вот то, что в этомвыражении кажется ругательным, есть на самом деле особая похвала, а отсыновей или же дочерей, которые не совершили ничего такого, за что родителямих надлежит воздавать подобную честь, я бы на вашем месте, сеньор, отрекся. - Я и отрекаюсь, - подхватил Санчо, - так что по сему обстоятельствувы, ваша милость, вольны потаскушить и меня, и моих детей, и мою жену, ибовсе их поступки и слова в высшей степени достойны подобных похвал, и я молюбога, чтоб он привел меня свидеться с ними и избавил от смертного греха, тоесть от опасной службы оруженосца, связался же я с нею вторично, оттого чтоменя соблазнил и попутал кошелек с сотней дукатов, который я однажды нашел всамом сердце Сьерры Морены, а теперь черт то и дело машет у меня передглазами мешком с дублонами, - то здесь, то там, ан, глядь, не там, а вонгде, - и мне все чудится: вот я его хватаю руками, прижимаю к груди, несудомой, приобретаю землю, сдаю ее в аренду и живу себе, что твой принц, истоит мне об этом подумать, как мне уже кажутся легкими и выносимыми темуки, что мне приходится терпеть из-за моего слабоумного господина, которогоя почитаю не столько за рыцаря, сколько за сумасброда. - Вот потому-то и говорят, что от зависти глаза разбегаются, - заметилдругой слуга. - Но коли уж речь зашла о сумасбродах, то большего сумасброда,чем мой господин, еще не видывал свет, - это про таких, как он, говорится:"Чужие заботы и осла погубят". Ведь для того, чтобы другой рыцарьобразумился, он сам стал сумасшедшим и теперь разъезжает в поисках того, чтопри встрече может ему еще выйти боком. - А он, часом, не влюблен? - Влюблен, - отвечал другой слуга, - в какую-то Касильдею Вандальскую,такую крутую и непромешанную особу, каких свет не производил, но толькокрутым нравом его не проймешь, в животе у него бурчат еще почище каверзы, ив недалеком будущем это обнаружится. - На самой ровной дороге попадаются бугорки да рытвины, - заметилСанчо, - у людей еще только варят бобы, а у меня их полны котлы, усумасшествия, знать, больше спутников да прислужников, нежели у мудрости.Однако ж если недаром говорится, что легче на свете жить, когда у тебя естьтоварищ по несчастью, значит, и мне ваша милость будет утешением: ведь вашгосподин такой же глупец, как и мой. - Глупец, да зато удалец, - возразил другой слуга, - и не так он глуп иудал, как хитер. - А мой не таков, - объявил Санчо, - я хочу сказать, что у моегохитрости вот на столько нет, душа у него нараспашку, он никому не способенпричинить зло, он делает только добро, коварства этого самого в нем ни наволос нет, всякий ребенок уверит его, что сейчас ночь, хотя бы это было вполдень, и вот за это простодушие я и люблю его больше жизни и, несмотря нина какие его дурачества, при всем желании не могу от него уйти. - Как бы то ни было, друг и государь мой, - сказал слуга Рыцаря Леса, -если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму. Лучше было бы нам - бодрымшагом в родные края, а то ведь приключения не всегда бывают приятные. Санчо ежеминутно сплевывал слюну, на вид липкую и довольно густую, и,заметив это, сострадательный лесной оруженосец молвил: - По-моему, мы так много говорили, что у нас в горле пересохло, ну да уменя привязано к луке седла такое хорошее промачивающее средство - простопрелесть! Сказавши это, он встал и не в долгом времени возвратился с большимбурдюком вина и пирогом длиною в пол-локтя, и это не преувеличение, ибо тобыл пирог с кроликом такой величины, что Санчо, дотронувшись до него ирешив, что это даже и не козленок, а целый козел, обратился к другомуоруженосцу с вопросом: - И вы эдакое возите с собой, сеньор? - А вы что же думали? - отозвался тот. - Или, по-вашему, я уж такойзахудалый оруженосишка? На крупе моего коня больше запасов довольствия,нежели у генерала, когда он отправляется в поход. Не заставив себя долго упрашивать, Санчо принялся за еду и, второпяхглотая куски величиною с мельничный жернов, сказал: - Ваша милость - вот уж истинно верный и преданный оруженосец,всамделишный и взаправдашный, роскошный и богатый, как показывает этот пир,который вы задали чисто по волшебству, - не то что я, оруженосец жалкий инезадачливый, у которого в переметных сумках только и есть, что немногосыру, такого твердого, что им ничего не стоит размозжить голову великану, дасверх того полсотни сладких стручков, да столько же лесных и грецких орехов,а все потому, что мой господин