1 страница. Новая политическая и геостратегическая ситуация в Средиземном море — Структура и дислокация сил флота в ранний императорский период — Боевые операции на

Новая политическая и геостратегическая ситуация в Средиземном море — Структура и дислокация сил флота в ранний императорский период — Боевые операции на германском театре — Завоевание Британии — Оркнейские острова, Мона — Ирландский и Каледонский походы — «Угон» германцами трех либурн — Парфянский инцидент — Мизенский шторм, сумасбродство Нерона и попытка «морского путча» — Флот в гражданской войне 60-х годов — Борьба претендентов за влияние во флоте — Морской мятеж Аникета в Колхиде — Батавский эпизод — Действия на рукавах Рейна и в проливе Ла-Манш — Германцы и их традиции судостроения — Создание Мёзийской эскадры — Действия римлян в Черном море — Таврское пиратство — Боспорский флот — Порты Северного Причерноморья и Крыма в частности — Экспедиция Авла Дидия Галла и гибель кораблей на обратном пути — Поход Тиберия Плавтия Сильвана — Харакс — Роль флота в Империи и обстановка на морях в период принципата — Речные флотилии — Возрастание значения Византия и выход римлян в Красное море, Персидский залив и Индийский океан — Кризис III века и «незаметное» падение речной границы Империи — Готы вторгаются в Понт и выходят в Средиземное море — Морские походы готов — Борьба с ними римлян — Разгром под Наиссой — Мятеж Караузия — Экспедиция Асклепиодата — Саксонское пиратство — Уход римлян из Атлантики — Противостояние Лициния и Константина — Форпост Востока, Константинополь — О роли флота в последние годы Империи.

Установление режима принципата, обычно отождествляемого с первым имперским периодом истории Древнего Рима, принесло определенные изменения и в сферу строительства и использования военно-морского флота. Создание империи не означало автоматического прекращения внутренних конфликтов — дело в том, что этому прекращению способствовала конкретная историческая обстановка. Римская Империя оформилась в годы Октавиана Августа, а ситуация этого периода характеризовалась явно положительными тенденциями. Истерзанные почти столетием гражданских войн и гигантская держава, и сам город Рим нуждались в передышке. Основная масса политически активной знати сгинула в водовороте междоусобиц. Оставшиеся готовы были предпочесть стабильное единовластие ужасам республиканской борьбы за доминирование. Почти полумиллионный римский народ — в значительной своей массе пролетариат — вполне устраивал любой правитель, обеспечивавший ежедневные раздачи лепешек и гладиаторские бои.

Как бы то ни было, стабильность наступила. Ее не смогут поколебать ни бесчинства императоров-сумасбродов I в. н.э., ни чехарда власти последующего времени. Лишь исчерпание нескончаемого потока рабов на рынки Империи и нашествия варваров сметут с лица земли это величайшее государство Древнего Мира. Империя наконец полностью замкнула кольцо вокруг Средиземного моря и практически полностью контролировала берега Понта Эвксинского. Все акватории античного мира оказались в итоге собраны под одним скипетром. Последние правители, имевшие претензии на власть на прибрежных территориях, упокоились в могилах. До ближайших вторжений варваров, колеблющих устои государства и связанных с морскими нашествиями, было еще далеко — добрых два с половиной столетия. С пиратами было давно покончено. Не то чтобы исчезли социальные предпосылки этого явления — ему просто негде было угнездиться. Все побережье просматривалось бдительным оком римских прокураторов и их администрации.

Теоретически, конечно, группа людей криминального толка или недовольных могла обосноваться в каком-нибудь заливе и некоторое время на одном-двух кораблях тиранить проходящие купеческие суда и караваны, однако развязка всегда бывала скорой и неминуемой. Для ликвидации такой угрозы вполне достаточно было единственного патрульного судна с грамотным и хорошо обученным экипажем и сытыми, натренированными солдатами на борту, каковые суда нетрудно было отыскать в любом приличном торговом порту — или, наконец, построить за несколько дней. Патрульная служба, конечно, не нашла должного отражения в письменных источниках эпохи Империи, однако нет ни малейших сомнений, что она была качественно организована, а ее возможности значительно превышали опасности, против которых она и создавалась.

