ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «Путеводная нить Ариадны»«Путеводная нить Ариадны»
Блок пост был наполовину пуст. Одинокий вагончик, косо опирающийся на четыре колеса с давно сдутыми покрышками, старая вышка, на верхушке которой свисал на нескольких проводах разбитый прожектор, мирно покачивающийся на ветру. Поднятый шлагбаум, видать, давно перестал держать оборону перед особо настойчивыми людьми и только пара ежей, лежащие на давно растрескавшемся асфальте, представляли какую-то угрозу для невнимательного водителя. Из трубы над вагончиком струился дымок, а из окошка лился тусклый желтоватый свет, вроде от керосиновой лампы. Людей почти не было. Лишь двое военных подперли остов старого бронетранспортера, неспешно потягивая самокрутку на двоих. Забор обветшал. Кривая колючка, подпертая реденькими размокшими деревянными столбами, искоса торчащими из сырой, скрытой дымкой тумана земли, простиралась куда-то вдаль, утопая в силуэтах далеких, серых домов. Практически через каждые десять метров зияла очередная брешь. Утро одарило местность синим светом и низеньким туманом, окутывающим ноги, буд-то норовивши ухватиться и утащить в бесконечную молочную пелену. Тишину разрывал лишь вой сиротливой собаки, доносившийся с блокпоста. Лес был далеко позади, но сталкер не хотел смотреть на часы, в этом не было смысла. Через какие-то двадцать минут все станет ясным, хотя беря в учет то, как изменился кордон, голову уже посещали самые неприятные мысли. Они и раньше появлялись, но тогда сталкер их ловко отгонял. Теперь не получалось. Алевтина семенила рядом со сталкером, неохотно переставляя уставшие ножки. Лица путников скрасила самая что ни на есть гримаса полной безразличности. Осень. Казалось, время года даже не менялось ни разу, словно здесь, на проклятой бог знает кем земле, царил вечный листопад, всепоглощающий и губительный. В руках Бруно тащил мешок с хабаром, спешно собранным в округе заброшенной станции. Возвращаться с пустыми руками из центра Зоны даже в нынешнем положении было бы верхом глупости, даже если сдавать его уже не кому. Мечты о Золотом шаре так и остались мечтами, но сталкер не таил зла на судьбу... В рюкзаке же еще оставалась пара консервов и бутылка с водой. Жрать хотелось не в моготу, человеческого чего-то, вкусного, одурманивающего. Консервы эти сталкер сейчас с радостью бы зашвырнул подальше, за кусты, что в полной мере отразило бы его нынешнее настроение. Где-то вдалеке послышался ленивый рокот двигателя. Следом, в подтверждение услышанного, со стороны блок поста по холму спускалась патрульная машина, подскакивающая на выбоинах и взметающая вверх колесами грязь и клочья мокрой травы. Кузов нервно дрожал, трясся, кренился в стороны, когда автомобиль перекатывался по разбитой дороге с одного бугорка на другой. - Ложись! - кинул Бруно спутнице, судорожно махая ей рукой, мол, ради бога ложись, а всё остальное потом. Приказ она выполнила беспрекословно, плюхнувшись в грязь рядом со сталкером. Теперь низенький туман был как нельзя кстати. Он опоясывал макушки путников, делая их практически невидимыми. Теперь Бруно всматривался вперед, откуда был слышен нарастающий рык двигателя. Машина мерно приближалась. Сейчас было наверное шесть утра, когда с западного кордона выделяли несколько автомобилей для патрулирования предзонника с двух сторон. Как же ты об этом не подумал то, а? А еще сталкером зовешься... Странники лежали чуть поодаль от обочины, врывшись в землю. Сталкер нервно вгрызся в нее пальцами, захапывая грязь вместе с влажной, жухлой травой. - Не шевелись. - протянул он низким, дрожащим голосом. Девушка тоже дрожала, как тут не задрожать, когда лежишь на мокрой, холодной земле и втягиваешь промозглый, сырой воздух. Уже совсем рассвело. Недавно дававший надежду синий небосвод вновь сменился сплошным серым полотном, не предвещая ничего кроме сырости и мелкого дождя. Машина тем временем уже достигла того места, где лежали путники и водитель дал по тормозам. Застывшие колеса еще какое-то расстояние проскользили, впиваясь в вязкую грязь и только потом машина остановилась. Синхронно отворились три двери. Со стороны спутников спрыгнул водитель - ничем не примечательный, худенький мужичок в камуфле и в фуражке. Он закинул за спину укорот и сказал: - Перекур! С другой стороны джипа тоже показались две пары сапог, спрыгнувших в мутную лужу. - Едрить твою налево, Сирый, нашел где встать! Я только вчера сапоги начистил, сволочь. - послышалось с той