Глава 11. – А знаешь, Джим, – задумчиво произнёс Тристан, закуривая неизменную сигарету, вряд ли отыщется ещё дом

 

– А знаешь, Джим, – задумчиво произнёс Тристан, закуривая неизменную сигарету, вряд ли отыщется ещё дом, куда дама, изъявляя свою благосклонность, присылала бы козьи орешки.

В тихие минуты мои мысли часто обращаются к давним холостяцким дням в Скелдейл-Хаусе, и вот в такую-то минуту я словно бы вновь услышал, как Тристан произносит эту фразу, и вспомнил, с каким удивлением я тогда оторвался от книги вызовов и поглядел на него.

– Странно! Я ведь как раз подумал то же самое. Бесспорно, весьма оригинальный способ.

Мы только что вышли из столовой, и в моей памяти была ещё свежа картина, которую я узрел, спустившись туда к завтраку.

Миссис Холл всегда раскладывала утреннюю почту возле наших приборов, и рядом с тарелкой Зигфрида, точно эмблема победы, красовалась жестянка с козьими экскрементами, присланная мисс Грантли.

Обёрточная бумага ни на секунду нас в заблуждение не ввела: мисс Грантли пользовалась только одним видом ёмкостей – шестидюймовыми жестянками из-под какао. То ли она забирала пустые жестянки у друзей и знакомых, то ли обожала пить какао.

Но вот коз она обожала без всяких "то ли". Казалось, её жизнь была посвящена им одним, что не могло не вызывать глубокого недоумения – ведь речь шла о роскошной блондинке, которая без труда стала бы кинозвездой, пошевели она хоть пальцем.

В довершение всего мисс Грантли каким-то образом ухитрилась избежать цепей брака. Всякий раз, навещая её любимиц, я только диву давался, как она умудрялась держать всех мужчин на расстоянии вытянутой руки. Не больше двадцати семи – двадцати восьми лет, изящные округлости, точёные ноги. Но порой, любуясь безупречными чертами её лица, я вдруг ловил себя на мысли, что столь решительный подбородок, пожалуй, отпугивал потенциальных женихов. Нет, вряд ли. Характер же у неё веселый, лёгкий, в ней столько привлекательности! Просто она не желает выходить замуж. В деньгах она, видимо, не нуждалась, свой дом сумела сделать красивым и уютным, и как будто была вполне довольна своим жребием.

А козьи орешки, бесспорно, служили знаком благоволения – к своим обязанностям владелицы стада мисс Грантли относилась весьма серьёзно и регулярно присылала нам материал для проверки на кишечных паразитов или выявления каких-либо скрытых заболеваний.

Материал этот всегда адресовался мистеру Зигфриду Фарнону лично, и я не усматривал тут никакого подтекста, но в одно прекрасное утро, через несколько дней после того, как мне довелось избавить одного из её козлов от занозы в глазу, я обнаружил знакомую жестянку перед собственным прибором и прочёл на наклейке: "Джеймсу Хэрриоту, эсквайру".

Вот тогда-то я и осознал, что получил, так сказать, посвящение в рыцарский сан. Некогда благородные паладины прикрепляли к шлему перчатку, подаренную прекрасной дамой, или повязывали копье её шарфом. Знаком благосклонности мисс Грантли была жестянка с козьими орешками.

По лицу Зигфрида скользнуло лёгкое изумление, и я, возликовав, бросил на него торжествующий взгляд. Но он мог бы не тревожиться: в следующий раз жестянка вновь стояла перед его прибором. Что, в конце-то концов, было лишь естественно – ведь, если тут хоть малейшую роль играла мужская притягательность, Зигфрид опережал меня на всю длину беговой дорожки.

Тристан ухаживал за местными красавицами самозабвенно и с успехом, я в этом отношении тоже не мог пожаловаться на судьбу.

Но Зигфрид! Он сводил женщин с ума словно бы нехотя. Не он бегал за ними, а они за ним. В первые же недели нашего знакомства я убедился, что рассказы о неотразимости высоких худощавых мужчин отнюдь не вымысел. А добавьте к подобной внешности редкую обаятельность, волевой характер... Так надо ли удивляться, что жестянка из-под какао раз за разом возникала именно у его места за столом.

