ОБРУСЕНИЕ И РУСИФИКАЦИЯ

Оба эти слова стоят в том же смысловом и социологическом ряду, что и термины «христианизация», «ассимиляция», «сближение», «слияние», «ци­вилизация», «аккультурация». В зарубежной литературе русификация рас­сматривается в двух аспектах — политическом и культурном. В первом слу­чае речь идет о назначении чиновников на государственные должности в системе управления национальными регионами (республики, автономии, края, губернии), во втором — о перемещении интеллигенции и культурных ценностей из центра на национальную периферию. Примером русификации служит, в частности, вытеснение польского языка русским после присоеди­нения Польши к России в 186.3 г.: в 1864 г. польский был запрещен в об­щественных местах, в 1880-х гг. — в школах и на государственной службе⁷⁵. В 1885 г. был закрыт Польский банк. Вся деятельность администрации была направлена на превращение Царства Польского в Привисленский край.

Аналогичные процессы в конце XIX в. наблюдались в прибалтийских губерниях, где в конце 1880-х гг. местные судебные и административно-полицейские учреждения были заменены общеимперскими, начал активно внедряться русский язык, что объективно ослабляло позиции немецкого дворянства, снижая его влияние на местное население (латышей и эстонцев). Вместе с тем в 1883 г. небывалый размах приобрело в Прибалтике обраще­ние населения в православие. Всего за период правления Александра 111 из лютеранства в православие перешло более 37 тыс. человек. Дискриминации подверглась национальная культура украинцев и белорусов, их языки были запрещены к употреблению. Подверглась гонениям униатская церковь. В те­чение царствования Александра III в православие было обращено более 8,5 тыс. мусульман и более 50 тыс. язычников⁷⁶.

Политика преследований и ограничений проводилась в отношении ев­реев. В мае 1882 г. были изданы «Временные правила», запрещавшие евре­ям селиться вне городов и местечек, за исключением существующих земле­дельческих колоний, что должно было, с одной стороны, ослабить волну антиеврейских выступлений, прокатившуюся в 1881 г. по западным губер­ниям и Польше, а с другой — ограничить места проживания евреев «чертой оседлости». Евреи лишались права приобретать имущество в сельских мест­ностях. В 1887 г. циркуляром министра народного просвещения Делянова была установлена процентная норма приема евреев в средние и высшие учеб­ные заведения: 10% — в «черте оседлости», 5% — вне ее и 3% — в столицах.

⁷⁴ Rama A. Transculturacion narrativa en America Latina. Mexico, 1981; Оржицкий И.А. Транскультура-ции инверсия // Культурология. XX век. Энциклопедия: В 2 т. Т. 2: М — Я. М., 1998.

^ъ Definition of Russification // WordlQ Dictionary & Encyclopedia (www.wordiq.com).

⁷⁶ Зуев М.Н. История России с древнейших времен до конца XX века: Для школьников старших клас­сов и поступающих в вузы: Учеб. пособие. 3-е изд., стереотип. М., 2001.

В 1891 — 1892 гг. специальными законами было ограничено проживание ев­реев в Москве и Московской губернии и выселено около 20 тыс. человек.

Языковая политика в царской России, по оценке М.В. Дьячкова⁷⁷, отли­чалась неприкрытым прагматизмом: терпимость проявлялась там, где мест­ные языки не представляли опасности для государства (немецкий — на прибалтийских землях до 1915—1916 гг., финский и шведский — в Великом княжестве Финляндском, грузинский и армянский — соответственно в Тиф­лисской и Эриваньской губерниях и т.д.), но если признавалось, что укреп­ление местного языка угрожает режиму (украинский в Малороссии, польский в Царстве Польском после восстания 1830 г.), ему в этом препят­ствовали.

Русификация после 1917 г. приобрела довольно жесткий характер: на территории России и началось это с вытеснения национальных языков

После революции 1917 г. в среднеазиатских республиках арабский и тюрк­ский алфавиты были централизованно заменены на упрощенный латинский. Соответственно были переписаны все деловые документы и литературные произведения. В 1938 г. вышло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей». По всей стране развернулась работа по ничем не обоснованному их переводу с латинской графики на русскую. Новые алфавиты, в отличие от латинизированных, составлялись наспех и недостаточно квалифицированно.