Таким образом, эпоха расцвета морского флота римлян осталась позади. Так не только казалось — так оно и было на самом деле. Враги были разгромлены, и Империи оставалось бдительно хранить то, что ей оставили в наследство предшествующие поколения. А когда придет нужда обороняться, эта оборона уже никогда не будет иметь решающего значения на море — все неудачи постигнут римлян на суше, и только на ней. От момента выхода Рима на арену мировой истории в Пунических войнах и до самого его заката график развития и значения торгового и военного флотов будет почти симметричен: сколь прогрессивно будет вздыматься линия первого, столь же прогрессивно нисходить — линия второго.

Однако военный флот в Империи не исчез. Более того, ему еще будет суждено вписать в свою историю несколько достаточно ярких страниц — как героических, так и трагических. Флот, который содержали императоры, в определенном смысле действительно не вполне соответствовал их величию, однако Август, несомненно, исходил из принципа разумной достаточности. Римляне, оставаясь сухопутным народом, никогда не стремились к господству над чем-либо, кроме своих внутренних морей. Желание исследовать Атлантику всегда ограничивалось у них стремлением контролировать прибрежную полосу океана — и не более того. К тому же и противников там уже не осталось, поэтому защищать торговое мореходство вдоль западных границ Империи пока что не требовалось. Для римлян океан, пожалуй, был скорее предметом ужаса, чем любопытства.

Политика власти во внутренних морях была ориентирована всецело на поддержание торговли подданных Империи. Уже в эпоху Октавиана Августа была определена структура имперского флота позднейших веков. Постоянных мест дислокации у него было два: Равенна на Адриатике и Мизены в Неаполитанском заливе. Соответственно дислокации эти эскадры именовались Равеннским и Мизенским флотами. Первому вменялось в обязанность господствовать над Восточным Средиземноморьем и поддерживать в нем порядок, второму — выполнять аналогичные задачи в Западном Средиземноморье. К каждому из флотов прикомандировывался отряд кадровых моряков численностью в несколько тысяч человек.

Кроме двух главных баз были и второстепенные. В частности, отряд кораблей базировался в Нарбоннской Галлии. Изначально это были таранные суда, захваченные в битве при Акции и посланные Октавианом Августом с должным числом гребцов в Форум Юлия (современный Фрежюс) близ Массилии. В дальнейшем, по мере обветшания, суда заменялись новыми. Эта база предназначалась для обеспечения контроля над галльским побережьем и Испанией, но уже через несколько десятилетий она захирела и пришла в упадок, а ее функции были возложены на Мизенский флот.

Отдельная небольшая эскадра занималась охраной переправы через Ла-Манш и Па-де-Кале, обеспечивая безопасность сообщения в этом регионе и связь с Британией. Впрочем, особое значение эта так называемая Гезориакская эскадра приобрела лишь в III столетии н. э.

Численность флотов, естественно, колебалась в зависимости от обстоятельств, финансового состояния государства и личности правителя. Основные флоты в мирное время, несомненно, вряд ли превышали отметку в 100-150 кораблей каждый, а обычно бывало и меньше. Точно известно, что в I в. н. э. еще одна эскадра, которая охраняла Черное море, насчитывала по штатному расписанию сорок кораблей и три тысячи прикомандированных к ней легионеров. Кроме того, довольно значительное число кораблей постоянно базировалось в укрепленных пунктах на Рейне и Дунае. Эти флотилии осуществляли постоянное патрулирование двух великих рек, демонстрируя силу, отслеживая перемещения германских варваров и препятствуя их попыткам переправиться через реки.

С эпохи Августа начинается эра либурн. Эти великолепные быстроходные суда, равно пригодные для всех основных нужд флота — от ведения абордажного боя и посыльной службы до транспортировки войск и припасов, оказались универсальным решением. Именно из них в основном и состояли флоты римлян в эту эпоху. Время тяжеловесных многоярусных кораблей окончательно ушло в прошлое. Они строились и использовались, но весьма ограниченно, явно не составляя уже костяка флота.

