Объективная психология 40 страница

Мы делаем отстраняющий жест рукою, когда мы хотим отвергнуть какое-либо возражение, но то же мы делаем, когда хотим предотвратить действительно грозящую нам опасность. Нередко отмахиваются рукою с целью отделаться от какого-либо неприятного предложения, но то же делают, когда желают отмахнуться рукой от назойливо летающей перед глазами мухи.

Нередко подбочениваются обеими руками, принимая беззастенчивую позу, но то же положение up и да ют рукам, когда хотят выпрямить свой стан, чтобы свободно вздыхать воздух. Нередко морщат лицо, когда думают о чем-либо тяжелом и неприятном, но то же делают, когда подвергаются какому-либо невыносимо тяжелому внешнему раздражению.

Мы отплевываемся и произносим *тьфу!&, когда хотим решительно осудить какой-либо поступок, но то же мы делаем, когда испытываем на себе действие противного вкусового вещества.

Мы пожимаем руку в знак симпатии, но мы также жмем руку, удер­живая друга, когда он хочет от нас удалиться. При сознании вины нередко потупляют взор, но то же делают, когда желают избавить свои глаза от действия света.

Нередко опускают голову и руки в знак своего бессилия, но голова и руки опускаются и в том случае, когда от полного физического утом­ления человек оказывается в состоянии, близком к прострации.

Мы грозим кому-нибудь пальцем, желая выразить этим наше пори­цание, но почти то же самое делают, когда хотят легко наказать кого-либо, ударяя его своим пальцем,

Поцелуй — &тот знак любви у человека — я лизание у животных, без сомнения, представляют повторение того простого рефлекторного акта, который мы имеем в сосании ребенком груди своей матери и обли­зывании чего-либо сладкого.

Мы гладим своего друга и прижимаем его к себе в знак расположения к нему, но то же поглаживание и прижимание мы делаем по отношению к ушибленной части тела с целью облегчения от «болевого» раздражения.

Всякий согласится с тем, что и объятияt служащие символом распо­ложения и привязанности, явились также результатом воспроизведения простого обхватывания, наблюдаемого в период физической любви*

Пантомимические и другие выразительные движения

Что касается пантомимических, иначе изобразительных, движений, то и здесь речь идет, собственно, о воспроизведении тех движений, ко­торые производятся как подражательные в виде толкания, указывання, удерживания и ощупывания предметов, а также в виде подражания

другим лицам и их действиям. Так, те движения, которые обнаруживаются у игроков на бильярде* когда человек рукою, головой и даже всем туло­вищем как бы толкает шар в том направлении, куда он намерен был его послать, или как бы его задерживает от готовящегося удара о другой шар, повторяют, в сущности, те самые движения, которые человек произ­водит, толкая шар в известном направлении или желая остаиовить шар от дальнейшего движения.

Близкое отношение к рассматриваемым движениям имеет и ряд голо­совых выразительных звуков в виде восклицаний «ах», «ох», «увы» и т. п. как выражений неожиданности, испуга и т. п., так как те же звуки воспро­изводятся при неожиданном стуке и резких «болевых» раздражениях.

Далее следует отметить сопутствующие выразительные движения, ко­торые состоят, например, в движении челюстей при разрезывании ножни­цами бумаги, мерном движении губ у гребцов и т. п. Здесь речь идет как бы о распространении известных движений на другие области тела, которые повторяют или воспроизводят основные телодвижения, следовательно, в сущности, дело сводится так же к подражанию.

Наконец, упомянем еще о важной группе символических движений, которые состоят из знаков, хотя и стоящих в более или менее отдаленном соотношении с известными внешними раздражениями, но также прочно с ними сочетающихся При посредстве промежуточных следов; сюда отно­сятся, например, движения рук у управителя хором и т, ц, В пении и му­зыке быстрый темп по сочетанию вызывает стремление к быстрому дви­жению; высокие тона голоса и музыки возбуждают рефлекс в виде под-пятин руки или всего туловища; низкие тоны, наоборот, возбуждают реф­лекс в форме понижения рук и даже всего тела. На этом основаны все сим­волические движения управителя хором и капельмейстера. Всем извест­но, что движения палочки капельмейстера соответствуют темпу, силе и высоте звуков оркестра, являясь воспроизведением вышеуказанных реф­лексов. Отсюда понятно, почему хоровое пение и при оркестре не только приобретает вместе с движением рук управителя хором илц капельмей­стера общую стройность, но и облегчается благодаря тому* что зрительное впечатление от движения рук и смычка управителя возбуждает по соче­танию соответствующий рефлекс у игрока на инструменте.