беден, и еще потому, что он держится тогомнения и следует тому правилу, будто странствующим рыцарям надлежитподкрепляться и пробавляться одними лишь сухими плодами да полевыми травами. - По чести, братец, - объявил другой слуга, - мой желудок не способенпереваривать чертополох, дикие груши и древесные корни. Ну их ко всемчертям, наших господ, со всеми их мнениями и рыцарскими законами, пусть себеедят, что хотят, - я везу с собой холодное мясо, а к луке седла у меня навсякий случай привязан вот этот бурдюк, и я его так люблю и боготворю - нупрямо минутки не могу пробыть, чтобы не обнять его и не прильнуть к немуустами. Сказавши это, он сунул бурдюк в руки Санчо, и тот, накренив его ипотягивая из горлышка, с четверть часа рассматривал звезды, а когда пересталпить, то склонил голову набок и с глубоким вздохом проговорил: - Ах ты, распотаскушкино отродье, до чего ж ты, подлое, пользительно! - Вот видите, - услышав, что и Санчо поминает распотаскушкино отродье,молвил другой слуга, - ведь вы тоже в похвалу моему вину назвали егораспотаскушкиным отродьем? - Признаюсь, теперь я понимаю, - отвечал Санчо, - что ничего обидногонет назвать кого-нибудь потаскушкиным сыном, если это говорят в видепохвалы. А скажите, сеньор, ради всего святого, это вино не из Сьюдад Реаля? - Вот это знаток! - воскликнул другой слуга. - В самом деле, оно именнооттуда и притом уже не молодое. - Еще бы не знаток! - воскликнул Санчо. - Вы думаете, это для менятакая трудная задача - распознать ваше вино? Так вот, было бы вам известно,сеньор оруженосец, у меня к распознаванию вин большие природные способности:дайте мне разок понюхать - и я вам угадаю, и откуда оно, и какого сорта, ибукет, и крепость, и какие перемены могут с ним произойти, и все, что к винуотносится. Впрочем, тут нет ничего удивительного: у меня в роду со стороныотца было два таких отменных знатока вин, какие не часто встречаются вЛаманче, а в доказательство я расскажу вам один случай. Дали им как-топопробовать из одной бочки и попросили произнести свое суждение касательносостояния и качества вина, достоинств его и недостатков. Один лизнул, другойтолько к носу поднес. Первый сказал, что вино отзывает железом, другойсказал, что скорее кожей. Владелец сказал, что бочка чистая и что негде былоему пропахнуть кожей. Однако два славных знатока стояли на своем. Прошлонекоторое время, вино было продано, стали выливать из бочки, глядь - насамом дне маленький ключик на кожаном ремешке. После этого судите сами, вашамилость, может ли человек моего роду-племени насчет таких вещей сказать своевеское слово. - Потому-то я и говорю, что нам надобно бросить поиски приключений, -сказал другой слуга, - от добра добра не ищут, разойдемся-ка лучше по своимлачугам, а коли господу будет угодно, то он нас и там не оставит. - Пока мой господин не доедет до Сарагосы, я буду ему служить, а тамвидно будет. Долго еще два славных оруженосца беседовали и выпивали, пока наконецсон не связал им языки и не умерил их жажду, утолить же ее было немыслимо,так они и заснули, держась за почти пустой бурдюк, с недожеванными кускамипирога во рту, и теперь мы их на время оставим, чтобы рассказать, о чемговорили между собою Рыцарь Леса и Рыцарь Печального Образа.
ГЛАВА XIV,
в коей продолжается приключение с Рыцарем Леса В истории сказано, что после долгой беседы с Дон Кихотом РыцарьДремучего Леса обратился к нему с такими словами: - А теперь, сеньор рыцарь, да будет вам известно, что не столько повелению судьбы, сколько по своей доброй воле меня угораздило влюбиться внесравненную Касильдею Вандальскую. Я именую ее несравненной, оттого чтоникто не может с ней сравниться ни по величественности телосложения, ни породовитости, ни по красоте. И вот эта Касильдея, о которой я держу речь, завсе мои честные намерения и благородные чувства отплатила тем, что попримеру мачехи Геркулеса повелела мне многоразличные выдержать испытания, ив конце каждого она давала мне слово, что в конце следующего наступит конецмоим ожиданиям, а между тем мытарства мои нанизываются одно на другое, и нетим числа, а теперь уж я не знаю, какое из них будет последним и положитначало исполнению благих моих желаний. Однажды она приказала мне вызвать напоединок знаменитую севильскую великаншу Хиральду {1}, рыжую и здоровенную,точно отлитую из меди, и, хотя она всегда на одном месте, самую изменчивую инепостоянную женщину в мире. Я пришел, увидел, победил ее, велел стоятьспокойно и не вертеться, ибо уже больше недели ветер дул только с севера.