Уже в первых десятилетиях новой эры выяснилось, что флот может играть исключительную роль в боевых действиях на германском фронте. Как известно, этот период знаменовался примерным равенством сил римлян и северных варваров и еще продолжавшимися попытками римлян покорить внутреннюю Германию и надежно утвердиться за Рейном. Поэтому войны на границе были ожесточенными. В царствование Тиберия его племянник Германик вел тяжелые войны в Северной Галлии. Именно здесь выяснилось, что в местных ландшафтных условиях легионеры больше страдают от дальних переходов по бездорожью и грязи, чем от оружия противника. Использование флота становилось оправданным для быстрой переброски легионов как вдоль морского побережья — в тыл прибрежным армиям германцев, так и по Рейну — для фронтального маневра. Как пишет Тацит, «если отправиться морем, то римлян оно не страшит, тогда как врагам совершенно неведомо; в этом случае можно раньше начинать военные действия и одновременно с легионами перевозить необходимое им продовольствие; всадники и лошади, переправленные по устьям и течениям рек, прибудут свежими в самое сердце Германии». Примечательно, что германцы еще довольно долго не будут расцениваться римлянами как реальный противник на море.

Кораблестроительные программы, осуществлявшиеся непосредственно в Северной Галлии, поражают воображение своей масштабностью. В частности, в 16 г., во время боевых действий против племен хаттов и херу сков, Германик поручил легатам Силию, Антею и Цецине организовать постройку транспортного флота численностью в тысячу судов. В течение нескольких недель это мероприятие было завершено. Детальное описание этого флота, включавшего корабли различных типов, столь примечательно, что его стоит привести целиком. Итак, суда были «одни короткие, с тупым носом и такой же кормой, но широкие посредине, чтобы лучше переносить волнение на море, другие — плоскодонные, чтобы могли без повреждения садиться на мели; у большинства кормила были прилажены и сзади, и спереди, чтобы, гребя то вперед, то назад, можно было причалить, где понадобится; многие суда с настланными палубами для перевозки метательных машин были вместе с тем пригодны и для того, чтобы перевозить на них лошадей или продовольствие; приспособленные для плавания под парусами и быстроходные на веслах, эти суда, несшие на себе умелых и опытных воинов, могли устрашить уже одним своим видом». Этот флот блестяще справился с задачей, перебросив войско Германика в тыл к противнику, в устье реки Амизии (современный Эмс).

Не менее впечатляющими, хотя и трагическими, стали и дальнейшие события, связанные с этим флотом. Одержав в итоге блестящую победу, Германик решил вернуть войско обратно в Галлию тем же способом, лишь некоторые подразделения отправив в зимние лагеря по суше. Солдат, лошадей и амуницию погрузили на суда, которые через устье Амизии вышли в океан. Стояла вторая половина лета, и в момент выхода в море погода была отличной. Морская гладь тревожилась только мерными всплесками весел и кильватерными следами транспортников. Никто и не предполагал беды. Внезапно из налетевших туч посыпался град. Начался настоящий шторм, видимость упала до минимума.

На кораблях началась паника. Хотя до берега, казалось, было совсем рукой подать, моряки, не имевшие длительного опыта, чувствовали себя не вполне уверенно. О солдатах, второй раз в жизни стоявших на качающейся палубе, и говорить нечего. Часть из них в ужасе лишь мешала морякам, другие, пытаясь помочь, только усугубляли своим неумением общее положение. К тому же поднялся сильнейший встречный ветер с юга, который понес корабли обратно на север, разметав их по открытому морю и неся к островам с отмелями и скалами. С колоссальным трудом удалось отойти от этих островов, однако тут пришла новая напасть — начался отлив. Он потащил корабли обратно к островам. Можно только догадываться, как чувствовали себя римляне в этот момент — посреди неведомого моря, вблизи берега, населенного врагами, от которых не приходилось ждать пощады. Шторм, тем временем, и не думал утихать. Из заливаемых кораблей вычерпывали воду, а потом за борт стали выбрасывать лошадей, вьючный скот и даже собственное оружие.

