Своя-чужая боль

Интрига на интриге, интригой погоняет,

И чей-то яд в бокале, и шепот за спиной.

Но что же мне поделать? Семью не выбирают,

Ведь, если всё по правде — то я и сам такой.

(Анастасия Шакирова)

Драко сидел на подоконнике в одном из коридоров Хогвартса и смотрел в одну точку. Топот пробегающих мимо учеников действовал раздражающе. Происходящее вокруг казалось отголоском дурного и совершенно неинтересного сна, который вроде бы должен закончиться, но по-прежнему длится, затягивая в мутный водоворот.

Звуки стали приглушенными, но в то же время невероятно резкими. Они вызывали неприятное ощущение, похожее на головную боль — слишком слабое, чтобы вывести из полусна, но достаточное, чтобы заставить оставаться там как можно дольше.

На коленях лежал учебник Зелий, раскрытый на одной странице уже более получаса. Драко честно пытался читать и даже вникнуть в прочитанное, но выходило из рук вон плохо.

"Если так пойдет и дальше, то я скачусь до Троллей", — подумал он. Впрочем, сейчас было нелепо думать об оценках. Мысли о том, что произошло летом, и какой станет теперь его жизнь, заглушали всё остальные так же, как шум водопада заглушает писк комара.

Драко крепко зажмурился, тщетно пытаясь сконцентрироваться, чтобы всё-таки дочитать параграф до конца. Досчитал до десяти, смакуя каждую секунду мерцающей, рыжеватой тьмы, какая возникает перед глазами, если закрыть их и посмотреть на свет. Это не помогло. Десять постепенно перешло в двадцать, затем превратилось в сто. Вскоре Малфой и вовсе сбился со счёта. Открыл глаза и снова уставился в окно. Солнце уже почти село, окрасив небо в тот нежно-розовый, чуть-чуть фиолетовый и даже слегка золотой цвет уходящего дня, какой бывает только ранней осенью или поздней весной.

Наверное, Драко оценил бы красоту пейзажа за окном, если бы не пустое безразличие ко всему, что происходило вокруг. Он бы подумал, что природа творит удивительные вещи, что неплохо, наверное, быть художником и иметь возможность нарисовать всё это; поразмышлял бы, каким прилагательным лучше охарактеризовать странные цвета за окном. Он мог бы много о чём подумать, если бы "всё равно" не стало девизом последних дней, а мир не был бы окрашен в грязно-серые тона его настроения.

Скучно… В этом слове заключалась почти вся его жизнь. Казалось бы, в сложившейся ситуации можно жаловаться на что угодно, но не на скуку. Тем не менее, она была его постоянной спутницей. Драко уже давно не испытывал радости или разочарования. Он будто бы запретил себе чувствовать, научился жить не сердцем, а головой. Так оставался хотя бы небольшой шанс сохранить рассудок. Он знал, что если будет распыляться по мелочам, тратить последние силы на то, что явно их не заслуживает, то точно не выкарабкается.

У него не было права оступиться, ведь если он упадет, то лицом вниз — в ноги Тёмному Лорду, и уже не сможет встать. Дело даже не в том, что никто не подаст ему руку — просто он сам никогда не примет её. Если уходить, то не оборачиваясь; если падать, то в одиночестве.

Драко был уверен, что каждый человек — эгоист. Это заложено в его природе. В момент опасности он будет спасать свою жизнь прежде, чем разум вспомнит красивое слово "благородство".

Свобода — единственное, чем Драко дорожил, и чего бы никогда не отдал.

Почему он не принял Метку сразу? Не предложили?.. Да, потому что знали, каков будет ответ. Дух противоречия — один из главных его проводников. Ненавидеть Поттера, вопреки всеобщему обожанию, смеяться над тем, что все свято чтят, идти против Лорда, когда надо покориться.

Он слишком хорошо понимал мир и умел видеть его изнутри со всеми положительными и отрицательными сторонами. Это был его дар и его проклятие: смотреть на людей сквозь маски, понимать их сущность. Драко умело пользовался этим, создав себе такую маску, сквозь которую не мог видеть никто, и страдал из-за этого, потому что жить в приторном, идеализированном мире гораздо легче, чем жить в мире реальном. И свет не ослеплял его, и тьма не поглощала. Он просто знал, что сильный властвует над слабым, а добро не всегда побеждает зло.

Мир был жесток, и Драко Малфой учился у него жестокости.

 

* * *

"— Как дела? Как поживаешь? Что-то ты бледный… Не заболел?"