Еще как-то приказала мне моя владычица взвесить древних каменных БыковГисандо {2}, а ведь они такие тяжеленные, что это скорей подошло быгрузчикам, нежели рыцарям. Еще как-то приказала она мне низринуться инизвергнуться в пропасть Кабра {3}, - дело страшное и неслыханное, - а затемподробно доложить ей о том, что в мрачной той бездне таится. Я остановилвращение Хиральды, взвесил Быков Гисандо, бросился в пропасть и исследовалтаимое на ее дне, а надежды мои как не сбывались, так и не сбываются,приказы же ее и пренебрежение - это все своим чередом. Ведь вот уж совсемнедавно приказала она мне объехать все испанские провинции и добитьсяпризнания от всех странствующих рыцарей, какие там только бродят, чтокрасотою своею она превзошла всех женщин на свете, а что я - самый отважныйи влюбленный рыцарь во всем подлунном мире, по каковому распоряжению я ужеобъехал почти всю Испанию и одолел многих рыцарей, осмелившихся мнеперечить. Но больше всего я кичусь и величаюсь тем, что победил вединоборстве славного рыцаря Дон Кихота Ламанчского и заставил его признать,что моя Касильдея Вандальская прекраснее его Дульсинеи, и полагаю, что эторавносильно победе над всеми рыцарями в мире, ибо их всех победил помянутыймною Дон Кихот, а коль скоро я его победил, то его слава, честь и заслугипереходят ко мне и переносятся на мою особу, И чем славнее тот, кто был разбит {4}, Тем больше победитель знаменит, - так что неисчислимые подвиги названного мною Дон Кихота теперь ужеприписываются мне и становятся моими. С изумлением внимал Дон Кихот речам Рыцаря Леса и не раз готов былсказать ему, что он лжет; слово "ложь" так и вертелось у него на языке,однако ж он, сколько мог, сдерживал себя, чтобы тот окончательно запутался всобственной лжи, и потому хладнокровно заметил: - Что ваша милость, сеньор рыцарь, победила чуть ли не всехстранствующих рыцарей Испании и даже всего мира - тут я ничего не могувозразить, но что вы победили Дон Кихота Ламанчского - это я ставлю подсомнение. Может статься, то был кто-нибудь другой, на него похожий, хотя,впрочем, мало кто на него походит. - Как так другой? - вскричал Рыцарь Леса. - Клянусь небом,раскинувшимся над нами, что я схватился с Дон Кихотом, одолел его и принудилсдаться, и это человек высокого роста, долговязый и сухопарый, лицомхудощавый, волосы у него с проседью, нос орлиный, с чуть заметной горбинкой,усы большие, черные, книзу опущенные. Воюет он под именем Рыцаря ПечальногоОбраза, а в оруженосцах у него состоит некий хлебопашец Санчо Панса, ездит игарцует он на славном коне, именуемом Росинантом, и вот еще что:повелительницею его является некая Дульсинея Тобосская, прежде именовавшаясяАльдонсою Лоренсо, подобно как мою владычицу зовут на самом деле Касильдою иродом она из Андалусии, а я ее на этом основании величаю КасильдеейВандальскою. Если же всех этих примет не довольно, дабы вы уверились в моейправоте, то при мне мой меч, а он и само недоверие принудит уверовать. - Успокойтесь, сеньор рыцарь, и выслушайте меня, - сказал Дон Кихот. -Надобно вам знать, что этот Дон Кихот, о котором вы говорите, - мой самыйлучший друг, и у нас с ним такая тесная дружба, что мы как бы составляемодно целое, приметы же, которые вы мне сообщили, столь верны и бесспорны,что я не могу не признать, что вы победили именно его. С другой стороны, моесобственное зрение и осязание доказывают мне всю невозможность того, чтобыэто был он, если только кто-нибудь из многочисленных враждебных емуволшебников (вернее всего, тот, кто постоянно его преследует) не принял егооблика и не дал себя одолеть, дабы лишить его славы, которую он. высокимисвоими рыцарскими подвигами во всех известных нам странах заслужил и стяжал.