стороны. - Ничего, еще раз начистишь. Все равно маешься весь день. - водила сплюнул, выпрямился и, потягиваясь, глубоко вдохнул. - Эх, хорошо. В ответ послышалось бормотание. Патрульные закурили, перекидываясь оборванными фразочками, но Бруно их уже не слушал. Он медленно, наугад отполз за кустарник, где лежала Аля. Не прогадал. Теперь они валялись рядом и сталкер наконец-то смог разглядеть девушку. - Ну как ты? - хриплым шепотом спросил он. - Холодно. - ответила она, постукивая зубами. - Да. Холодно. Но это ничего. - попытался подбодрить спутницу сталкер. Он хотел еще добавить, мол, это лучше, чем быть мертвыми, но одумался. Недолго подумав он добавил. - Ты ведь знала, на что идешь. - Знала. И сейчас знаю. Бруно изловчился и достал из-за пазухи пачку сигарет и металлическую зажигалку. Следом словил непонятливый взгляд девушки. В ответ он лишь подмигнул ей, мол, все нормально, не переживай. Трудно было определить, сколько прошло времени. Но путники успели изрядно промерзнуть до костей, прежде чем патрульные наконец-то захлопнули двери и сквозь матерщину завели с третьей попытки двигатель. Недолго постояв, машина забуксовала, выплевывая сзади фонтан грязи, после чего все-таки ринулась вперед. Теперь был слышен лишь удаляющийся рев автомобиля, машина спешно укатила прочь вдоль периметра и скрылась за холмом. Наконец-то закурю, думал сталкер, держа на готове сигарету. Чиркнул зажигалкой пару раз, сквозь искорки зажегся заветный огонек и сталкер, прикрывая от ветра ладонью сигарету поднес огонек ко рту. Сигарета задымилась, приятно потрескивая на губах. И все. Теперь можно, думал сталкер. Затем сказал, рассмеявшись и размахивая рукой сизый дым: - Пойдём, нас там заждались! В ответ он лишь словил непонятный, изучающий взгляд спутницы и только потом понял, что его пробрал словесный понос. Даже когда и мыслей толком не было и нечего было сказать он все одно нес какую-то ересь, несвязную, глупую и громко горланил не понимая, счастлив он, что вернулся, или же несчастен в печали от того, что не сдох там. Так они и дошли до пригородка. Большинство домов на окраине, да и не только, были заколочены досками. Потрескавшийся асфальт тянулся под ногами путников. И мертвая такая тишина пробирала до звона в ушах. Ну а чего ты хотел, рань же еще, думал Бруно, хотя надеяться, что в заколоченных домах спят люди было глупо. За углом показалось заветное здание старого универмага, одиноко выделяющееся среди ничем непримечательных двухэтажных домишек. Бруно кинул: - Идем же! И они ускорили шаг. Дверь, ведущая в бар, была распахнута, а из самой забегаловки лилась какая-то вялая музыка и тянуло кислятиной. Преодолев два лестничных пролета, забросанных мусором, странники оказались в таком знакомом, но в то же время чужом заведении. Обшарпанные стены, ободранные плакаты, потрескавшийся паркет. На все помещение работала лишь одна тусклая лампочка в скудном металлическом абажуре, пошатывающемся от пробирающего сквозняка. Свет же вытягивал из темноты лишь пару замызганных столов и барную стойку. Вокруг лампочки метались сонные мошки, бьющиеся лбами о стеклянную преграду. Сталкер шагнул вглубь помещения, под ботинком хрустнуло битое стекло. По ту сторону стойки сидел он... Старик, с седыми, редкими волосами, зачесанными за уши, сидел и лениво протирал стаканы пятнистым полотенцем. Завидев гостей он молча достал из под стойки бутылку, откупорил ее и плюхнул на четыре пальца, пододвинув стакан гостю. Бруно обернулся. Девушка стояла посреди бара неподвижно. О чем она думает? Что собирается делать? Сталкер многократно задавал себе эти вопросы. Не сумев в очередной раз на них ответить, он схватил стакан и опрокинул его. Горячая жидкость потекла горлом и спускалась ниже, обжигая и бодря. Бармен все так же протирал стаканы, изредка поглядывая за гостями исподлобья. Что делать? Куда идти? С кем говорить? Голова гудела от тишины и пустоты, безразличность и пренебрежение заполнили человека, мешая думать. Ему не хотелось ни о чем думать, даже о девчонке, нелепо стоящей сейчас посреди занюханной забегаловки. И только теперь сталкер в потьмах заметил фигуру, сидящую за дальним столиком, изучая девушку. Он не хотел думать и не думал бы наверное, если бы не она, хрупкая и стройная, упрямая и беззащитная. Надо, надо думать, говорил он себе, после чего поднялся и зашагал в сторону изучающего. Урод поганый, ты ли будешь пялиться на нее, дерьмо собачье! Сталкер замахнулся так, как не замахивался никогда и треснул толстого мужика по лицу. Тот