НА ЛУГУ

 

 

Версен и Брексан шли по берегу моря на север. Ни фляжки, ни бурдюка у них не было, так что они старались напиться из каждой речки, из каждого ручья, которые им попадались. Рыбу они уже доели, и от нее остался только запах — жареную рыбу пришлось нести в карманах. Щедрый дар того старого рыбака помог им продержаться целых два дня. Впрочем, от голода они особенно и не страдали, радуясь тому, что остались живы. Настроение у обоих было отличное; они шли, держась за руки, и оживленно болтали. Брексан рассказывала о Малакасии; ей приятно было развеять лживые мифы о том, что все население этой страны скрывается под покровом странного тумана, созданного черной магией, и в этом тумане повсюду бродят некие ужасные создания, убивающие людей или расчленяющие их на части.

— Впрочем, — на всякий случай предостерегла она, — в окрестностях дворца Велстар появляться все же не стоит. У нас туда никто по собственной воле не ходит — если, конечно, не живет где-нибудь поблизости на горе себе самому. Впрочем, военачальники принца Малагона людей для службы во дворце отбирают очень тщательно, и во дворец допускаются только гвардейцы да личная охрана принца. По-моему, туда лучше вообще носа не совать. Это очень опасно.

— Невероятно опасно! — с горечью воскликнул Версен. — Но именно туда мы и собираемся проникнуть.

Брексан нахмурилась.

— Внутрь вам ни за что не пройти. А возможно, даже и через лес, что вокруг замка, не пробраться. Я побывала там лишь однажды, да и то лишь перед тем, как нас отправили в Рону, но уже и тогда дворец охраняло, наверное, тысяч сто солдат.

— Зачем? — Версен просто онемел от удивления. — Чего ему бояться?

— Бояться? Кому? Малагону? Нет, ему-то бояться нечего.

— Значит, он на кого-то собрался идти войной? Хочет завоевать еще одну страну? — Версен подергал себя за ус. — Иначе зачем вообще нужна такая огромная армия? Только если собрался защищаться от врага или, наоборот, на кого-то напасть. Так, по-моему. Ведь содержать такую прорву солдат и кормить их страшно дорого, да и бездействующая армия — вещь ужасная.

— Я не знаю, зачем ему такое войско, — честно призналась Брексан, — но солдат там было целое море; они расположились и в долине, и на склонах холмов вдоль дороги, ведущей во дворец.

Бредя босиком среди колючих горных кедров, весь провоняв рыбой, не имея ни пищи, ни оружия, Версен сейчас не испытывал ни малейшего желания вторгаться в Малакасию и штурмом брать дворец Велстар.

— Наверное, ты права, — вздохнул он. — Это безнадежно. Нам понадобится целая жизнь — да что там, десять жизней! — чтобы подготовиться к сражению с такой армией. — Он вдруг почувствовал себя страшно усталым и снова вздохнул: — У меня теперь даже и башмаков-то нет.

На лице Брексан вдруг сверкнула белозубая соблазнительная улыбка, и она потащила его к залитой солнцем полоске песка чуть в стороне от тропы, приговаривая со смехом:

— Тем легче мне будет тебя раздевать!

— Ах ты, неисправимая потаскушка! — с притворным осуждением воскликнул Версен.

— Пытаешься меня завести, бычок?

И Версен, поколебавшись, спросил:

— А как же О'Рейли?

— От него, по-моему, весь день ни слуху ни духу. А ты его слышишь? — Она все продолжала тянуть Версена к понравившемуся ей местечку. — А если он все же тут, то пусть смотрит! В конце концов, сам-то он давным-давно умер, уж девятьсот двоелуний с тех пор минуло!

Версен сдался и, забыв о благоразумии, крепко обнял Брексан за талию и увлек ее на землю. Он с наслаждением целовал ее сочный рот, и она страстно отвечала на его поцелуи, сопровождая это тихим, но якобы грозным рычанием. Когда они, забыв обо всем, сплели руки и ноги, издавая сладострастные вздохи и стоны, на тропе чуть поодаль возникла призрачная фигура: Габриель О'Рейли, как всегда, был на страже.

Если бы кто-то сумел разглядеть этого полупрозрачного, но вполне бодрого часового, то сразу понял бы, что все внимание духа сосредоточено на небольшом бугорке по ту сторону луга, расстилавшегося за опушкой кедровой рощи. Это был алмор. Он ждал, и О'Рейли чувствовал его омерзительный запах, способный перекрыть даже дивные осенние ароматы леса: от алмора прямо-таки несло смертью, разлагающейся плотью и болезнями.

