Точки излучения

Уникальность природы шекспировской драматургии за­ключается в том, что она бесконечно подвижна, бесконечно изменчива. Взглянешь на книжную полку с томами пьес Шекспира и задумаешься: как же они могут меняться? Вот они стоят на полке, и если я выйду из комнаты, а потом вернусь, они по-прежнему будут там стоять. Да, в самом деле, пьесы никуда не исчезнут, но доказывает ли это, что с ними ничего не про­исходит? Я только что читал своему маленькому сыну «Тарзана». Когда Тарзан впервые открыл книгу, он увидел какие-то каракули на странице и ему показалось, что это маленькие жучки. Оторвав взгляд от книги, он спросил: «Что это за маленькие жучки?» А когда снова взглянул на страницу, увидел, что жучков стало больше. Точно подмечено. Мне кажется, что пьесы Шек-

спира, спрятавшиеся в твердые переплеты, похожи на больших жуков, внутри которых есть жучки поменьше и совсем малень­кие. И когда взрослые ложатся спать, они передвигаются.

Приведу пример. Я работаю над переводом «Тимона Афинского» для французов. Большинство французских зрителей знает лишь четыре или пять пьес Шекспира. Они видели, на­пример, «Кориолана» и пришли к выводу, что Шекспир — фа­шист. Он — великий писатель, говорят они, но он — фашист. Я знаю, что, когда они придут смотреть «Тимона», они смутятся, потому что тот самый автор, который доказал им, что любит только генералов и презирает толпу, написал пьесу, где един­ственные честные люди — слуги. Так что фашист, в конце кон­цов, оказывается демократом. Если охватить внутренним взором сразу все шекспировские пьесы, персонажи и мысли, населя­ющие их, то может создаться впечатление, что раскладываешь одну и ту же колоду карт. Карты падают на стол всегда в раз­ном порядке, картинки сдвигаются, возникают новые узоры: зна­чение, содержание и смысл тут всегда находятся в движении.

В процессе работы над переводом выясняется еще боль­ше. Я работаю с очень тонким и умным французским писателем, Жан-Клодом Карьером[61], и он постоянно спрашивает: «Что это значит? Каково точное значение этого слова?» Он знает ан­глийский очень хорошо. Уточняя значение слова, он смотрит в словарь и спрашивает: «Какое значение из двух — более точ­ное: то или это?» Отвечаю ему: «И то, и другое.» В ходе такой работы слово для него начинает приобретать все новые и новые измерения. Тогда он говорит: «Ах, теперь я понимаю. Это des mots rayonnants [62] «.

Это определение показалось мне очень интересным — оно помогало Жан-Клоду Карьеру находить эквивалент mot juste[63], соответствующий слову оригинала, имеющему многознач­ный смысл. Когда ты имеешь дело с такими излучающими сло­вами, то обнаруживаешь многоуровневый характер слов, в ко­торых один смысловой уровень ведет к другому, создавая ас­социативную цепочку смыслов и бесчисленное множество смыс­ловых сочетаний.

Когда я начинал работать над Шекспиром, я верил, что

каждый стих имеет свое точное музыкальное звучание, которое можно зафиксировать. Мне казалось, что вариантов этого зву­чания не может быть много. Позже опыт подсказал мне, что это абсолютно неверно. Ваша склонность к музыке побуждает вас уподобить стих Шекспира музыке. Вы стремитесь зафикси­ровать эту стихотворную музыку. И вот тут-то обнаруживаете, что это невозможно. Всякая подобная попытка приведет к бес­смысленному, формальному звучанию стиха. Здесь происходит то же самое, что с актером, пытающимся повторить однажды найденную им интонацию: в результате возникает антижизнь. Следуя определенной логике, определенному смысловому по­рядку, актер должен дать возможность каждой отдельной строке открываться новой музыке, возникающей вокруг излучающих точек текста.

1970-е