свалился на заплеваный пол и не пытался встать, он лишь грузно посапывал. Сволочь! Так тебя и переэдак! Руку засаднило. Бармен, доселе терший свои дурацкие стаканы, теперь уставился своими бледными, пленчатыми глазами на гостей. Брови его поднялись, его проняла дрожь, грязное полотенце упало на пол, а стакан грохнулся на стол и покатился, звякнув о пустые бутылки. Он привстал, покряхтывая и оперся о стойку, все так же пристально всматриваясь в лица гостей. Челюсть его дрожала, морщины сгрудились. И только потом он, решившись, выговорил наверное впервые за день хриплым, старческим голосом: - Это вы?! *** - Так что, вы правда из центра Зоны вернулись? - спросил хлюпенький доходяга, сидевший за столом рядом со сталкером. Он пристально, беглыми глазенками общупывал сталкера, но тому было все равно. - Что-то я тебя не припомню. - Хлюпый, да харэ ты его мучать уже, тебе же было сказано! - донеслось откуда-то из другого конца зала, не освещенного одной единственной лампочкой. Бруно вертел бутылку в руках, та позвякивала о стоящий рядом граненый стакан. И думалось только о том, какие причудливые тени отбрасываются от света шатающейся лампы. Господи, что за ересь? Сталкер ударил себя по щеке и потряс головой. За спиной захихикали. - Герои, епа! - донесся сиплый, противный голосок. Бруно пододвинул стакан, взял почти пустую бутылку. Ну это ничего, думал он, этого пока хватит. Он плюхнул на донышко золотистой жидкости, она весело переливалась при смутном свете лампы. Какая лампа? Тень падала на стакан, а он все так же переливался. Тень увеличилась, послышалось сопение над ухом. Оборачиваться не хотелось. Плевать! Бруно опрокинул стакан. Жидкость полилась по пищеводу. Уже не жжет, тварь. Пустая бутылка стояла перед ним. Сейчас схвачу и врежу ей этому ублюдку за спиной, подумал сталкер. - Герой, а? Ха! - хлюпенький, давно почуяв, что сталкеру плевать, обдавал его запахом своих прогнивших зубов и выкидывал грязные, бессмысленные ругательства, чтобы компенсировать свой комплекс неудачника. Но сейчас Бруно, схватив бутылку, впечатал ею со всей дури наугад в источник зловонного дыхания, и не прогадал. Осколки фейерверком рассыпались вокруг, а хлюпый, с кровавой ссадиной на своей пустой башке, плюхнулся на пол. Следом на него сплюнули. - Говорили же ему... Дурак. - снова послышался голос из темной стороны бара. Бармен же все сидел у себя за стойкой, да только наблюдал. Хотя что ему, старику, еще делать? Сталкер посидел еще недолго, вертя в руке стакан. Всю жизнь всем плевать было на меня. Скользкие рожи, ехидные ухмылки, слова их хитровыпертые, мол, ты ходи дальше, авось тебе чего-то перепадет. А сами, суки, бабки пачками таскали. Черт, о чем это я вообще? Кто бабки то таскал? Я же один вечно был. Кто, Холод бабки таскал? Не-е-ет. Никого не осталось в жизни моей, никого кроме девочки этой, ласточки миленькой, с сердцем незамаранным, чистым, как небо, какого я уже давно не видел. Сталкер замахнулся и запустил стакан в стену. Тот громко, жалостно звякнул и взорвался тучей осколков. Бармен буркнул что-то себе под нос. Посуды целой у него скоро не останется. Бруно поднялся из-за стола и поплелся к бармену. Двадцать две... Двадцать три. Нет. Еще пять. Да! Грязные, помятые гроши посыпались на пол. Черт! Сталкер встал на карачки и, ползая по полу, начал их собирать. Управившись, деньги легли на стол перед барменом. Тот жалостно так глянул на сталкера. Глаза его блестнули коротко при свете тусклой лампочки. Затем он отодвинул пальцем помятые бумажки обратно и сказал почти одним хрипом: - Не надо. Следом на стол грюкнулась очередная бутылка с заветной плескающейся золотистой жидкостью. Глаза сталкера заблестели, он чуть не расплакался. Кивнув радостно, Бруно побрел к своему столику, шаркая ботинками по битому стеклу. Возле стола все так же валялось бездыханное лысое тело. Сталкер пил уже неделю. А может быть всего дня три. Хрен его разберешь в потемках захарканного кабака, чтоб его десятеро... Только сейчас, слегка очухавшись, сталкер выкатился из бара, прихватив с собой свою двустволку и рюкзак, и побрел через дворы в сторону Зоны. На самом деле в центре городка были жилые дома, не все сдрыснули из этой дыры. Именно там сейчас и остановилась Алька, одиноко созерцающая унылый пейзаж полузабытого городка. Она сказала, что приберется там, генерально так сказать. Окна вымоет, полы, ну и все в таком духе. Но Бруно все ходил в Зону, много ходил, устанно, упёрто. И к дьяволу слова ихние, мол, хабара в