"— Странно выглядишь. Сходил бы в больничное крыло".

"— С прошедшим совершеннолетием! Как отпраздновал?"

"— Мистер Малфой, опять вы спите на уроке! Извольте слушать!"

"— Вы нормально себя чувствуете? Может быть, стоит обратиться к мадам Помфри…"

Какого чёрта во всех проснулась такая забота о его здоровье и благополучии? И вообще, с какой стати такой интерес к его персоне? Слизеринцы… Ничем не лучше гриффиндорцев: такие же надоедливые и невыносимые. Но если последних можно было проигнорировать или отправить туда, где им самое место, то первым приходилось отвечать.

 

* * *

— Ой, Драко! Привет! — из-за спины послышался знакомый голос.

"Мерлин! Вот только тебя тут не хватало для полного счастья…" — уныло подумал Малфой, обернувшись. Перед ним стоял Фениклав Кинт, младший сын давнего друга отца, два года назад вернувшийся из Франции, где жил и учился долгое время. После пятого курса Эдуард Кинт решил перевести сына в Хогвартс, и каков же был его гнев, когда младший отпрыск был распределен не на Слизерин, как положено уважающему себя чистокровному волшебнику, а на Хаффлпафф. Сын правой руки Темного Лорда, чей род уходил корнями к самому Салазару, и вдруг на Хаффлпаффе!

Впрочем, Драко ничего другого не ожидал. Одного взгляда на Феника хватало, чтобы понять: там ему самое место. Оказавшись в новой компании, Кинт с первого взгляда влюбился в Асторию Гринграсс, и, более того, решил, что они с Драко должны последовать примеру отцов и стать друзьями. Малфоя такая перспектива совершенно не устраивала, ведь Драко ненавидел Фениклава иногда даже больше, чем выскочку Поттера. Не за навязчивость и даже не за любовь к Астории, как можно было бы предположить, а за то, что сам вынужден был сжимать в руке колбу с жидкостью алого цвета, в то время как Феник, такой же чистокровный, как и он, до сих пор не посетил ни одной аудиенции Тёмного Лорда. Феник тоже был совершеннолетним, но мог улыбаться искренне и по-настоящему, в то время как сам Драко пытался свыкнуться с новой ролью.

Малфой знал, что Феник не выдержал бы ни дня на его месте, но от данной мысли становилось только хуже, ведь в этом и причина. Великий Малфой: он выдержит всё. Ему не нужны ни жалость, ни понимание.

Всё правильно: он не выносит жалости. Она унижает ещё сильнее, чем холодность или безучастность. Но это было несправедливо! Несправедливо, что отец Феника сумел обеспечить ему жизнь, которой у Драко никогда не будет. Несправедливо, что Поттер, который всего лишь не скончался от Авады Тёмного Лорда, купается в лучах славы уже семнадцать лет и ведёт себя так, словно вся Земля вертится вокруг него.

Ладно Поттер… Тот хотя бы право имеет относиться ко всем так, словно ему по гроб жизни обязаны. Кинт же просто похож на героя бульварного романа: романтичный, робкий, мечтающий о подвигах и славе, готовый пожертвовать собой даже ради спасения комара или муравья. Настоящий женский идеал: непринятый обществом, оказавшийся в чужом кругу, весь из себя разнесчастный и ужас какой благородный… Вымирающий вид, так сказать.

— Неважно выглядишь… Заболел что ли? — завёл уже привычную для Драко шарманку Феник.

— Нет, всё нормально, — лениво протянул Малфой, тщетно борясь с вновь пришедшей апатией.

— Как лето прошло? Как День рождения?

Всё точно, прямо по схеме. Если бы не лень, Драко бы, наверное, убил Фениклава. У учеников этой школы определенно было плохо с фантазией…

Все люди — безликая масса. Говорят одно и то же, думают одинаково, и при всем при этом считают себя единственными и неповторимыми. Каждый из тех, кто подходил к нему с этим вопросом, совершенно искренне полагал, что проявляет чудеса деликатности и заботы. Никто не догадывался, что бы Малфой им ответил, если бы решил говорить только правду.

— Лучше не бывает, — ответил Драко. Он где-то слышал, что у магглов есть такая штука, которая позволяет записать свой голос, а потом включать по мере надобности. Ему она бы не помешала.

— Что читаешь? — поспешно спросил Малфой, заметив, как загорелись глаза Феника, и поняв, что сейчас начнется долгий и эмоциональный рассказ о замечательном лете и прекрасном дне рождения. Тогда их разговор точно закончится убийством в весьма жестокой форме. Он сам, конечно, был не против, но вот отец мог не одобрить.