Даже и речь в значительной мере представляет собою не что иное, как такого рода символические выразительные движения, сложившиеся у

народа веками. Кроме того, особый вид символических движений и жестов встречается в отдельных странах* кругах и даже семьях как простая ус­ловность. Таких условных: жестов и движений придерживаются иногда некоторые тайные общества, как, например, шайки контрабандистов, во­ров, разбойников и т. п. Сюда же должна быть отнесена и пальцевая ми­мика глухонемых.

Нет надобности говорить, что я в этих случаях мы имеем дело, в сущ­ности» также с воспроизведением известных движений благодаря сочета­тельной деятельности нервных центров.

Биологическое развитие жестов и других символических движений

Что касается биологического происхождения жестов и пантомимических движений или вообще символической мимики, как можно было бы ее обозначить, то в этом отношении авторы обыкновенно объясняли проис­хождение этих движений совершенно так же, как и происхождение мими­ческих движений, в большинстве случаев не строго обособляя одни дви­жения от других. Выше, при рассмотрении мимики, уже была приведена литература, относящаяся к этому вопросу, и поэтому здесь нет надобности вновь возвращаться к ней. Мы заметим лишь, что символическая и подра­жательная мимика, являясь вопроизведением личных движений, как бы самоподражанием, составляет вместе в психорефлекторной мимикой тот первичный язык, язык мимикит жестов и изображительных движений, который понятен без слов и который как более примитивный язык должен был развиться ранее членораздельной речи. Его возникновение явилось ближайшим результатом репродуктивно-сочетательной деятельности нервных центров, внешним же условием его развития явилась социальная жизнь и необходимость взаимообщения.

В этом отношении хотя подражательные пантомимические движения и так называемые жесты, или символическая мимика, и не могут быть рассматриваемы как движения, непосредственно необходимые для жиз­недеятельности орган нам а, ио они необходимы ему как символические знаки, имеющие важное значение при общении между отдельными инди­видами, следовательно, являющиеся весьма важными и существенно необходимыми в социальном отношении.

В указанном смысле известное социальное значение имеют, в сущности, все вообще мимические движения и, поскольку социальная жизнь необхо­дима для сохранения вида, постольку мимические движения полезны и в биологическом смысле. Но, без сомнения, символические движения и между ними обнаружение голоса, играют в этом отношении наиболее важ­ную роль, так как дают возможность передать символически знаки одного животного другому на более или менее значительном расстоянии.

Для указанной цели имеет значение то обстоятельство, что основные мимические движения как развившиеся в виде целесообразных актов у всех особей одного и того же вида представляются одинаковыми.

Тот же закон имеет силу и по отношению к человеческим расам, у ко­торого мимика оказывается в основных чертах одинаковою или приблизи­тельно одинаковою.

В виду того что символическая мимика развивается в связи с члено­раздельною речью, она вообще крайне бедна в животном царстве, пред­ставляя богатое развитие главным образом у человека.

С другой стороны, так как развитие человека происходило в связи с

социальными условиями, то хотя эта символическая мимика более или менее общая в основных своих проявлениях всем человеческим расам бла­годари тому, что основные личные движения у всех рас одни и те же, но все же в отношении этой мимики в отличие от сочетательно-рефлекторной мимики имеются и некоторые особенности между отдельными народами.

По словам Мантегацца, «в главнейших чертах между выражениями всех народов земного щара замечается согласие: всюду смеются и плачут, всюду ласкают для выражения любви; всюду показывают кулак или высо­вывают язык, чтобы засвидетельствовать ненависть и презрение... Разли­чия проявляются в подробностях» 7.