Зоне уже нет. Если бы не было - они бы тут не околачивались, раскисая бошками своими безмозглыми в похлебке блевотной. А если и в правду не осталось ничерта, то значит они и правда на всю голову отмороженные, хотя и меня таким же считают, упыри сто лет нечесанные. Ну это ничего. У вас еще слюнки то потекут, будь-те покойны. Бруно то знает уже тропки неприметные туда, где артефактов хоть жопой жуй. И насрать, что на каждую такую ходку по году будет уходить. Плевать. Холод сдохнет - другой на его место припрется. А я то уж хабара еще потаскаю на горбу своем, ох потаскаю. Все сдохнут, а я буду хабар таскать, пока сам не сдохну от рака. Сволочи! В Зону ходил он уже кажись дважды. И убедился, что на окраинах хабара нет ничерта. А когда возвращался, то слышал голоса, в спину отдающие, мол, а мы то говорили. Бруно не обращал на них внимания. Это все пустышки. Неудачники, отмычки. Они опоздали. А я пришел сюда вовремя, - думал сталкер. - тридцать лет назад я пришел сюда и таскал хабар в мешках, и бабки считал пачками. С этими словами он в ответ, покачиваясь, выставил вперед руку с дулей и орал: - Видали?! Имел я всех вас! А другие уже привыкли и только рукой махали, перестав обращать на ущербного внимания. Так он и приходил после Зоны этой, богом проклятой, домой, где Алька, ласточка, прибралась. И веяло оттуда уютом то настоящим, какого он, сталкер, уже и не помнил. Он приходил, а она сидела на кровати лицом к окну, точенная, где город погружался в ночной мрак. Сидела и смотрела туда, в окно, где за сумраком раскинулась Зона проклятая. Сталкер грузно, звякая и кряхтя, стягивал с себя эту тягомотскую одежку, смертью пропитанную, и садился рядом с ней, тоже устремляя взгляд в окно... Дни пролетали незаметно... Они разучились их замечать. Кран шумел сильно, прерывисто. Горячая вода лилась, наполняя чугунную ванную почти до краёв. Комната заполнилась паром и поэтому свет причудливо играл, снуя между этими медлительными клубками. Аля некоторое время наблюдала за этой игрой, возможно, наполняя ее каким-то своим смыслом. - Во всем можно найти смысл. - говорил ей отец. - Тем и отличается человек от другой твари, что в любом предмете может душу сыскать и даже описать ее, прочитать. А если этого смысла по жизни не искать, то со временем с досадой обнаружишь, что вообще в мире нет никакой философии. С такими мыслями и помереть можно. Не может человек жить без смысла, каким бы животным он ни был. Не может... Она опустила руки вниз резко, настойчиво. Одежда кубарем упала под ноги. Девушка зябко, сиротливо обняла руками плечи и, решившись, таки залезла в горячую ванную. Вода заставила тело содрогнуться в порыве переполняющего ее наслаждения. Горячая вода быстро отвоевала принадлежащие ей места, часть ее даже выплеснулась наружу, но сейчас девушку это не волновало. Она следила за причудливыми клубками пара, смешно и нелепо крутящимися в свете лампы. - Все начинается с идеи. - продолжал отец. - С одной простой идеи, грозящей быть утерянной. И ты боишься потерять ее, ты не хочешь, чтобы она заблудилась в потоке других идей, не таких важных для тебя сейчас, как эта. И потом она овладевает тобой полностью, поглощает тебя, съедает. Как и та идея, что ничего на свете не имеет никакого смысла за пределами человеческой жизни. Человек умирает и вместе с ним умирает и смысл. Возможно его подберет другой человек, но дела это не меняет. Умрут люди - умрет и смысл. И души умрут, потому что некому будет эти души выискивать во всем подряд. Ведь только у человека это получалось лучше всего. Девушка прижала колени ближе, капельки воды бодро бликали на мокрой коже. Аля бросила расслабленный взгляд на часы, лежащие рядом на тумбе. Стрелки часов были неподвижны, но девушка не придала этому никакого значения. Разум затуманился. - Время способно искривляться в невозможные формы, которые люди просто не в силах понять. Но люди в силах верить. Аля запрокинула голову назад так, чтобы волосы погрузились в воду полностью. Голову пронзила целая плеяда искр, мысли стали чище. Теперь она слышала голос отца лучше. - Рано или поздно все закончится. Все на свете имеет свой конец, ведь именно конец - это начало чего-то большего. Смерть порождает жизнь. Наверное все в детстве представляли себе посещение пришельцев. Эти представления были до боли банальными и одинаковыми, поэтому быстро забылись. Но что, если именно с таких посещений начинается жизнь, принесенная с другого конца вселенной? Может люди и не живут давно, потому и понадобилась