¹ Дьячков М.В. Родной язык и межэтнические отношения // Социс. 1995. № 11. С. 67—70.

При этом миноритарным языкам отводилась судьба «неперспективных» и об алфавитах для них вообще не заботились. Вновь бесписьменными стали та-лышский, тофаларский, удэгейский, корякский, вепсский, ижорский, карель­ский, ительменский, караимский и многие другие языки. Это выглядело как преступное разбазаривание культурного потенциала этносов⁷⁸.

С началом сталинизации на смену латинице пришел упрощенный вариант кириллицы. Аналогичные процессы происходили после окончания Второй мировой войны, когда советские войска вошли в Молдавию и отделили ее от Румынии. Похожие процессы происходили намного раньше в Финляндии. Здесь в конце 1880-х — начале 1890-х гг. была упразднена самостоятельность финляндского почтового ведомства, введен обязательный прием русской мо­неты, преобразован Сенат в целях ослабления его политического значения.

Два процесса —русификация и обрусение — имеют между собой как сход­ство, так и различия. Сходство лежит на поверхности, поскольку в том и другом случаях речь идет о ретрансляции русской культуры от одного акто­ра к другому (индивиду или группе), который не относится к русскому куль­турному ареалу. Однако между ними существует разница, едва заметная на первый взгляд. То есть совсем незаметная, если не провести специального научного анализа. В слове русификация несомненно присутствуют полити­ческие, психологические, расовые, лингвистические, исторические и про­чие оттенки. Это идеологически нагруженный термин, что сразу же сбли­жает его с такими явлениями, как насильственная ассимиляция, навязыва­ние другому народу собственных культурных норм и языка и даже с таким неприятным процессом, как культурная колонизация.

Напротив, в слове обрусение идеологической нагрузки нет, как нет в нем неприятных нашему уху обвинений в расизме, насильственной ассимиляции или политическом давлении. Обрусение переживают те выходцы из других этносов, кто переехал в Россию и добровольно в течение длительного време­ни принял культурные нормы и язык народа, населяющего его новую исто­рическую родину. В нем присутствуют психологические, лингвистические и исторические коннотации, но нет политических и идеологических.

В дореволюционном русском языке было два разных слова «обрусение». Написанное через «е» оно обозначало воздействие на индивида или группу с целью их русификации, а переданное через «ять», т.е. «обрусъние», оно означало процесс принятия индивидом или группой тех или иных черт «рус­ское™». Так, например, в известной полемике между П. Струве и В. Жабо-тинским на страницах «Русской мысли» в 1911 г. первый пишет «обрусъние» (через «ять»), а второй — «обрусение» (через «е»). Ясно, что оба совершают идеологический выбор. Струве писал об «обрусънии» как о добровольном процессе, хотя прекрасно отдавал себе отчет в существовании русифициру­ющего давления государства, а его журнал активно обсуждал негативные и позитивные стороны такой политики. Жаботинский же, осуждая еврейскую интеллигенцию за увлечение «чужой» русской культурой, писал о явлении, к которому более подходило понятие «обрусъние». Он сам усваивал русскую культуру в своей русифицированной семье без насилия — русский, на самом деле, был его родным языком⁷⁹.

⁷⁸ Дьячков М.В. Родной язык и межэтнические отношения // Социс. 1995. № 11. С. 67-70.

⁷⁹ Миллер А. Русификации: классифицировать и понять (www.empires.ru).