Часть кораблей утонула, большинство буря все-таки унесла к островам, где некоторым удалось найти укрытие и дождаться ясной погоды. Однако множество кораблей оказалось разбито на скалах, и спасшиеся на островках римляне оказались в печальном положении. Острова были необитаемы и вполне пустынны. К некоторым прибивало трупы лошадей, так что их обитатели не умерли с голоду, чего нельзя сказать об остальных солдатах и моряках, которым такая удача не улыбнулась. Трирема самого Германика оказалась прибитой к материку в земле племени хавков. Спасшись, он находился в крайне подавленном состоянии и бродил по берегу, обвиняя себя в неудаче и гибели людей. Вскоре, однако, уцелевшие корабли стали собираться вместе, и их команды, обнаружив своего командира, невероятно обрадовались. Корабли выглядели более чем неважно: потерявшие часть команды, битые и потрепанные, с импровизированными парусами из солдатской одежды. Наскоро починив корабли, Германик отправился собирать уцелевших воинов, обходя острова. Нашли, надо сказать, многих. Большое количество солдат и матросов попало на континент или в Британию, где их либо отыскали, либо выкупили.

В 18 г. Германик предпринял своего рода демонстрационный выезд с флотом в восточные провинции Империи. Вместе с семьей и несколькими десятками кораблей он обошел в течение нескольких месяцев все ключевые места Восточного Средиземноморья, гостя в городах и на островах, решая местные проблемы и демонстрируя величие римского флота и самого Вечного города. Позднее он совершил аналогичную поездку в Египет.

Судя по всему, к этому времени распространилась практика иметь в приморских городах как одиночные корабли, так и небольшие их отряды для организации сопровождения плававших по прилегающим акваториям — гонцов, торговцев и просто знатных путешественников. В 24 г. бывший воин преторианской когорты Тит Куртизий в Брундизий и его окрестностях поднял настоящее восстание рабов. Ситуация грозила выйти из под контроля, однако в город внезапно прибыли три биремы, составлявшие подобный конвой. Местный квестор, построив буквально свалившихся с неба в его руки моряков, повел их в бой, подавив в зародыше это выступление и, вполне возможно, спас Италию от нового Спартака.

Исключительно благодаря наличию флота и его грамотному использованию в 40-х годах римляне приступили под руководством тогда еще находившегося в ранге легата Веспасиана к завоеванию Британии, которая была окончательно покорена в 83 г. Юлием Агриколой. Этот последний был наместником в Британии в 77-85 гг. и к тому же еще и тестем выдающегося историка Публия Корнелия Тацита. Вообще борьба за Британию изобиловала не только транспортными операциями, но и высадками десантов; случались и нападения местных племен на римские корабли у берега или на стоянке, в частности Агрикола широко применял флот для заброски десантов в тыл племенам, с которыми велись боевые действия. Однако античные авторы, как правило, не придавали значения подробностям этих операций, предпочитая рассматривать политические ходы и сухопутные сражения. Даже Тацит, несомненно, многократно слышавший от своего тестя рассказы о битвах за Британию и весьма подробно описавший их, становится предельно скуп на подробности, коль скоро речь заходит о боевой службе флота.

Судя по сообщениям Тацита, римский флот первым из всех флотов и кораблей Средиземноморья обогнул Британию, доказав, что она является островом. В те же годы — в середине и второй половине I в. н. э. — римляне открыли и покорили Оркнейские острова. Возможно, что отдельные корабли или подразделения достигали и Скандинавии, но данные об этом достаточно глухи, и комментировать их следует с изрядной долей осторожности. Во всяком случае, Скандинавия в те годы никак не входила в сферу интересов римлян, а позднее им было уже не до нее.

В 61 г. римский наместник в Британии Светоний Паулин решил захватить остров Мона (современный Энглси) — густонаселенный и служивший базой для перебежчиков и ирландских кельтов, нападавших на римскую Британию. Он построил флот из плоскодонных кораблей, пригодных для плавания по мелководью. На нем он перевез пехоту, в то время как всадники либо ехали верхом по мелководью, либо плыли, держась за гривы коней. Однако зрелище противника, судя по описанию Тацита, было явно не для слабонервных: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары». Однако вскоре римляне оправились и разгромили кельтов, вырубив их священную рощу и разместив на острове гарнизон.