нам эта встряска, чтобы напомнить нам о нашем же месте в этом мире... Аля опустила голову и провела рукой промеж волос. Она не сразу заметила, как на ладони осталась целая прядь, поэтому девушка сразу отстранилась от своей же руки, словно обожглась. Страх заполнял все тело, в висках предательски застучала кровь. Но вопреки этому страху расслабленность не покидала голову, от чего думать ни о чем не хотелось. Девушка взяла в руки старое зеркало. По краям близ округлой кромки оно было покрыто налетом, но в середине лицо хорошо просматривалось. Волосы были жесткими, но тонкими. Аля попыталась выудить из памяти то, какой она была раньше. От части это получалось. В зеркале она видела прохудившееся лицо, бледные глаза и потрескавшиеся, белые губы... Девушка улыбнулась, но вышло как-то не естественно. Зеркало выскользнуло из руки и ударилось о пол, взорвавшись десятком осколков. Но дела это не поменяло, ведь даже там, на полу, девушка могла разглядеть себя, по кусочкам. Теперь ей предстояло собрать мозаику у себя в голове, хоть и не хотелось. Она взяла мочалку, медленно намылила ее и сжала, прижимая к шее, затем к груди. Голова сама собой откидывалась назад, снова погружая волосы в остывающую воду. Девушка закрыла глаза. Волосы плавали в воде, спутывались, уплывали куда-то. Она и не заметила, как тихо в комнатку вошел Бруно. Позже его визит сопроводился хрустом битого стекла под тяжелым ботинком. Он стоял боком, с невозмутимым лицом и застывшим на месте взглядом. Он успел увидеть прядь светлых волос, прибившихся к краю ванны, а девушка все прижимала пенящуюся мочалку к себе. Пена скрывала все, поэтому стыдиться было нечему. Бруно взял старые металлические ножницы и Аля сразу все поняла. Возражать она не стала, вместо чего покорно повернулась к человеку спиной, запрокинув голову немного вверх. Бруно взял в руку волосы и зрительно отмерил почти ровную линию. Чик. И еще раз. Еще… Аля все так же сидела с закрытыми глазами, Бруно же вышел куда-то, видимо не желая ей мешать. Она провела рукой про меж волос, но теперь их было меньше втрое. Только теперь она почувствовала рукой легкость. Неровно скошенные, светлые волосы едва ли доходили до подбородка и торчали теперь как-то по мальчишески, обнажая худые, угловатые плечи. Она поежилась в уже остывшей воде. Пар больше не клубился вокруг. Больше нечего было наполнять своим смыслом... *** - Ты мне не веришь? Не веришь? Да я знаешь, что с тобой... Да ты... Там они все, в Зоне! Умершие! Не веришь...? Ай да, идиоты. Кретины безмозглые, чтобы вас в первой аномалии...! Почему-то удар чувствуется не сразу, в такт с запоздало заливающей лицо болью. Бруно и не заметил, что упал, потому что глаза его были закрыты. Провалиться ему хотелось сейчас, исчезнуть на месте. Кому он что пытался доказать? Отбросам этим? Уродам этим? Так он и выкатился из бара, взгляд опустивши, игнорируя ругательства грязные, в спину летящие. А на улице Алька идет, заискалась видать, долго его видно не было дома. А она идет вся, стройная, точеная, стеснительная и манящая своим изящным несовершенством. Завидела она сталкера и шаг сразу ускорила. - Ну что это такое то, а? Достала она платок, чистый, пахнущий приятно, на носочки привстала, приложила платочек к его саднившей губе и подула эдак нежно, незаметно почти, беззвучно. Ветерок развеивал ее неровно скошенные волосы, но почему-то Бруно они казались интереснее. - Не понимают они ничерта... А я видел их. Видел там, в Зоне. Ворота видел. Отца своего видел. Всех видел, понимаешь? - Понимаю, - все отвечала она, хотя и ничего на самом деле не понимала. И прикладывала она платок и к щеке, и к губе саднившей, и успокаивала его, но сама потом обмякла, смиренно голову положила сталкеру на грудь и повторила зачем-то: - Понимаю... *** Бруно сидел за столом, плотно приставленном к окну. На столе же раскинулась рация, с антенной и множеством тумблеров и колесиков настройки. Рядом слегка шипела керосинка с беснящимся внутри огоньком. В чудом уцелевшем оконном стекле отражение принимало странные, быстротечные образы, преломляясь в сотнях каплях дождя, мерно стекающих по ту сторону на фоне сумерек. Округа была заполнена стуком капель по старой крыше чернобыльского дома - единственной уцелевшей постройки в бывшем поселке возле реки. Единственный выживший, окаянно уединившийся, спрятавшийся посредь могил закопанных чумных домов. Бруно ждал. И хоть предмет ожидания ему был хорошо известен, ведь приходит он сюда регулярно, но тело его невольно