Даже отдельные восклицания представляют у различных народов много сходного между собою, что указывает на общие условия происхож­дения языка.

Должно, однако, иметь в виду, что более полное согласие существует только по отношению к рефлекторнымt сочетательно-рефлекторным, подражательным и сопутственным мимическим движениям; между тем как жесты или символическая мимика не представляет полного тождества у различных народов.

Так, по свидетельству Дарвина и других исследователей, можно ука­зать на австралийцев, папуасов, фиджийцев, маоритян, таитян, сомалий­цев, эскимосов и древних японцев как на расы, не знающие поцелуев. Не­которые же народы, как, например, малайцы, высказывают свое располо­жение при приветствии соприкосновением носов.

Равным образом и объятия представляются неодинаковыми у различ­ных народов. По Мантегацца, «способ объятия бывает различен даже у ци­вилизованных племен: то обнимающиеся обхватывают туловище друг друга обеими руками, то перекидывают друг другу через плечо одну руку, ка­саясь ею различным образом спины. Иногда объятие совершается в два приема: обнимают сначала одну, а потом другую сторону туловища друга или своей подруги» *.

Вышеуказанные различия объясняются, очевидно, тем, что символи­ческие мимические движения подчиняются не одним только биологиче­ским условиям, но еще иным, в особенности социальным отношениям и влияниям, которые оказываются не выполне одниковыми у различных народов, разделенных между собою естественными географическими условиями,

О значении речи в развитии общих сочетаний

Выше шла речь о том, какое важное средство представляет собою симво­лизация следов с помощью членораздельных звуков в развитии невро-психики вообще, не говоря уже о значении речи как орудия общения между людьми. Тем не менее довольно распространенное мнение, что развитие речи и сочетательная деятельность в форме так называемого мышления идут рядом друг с другом 9, не может быть принято безусловно. Дело в том, что сочетание следов внешних раздражений возможно и при отсутствии речи, как это мы имеем основание допустить по отношению к животным и как можно наблюдать у глухонемых от рождения. С другой стороны, мы знаем, что жесты и мимика в младенческом возрасте в зна­чительной мере восполняют недостаток речи.

7 Мантегацца П. Физиономия и выражение чувств. Киев, 1886, С. 129, Там же* С. 433* в См.: Циген 7\ Физиологическая психология, СПб., 1896, С. 178ч

Не подлежит, однако, сомнению, что членораздельная речь, состоящая на движений гортани, языка, мягкого нёба и губ, является важнейшим орудием более сложных сочетательных процессов, а также лучшим выра­жением характера и направления нервно-психической деятельности.

Вышеуказанная способность объединения следов в общие сочетания является сравнительно поздним по времени процессом в развитии ре­бенка. Некоторые думают даже, что она появляется вместе со способно­стью говорить (Локк, Ромене). Однако другие приводят факты, доказы­вающие, что эта способность в элементарном виде появляется раньше речи. Надо, однако, заметить, что звуковые знаки речи ребенком усваиваются много раньше, чем появляется настоящая речь, и эти знаки, без сомне­ния, оказывают существенную помощь в образовании общих сочетаний. Да и раньше этого у ребенка имеются простые звуки, жесты и мимика, представляющие ту элементарную речь, которая уже оказывает суще­ственную помощь сочетательной деятельности. Вот почему мы полагаем, что примитивная символизация> раньше чем появится членораздельная речь, не может не оказывать своего влияния на образование общих сочетаний.

Если глухонемые проявляют способность развивать общие сочетания, то не следует забывать, что они имеют также очень хорошо развитую речь жестов и мимики.

Точно так же и у животных нельзя отрицать образования общих соче­таний, но и здесь мы встречаемся с элементарным языком в форме звуков и мимических движений, которые служат как известные знаки или сим­волы, могущие играть существенную роль в развитии общих сочетаний. По крайней мере исключить эту возможность трудно.

Итак, если мы согласимся с Ргеуег'ом, что общие сочетания (понятия) у ребенка могут обнаруживаться в элементарных формах до развития речи, то, во всяком случае, это не исключает того положения, что общие объединяющие сочетания развиваются в связи с развитием первоначальной символической речи, а позднее под влиянием развития словесных звуко­вых следов, которые к тому же усваиваются в детском возрасте много раньше двигательной речи.