Русификацию надо трактовать как политику насаждения русского язы­ка и русской культуры чиновниками местного или неместного происхожде­ния среди представителей коренного населения в Закавказье и Средней Азии периода с начала XIX по конец XX в. Вторые делали это по велению долга, выполняя приказ, данный из столицы (Санкт-Петербурга, затем Москвы), а первые — ради того, чтобы выслужиться, добиться лояльности, укрепле­ния своей власти на месте либо ради перспективы переехать в столицу. Та­ким образом, русификация связана с такими понятиями, как государствен­ный аппарат и государственная политика. При этом политика русификации

была не только сознательным стремле­нием властей, но и потребностью под­держания целостности госаппарата, и внедрялась верхами с помощью нажи­ ма и государственных мер. Александр 111 и Николай II проводили политику, в которой «русскость» играла важную роль при легитимации прав династии. Сеймур Беккер полагает, что российская власть в XIX и даже в начале XX в. проводила политику русификации не с националистических, а с имперских позиций — главной целью этой политики было достижение лояльности «инородного» населения, а не создание «культурной» нации. При этом он обратил внимание на то, что в отношении многих нерусских и неправослав­ных меньшинств (например, мусульманского населения Туркестана, Волж­ского и Уральского регионов, тюрко-язычных мусульман Крыма и др.) по­литика русификации вообще не осуществлялась. Выбор объектов русифи­кации обусловливался тем, какие из меньшинств оценивались властью как превосходящие русских в культурном отношении. Исходя из этого, политика русификации осуществлялась по отношению к Грузии, Бессарабии и Польше, а затем Армении, Финляндии и Остзейскому краю. Политика ру­сификации напрямую была связана с внешней политикой российской им­перии и проводилась на тех границах, где Россия стремилась упрочить свое положение⁸⁰.

Во многих районах Российской империи русификация носила инстру­ментальный характер, во всяком случае для местной знати. Так, мусульман­ская интеллигенция в конце XIX — начале XX в. могла ратовать за усвоение русского языка как средства, облегчающего доступ к западноевропейской мысли и образованности, откуда можно было черпать идеи и ресурсы для собственных националистических проектов. Схожими были мотивы освое­ния русского языка польскими инженерами и предпринимателями, чинов­никами из прибалтийских немцев, евреев, стремящимися получить образо­вание и «выйти в люди». По мнению А. Миллера, можно выделить самые разные степени русификации — от полной, ведущей к смене этнической идентичности через разного рода фрагментарную аккультурацию или «гиб­ридизацию», к поверхностной, сугубо инструментальной⁸¹.

Одной из форм русификации можно считать проводимую в годы совет­ской власти культурную политику создания в стране новой исторической

Земскова Е. Круглый стол «Национализм в имперской России: идеологические модели и дискур­сивные практики» // Независимый филологический журнал. 2002. № 57. ⁸¹ Миллер А. Русификации: классифицировать и понять (www.empires.ru).

общности — единого советского народа, в котором все этносы не чувство­вали культурной отчужденности, культурных границ и культурной идентич­ности. Негласно подразумевалось, что стержнем новой исторической общ­ности выступит русский народ, а средством общения в нем станет русский язык.

Политикой кадровой русификации надо именовать административную практику замещения определенного рода должностей — в центре и на мес­тах — русскими чиновниками. Она существовала при царском режиме, ис­пользовалась и при советском строе, когда к руководителям национальных республик «прикреплялся» первый заместитель из числа русских, прислан­ный из Москвы. «Подлинно русское» происхождение становится важным фактором при назначениях в царствование Александра III.

Агентами русификации в царской России выступали: а) госчиновники, назначаемые из центра на места и проводившие там единую великодержав­ную политику; б) крестьянская и казачья колонизация, основные потоки которой приходятся на период XVI — начало XX в. Первая форма экспан­сии приводила к ограничению прав местного населения, вторая — к земель­ному и пространственному утеснению инородцев. Такая линия проводилась, в частности, в отношении горцев Северного Кавказа. В обоих случаях надо говорить еще и о политическом аспекте проблемы, а именно геополитиче­ских притязаниях России и бывшего СССР, укреплявших обширные грани­цы за счет русского населения.