пробирала дрожь, холодная и пугающая, а руки и ноги сводила судорога. С минуты на минуту, думал он, всматриваясь в окошко, где перед домом раскинулся заросший бурьяном бывший сад, теперь утопающий в грязи под плотной стеной осеннего ливня. Осень не сменяется... Внутри все оборвалось, как только взору открылось то, чего он ждал. Волосы встали дыбом, зубы отбивали дрожь. В ночном мраке, прямо из грязи в старом, заросшем саду, появился темный силуэт, скрывающийся в тенях могил, но периодически выдаваемый вспышками молний, под которыми на секунду проглядывалось мертвенно тоскливое лицо. Загадочный силуэт восставал из земли в такт сотням других, которые ожидали чего-то на большем расстоянии от дома. Но мы это уже проходили, подумал сталкер, пытаясь успокоиться. Проходили... Силуэт начал плавное движение в сторону входной двери и Бруно, в очередной раз не сумев смириться, встал из-за стола и заплющил глаза, погружаясь в мерный грохот тяжелых капель. Один... Два... Три... Четыре... Голова отчистилась от мыслей, так казалось. Но перед глазами все стояло ОНО, не желая поддаваться. Стук в дверь, резкий и сильный, буквально вырывал ее с петель, но та гордо держала оборону на грани, разделяющей мир живых и мир Мертвых. Но Бруно, похоже, сейчас являлся гостем чужого мира. Стук прекратился и теперь гость дергал дверную ручку. Бруно разжал глаза. Сотни других силуэтов все так же возвышались за окном, омываемые дождем, все такие же темные, покачивающиеся. Через мгновение, сквозь страшные помехи из рации вырывался протяжный и скрипучий нечеловеческий визг вперемешку с зловещим клокотанием, сквозь которые все слышались вечные обрывки просьб о помощи с холмов, а мысли мигом сменились одним единственным словом. Зона... Сталкер шагнул к двери и ухватился за ручку. Поворот, щелчок. Дверь отворилась, одаряя человека дурманящим запахом дождя. За порогом никого не было. Ни назойливого силуэта, ни сотен других. Но страх не отступил и Бруно знал почему. Не достаточно победить странное наваждение, нужно еще убедиться, что рядом действительно никого нет. В такт своим мыслям Бруно повернул голову в сторону освещенного лампой стола. За ним восседал длинноволосый сталкер, отдаваясь в памяти воспоминанием. Одной единственной картинкой мясорубки возле блока АЭС, в которую сталкер Ворот и угодил. - Зачем так в двери то ломиться?! - Давно не виделись. - гость расплылся в улыбке, кивком маня Бруно присесть. - Не так уж и давно, ты вчера заходил. И позавчера. - Бруно захлопнул дверь, опасливо озирнувшись на злосчастный сад, и уселся на втором стуле, сложив руки в замке. - Кто они? - Бруно указал на фигуры, покачивающиеся в тенях деревьев и кустов за окном. Он помнил, как тогда, перед их походом, Ворот вглядывался в это окно. Почему то их можно было разглядеть только через преломляющее свет стекло. Ворот глянул озадаченно, хмыкнул про себя, словно видел их впервые и только потом ответил, описывая пальцами зловещий жест: - Наваждение. Помнишь антенну? Вот... Это твое сознание решает, как трактовать ее действие. Вот, что она решила показать тебе... - наигранно ответил гость. - То есть и ты всего лишь глюк? - Хмм... - Ворот пожал плечами, а затем обвел пальцем вокруг себя. - Может вообще все вокруг всего лишь глюк? - Знаешь... Теперь я тебя понимаю. Там пустота. Никого не осталось... - Они все здесь. - Ворот кивнул в сторону окна. Словно в подтверждение его словам из рации снова донесся пробирающий до костей страшный, утробный визг, отдаленно напоминающий человеческий, но уж через чур, просто неестественно тоскливый. "Просим помощи... Мы тут... Где выход?" Ворот привстал, что-то вспоминая. - Помнишь книгу? Найди ее... - Стой! И это все?! - Ты теряешь здесь слишком много времени. Время вернуть нельзя. А здесь... - Ворот обвел взглядом нехитрое убранство. - Здесь его просто нет. После этих слов гость попятился в сумрак коридора и растворился во мгле, разом затихли голоса в рации и исчезли черные силуэты. Бруно сразу же подбежал к столу. Он подключил к рации провод, надел на голову старые, поцарапанные наушники, поправил микрофон и щелкнул тумблером. В наушниках послышалось шипение. Он покрутил колесо настройки и затем, усевшись поудобнее, заговорил: - Слышите меня? Прием. Где вы? *** Дождь не прекращался. Большие и мелкие капли боражировали лобовое стекло каким-то своим дивным зигзагом, настырно стремясь вниз, но неотвратимо пресекаясь движением дворников, сбивающих одиноких путников и заставляя их разбрызгиваться тысячами