Во всяком: случае, общие сочетания находятся в столь тесной связи с развитием речи, что более сложные общие сочетания у человека не могут развиваться без содействия речи, как показывают наблюдения над глухо­немыми. И у новорожденных общие сочетания развиваются в сравнительно позднем возрасте. Хотя и есть указания, что у детей семи месяцев уже возможны общие сочетания, но другие указания дают право думать, что даже ребенок семнадцати месяцев не мог расчленять вкусовые и обоня­тельные впечатления на свои составные элементы (Ргеуег).

Такие же общие сочетания, как величина и доброта, не доступны были и мальчику трех лет. Что касается, наконец, числовых сочетаний, то даже элементарные из них плохо усваиваются ребенком двух лет.

С другой стороны, из начатков речи, которая появляется обыкновенно на второй год жизни ребенка, можно убедиться, что объединение путем символизации у ребенка сначала бывает чрезвычайно обширным. Так, нап­ример, мой ребенок, впервые увидел плавающего в воде рака, if затем все животные и предметы, плавающие в воде, даже простая плавающая до воде бумажка, объединялись им под названием «рак».

Другой из моих детей словом *мимо» называл кресла, стулья и вообще все, что давало возможность сидеть, только потому, что при попытках садиться ребенка на свое детское кресло его обыкновенно предупреждали, чтобы он не сел мимо,

■..

.345

Об оценке внешних и внутренних воздействий

Оценка внешних и внутренних воздействий, представляющаяся очень важ­ным процессом в нервно-психической деятельности, выполняется обычно также с помощью си м вол и чес кой, особенно словесной реакции.

Сами по себе следы от внешних и внутренних воздействий, т, е, ма­териальные изменения, которые при этом происходят в мозгут остаются для самого лица неопределимыми, но сопутствуемые им изменения в субъективной сфере известным образом оцениваются испытывающим их лицом.

Упомянутые субъективные изменения лежат всецело в области субъективной психологии и не могут быть предметом рассмотрения объективной психологии, но самая оценка на основании этих субъек­тивных явлений внешних и внутренних воздействий представляет собою явление вполне объективное, и как таковое подлежит рассмотрению пси­хорефлексологии.

Всякому понятно, что такого рода оценка не находится в прямом соот­ношении с внешними воздействиями, а стоит в зависимости главным образом от связанных с этими воздействиями и их следами сочетаний. Поэтому оценка внешних и внутренних воздействий не всегда отвечает их действительному характеру; но тем не менее изучение этой оценки яв­ляется существенно важным для психорефлексологии, так как оценка яв­ляется объективным показателем индивидуального отношения личности к внешним и внутренним воздействиям при данных условиях.

Мы начнем с рассмотрения оценки внешних воздействий.

Все вообще внешние раздражения, приводящие к развитию внешних впечатлений, оцениваются испытываемым их лицом, как мы уже упоми­нали, не соответственно их объективным влияниям, а соответственно тем особым «субъективным* изменениям, которые доступны лишь самому лицу, подвергающемуся раздражению.

Поэтому и словесные символы и другие знаки, которые служат для объективного обозначения последствий внешних влияний на организм, служат, собственно, не для определения объективных последствий внеш­них влияний, а для обозначения тех перемен, которые при этом субъек­тивно испытываются данным лицом. Когда человек подвергается механи­ческим раздражениям: на своей кожной поверхности, он говорит об испы­тываемом им тактильном ощущении щекотания или боли.

При действии лучистой энергии на кожу он говорит о тепле или холоде, при колебании почвы, например подставки под ногами, он говорит о нару­шении устойчивости, при достижении до кортиева органа воздушных воля определенной скорости он говорит о звуке или шуме, при действии лучи­стой энергии определенных колебаний на сетчатку он заявляет о свете или цветах, при действии на сетчатку отраженных лучей от предметов он заявляет о видении им последних, при действии растворимых химических веществ, раздражающих нервные окончания сосочков языка, он говорит о вкусе и, наконец» при раздражении Шнейдеровой оболочки летучими веществами он говорит о запахе.