Специального сравнительного анализа заслуживает роль отдельных го­сударственных институтов (армии, церкви, школы, образования и просве­щения) как агентов русификации. Православные миссионеры проводили активную политику ассимиляции только в регионах Сибири и Закавказья, а их успехи в Прибалтике и Средней Азии, где уже утвердились другие ве­роисповедания, были незначительными. Прибалтика осталась католической и протестантской, а Средняя Азия — мусульманской. Гораздо больших ус­пехов добилась интеллигенция — школьные учителя, вузовские преподава­тели, библиотекари, артисты, писатели, которые утверждали ценности рус­ской культуры через институты образования, культуры и просвещения. Но и православные миссионеры, выполняя свой долг, а именно занимаясь еван-гелизацией нехристианских российских народов, не забывали о развитии местных культур, осуществляя, в частности, переводы текстов из Священ­ного Писания. Основные религиозные тексты заговорили абхазским, ка­рельским, коми-зырянским, коми-пермяцким, мансийским, марийским горным, марийским луговым, мордовским-мокша, мордовским-эрзя, саам­ским, удмуртским, чувашским, якутским языками.

Отсутствие единства в вопросах о тактике и стратегии русификации про­являлось в том, что одни агенты отводили ключевую роль православию, другие — языку и культуре, третьи — расе или этничности. Слабая коорди­нация государственной политики и общественных инициатив обернулась, по признанию специалистов, незначительным ассимиляционным потенци­алом русского общества.

Одним из эффектов колонизации нередко служил обратный процесс — русификация самих переселенцев. На новых землях, часто в условиях ино­родческого окружения, казачья или малорусская специфика оказывалась менее значимой, а черты общности с великоруссами акцентировались, ас-

Б

симиляционные процессы ускорялись, утверждалась общерусская идентич­ность. Но были и случаи, когда переселенцы начинали усваивать не просто хозяйственные навыки, но и образ жизни местного населения, есть примеры не только «ополячения», но и «обурячения» русских переселенцев. В XIX в. среди сибирских переселенцев возникло даже течение «сибирского сепара­тизма», которое на определенном этапе пыталось, не отрицая русских кор­ней сибиряков, сформулировать идею особой сибирской нации, по образ­цу отложившихся, или тогда еще лишь собиравшихся отделиться от Брита­нии «белых» заморских колоний. Стоит отметить, что репрессии властей

против сибирских сепаратистов были существенно жестче, чем против сепа­ратистов малорусских⁸².

Включение национальных регио­нов в состав России может вызвать полную или частичную утрату культур­ной, а вслед за тем и этнической иден­тичности: вначале индивид перестает говорить на родном языке, а позже пе­рестает ощущать свою националь­ность. Частичная русификация наблю­далась в Татарии и Белоруссии, где на­циональный язык в годы советской власти был оттеснен на культурную периферию. Говорить на татарском или белорусском языке считалось при­знаком культурной отсталости, свидетельствовало, что вы — выходец из сельской глубинки. Для успешной интеграции в европейскую цивилизацию или продвижения по службе надо было владеть «более престижным» русским языком — средством общения между многочисленными народами, населяв­шими СССР. Практически все технические и естественно-научные журна­лы в стране публиковали статьи только на русском языке. Даже сегодня, когда многие национальные окраины после распада СССР выделились в самостоятельные государства для обращения к технической терминологии местному населению приходится использовать русские обороты речи.

Последние данные социологических опросов показывают, что ситуация, к примеру в Татарстане, в начале 2000-х гг. не изменилась: городские тата­ры больше ориентированы на овладение татарским языком, сельские — на более глубокое освоение русского языка. Тем не менее отнюдь не село, а город способствует в большей степени распространению среди татар ориен­тации на преимущественное знание русского языка, подчас в ущерб татар­скому. Так, 19,7% городских респондентов считают, что знание татарского языка не имеет никакого смысла. Аналогичные суждения встречаются лишь у 7,2% опрошенных селян. Еще 16,4% горожан, подвергшихся обследова­нию, заявили, что им для решения их жизненных проблем достаточно зна­ния русского языка, тогда как на селе таких респондентов оказалось гораз­до меньше — 3,6%. Статистика такова: на селе татарский считают родным 69,8%, владеют им 71,5% населения, а в больших городах татарский как род­ной воспринимают 38,6%, знают его — 44,4% опрошенных. Исследование

⁸² Миллер А. Русификации: классифицировать и понять (www.empires.ru).