мелких капелек. Но они не отступали и спустя считанные секунды вновь завоевывали принадлежащее им в бушующую непогоду пространство. Огоньки фар изредка проезжающих мимо машин, перевоплощающиеся несфокусированным взглядом водителя в резвые яркие кругляжки, бесновались, причудливо преломляясь ручейками воды. Бруно сидел в припаркованном автомобиле уже около получаса и фары не включал. Стук капелек и журчание ручейков воды на асфальте снаружи периодично растворялись в дымке расплывчатых образов, хозяйничающих в голове человека. Часто он пытался очистить голову от назойливых мыслей и просто выполнить поставленную перед собой задачу, словно хотел перевоплотиться в бездушную машину. Машине проще, ей не нужно укорять себя. Невольно из этой серой дымки выскакивало лицо короткостриженого паренька, умоляющим взглядом уставившегося на сталкера, будучи выброшенным из своей машины пару часов назад и стоящего на коленях, до ниточки промокая под холодным дождем. Хлопок выстрела под шумом разбушевавшейся стихии никто даже не расслышал, а тело, теперь больше напоминающее кучу промокшего тряпья, так и осталось, укоризненно распластавшись на обочине в свете пары фонарных столбов на той стороне улицы. Бруно помотал головой, словно это помогло бы ему избавиться от внезапно нахлынувших картинок из совсем недалекого прошлого. И он нарочно пытался осыпать убитых им людей противоречивыми ему образами, именами, приговорить их за одному ему ясные злодеяния. Даже этого старика, больше походившего на быка даже спустя десятки лет, со все такими же пустыми зеньками, бесторопно рыскающими по сторонам. Выстрел. Мотание головой не помогало. Бруно сжал руками руль, затрясся и проговорил что-то одними губами. "Хватит! Что я их тут, а? Что я их, жалею? Да кто они мне?" Но в ответ лица лишь хохотали, стоя в сторонке и дивуясь на то, как, казалось, бездумный и нелюдимый человек медленно слетает с катушек... Раскат грома, прежде сопровождаемый яркой вспышкой, вырвал из темноты силуэт, в три погибели перебегающий через дорогу. "Ну наконец-то! Хоть один попался..." Бруно включил фары, мигнув ими пару раз, привлекая внимание хозяина торопливого силуэта. Тот выровнялся, изучающе осматривая источник света и поплел медленно к нему. Он подошел к машине и постучал указательным пальцем по стеклу. Разглядев одобрительный жест, паренек открыл дверь и плюхнулся на переднее сидение. С его одежды ручьем текла вода, но Бруно не обращал на это внимания. Он даже не посмотрел на паренька, все так же серьезно вглядываясь вперед, буд-то бы там, в сумраке ночи, надеялся что-то увидеть. Паренек скорчил возмущенное лицо, но все-таки терпеливо ждал. Наконец, Бруно сказал: - Куда путь держишь? Парень сначала не понял сути вопроса, замешкался, глазами по салону поводил, после чего ответил: - В город иду. Просто. - В город... - Бруно хмыкнул, лицо проняла короткая нервная улыбка в уголке рта, после чего лицо снова каменным сделалось. Казалось, глаза его сейчас из орбит вылезут и пойдут по своим делам, а человек и дальше будет сидеть с серьезным видом. - В город в три часа ночи, шкерясь по кустам? - Думаю, это только мое дело... - досадливо протянул паренек, как-то сразу переменившись в страдальческого голубчика. - В Зону идешь? - Ну да... - Ну это и так ясно... - Бруно снова задумался ненадолго, словно смакуя каждое отдельно услышанное слово, после чего зашуршал, пошарил рукой во внутреннем кармане ветровки и вытащил от-туда корочку. Раскрыл обе половинки и помаячил ею перед глазами гостя. Он знал, что паренек ничего читать не станет. Чернила еще не до конца просохли, но это не важно. Главное - произвести необходимый эффект. Паренек сглотнул громко, не отводя глаз с удостоверения. - За незаконное проникновение на запретную территорию нарушителю полагается от шести месяцев лишения свободы. - Но я ведь никуда не проникал. - малыш весь вскипел, глаза - что твои блюдца. - Это не сложно устроить. - Я так понимаю, вы чего-то в обмен хотите? А малыш то смышленный попался, подумал Бруно. Подумал, спрятал липовую бумажку и удовлетворительно покачал головой. Паренек же сразу обмяк, расслабился. - Я из специальной разведки, работаю по одному делу. Нуждаюсь в молодом и амбициозном напарнике для работы в Зоне. - А сами же хотели меня за это повязать... - Зато теперь ты сам увидел, как часто люди делают то, что запрещают делать другим. - Но... - Как я понимаю, мы договорились. - в подтверждение этих слов Бруно открыл бардачок перед парнем, в котором