Соответственно интенсивности субъективных переживаний, возбуж­даемых внешними воздействиями и производится, как показывает опыт каждого человек, оценка силы внешних воздействий*

Как уже упомянуто, для психорефлексологии имеют значение, соб­ственно, не сами субъективные переживания» относящиеся всецело к области субъективной психологии, а лишь доступные объективному ис­следованию определения или оценки, которые производятся кадедьЫ

по отношению к внешним воздействиям, будут ли эти определения или оценки производиться с помощью речи или с помощью других каких-либо знаков.

Заметим прежде всего, что определение локализации внешних воз­действий, действующих на различные воспринимающие органы, оказы­вается неодинаковым. Так, одни из кожных раздражений, например при­косновение, определяются на поверхности тела, благодаря чему могут быть оцениваемы и относительные размеры прикасающегося предмета, тогда как другие раздражения, например уколы, действие тепла или холода, уже не определяются строго на поверхности тела, а как бы внутри кожных покровов, причем топография их действия определяется уже менее точно, тогда как интенсивность их действия на кожную поверхность определяется более точным образом.

Из других внешних раздражений звучащие предмета опреде­ляются по направлению их действия на орган слуха и очень слабо по от­ношению к их расстоянию от головы человека.

Световые раздражения в форме предметов определяются не только по направлению, но и по расстоянию от головы человека, а также по их размерам и форме. Вкусовые раздражения сами по себе почти не дают воз­можности определять местоположение их на языке, но размер вкусовых веществ, равно как и их локализация, определяются главным образом бла­годаря тактильным впечатлениям, обусловленным сопутствекными меха­ническими раздражениями языка. Наконец, обонятельные раздражения определяются главным образом по интенсивности, но не по размерам и локализации, которая определяется собственно движениями головы и пе­редвижением всего тела.

От этих общих замечаний перейдем к рассмотрению частностей в от­ношении определения и оценки различных внешних воздействий. С самого начала займемся кожными раздражениями.

Оценка кожных раздражений

По характеру своему механические раздражения кожи и слизистых оболочек, обусловленные действием внешних энергий на поверхность тела, могут представляться в виде слабого прикосновения, в виде постоян­но усиливающегося давления и в виде сильных механических влияний, так или иначе нарушающих поверхность покровов под местом механического влияния. Соответственно этому мы может говорить о прикосновении, о дав­лении и ранениях вследствие толчков, уколов и проч. как основных меха­нических раздражениях кожной поверхности, а равно н доступных внеш­ним влияниям слизистых оболочек. Обыкновенно получающиеся при этом

ощущения определяют как осязательные и болевые, соответствующие же им раздражения называются касательными давящими и разрушаю­щим и t например колющими, режущими и т. п, Врочем, между прикосно­вением и давлением разница заключается лишь в степени.

Вышеуказанное разделение внешних раздражений основывается и ра неодинаковой рефлекторной реакции, обнаруживаемой на эти формы раздражения. Так, известно, что от прикосновения в тех или других об­ластях тела получается местный рефлекс с наступательным характером; рт давления мы получаем первоначально также наступательную реак­цию, которая при известной степени давления переходит уже в оборони­тельный рефлекс, разрушающие же влияния всякого рода обыкновенно рряводят с первого момента к появлению местного рефлекса оборони-

тельного характера, который при более сильном раздражении переходит в Общий рефлекс оборонительного же характера.

Вместе с тем прикосновение, давление и разрушающие влияния вызы­вают различные эффекты в дыханиит сердечно-сосудистой системе и сек­реторной деятельности.

Заслуживает внимания, что одинаковые по силе раздражители в виде прикосновения, давления и разрушающих влияний» действуя на различ­ные области тела, сопровождаются неодинаковым эффектом. Известно, что в одних местах, таких, как рефлексогенные области, эффект даже от слабо­го ожного раздражения оказывается столь сильным, что наступает более или менее резкий рефлекс, тогда как в других областях то же раздражение не возбуждает соответствующей рефлекторной реакции или лишь очень слабую. Точно так же н по отношению к нежным давящим раздражениям имеется заметная разница в отношении рефлекторных эффектов в раз­личных частях кожной поверхности. Это одинаково замечается при оценке внешних раздражений.