И для вящей убедительности я хочу еще довести до вашего сведения, чтопомянутые волшебники, его недоброжелатели, назад тому дня два преобразили иобратили прекрасную Дульсинею Тобосскую в простую и грубую сельчанку, и,должно полагать, так же они изменили наружность и самого Дон Кихота. Если жевсего этого не довольно, дабы вы удостоверились в правоте слов моих, топеред вами сам Дон Кихот, который свою правоту будет отстаивать с оружием вруках, то ли на коне, то ли спешившись, то ли как вам заблагорассудится. Сказавши это, он встал и в ожидании, что предпримет Рыцарь Леса, взялсяза меч, а тот не менее спокойно обратился к нему с такими словами: - Исправному плательщику залог не страшен. Кому однажды, сеньор ДонКихот, удалось победить вас, превращенного, тот имеет основание надеятьсяодолеть вас и в вашем настоящем виде. Однако ж рыцарям не подобает совершатьратные подвиги впотьмах, мы не разбойники и не лиходеи, подождем дорассвета, и да будет солнце свидетелем наших деяний. Условием же нашегопоединка я ставлю следующее: побежденный сдается на милость победителя, итот волен поступить с ним как угодно, с тем, однако же, чтобы повеления егоне были для побежденного унизительны. - Подобное условие и соглашение меня совершенно удовлетворяют, -объявил Дон Кихот. Засим оба рыцаря направились к своим оруженосцам и застали ихпохрапывающими в тех самых позах, в каких они были застигнуты сном. Рыцариих разбудили и велели снаряжать коней, ибо на восходе солнца между ними-дедолжно состояться кровопролитное, бесподобное и беспримерное единоборство,при каковом известии Санчо обмер и оторопел, ибо от оруженосца Рыцаря Лесаон много наслышался об удальстве рыцаря и теперь опасался за жизнь своегогосподина; как бы то ни было, оруженосцы, ни слова не говоря, направились ксвоему табуну - надобно заметить, что все три коня и осел успели обнюхатьдруг дружку и уже не расставались. Дорогою оруженосец Рыцаря Леса сказал Санчо: - Было бы вам известно, приятель, что у андалусских драчунов такойобычай: коли попал в свидетели, то не сиди сложа руки, покуда дерутсяспорщики. Теперь, стало быть, вы предуведомлены, что коли хозяева нашидерутся, то и нам надлежит биться так, чтобы клочья летели. - Пускай себе, сеньор оруженосец, держатся этого обычая и соблюдают егоподстрекатели и драчуны, а чтобы оруженосцы странствующих рыцарей - это уждудки, - возразил Санчо. - Я, по крайности, не слыхал от моего господина оподобном обычае, а он все установления странствующего рыцарства назубокзнает. И пусть даже это правда и в самом деле существует такое правило,чтобы оруженосцы дрались, когда дерутся их господа, я все равно не стану егоисполнять, а лучше уплачу пеню, налагаемую на таких смирных оруженосцев,каков я, - ручаюсь, что это, наверно, от силы два фунта воску {5}, и япредпочитаю отдать эти два фунта: это мне наверняка станет дешевле корпии налечение головы, а ведь я уверен, что в драке мне ее непременно разрубят ирассекут пополам. И еще потому не могу я драться, что у меня нет меча, да яего и в руки-то отродясь не брал. - Это уладить легко, - молвил другой оруженосец, - у меня с собой дваодинаковых полотняных мешка, вы возьмете один, я - другой, и мы на равныхусловиях станем друг друга охаживать мешками. - Это пожалуйста, - сказал Санчо, - такая драка ранить нас не ранит, апыль повыбьет. - Нет, так не годится, - возразил другой оруженосец. - Чтобы ветер неунес мешков, нужно положить в них по полдюжине хорошеньких гладенькихголышей, по весу одинаковых, вот мы и начнем мешковать друг дружку безособого вреда и ущерба для обоих. - Ах ты, нелегкая его побери! - воскликнул Санчо. - Нечего сказать,хорошенькие собольи меха и волокна хлопка желает он наложить в мешки, чтобне раскроить друг другу череп и чтоб из наших костей не получилось каши. Дахоть бы вы, государь мой, шелковичными коконами их набили, все равно, былобы вам известно, я не стану драться, пусть дерутся наши господа, ну их кбогу, а мы будем жить-поживать да винцо попивать, время и так постараетсянас уморить, а нам самим не стоит хлопотать, чтоб век наш кончился до поры идо срока: созреем, тогда и упадем. - И все же нам хоть с полчасика, а придется подраться, - возразилдругой оруженосец. - Никак нет, - отрезал Санчо, - я не такой невежа и не такойнеблагодарный, чтоб затевать хотя бы легкую ссору с человеком, с которым мывместе ели и пили. Тем более он меня ничем не разгневал и не обозлил, таккакого же черта я ни с того ни с сего сунусь в драку? - Я и это берусь уладить, - сказал другой оруженосец, - и вот какимобразом: перед началом стычки я преспокойно подойду к вашей милости и дамвам две-три затрещины, так что вы полетите с ног, и этим я пробужу в душевашей гнев, даже если вы сонливее сурка. - Против этого выпада у меня найдется другой, нисколько не хуже, -объявил Санчо. - Я схвачу дубину и, прежде нежели ваша милость начнетпробуждать мой гнев, так усыплю ваш, что пробудится он разве на том свете, ана том свете, поди, известно, что наступать себе на ногу я ником