лежала свеженькая обандероленная пачка зелененьких. - В конце возложенной на тебя миссии получишь еще больше. - театрально добавил Бруно. - Понял. - парень еще недолго подождал, но потом все же решился и быстро схватил деньги. - Утром жди звонка. У тебя есть пара часов, иди и проспись немного. Мне твоя голова свежей нужна. - напоследок Бруно подмигнул малышу, но вышло не очень убедительно. *** Утро было серым, как и всегда. Бруно наверное уже и не вспомнил бы, когда в последний раз видел чистое небо. Никогда? Почему-то казалось именно так. Серая жизнь всегда ассоциируется с серой погодой, и с серыми людьми, тебя окружающими. Стало быть, все это из-за твоей жизни? Быть может этот паренек, ступающий сейчас перед Бруно по стылой земле Зоны, сейчас лицезреет яркое солнце, поднимающееся над ровной линией горизонта. Паренек представился Сашей. Хороший паренек, хоть и дурной. - Левее держи. Вот так. Говорят, если во второй раз пойдешь искать хабар в место, где в прошлый раз его вытащить не получилось, то тебя обязательно ждет разочарование. И не обязательно осознанное. Но сейчас Бруно приравнивал это правило к небылицам вроде той, что о первом сталкере, добравшемся до машины желаний. Он идет не за хабаром, а за исполнением своего сокровенного желания. Что это за желание? Отмотать время вспять, чтобы переиграть неудачный период своей жизни? Нет, это как-то по детски. Желание не должно касаться других людей... Чтобы все было хорошо? Это вообще никуда не годится... И главное, что вроде бы вот она, мечта, вертится на кончике языка, но озвучить ее, хотябы мысленно, не выходит. Может быть он вовсе не к Шару идет, а к тому месту, где когда-то погиб сталкер Ворот, показавший ему карту. Откуда у него была эта карта и почему он готов был так просто поделиться ею с первым попавшимся сталкером? Быть может потому, что сталкеров теперь издалека чуют и умеют их отличать от простых мародеров на подобии того, что слюни пускал тогда в баре, когда Ворот карту эту вытащил? Неизвестно. Бруно привык думать о том, что идет к Шару, ведь всю дорогу врал об этом малышу. Вот и сам поверил и даже сам стал желание выискивать в глубине себя. Малец остановился и Бруно чуть не налетел ему на спину. - В чем дело, боец? - Там... Бруно выглянул за плечо парня. Там, на земле, промеж двух камней, протекала зеленка. А парень то не промах. - Обойди по правой стороне, метр возьми. Там с краю жара, не переборщи. Вот так вот. Зачем он взял с собой отмычку? Чтобы обеспечить себя возможностью подумать по дороге? Но если парень гробанется по пути, как же тогда достать книгу из-за мясорубки? Он не может подвести старого знакомого, пусть даже он - призрак. Попросил - значит надо. Потому что смысла больше нигде нет. А тут он хоть что-то может сделать, хоть кому-то помочь может. Помочь призраку, приходившему в заброшенный дом на окраине деревни каждый день. Сталкер расхохотался про себя, наружу вылетел лишь всхлип. Парень обернулся, глянул как-то презрительно, но промолчал. Попробовал бы еще что-то сказать... Он и не заметил, как тучи рассеялись, обнажив чистое, голубое небо. И солнце утреннее в глаза ударило, и осветило макушки давно высохших деревьев. Вчера… Туман опустился наземь, позволяя рассмотреть весь пройденный путь и тот, что еще предстоит пройти. И были видны позади постройки жилого городка, и казалось, что прошли путники всего ничего. А впереди, за низиной, в свете восходящего солнца, возвышалась станция. Вентиляционная труба четвертого энергоблока вонзилась в беззащитное, светлое небо, словно маяк, манящий к себе заблудившихся странников. Они близко. Оставшийся путь, казалось, длился дольше, чем проделанный. Бруно хорошо изучил карту перед вылазкой, поэтому доставать и сверяться с ней на открытом воздухе не было необходимости. Все хорошо запомнилось еще с того раза, ничего не изменилось. Сколько времени здесь прошло? Или, быть может, здесь все так же без двадцати шесть вечера? Нет, теперь здесь было утро... - Мы пришли? - радостно взвизгнул парень, рассматривая приближающийся силуэт саркофага. - Еще нет. Бруно уже видел ту самою низину с вагончиком, в которой притаилась та самая мясорубка. Кажется, он даже видел книгу, поблескивающую на солнце. Но быть этого, конечно, не могло. Где находится машина желаний? Судя по карте, где-то под саркофагом. Есть ли там, перед ним, своя мясорубка, считывающая принесенные ей жизни? Судя по карте - нет. Но там, в низине, она есть. И на карте она отмечена. Возможно, Ворот плохо ориенти
|