Продолжалось так очень долго, хотя и Тристан, и я наведывались к мисс Грантли не реже Зигфрида. Я уже упомянул, что она, видимо, была богата – во всяком случае, вызывала она нас по самым пустячным поводам, и как клиентку мы ставили её в ряд с самыми крупными фермерами.

Но услышав однажды утром в телефонной трубке её взволнованный голос, я понял, что против обыкновения причина должна быть по-настоящему серьёзной.

– Мистер Хэрриот! Тина напоролась плечом на гвоздь и поранилась очень сильно. Вы не могли бы приехать поскорее?

– К счастью, никаких неотложных вызовов у меня нет. Сейчас буду у вас.

Я преисполнился приятного предвкушения. Предстояло зашить рану, а это я очень люблю. Работа несложная, но всегда производит на клиентов большое впечатление. Куда лучше, чем выдерживать допрос о козьих недомоганиях, которому неизменно подвергала меня мисс Грантли. В колледже коз мы практически не проходили, и хотя я, как мог, восполнял этот пробел, почитывая специальную литературу, во мне жило неприятное ощущение, что козы для меня – лес тёмный.

Я уже почти дошёл до двери, когда Тристан неторопливо воздвигся из недр покойного кресла, где проводил значительную часть своего времени. После завтрака, как правило, только сигаретный дым да шелест газетных страниц напоминали о его присутствии. Он зевнул и потянулся.

– А, ты к мисс Грантли! Пожалуй, и я с тобой. Надо бы проветриться.

Я только обрадовался. Спутником он всегда был очень приятным.

– Ну, так едем.

Мисс Грантли встретила нас в тесно облегающем фигуру небесно-голубом комбинезоне из какой-то плотной шёлковой материи. Он её отнюдь не портил.

– Огромное спасибо, что вы поторопились, – сказала она. – Идите за мной.

Идти за ней было настолько интересно, что Тристан не заметил приступки за дверью козьего сарая и рухнул на колени. Мисс Грантли только оглянулась и, не замедляя шага, направилась к дальней перегородке.

– Вот она... – Мисс Грантли прижала ладонь к глазам. – Просто смотреть на могу...

Тина была великолепной белой козой сааненской породы, но смотреть на неё и правда было страшно: с плеча свисал лоскут ложи, в треугольной ране поблёскивала гладкая поверхность сгибательных и разгибательных мышц, из сгустков крови проглядывала лопаточная кость.

Но я только мысленно потёр руки. Рана-то неглубокая. Зашью в один миг и покажу товар лицом. Я живо представил себе, как делаю последний стежок и киваю на почти невидимый шов.

"Ну-с, вид куда более аккуратный, не правда ли?" И мисс Грантли ахает от восхищения.

– М-да... м-да... – бормотал я в лучшем своём профессиональном стиле, ощупывая повреждённое плечо. – Не слишком хорошо... не слишком...

Мисс Грантли судорожно стиснула руки.

– Но спасти её вы всё-таки сможете?

– Ну, разумеется, – внушительно ответил я. – Шить придётся много и долго, но я не сомневаюсь, что она выкарабкается.

– Славу богу! – Мисс Грантли испустила вздох облегчения. Сейчас принесу горячей воды.

Вскоре я был готов приступить к делу. Иглы, вата, ножницы, шовный материал и пинцеты разложены в строгом порядке на чистом полотенце, Тристан держит голову Тины, мисс Грантли с тревогой смотрит на козу, чтобы в любую секунду броситься ей на помощь.

Я тщательно очистил раневую поверхность и участок вокруг, щедрой рукой насыпал антисептического порошка и начал шить.

Мисс Грантли быстро приспособилась подавать мне ножницы после каждого стежка.

Всё шло прекрасно, но рана действительно была большой, и мне предстояло шить и шить. Надо бы подыскать тему для занимательного разговора...