— Да так… "Великие подвиги магического мира".

— Ну-ну… И что, есть там Поттер на последней странице? — Драко не смог сдержать издевательской усмешки, но Феник, как обычно, не обратил на это внимания.

— Не знаю, если честно: не дочитал ещё, — замялся он, всё же не выдержав надменного и колючего взгляда Малфоя. — Ладно, я пойду, пожалуй. Удачного дня!

Он поспешил прочь, а Драко лишь молча отвернулся к окну.

 

* * *

— Итак, у нас есть полтора часа, а потом поле переходит к Гриффиндору. Так что прошу вас не тратить время впустую, — отрезал Малфой, окинув холодным и презрительным взглядом слизеринскую команду по квиддичу. По выражению лица ясно можно было понять, что вся эта ерунда ему уже надоела, и если что-то пойдет не так, то он за себя не ручается. Это была последняя тренировка перед первым матчем в этом сезоне. Драко уже сотню раз пожалел, что связался со сборищем, гордо называющим себя "команда", и согласился быть их капитаном.

— Ладно, приступим, — он подал знак рукой, позволяя игрокам взлететь в воздух, а сам направил свою метлу практически вертикально вверх, набрав такую скорость, что ветер засвистел в ушах. Давящее ощущение опустошенности чуть-чуть отступило, позволив вздохнуть полной грудью. Здесь была свобода — от земного притяжения, мыслей и проблем. Свобода ото всего.

Зависнув в паре десятков метров над землей, Драко окинул взглядом трибуны. Любопытных собралось довольно много: гриффиндорцы, видимо, решившие оценить силы противника, слизиринцы, пришедшие поддержать своих, и некоторые ученики других факультетов.

— Эй, покажите класс! — закричала Пэнси Паркинсон, зачем-то встав и захлопав в ладоши. Миллисента Булстроуд тут же подхватила её инициативу и тоже вскочила, уронив многочисленные сладости, лежавшие у неё на коленях.

Теодор Нотт учил Асторию делать пике, Блейз Забини кружил над какими-то хаффлпавками, рассылая им воздушные поцелуи и приводя тем самым в непомерный восторг. На небольшом отдалении сидела Дафна Гринграсс, окруженная стайкой поклонников и искусно изображавшая, что интересуется игрой.

Напротив них устроился Фениклав Кинт, наблюдавший за происходящим с совершенно искренним интересом, хлопая, свистя и зачем-то размахивая черно-желтым хаффлпавским шарфом. На лице Драко появилась опасная заговорческая улыбка. Он спикировал вниз и остановился рядом с Феником.

— Классно летаешь! Мне бы так! — глаза последнего горели восхищением.

Драко приподнял бровь и слегка улыбнулся, окинув Кинта оценивающим взглядом.

— А ты не умеешь что ли?

— Не особо. Пару раз пробовал, чуть не расшибся, — признался Феник, не заметив, как в глазах Драко промелькнули опасные искры.

— Вот как… — протянул тот, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного. — А как же ты тогда сдал экзамен?

— Как-то так… С горем пополам, — улыбнулся Феник, а потом поспешно добавил: — Но я так хочу научиться! Однажды обязательно займусь… Как время будет, так сразу займусь!

Драко понимал, к чему клонит Кинт, но учить его, конечно же, не собирался. "Хочешь научиться, говоришь… Ну что ж, дам тебе такую возможность" — подумал он, краем глаза наблюдая за Асторией, уже вполне неплохо выполняющей один из сложнейших трюков.

Астория Гринграсс резко направила метлу вертикально вниз и стремительно полетела к земле. С трибун это действительно выглядело весьма страшно. Малфой сделал испуганное лицо и, смотря на Феника полными ужаса глазами, дрожащим голосом закричал:

— Смотри! Астри потеряла управление! Мерлин, она сейчас разобьется!

Драко всегда знал, что актерских способностей ему не занимать, но побелевшее лицо Кинта в этот момент стоило заснять на камеру. Кадр бы вышел что надо…

Феник выхватил у Драко метлу и, вмиг оседлав её, полетел на помощь своей вечной любви. Малфой с ухмылкой наблюдал за столь забавной картиной. Его метла отнюдь не отличалась простотой в управлении, поэтому Кинт не продержался на ней и минуты. Истошно вопя "Я помогу тебе!", он подлетел к ничего не подозревавшей Астории и в этот момент окончательно потерял управление. Свалившись с метлы Драко, Феник ухватился за древко метлы Астории и беспомощно повис в воздухе.