G7

А. Валеевои*' позволило выявить любопытную закономерность: урбаниза-ционные процессы на данном этапе способствуют распространению русско­го и, наоборот, сокращают ареал применения татарского языка. Русским языком владеют в крупных и средних городах 62,1%, в малых городских на­селенных пунктах — 42,5, в сельской местности — 28,3% жителей. В то же время татарский язык знают в больших урбанизированных центрах 6,5%, в малых городах — 10,0 на селе — 23,6% опрошенных.

Ответы на вопрос, на каком языке думают респонденты, показывают, насколько глубоко русифицировано мышление человека, проживающего в современном большом городе. Только 12,0% горожан, по их собственным признаниям, думают на татарском или в большей степени на татарском язы­ке. В то время как на русском или в большей мере на русском мыслят 86,8% городских жителей. Для сравнения, на селе эти цифры таковы: думают толь­ко или преимущественно по-татарски 57,6%, исключительно или в основ­ном по-русски — 35,2% жителей. Однако все же более контрастными вы­глядят цифры думающих только на русском и только на татарском языках. В большом городе только по-русски мыслят 70,7%, а только по-татарски — 2,7%, тогда как в деревне только на русском думают 19,5%, а только на та­тарском — 49,0% жителей. Степень владения респондентами татарским язы­ком ярко характеризуют следующие данные: говорят, читают, пишут на та­тарском языке в городе 21,9%, на селе — 66,2%. Жители сельской местнос­ти гораздо чаще используют для чтения татарский язык. Так, татарскую литературу на языке оригинала регулярно читают 59,3% селян, в то время как среди горожан этот показатель достаточно низок, всего 10,5%. Примерно так же обстоит дело и с чтением русской и зарубежной литературы на татарском языке. Более или менее регулярно читают на татарском языке русскую ли­тературу 11,9%, зарубежную — 8,6% жителей сельской местности и, соответ­ственно, 0,6 и 0,0%! горожан. В свою очередь, население крупных городов в несколько больших масштабах применяет для чтения русский язык: русскую литературу на русском читают 82,7% горожан и 74,0% селян; зарубежную, соответственно, — 59,9 городских и 54,0% сельских жителей. Кроме того, на селе существенно выше интерес к чтению татарской литературы на языке оригинала, нежели на русском языке — 59,3 против 25,5%. Между тем как горожане татарские книги читают чаще на русском (16%), чем на татарском языке (10,5%). Горожане для общения с членами семьи гораздо чаще исполь­зуют русский язык (69,8%), нежели татарский (26,7%). В свою очередь, жи­тели сельской местности намного интенсивнее используют в семейном об­щении татарский язык (57,4%)⁸⁴.

Если в городе члены родственных коллективов общаются между собой в основном на русском языке (56,3%), то на селе общение происходит преиму­щественно на татарском языке (43,8%). Основная масса контактов с друзь­ями в условиях большого города тоже осуществляется главным образом на русском языке (72,9%). Вдобавок к этому еще 24,2% респондентов общают­ся с друзьями на русском и татарском языках. Таким образом, для 97,1% горожан русский язык выступает главным или, вообще, единственным сред-

" Валеева А.Ф. Влияние урбанизации на языковое поведение жителей полиэтнического региона //

Социс. 2002. № 8. ^S4 Там же.

ством поддержания и развития дружеских связей. Данные А. Валеевой по­казывают, что абсолютное большинство соседских связей в условиях совре­менного крупного города также строится на русском языке (95,4%). При этом 66,1% горожан общаются с соседями только на русском, а 29,3% — на русском и татарском. Между тем как в сельской местности соседи часто поддерживают отношения друг с другом на татарском языке (64,5%). В об­шей сложности свыше ³Д городских жителей республики Татарстан осуще­ствляют воспитание на русском языке. Татарский же используют для этих целей всего 29,9%, причем только татарский — всего 2,0% горожан. На селе в семейном воспитательном процессе, наоборот, доминирует татарский язык. 69,7% респондентов-селян воспитывают своих детей именно на этом языке⁸⁵. По другим данным, русификация татар, высокий процент межна­циональных браков приводят к тому, что татары переходят в православие чаше, чем русские в ислам⁸⁶.