Тут раздался голос Тристана, чей ход мысли, видимо, совпал с моим:

– Замечательные животные – козы, произнёс он с восхищением.

– О, да, – мисс Грантли озарила его улыбкой. – Совершенно с вами согласна.

– Ведь если подумать, – продолжал Тристан, – почти наверное первыми домашними животными были они. Не перестают изумляться тому, сколько найдено свидетельств одомашнивания коз в доисторический период! Мы видим коз на пещерных рисунках, и самые древние письменные источники во всех уголках мира непременно упоминают о них. Они были спутниками человека с самых незапамятных времен. Какая увлекательная мысль!

Я оторвался от шитья и посмотрел на Тристана. Нас связывали дружеские отношения, и мне были известны почти все его увлечения. Козы в их число не входили.

– И ещё одно, – не унимался он. – Какой у них замечательный организм! Они же едят корм, который другие травоядные в рот не возьмут, и дают много отличного молока.

– Ах, да, – завороженно вздохнула мисс Грантли.

Тристан засмеялся.

– И вообще редкостные молодцы. Выносливые, отлично приспосабливаются к любым климатическим условиям, не знают, что такое страх, и готовы сразиться с любым противником, пусть он хоть втрое их больше. Не говоря уж об общеизвестном факте, что они способны без дурных последствий поедать многие ядовитые растения, от которых любое другое животное в два счёта ноги протянет.

– Да, они изумительны! – Мисс Грантли сунула мне ножницы, не отводя взгляда от моего приятеля.

Я почувствовал, что пора и мне внести свою лепту.

– Козы, безусловно, на редкость... – начал я.

– Однако, должен признаться, – Тристан неудержимо нёсся вперёд, – больше всего мне в них нравится их дружелюбие. Они общительны, привязчивы и потому-то так часто становятся любимицами своих хозяев.

Мисс Грантли кивнула.

– Совершенно верно.

Тристан протянул руку к кормушке и пощупал сено.

– Я вижу, вы кормите их правильно. Тут как раз в меру грубого корма – чертополох, ветки кустарника, жёсткие стебли. Конечно, вы знаете, что козы предпочитают их простой траве. Не удивительно, что они у вас все такие здоровые.

– Благодарю вас... – Она чуть-чуть порозовела. – Но я, естественно, даю им и концентраты.

– Зерно, надеюсь, не дроблёное?

– Да-да, только такое!

– Отлично. Поддерживает нормальную кислотность в желудке. Вы ведь знаете, что пониженная кислотность может привести к гипертрофии желудочных стенок и к снижению жизнедеятельности бактерий, расщепляющих целлюлозу?

– Не совсем... Я не очень разбираюсь в таких терминах. – Она взирала на него, как на боговдохновлённого пророка.

– Ну, ничего! – снисходительно сказал Тристан. – Вы ведь делаете всё, что надо и как надо, а это главное.

– Будьте добры, ножницы, – буркнул я. Согнутая спина уже сильно ныла, и меня несколько уязвляло растущее убеждение, что мисс Грантли позабыла о моём существовании.

Но я продолжал шить, с удовлетворением следя, как рана становится всё меньше и меньше, и ошеломлённо прислушиваясь к разглагольствованиям Тристана об образцовых помещениях для коз, их оптимальных размерах, вентиляции и относительной влажности воздуха.

Но всему приходит конец. Мисс Грантли словно бы не заметила, как я положил последний стежок и утомлённо выпрямился.

– Ну-с, вид куда более аккуратный, не правда ли?

Но ожидаемых восторгов не последовало, так как Тристан и хозяйка моей пациентки оживлённо беседовали об относительных преимуществах разных козьих пород.

– Так вы действительно сторонник тоггенбургских и англонубийских коз?

– О, да! – Тристан глубокомысленно наклонил голову – Превосходнейшие породы. И та и другая.

Тут мисс Грантли обнаружила, что я уже не шью.

– О, благодарю вас, – произнесла она рассеянно. – Вы были так обязательны. Я очень признательна. А теперь вы оба должны выпить кофе.