"Интересно, он мне метлу не сломал?" — отстраненно подумал Драко, с интересом наблюдая за представлением. Кто бы мог предположить, что обычная тренировка пройдет так весело и с таким шумом?..

— Ты что, совсем свихнулся?! — услышал он рассерженный бас Нотта, смешавшийся с визгом Астории и охами перепуганных зрителей.

Драко пожалел, что не захватил с собой бинокль и фотоаппарат. Зрелище того стоило!

 

* * *

Неизвестно, сколько бы продолжалось это сумасшествие и надолго хватило бы Фениклава, выступавшего сейчас в роли маятника, пытавшегося удержаться на метавшейся из стороны в сторону метле, если бы не бладжер, угодивший Кинту точно в голову. От удара последний потерял сознание и стремительно полетел к земле.

Астория резко спикировала вниз и попыталась поймать своего неудавшегося спасителя, то же самое сделали Теодор Нотт и Блейз Забини. В итоге своей цели не достиг никто, и Феник со всего размаху упал на пыльное квиддичное поле.

На трибунах началась паника. Некоторые зрители вскочили со своих мест и побежали к лежащему без чувств Фениклаву, другие принялись причитать и суетиться. Пэнси Паркинсон побледнела, как полотно, и упала на руки близстоящего Гойла.

Благо, высота была относительно небольшой, поэтому оставался призрачный шанс, что Феник поломал себе не все конечности. "Никудышный из него спаситель…" — промелькнуло в голове у Малфоя, пока он бежал к лежавшему без сознания Кинту. Вид последнего мог испугать кого угодно: кровь из носа, довольно глубокая ссадина на лбу, мертвенно бледное лицо… Кроме того, он был весь в пыли и, кажется, не дышал.

— Мерлин! Что ты наделал?! — закричала Астория, из глаз её брызнули слезы и она, схватив Малфоя за рукав, начала трясти его с неистовой силой. — Как он вообще оказался на твоей метле?! — она опустилась на колени перед Фениклавом, тщетно пытаясь вспомнить основы колдомедицины и привести его в чувство.

— Вот мне тоже интересно… — вставил Блейз, последовавший её примеру.

И таких, как они, нашлось довольно много, отчего началась суматоха, где каждый кричал что-то своё, никто никого не слушал, и все совершают множество бессмысленных действий.

— Да я откуда знаю? Подлетел, схватил… Он же бешеный, — Драко говорил ровным, почти насмешливым голосом. Хотя в нём всё же различались панические нотки, руки же и вовсе дрожали, а в глазах отражался неподдельный страх. Правда, непонятно, за Феника или всё-таки за себя.

— Метла, кстати, цела? — вдруг спросил Драко, чем вызвал укоризненный взгляд абсолютно всех, кто имел счастье это слышать, включая даже Блейза, который и сам нередко совершал подобные поступки.

— Да как ты можешь думать о метле в такой момент?! — Астория побелела от гнева и наотмашь ударила Драко по лицу. Резко и яростно, вложив в этот удар всю обиду, что накопилась за долгое время их общения.

Что ж, в этот раз их перемирие длилось три недели. Почти рекордный срок…

Малфой перехватил её руку и, больно сжав запястье, посмотрел тем самым взглядом, от которого хотелось провалиться под землю. Но Астория выдержала это, впервые в жизни не спасовав перед ним и не опустив глаз. Эта яростная, безмолвная битва взглядов длилась всего несколько секунд, и мало кто заметил, как изменилось обычно мягкое, наивное лицо Астории, а в синих глазах появилась сталь.

— Да позовите же кто-нибудь мадам Помфри! — выкрикнул голос из толпы единственную разумную мысль, заставив Драко и Асторию резко обернуться и оборвать зрительный контакт. Звать никого не пришлось, потому что буквально через мгновение на поле появились Филч и МакГонагалл, и Феник был благополучно доставлен в больничное крыло.

 

* * *

— Думаю, вы знаете, что несете полную ответственность за квиддичное поле и всё происходящее на нём, когда там играет ваша команда, — директор говорил удивительно спокойно. Впрочем, как всегда.

Драко лишь равнодушно кивнул. Апатия, ставшая уже такой привычной, снова вернулась, оплетая своими сетями. И было всё равно, хвалят его или ругают. Пустой, безучастный взгляд, руки, скрещенные на груди, и одно единственное желание — чтобы оставили в покое.