Что касается попытки вторжения на более отдаленные территории Британских островов, в частности в Ирландию, то они также имели место. На пятом году своего наместничества в Британии, т. е. в 81 г., Юлий Агрикола переправился на своем флагмане во главе римского флота в Ирландию (Гибернию). До этого нога римского легионера не ступала на берега этого острова, и он, как и населявшие его племена, был известен только по рассказам купцов. Высадив десант и проведя ряд удачных сражений, Агрикола покорил побережье Ирландии, обращенное к Британии, разместив здесь гарнизоны. Однако прочно в Ирландии римляне все же не утвердились. Впоследствии Агрикола любил рассказывать своему зятю, что полностью подчинить Гибернию можно было силами одного лишь легиона и приданных ему вспомогательных войск. Этот рассказ, надо отметить, поразительно напоминает заявления одного из министров обороны России о городе Грозном и парашютно-десантном полке.

В противоположность этому Каледония (современная Шотландия), заселенная тогда еще преимущественно племенами пиктов, в значительной степени покорилась римлянам именно благодаря Агриколе и грамотному применению им флота. Когда в 82 г. он задумал операцию против каледонцев, то тщательно учел все особенности театра военных действий. Гористая, изрезанная страна представляла не слишком благодарное поприще для стяжания славы римскими легионерами. Поэтому Агрикола активно применял свои военно-морские силы. Корабли римлян осуществляли дальнюю разведку побережья, до той поры почти вовсе им неизвестного. Они искали и исследовали удобные гавани на западном побережье Каледонии и забирались все дальше. Затем на транспортных и боевых судах в эти гавани высаживались десанты. Параллельно с этим сухопутная армия двигалась все дальше на север. Это было первое массовое применение Агриколой флота в подобных целях, и, надо ему отдать должное, наместник блестяще справился с нелегкой задачей налаживания взаимодействия армии и флота. Как пишет Тацит, «это было невиданным ранее зрелищем, ибо мы вели войну одновременно на суше и на море». Каледонцев же появление римского флота повергло в уныние — они прекрасно поняли, чем закончится разведка их гаваней.

В следующем, 83 г. Агрикола вновь использовал свой маневр и выслал вперед флот с целью уже прежде всего устрашения. Решающая битва на суше произошла близ горы Гравпий, где каледонцев разбили. Именно после этого в целях устрашения вновь покоренных племен римский флот обошел остров с севера и благополучно вернулся в свои гавани на юго-западе Британии. Война была завершена.

В ней, кстати, был еще один — весьма трагикомический — эпизод, связанный с флотом. В 82 г. когорта германцев из племени узипов, отправленная в Британию, взбунтовалась. Они убили своего центуриона и римских солдат, распределенных по манипулам в роли своего рода сержантов для обучения этих германцев. Захватив в Британии три либурны с кормчими, германцы попытались добраться домой. Однако все трое рулевых вскоре оказались убиты, и германцы оказались в сложном положении. Дорогу домой они представляли, видимо, довольно слабо, да и путь из Каледонии был неблизким. Они, как могли, управлялись со своими румпелями сами, периодически сходя на берег за припасами и водой. Однако местные кельты не всегда просто так отдавали добро, и германцам вскоре пришлось туго — настолько туго, что на угнанных либурнах началось людоедство — сначала ели ослабевших, а потом уже просто по жребию. С трудом перебравшись через Пролив, германцы разбили свои корабли у берегов континента и были захвачены в плен другими германскими племенами — кто свебами, а кто фризами. Некоторых потом продали в рабство римлянам, где они смогли рассказать о своих приключениях.

В 63 г. флот был применен римлянами на самом восточном участке границы Империи, на парфянском рубеже. Выдающийся полководец Гней Домиций Корбулон, позднее убитый по приказу Нерона, усилил оборону пограничной реки Евфрата, расставленными невдалеке друг от друга сторожевыми постами. Дабы конница парфян не могла воспрепятствовать строительству моста через реку, он вывел на Евфрат огромные корабли, скрепленные попарно бревнами, с установленными на них башнями и отгонял варваров с помощью дальнобойных катапульт и баллист, метавших камни и копья.