Давление Центра на национальные республики было беспрецедентно жестким: любая открытка на национальном языке требовала утверждения ЦК КПСС

Можно сделать вывод, что как модернизация этнической культуры в России, так и урбанизация сельских окраин в одинаковой мере ведут к ру­сификации, поскольку именно русский язык для народов России выступа­ет языком науки, культуры и межнационального общения.

"⁵ Валеева А.Ф. Влияние урбанизации на языковое поведение жителей полиэтнического региона // Социс. 2002. № 8.

Возрождение культурных ценностей ислама в национальном движении и повседневном поведе­нии татар (www.mtss.ru).

Хотя официально в СССР существовало двуязычие, оно носило асиммет­ричный характер: в то время как все титульные этносы в местах своего рас­селения, скажем, татары в Татарстане, должны были изучать русский язык, русские специалисты, поселявшиеся в этом регионе, не изучали местный язык и общались с аборигенами исключительно на своем родном языке. Из истории известен пример Римской империи, где практиковался похожий вариант двуязычия. В том и другом случае отмечался процесс постепенной культурной деградации местного языка, который вынужден общаться и взаимодействовать с мировой культурой через чужой язык-посредник.

В отличие от рассмотренных выше вариантов культурной экспансии, а именно вестернизации, европеизации и американизации⁸⁷, которые не связа­ны с единственной нацией, а представ­ляют собой ретрансляцию культурных ценностей определенного типа циви­лизации, русификация целиком и пол­ностью связана с национальным воп­росом. Национальными проекциями культурной экспансии надо также счи­тать такие явления, как полонизация, германизация, кореизация и украини­зация. К примеру, германизация, про­исходившая в период существования Германской империи и нацистской Германии, характеризуется как распро­странение немецкого языка и культуры на те области, где немцы не прожи­вали. В Норвегии идет процесс норвегизации саамов. Обратного процесса, т.е. саамизации норвежцев, даже при условии численного преобладания в данном пункте саамского населения, быть не может. Аналогичные ассими­ляционные отношения имеют место между шведами и финнами в Швеции, англо-канадцами и любыми другими группами населения в Канаде, основ­ными этносами и многочисленными преуспевающими иммигрантскими группами Таиланда, Малайзии и других стран Юго-Восточной Азии. Как правило, в любом многонациональном капиталистическом государстве имеется негласная шкала престижности национальной принадлежности, и переход из одного этноса в другой, ассимиляция, наследование этнической принадлежности идут только вверх по этой шкале, справедливо утверждает С.А. Арутюнов⁸⁸.

Переход от обрусения к русификации по существу означает переход от «национального» к «национализму», т.е. от утверждения своей этничности (исконной или приобретенной) к навязыванию культурных стандартов дру­гим нациям политическими средствами. В отличие от западных вариантов национализма его русский аналог имел много особенностей, которые позво­ляют говорить о самостоятельном культурно-политическом феномене. По

Американизацию нельзя считать национальным проектом культурной экспансии, поскольку аме­риканцы не представляют собой нации в том смысле, в каком это понятие употребляется в этно­логии.

⁸⁸ Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989. С. 112-113.

существу русский национализм никогда не носил расового оттенка, зато всегда был связан с «почвой» — пространством. Скорее всего он имел дер­жавный характер, претендующий на всеединство наций под общей полити­ческой крышей. Русская нация, расселившаяся на громадной территории, проживала что называется чересполосно с «инородческим» населением, включая в себя немало добровольно обрусевших этнических элементов. Социальные и культурные различия между составными частями в самом русском народе, из-за постоянных этнических вливаний на протяжении всей истории со стороны скифов, сарматов, монголо-татарского и других этно­сов, были даже сильнее, чем различия между западными народами, населяв­шими Центральную Европу.

Еще одной особенностью русского национализма начала XX в. было то, что государственно-образующая русская нация не являлась социально при­вилегированным слоем в Российской империи. Напротив, большим коли­чеством льгот в самоуправлении, налогообложении, отбывании воинской службы обладали жители национальных окраин. Подобные привилегии нередко приводили к определенному засилью «инородцев» в госаппарате или ряде сфер деятельности. В процентном отношении — в сравнении с общей численностью населения — коренных русских было больше среди грамотных, богатых и зажиточных, управляющих (чиновников и служащих).