Сейчас он думал о том, зачем затеял всё это, почему опять поддался влиянию настроения. В сущности, его поступок был не более чем глупой, детской шуткой, приведшей к непредвиденным последствиям. Драко не жалел Кинта. Скорее, не мог понять, зачем тратил силы на этот спектакль. Посмеяться? Возможно. Вот только никому не было смешно.

Сейчас произошедшее казалось бредом. Наверное, если бы эта история не закончилась так плачевно, она была бы забавной. Дурацкая шутка, обернувшаяся трагедией. Даже банально как-то… Надо было придумать что-нибудь поинтереснее, чем простое опрокидывание Феника с метлы. Впрочем, Малфою не было дела до Фениклава. Как и до большинства учеников этой школы, как и до директора, внимательно смотрящего из-под очков-полумесяцев.

— Я не знаю, что послужило причиной сегодняшнего происшествия, но почему-то думаю, что это не простая случайность, — сказал тот.

— Вы ошибаетесь, профессор, — ответил Драко безучастным голосом. Он говорил так, словно делал одолжение и объяснял и без того очевидные вещи. — Мне нет никакого дела до Фениклава. А произошедшее на поле — не более чем несчастный случай.

— Не буду спорить, Драко, так как понимаю, что это бесполезно. И всё же вам придется понести наказание.

— Я знаю, — коротко ответил Малфой, слегка ухмыльнувшись. К чему только была вся эта прелюдия?..

— Во-первых, мне придется отстранить вас от обязанностей капитана команды по квиддичу. Думаю, это вполне справедливо. Во-вторых, весь семестр вы будете отрабатывать практику в кабинете Рун, где поступаете в распоряжение профессора Вектор. Также вы лишаетесь возможности походов в Хогсмид. Пожалуй, на тот же срок…

— Это всё? — наказание не удивило и не расстроило Драко. Он оставался таким же безучастным, как и раньше, по-прежнему мечтая быстрее выйти отсюда.

— Вам недостаточно?

— Нет, вполне хватит. Я могу идти?

— Да, Драко, но я хочу, чтобы ты знал: если что-то не так, ты всегда можешь обратиться ко мне.

— О да, безусловно, — протянул Малфой. Кажется, старик начал путать его с Поттером. Ничего не поделаешь, возраст. На тонких губах зазмеилась холодная, презрительная улыбка. — Если у меня что-то случится, то вы узнаете об этом первым.

В этот момент Драко почувствовал, что туман в голове, ставший уже таким привычным, начал густеть, а в предплечье начала возвращаться тянущая боль. Он не знал, что послужило этому причиной, ведь ещё секунду назад всё было нормально. Малфой слегка поморщился, но всё же сумел сохранить на лице беспечное выражение.

— Иногда, закрываясь в себе и боясь попросить совета или помощи, мы делаем только хуже. Поверь мне, Драко, здесь никто не будет осуждать или обвинять тебя.

Директор говорил так медленно, что Драко показалось, будто он делает это специально. Каждая секунда нахождения здесь стала настоящей мукой. Малфой вцепился в ручки кресла и до боли сжал пальцы, словно пытаясь перенести туда своё напряжение. По телу пошла мелкая дрожь, и он испугался, что если заговорит, то выдаст своё состояние. Слушать этот бред не было больше никаких сил.

— Да, да, конечно! Я знаю, что только в понимании можно достигнуть гармонии, что любовь побеждает всё, и мы должны уметь прощать. Я непременно обращусь к вам, если мне это понадобится. Я могу идти, профессор? — выговорил он на одном дыхании целый клубок пафосных фраз, похожих на цитаты из книги проповедей. Их сладость, казалось, скрипела на зубах, вызывая мерзкое ощущение, которое чувствовалось почти физически. Впрочем, сейчас ему было плевать, что говорить. Только бы выйти отсюда. Ведь иначе Дамблдор поймет… Хотя что тогда будет?.. Впрочем, неважно.

Драко резко вскочил и пулей вылетел из кабинета. Жадно глотая воздух, прислонился спиной к холодной стене. Охвативший его озноб с каждой секундой становился всё сильнее. Малфой сел на пол, содрогаясь в лихорадке, которая лишала возможности думать и выворачивала наизнанку, превращала всё тело в оголенный нерв, разрывала привычный мир и забирала из него все краски, оставляя лишь непроглядную тьму.

Это был первый приступ за несколько хогвартских дней. Первый приступ "вне дома", заставивший окончательно похоронить хрупкую надежду на то, что весь этот кошмар остался в Малфой-мэноре, а здесь всё будет иначе.

Но "иначе" не будет уже никогда.

06.10.2012