Следующий, 64 г. был отмечен серьезным ущербом, который понес римский флот в силу одного лишь сумасбродства императора Нерона, последовавшего вскоре после знаменитого пожара Рима. Приказав флоту прибыть к определенному дню в Кампанию, Нерон и не подумал отменить распоряжение ввиду надвигавшейся бури. Флот вышел из гавани Формий и, едва обогнув Мизенский мыс, был застигнут ветром, который вынес на кумские скалы и разбил множество трирем и либурн. Отчасти и в силу этого инцидента организаторы одного из заговоров против ненавистного императора привлекли на свою сторону офицеров Мизенского флота, который часто сопровождал императора, весьма охочего до морских прогулок. Однако заговор провалился.

Неурегулированность принципов престолонаследия в Империи превращала каждую смену императоров в грань, когда государство ходило по лезвию ножа, балансируя над пропастью новой гражданской войны. Флот неизменно оказывался вовлеченным в эти события. Еще при императоре Гальбе две триремы Мизенского флота, как сообщает Тацит, были посланы на остров Цитн с заданием перехватить и уничтожить там некоего самозванца — понтийского беглого раба, выдававшего себя за Нерона.

Когда в 69 г. Гальба был убит, преторианцы провозгласили императором Отона, а нижнегерманские легионы — Вителлин, что привело к откровенному насилию в самом центре страны. Поскольку одну из главных сил Отона составлял западноиталийский флот, его моряки приняли активнейшее участие в мятеже. На погруженную в мир страну — речь идет о лигурийском побережье и берегах Приальпийской Италии — обрушились все ужасы гражданской войны. Моряки Отонова флота бесчинствовали не хуже, чем любые варвары, наводя ужас на совершенно не ожидавшее такого исхода дел мирное население.

Однако флот проявил себя не только как сборище мародеров и преступников. Когда в том же году дело дошло до настоящей войны между претендентами на место принцепса, обе стороны использовали военно-морские силы, хотя и по-разному. На берегу моря разыгралась битва, с тактической стороны весьма интересная в плане налаживания взаимодействия сил. Отоновские преторианцы выстроились на прибрежной равнине, а на холмах рядом с ней встали отряды морских пехотинцев и пращники из местного населения. Флот же в полной боевой готовности расположился вдоль берега, повернувшись к нему носами кораблей. Сторонники Вителлия, главной силой которых была не пехота, а конница, проведя атаку, позволили втянуть себя в пространство между преторианцами и берегом. Их прижали к береговой черте и уже практически разбили, когда с тыла на них обрушился флот. Часть морских пехотинцев вела массированный обстрел противника, остальные высадились на берег и бросились в атаку. В результате согласованных действий армии и флота войска противника были разбиты.

Впрочем, вителлианцы также использовали в этой краткосрочной, но кровавой войне силы флота. В частности, морская пехота под командованием Туруллия Цериала принимала участие в осаде Плаценции.

Несколько позднее сторонники Вителлия использовали свои корабли для строительства импровизированного моста через реку Падуе (По). Корабли расставили на равном расстоянии друг от друга, скрепили между собой крепкими балками от носа к носу и от кормы к корме, а чтобы не снесло — укрепили якорями, удерживавшими суда носом против течения. При этом якорные канаты оставили ненатянутыми, позволив им свисать свободно: если вода прибудет, то корабли поднимутся, и мост останется невредим. Кроме того, на переднем корабле построили башню, откуда можно было с помощью машин и разного рода метательных приспособлений обстреливать противника.