Между прочим, Aubert и Kammler l0 при изучении давящих раздра­жений обратили внимание на тот факт, что области волос, согласно.их личной оценке, при раздражении дают более резкое впечатление, нежели области кожи, лежащие между волосами. То же подтвердил и Blaschko, который объясняет этот факт давлением в первом случае на волосяной мешочек п.

Равным образом и ВНх 12 при своих исследованиях пришел к выводу, что «точки давления* совпадают с местами, где содержатся волосяные мешочки, хотя он не отрицает лх существования и между волосами. Рав­ным образом и Goldscheider признает, что «точки давления» обычно сов­падают с волосами 13,

Что касается низшего механического порога раздражения, то по лич­ной оценке он оказался неодинаковым для разных областей тела. Так, в области лба внешнее раздражение дает возможность оценки при наимень­шей тяжести 0,002 г, тогда как на животе оценка совершенно одинакового характера производится при тяжести в 0,005 г.

Оценка волосковых раздражений

В числе особых механических влияний, действующих на кожную поверх­ность, следует иметь в виду так называемые волос ков ые раздражения и раздражение дрожанием или вибрациями.

Что касается волосковых раздражений, то подобные исследования в этом отношении были произведены у нас д-ром Ноишевским, Ноищевским и Осиновым, мною и Чудновским,

10 АиЬеП Я. H,t KammUr A. Das minimum der Druckempfindumg. Moleachott's Unterauchung zur Naturtehre. 1898.

11 Blaschko Hr. Zur Lehre von den Druckemfindungen // Verhandlungen der physiologischen Gesellacbaft zu Berlin // Archiv fur Physiologie. 1885. S. 349.

19 Bl\x M. ExperimeEtelle Beitr&ge zur Losung der Frage uber die specifiche Energie der Hautnerven//Zeilschrift fur Biologie. Munchen; Leipzig, 1884. Bd. XX. 3. 141—160; 1885. Bd. XXI. S+ 145-160.

ia Goidschetder A. Nachtrag zu d. MiUeitung u, die spec Energie ± Haul nerven // Mountechr, f. Dermatobgie. 1885. Bd. IV.

14 Lekarsky N. 1896. N. 6; 1897. N. 5; Ноишевский К, И., Осипов В. П. О волосковов чув­ствительности у здоровых // Обозр. психиатрии, неврологии и экспериментальной психо­логии. 1898. № 10, С. 770—777; Бехтерев В. М. Электрический трихоэстезиометр для исследования гак называемой вол основой чувствительности тела // Обозрение психиат­рии» неврологии а экспериментальной психологии, 1898. № 10- С. 51, С, 777—779.

Для раздражения в атом случае можно пользоваться обыкновенным во­лосом, лучше же всего пользоваться специально приспособленным ин­струментом, например прибором Ноишевского или устроенный мною электрическим трихэстезиометром. В обоих этих аппаратах действующим раздражением для кожных волосков является волосковая пружинка, при­косновение и давление которой вовсе не осуществляется на кожной по­верхности.

Благодаря этому условию можно убедиться в самостоятельном дей­ствии волосковых раздражений, так как в местах, где восприимчивость к прикосновению, согласно личной оценке, очень велика, как, например, на концах пальцев, вол основы е раздражения благодаря отсутствию волос вовсе не действительны, тогда как на местах кожи со слабою впечатли­тельностью к прикосновению волосковые раздражения при отсутствии прикосновения к кожной поверхности, следовательно, при колебания с помощью пружинки прибора одних волосков, определяются хорошо, как, например, на переносье и на лбу. Равным образом и в патологических случаях при утрате кожной впечатлительности к прикосновению воло­сковые раздражения могут оказаться действительными, и наоборот. С другой стороны, можно наблюдать случаи резкой гиперестезии к воло-сковым раздражениям при нормальном состоянии впечатлительности кожи или даже при ослаблении последней к другим раздражениям [Б.