А еще там был по крайней мере один серон; он тоже ждал вместе с алмором, но его присутствие О'Рейли не особенно тревожило. Серона этим любовникам придется взять на себя, — ему хватит возни и с демоном. Терпеливо ожидая, пока солнце поднимется повыше, О'Рейли вспоминал свою прошлую жизнь — вернее, то немногое, что еще мог из нее припомнить. Когда он умер, многое сразу покрылось туманом забвения, но кое-какие ощущения он по-прежнему помнил вполне отчетливо — куда более отчетливо, чем события или людей.

Он хорошо помнил, например, как жарко и влажно было на Уоррентон-Парквей во время сражения при Булл-Ран, помнил боль от угодившей ему в ногу пули и тревогу по поводу того, что ногу, наверное, придется ампутировать. Помнил свое радостное возбуждение, когда снова начал нормальную жизнь в Колорадо. И сейчас, стоя на выбранном им самим посту, О'Рейли наслаждался этими воспоминаниями. Он вспомнил даже, что значит быть любимым, и воспоминаниям об этом ему больше всего хотелось предаться, прежде чем придет час неизбежной битвы с этим проклятым демоном. Сейчас О'Рейли не мог вспомнить никаких особых указаний из Евангелия, зато помнил, как свято когда-то верил, что Иисус Христос непременно позаботится о том, чтобы его, О'Рейли, душа попала в рай. Однако Он об этом все же не позаботился.

Сразу после восхода солнца ему удалось засечь алмора — тот начинал потихоньку подбираться все ближе к тому месту, где спали утомленные любовью Брексан и Версен.

«Немедленно просыпайтесь!» — потребовал призрак.

Версен шевельнулся и открыл глаза.

— Что? В чем дело? — Он сел и натянул помятую рубаху. «Там серон, — услышал он голос О'Рейли. — Будьте готовы».

— Ох, черт возьми! — Версен сплюнул, сразу стряхнув с себя сон, и сильно тряхнул Брексан за плечо. — Вставай. И поскорей! — приказал он, внимательно оглядывая рощу и пытаясь отыскать хоть какое-то оружие. У Брексан, правда, был нож, который она умудрилась срезать у Карна, прежде чем прыгнуть в океан. — У меня ведь даже оружия нет! У меня нет даже сапог! Просто поверить невозможно, что у меня нет даже пары сапог! — бормотал себе под нос Версен, поднимая с земли короткую, но довольно увесистую кедровую дубинку.

Когда он снова повернулся к Брексан, та, будучи настоящим солдатом, уже стояла, совершенно готовая к бою, возле их песчаного ложа. Рубаха на ней была аккуратно расправлена и подпоясана, зачесанные назад волосы она стянула кожаной тесемкой, и нож свой она уже держала наготове.

— Похоже, дело-то обстоит гораздо хуже, — сказала она.

— Что может быть хуже встречи с серонами?

— Там еще и алмор.

Версен охнул.

— А О'Рейли не может...

— Он сказал, что попробует.

— Ладно. — Чувствуя, как у него от волнения пересохло в горле, Версен сглотнул, крепко обнял Брексан и кивнул в сторону опушки. — Пошли?

Они ничуть не удивились, увидев, что преследующий их серон — это Хаден.

— Я так и знал, что этот ублюдок ни за что нас в покое не оставит, — пробормотал Версен.

Серон в полном одиночестве стоял посреди луга и даже не пошевелился, когда они вышли из рощи и направились прямо к нему. Изуродованное шрамами лицо Хадена было мрачным и исполненным решимости; наверное, его застывшая поза свидетельствовала о том, что он готовится к схватке.

— Вот уж невезение! Опять этот отвратительный тип! — простонала Брексан. — Лучше бы уж Карн или Рала. Как ты думаешь, где нас этот алмор поджидает?

— Знаешь, нам и с сероном забот хватит; давай оставим алмора О'Рейли и будем надеяться, что ему с помощью всех богов Северных лесов хватит сил, чтобы помешать проклятому демону напасть на нас.

— Похоже, этот Хаден совершенно безоружен, — заметила Брексан, когда они уже шли по лугу.

Высокая, по колено, трава была вся в росе, и ноги у нее мгновенно промокли и замерзли.

— Гилмор говорил, что сероны даже предпочитают порой действовать исключительно с помощью собственных рук, ног и зубов. Кстати, у тех, что напали на нас в предгорьях, тоже никакого оружия не было.

— Значит, в этом отношении у тебя есть кое-какое преимущество? — с надеждой спросила Брексан.