Мы расположились в элегантной гостиной, балансируя своими чашками на коленях, и Тристан продолжал ораторствовать. Он подробно рассмотрел вопросы размножения и родовспоможения, а также проблему вскармливания козлят, отобранных у матери.

Когда же он углубился в тонкости анестезирования при обезроживании, мисс Грантли вдруг обернулась ко мне. Нет, она всё ещё была во власти его чар, но, без сомнения, вспомнила о правилах вежливости.

– Мистер Хэрриот, я несколько тревожусь. Мои козы часто пасутся на одном лугу с овцами и ягнятами соседнего фермера, а теперь выяснилось, что у тех кокцидиоз. Не могут ли мои козы заразиться от них?

Я отпил кофе, чтобы дать себе время подумать – Ну-у... э... на мой взгляд...

Тристан мягко перехватил инициативу:

– Весьма маловероятно. Практически установлено, что кокцидиозы специфичны для своих носителей. По моему мнению, вы можете быть абсолютно спокойны.

– Благодарю вас. – Затем мисс Грантли вновь взглянула на меня, словно давая мне последний шанс. – Ну, а глисты, мистер Хэрриот? Не могут ли мои козы заразиться от овец глистами?

– А? Ну, скажем... – Моя чашка подпрыгнула на блюдце, и у меня на лбу выступила лёгкая испарина. – Дело в том...

– Совершенно верно! – Тристан снова неназойливо пришёл мне на выручку. – Мистер Хэрриот абсолютно прав: гельминтоз – иное дело, и опасность заражения очень велика, поскольку нематоды у коз и овец одни и те же. Вы обязательно должны регулярно проводить дегельминтизацию, и, если желаете, я мог бы немного вас проинструктировать...

Я постарался погрузиться в кресло поглубже и не слишком внимательно слушал его эрудированные объяснения особенностей новейших глистогонных средств и их воздействия на трихостронгил, гемонхусов и остертагий.

Когда же он исчерпал тему, мы простились и мисс Грантли пошла нас проводить до машины, я сказал;

– Снять швы я приеду через десять дней.

И тут же сообразил, что это была единственная осмысленная фраза, которую я произнёс за всё утро.

Едва мы миновали первый поворот, как я остановил машину.

– С каких это пор ты стал знатоком и любителем коз? – осведомился я с горькой иронией. – И какими это ты премудростями сыпал? Где ты их набрался?

Тристан испустил подавленный смешок, а потом откинул голову и расхохотался во всё горло.

– Извини, Джим, – пробормотал он, немного успокоившись. – Но ты же знаешь, у меня скоро экзамены, и один профессор, по слухам, на козах просто помешан. Вчера вечером я перечитал всё, что только сумел найти об этих тварях. А тут вдруг такая возможность устроить генеральную репетицию!

Ну, что же... Мозг Тристана впитывал информацию, точно губка, и я легко поверил, что всё им изложенное он запомнил с одного раза и навек. А мне студентом приходилось по пять раз перечитывать одно и то же, чтобы оно тут же не улетучилось из памяти.

– Ах, так! – сказал я вслух. – Дай-ка мне почитать эти твои справочники. Я даже не догадывался, какой я невежда.

 

***

 

Неделю спустя эпизод получил небольшое продолжение. Мы с Зигфридом вошли в столовую вместе, и он вдруг остановился как вкопанный: на столе стояла знакомая жестянка, упакованная в обёрточную бумагу. Но стояла она перед тарелкой Тристана!

Зигфрид медленно направился к ней и прочёл адрес. Я последовал его примеру. Да, миссис Холл ничего не напутала. Надпись на наклейке гласила: "Мистеру Тристану Фарнону".

Зигфрид молча сел на своё место во главе стола. Вскоре к нам присоединился Тристан, с интересом оглядел жестянку и принялся за еду.

Никто не произнёс ни слова, но в воздухе чувствовалось электрическое напряжение. Факт оставался фактом, пусть на время, но пальма первенства принадлежала Тристану.