На стороне отонианцев располагались отряды гладиаторов под предводительством Марция Макра. Они также возвели на своем берегу башню и осыпали с нее противника камнями и зажигательными стрелами. У отнианцев было и некоторое количество быстроходных кораблей. Посредине реки располагался небольшой островок, на который они собирались переправиться. Отряды германцев, служившие в вителлианском войске, вплавь преодолели реку и заняли этот остров — на нем скопилось множество германских воинов. Эпизод, последовавший за этим, по-своему уникален. Макр посадил своих гладиаторов на корабли и отправил на островок, приказав очистить его от противника. Когда корабли подошли к острову, выяснилось, что гладиаторы ни в какой мере не соответствуют возложенной на них задаче. Во-первых, их боевая подготовка даже для обычного пешего боя была недостаточна и не соответствовала стандартам имперской армии — как, впрочем, и стандартам германским. Во-вторых, еще хуже они умели стрелять из лука. К тому же у германцев было преимущество: они стояли на твердой земле, а их противники — на качающейся палубе. В результате гладиаторы больше бегали по палубе и мешали друг другу, выбирая позицию для стрельбы. Те из них, кто должен был войти в первую десантную партию, сгрудились в носовой части кораблей и перемешались с гребцами в беспорядочную толпу. И тогда германцы, не дожидаясь высадки противника, бросились в воду и пошли к кораблям вброд. Сотни человек хватали небольшие суда за корму, рулевые и гребные весла, многие карабкались на борта. Корабли германцы тащили за собой к берегу и, повиснув на бортах, накреняли так, что они черпали воду и тонули. Только несколько кораблей вернулось назад ни с чем, а гладиаторы и солдаты на берегу были настолько злы на несчастного Макра, затеявшего эту атаку, что едва не убили его.

Значительного размаха достигло использование флотов в ходе похода сподвижника Веспасиана — Муциана — против Вителлия. Это была новая фаза войны, начавшаяся после убийства Отона. В качестве одного из средств давления на противника Муциан использовал базировавшуюся на понтийские порты эскадру, с помощью которой перебрасывал войска и стремился запереть выход в Понт Эвксинский. Кстати, уход отсюда римских войск и эскадры печально отразился позднее на собственно понтийских делах — но об этом чуть дальше.

Согласно плану Муциана, крупные боевые корабли флота должны были блокировать всю Адриатику. Оба флота Империи — Равеннский и Мизенский — служили очередной разменной монетой в противостоянии врагов. Командовавший обоими флотами Луцилий Басе, возведенный Вителлием в этот ранг с должности простого префекта кавалерийского отряда, обиделся, что его не сделали одновременно префектом претория. Так что Вителлий, думая приобрести себе еще одного сподвижника, нажил врага и изменника. Учитывая, что моряки Равеннского флота набирались в основном из уроженцев Далмации и Паннонии, т. е. из провинций, которыми управлял Веспасиан, склонить их на его сторону было довольно легко. Так что флот перешел на сторону Веспасиана и выбрал себе собственного префекта Корнелия Фуска.

Этот флот активно участвовал в междоусобной войне. Патрулируя на море, он запер войска противника в Восточной Италии. Армия Вителлия оказалась в Италии в очень сложном положении. Один из его командующих — Валент — вышел с верным Вителлию флотом из гавани Пизы, пытаясь прорваться в Нарбоннскую Галлию, однако штиль, чередующийся со встречными ветрами, заставил его причалить в порту Геркулеса Монойкийского (современный Монако). Один из немногих оставшихся верными Вителлию прокуратор Марий Матур принял моряков и солдат. Соседние порты контролировались сторонниками Веспасиана. Когда вскоре и Матур решил присягнуть Веспасиану, Валент ушел со своей эскадрой к Стойхадам — островам, расположенным неподалеку от Массилии. И именно здесь его, наконец, подкараулили быстроходные либурны, посланные сюда еще раньше флотоводцами Веспасиана. В результате этого, а также почти полного господства на море кораблей, верных Веспасиану, последние очаги сопротивления понемногу угасали. Веспасиану присягнули Испания и Британия.

Сходным образом сторонники Веспасиана склонили к измене и переходу на его сторону и Мизенский флот. Центурион Клавдий Фавентин продемонстрировал морякам Мизенской эскадры подложные письма, в которых Веспасиан, якобы, обещал им награду в случае перехода на его сторону. Командующий флотом Клавдий Аполлинарий оказался нерешительным человеком и не мог определиться со своим выбором, поэтому его сместили и назначили командовать эскадрой Апиния Тирона. Аполлинарий с оставшимися с ним незначительными силами флота, правда, принял участие в безнадежной обороне города Таррацины. Его гребцы весьма неумело обороняли ее стены, а затем Клавдий бежал из города всего с шестью либурнами — остальные были либо захвачены войсками полководцев Веспасиана, либо утонули под тяжестью облепивших их и пытавшихся спастись людей.