— Не то чтобы... Тогда нам с Саллаксом действительно удалось убить по одному серону, но Саллакс был вооружен рапирой, а я — топором. С остальными имел дело Стивен Тэйлор. А еще один наш друг погиб; они его до смерти забили, прежде чем Стивен успел вмешаться.

Несмотря на заледеневшие ноги, Брексан почувствовала, что вся покрывается жаркой испариной. Ей вдруг захотелось, чтобы сражение началось прямо сейчас.

— Пошли скорей, бычок! Ну, пошли же! Нас все-таки двое против одного. А у меня еще и нож есть. Давай начнем.

— Надеюсь, О'Рейли уже взял на себя алмора, иначе эта схватка вполне может оказаться чересчур короткой.

Брексан побледнела и поскользнулась в мокрой траве.

— Тут так сыро! Он может оказаться где угодно.

Габриель О'Рейли налетел на алмора, точно порыв осеннего ветра. Он всюду чувствовал его присутствие; ему казалось, что алмор своим зловонием, точно одеялом, накрыл весь луг. Призрак, правда, до сих пор еще не решил, где лучше вступить в схватку — он не был уверен, что этот монстр окажется для него уязвимым, но понимал, что действовать нужно быстро, хотя бы для того, чтобы отвлечь внимание алмора, пока его друзья будут сражаться с тем сероном. Его друзья. Друзья ли?

О'Рейли уже почти позабыл, что значит иметь друзей, но быстро вспомнил о Милли и Джейке Хармонах, о Лоуренсе Чэпмене. Да, когда-то и у него были друзья в Айдахо-Спрингс. Брексан и Версен слабы и практически безоружны; они очень плохо оснащены, чтобы пережить осень и зиму, не говоря уж о штурме дворца Велстар. Но они теперь были его друзьями, как и Марк. Он, Габриель О'Рейли, не так уж много мог сделать, чтобы помочь им выполнить свою благородную миссию, но твердо решил помочь им хотя бы разделаться с этим отвратительным сероном. Именно так поступают друзья. И дух спиралью взвился в утреннюю высь. Поднявшись над вершинами самых высоких деревьев, он увидел вдали Равенское море и равнины Фалкана, прекрасные в золотистых лучах восходящего солнца, хотя сердце его при виде этих красот и не замирало, как когда-то в каньоне Клир-Крик. А затем бывший банковский менеджер приготовился к битве и вниз головой ринулся на врага.

Версен споткнулся, почувствовав, как странно содрогнулась земля у него под ногами.

— Это О'Рейли, — сказал он с крепнущей уверенностью. — Он достал этого алмора!

— Как же?.. — Брексан не договорила: утро содрогнулось от жуткого вопля, и она босыми ногами отчетливо почувствовала, как по земле прошла дрожь.

Что ж, если им удастся пережить переход по росистому лугу, то этим они в очередной раз будут обязаны призраку О'Рейли.

Подняв глаза, Брексан увидела, что и серон тоже покачнулся. На лице его появилось выражение крайнего изумления, и Брексан, воспользовавшись моментом, бросилась вперед с криком:

— Давай, бычок! Он такого не ожидал!

— Я нападу снизу, — шепнул Версен, надеясь, что она его услышала.

А серон скинул с себя верхнюю рубаху и отшвырнул ее в сторону.

— Умно, — пробормотала Брексан.

Теперь им с Версеном будет куда труднее — торс Хадена представлял собой гору гладких великолепных мускулов, исчерченных тонкими розоватыми шрамами.

Брексан чувствовала, как помимо возбуждения в ее душе пробуждается страх, и усилием воли заставила себя продолжать бег. Она же все-таки воин. Неправильно было бы позволить Версену первым идти в атаку. Ей все еще порой было неловко при воспоминании о том, как она надеялась, что он утонет первым, чтобы встретить ее после смерти и утешить. Теперь им предстояло вместе сразиться с этим хладнокровным убийцей. И Брексан почувствовала, как душу и мысли ее заполняет некая холодная ясность. Теперь она, казалось, видела перед собой только этого серона, не замечая даже Версена, бегущего с нею рядом.

Хаден чуть присел, проявляя стоическое хладнокровие и тихо рыча. Лицо было искажено яростью. У Версена имелся некий план действий, но обсуждать его с Брексан не было времени, и оставалось надеяться, что она сама обо всем догадается по ходу дела. Он понимал, что есть только одна возможность сразу лишить этого великана способности сопротивляться, и, разогнавшись на мокрой траве, как на ледяной дорожке, он ногами вперед пролетел под Хаденом, миновав его вытянутые вперед и широко расставленные ручищи, и на лету нанес своей дубинкой мощный удар, вдрызг разнеся серону коленную чашечку.