Дальнейшие результаты произведенных у пас исследований над оценкой волосковых раздражений (д-р Нойшевский) сводятся к сле­дующему;

1) волосковая впечатлительность есть не только впечатлительность sui generis, но и самая тонкая впечатлительность кожи;

2) она находится в обратном отношении к толщине волос и в прямом отношении к числу волосков, содержащихся в квадратной сантиметре;

3) получить «волосновый рефлекс» легче всего раздражением волосков по близости к естественным отверстиям тела;

4} волосковый рефлекс состоит в сокращении одной или нескольких мышц, ближайших к месту раздражения волосков. Есть случаи патоло­гические, где волосковый рефлекс резко выражен, несмотря на то что волосковая впечатлительность отсутствует;

5) гипотеза так называемых осязательных кругов или кругов прикос­новения абсолютно не применима по отношению к волосковой впечатли­тельности: падает ля раздражение ближе или дальше от волоска, все равно впечатления не получится, если только самый волосок будет тронут;

6) щекотная впечатлительность не должна быть смешиваема с волос-новой впечатлительностью, ибо она представляет собой особый род впечатлительности, отдельный от волосковой впечатлительности;

7) тонкость волосковой впечатлительности после искусственного устра­нения щекотной впечатлительности (например, усиленным мытьем кож­ных покровов с мылок) нисколько не уменьшается;

8) местности кожи, наиболее богатые железами, как-то: ладони, подош­вы, подмышки — отличаются и наиболее интенсивной щекотной впечатли­тельностью;

9) трение, спирт и мыло, удаляя содержимое сальных и потовых желеа, вместе с тем уничтожают и щекотную впечатлительность;

10) давление и растяжение кожи мгновенно уничтожаем волоековую впечатлительность в участках кожи, подвергнутых давлению; вместе с прекращением давления появляется вновь и волосковая впечатлительность, но впечатлительность от давления не исчезает.

См+: Бехтерев В. М. Электрический трахоэстеэцодотр для исследования так волосковой чувствительности тела.

Оценка вибрационных раздражений

Переходя к рассмотрению оценки вибрационных раздражений необходимо иметь в виду, что Treitel ie> пользуясь звучащим камертоном, обратил вни­мание на вибрационную впечатлительность кожи, которая, по его мнению, зависит от волосков. Затем мы имеем ряд исследований относительно виб­рационной впечатлительности кожи и других частей тела, из которых позд­нейшие принадлежат Науману, Минору 1Т и затем д-ру Владимирскому из нашей лаборатории. Последние произведены с более точными прибора* ми, причем автор пользовался в значительной части своих опытов устроен­ным по моему предложению большим электрическим вибрационным при­бором, который дает возможность устранять давление и пользоваться в то же время всей шкалой камертонов Bezold'a ори звучании их с помощью электрического тока в течение любого времени; причем с помощью введе­ния реостата вибрационные колебания по желанию экспериментатора могли быть то увеличиваемы, то уменьшаемы.

Прежде всего, руководствуясь своими наблюдениями iat я убедился вопреки мнению многих авторов, что вибрационная впечатлительность не есть только свойство костной ткани, как полагали некоторые авторы, а напротив того, вибрации являются раздражителями всех вообще тканей, в том числе и более мягких областей тела, но последние требуют более крупных, более резких колебаний, которые даются более низкими камер­тонами. Эти данные затем подтверждены и другими авторами, например, Минором.

Исследования, проводимые у вас д-ром Владимирским, показал и, что:

1) Такой орган, как палец, обнаруживает своего рода приспособление к дрожательному раздражению- Так, палец, неподвижно прижатый к руч­ке камертона с давлением в 200 г, отмечает постепенно замирающие виб­рации звучащего камертона в течение 31,5 с,.тогда как неподвижный палец при отсутствии какого-либо давления отмечает вибрацию одинаково звучащего камертона в течение 28,2 с, а палец, совершенно свободно прис­пособляемый, продолжает улавливать колебания одинаково звучащего того же камертона в течение 38,4 с.