Хаден взревел, чувствуя, что нога под ним бессильно подгибается, и, уже падая, успел сильно ударить Брексан в бок, ломая ей ребра.

Когда Хаден стал падать, Брексан бросилась на него, но не учла скорости его падения и, вместо того чтобы вонзить нож серону в горло, попала ему в плечо. Рана, которую она ему нанесла, была глубокой, болезненной, но Брексан слишком сильно выбросила вперед руку, и Хаден все же успел нанести ей сокрушительный удар, сбив ее с ног.

Она откатилась в сторону и попыталась перевести дыхание, но вздохнуть не смогла. Тогда она заставила себя встать на четвереньки и тут же снова рухнула ничком на траву. Судя по тому, какая убийственная боль пронзила ей бок, у нее были сломаны ребра.

«Вставай! — велела себе Брексан, но с трудом слышала даже собственный внутренний голос; он, казалось, доносился откуда-то издалека, из каких-то неведомых глубин. — Сейчас не время страдать от боли».

Пошатываясь, Брексан поднялась на ноги и повернулась к противнику, крепко сжимая в руке окровавленный нож.

Версену пришлось туго, пока она валялась на земле и была не в состоянии подняться. Хаден обрушил на него град чудовищных ударов, но и он тоже не оставался в долгу, стараясь ударить серона по сломанному колену. Хаден каждый раз страшно кричал, и трудно было сказать, чего в этих криках больше — страдания или свирепой ярости. Впрочем, сознания этот покрытый шрамами серон не терял ни разу и упорно продолжал молотить Версена своими кулачищами.

А Версен, одной рукой удерживая здоровую ногу серона, свободной рукой наносил ему удар за ударом. Он, видимо, причинял своему противнику почти непереносимые страдания, однако же и ему тоже доставалось как следует. Особенно страдали лицо и шея, и Версен держался из последних сил, отчаянно надеясь лишь на то, что Брексан все же сумеет подняться и прикончит проклятого врага одним ударом ножа. Но, увидев, как неловко девушка поднимается с земли, Версен понял, что и она тоже ранена, и, на мгновение позабыв о собственной боли, встревожился.

И тут же страшный удар в подбородок вернул его к реальной действительности.

Примитивный инстинкт, одно лишь желание выжить — вот и все, что еще заставляло Версена сопротивляться, однако сил у него почти не оставалось. Собрав последние силенки, он безжалостно крутанул сломанную ногу серона, и тот дико взвыл от безумной боли, закинув голову назад.

Видимо, Хаден лишь сейчас осознал, что его колену нанесен непоправимый ущерб. Он был парализован болью, которую причинял ему осточертевший ронец, а тут еще эта женщина, эта злобная фурия, прыгнула прямо ему на грудь и пронзила ножом левое легкое. Луг вокруг Хадена закружился и стал как бы опрокидываться, словно намереваясь сбросить их всех прямо в Равенское море. Хаден понимал, что вот-вот потеряет сознание, и в последнем всплеске злобной ярости, вскинув руку над головой, нанес страшный удар локтем женщине прямо в сломанную скулу. Этот удар практически лишил его сил, но своего он добился: женщина сразу обмякла и сползла с его груди на землю.

Версен чуть не выпустил ногу серона, так ему хотелось захлопать в ладоши, когда Брексан так удачно воткнула нож в грудь этому убийце. Он даже слегка усмехнулся, несмотря на треснувшую челюсть, сломанный и совершенно опухший нос и, похоже, выбитый глаз; он не сомневался, что теперь-то уж победа будет за ними. Да, они, конечно, страшно избиты и изранены, они, возможно, и не доживут до конца этого безумного путешествия во дворец Велстар, но, по крайней мере, на свете будет одним мерзким сероном меньше!

«Да, мы уменьшим стаю этих вонючих ублюдков хотя бы на одного!»

Но эта мысль мелькнула и тут же исчезла; теряя сознание, Версен попытался крикнуть: «Прикончи его!», но из горла его донесся лишь влажный хрип.

И лишь когда серон ударил Брексан локтем в изуродованную скулу, Версен почувствовал, как гнев с новой силой вспыхнул в его душе, и, превозмогая боль, он хрипло вскричал, пытаясь дотянуться до ножа:

— Ну, теперь я сам тебя прикончу, дерьмо собачье! Ах ты, гнусная тварь в человечьем обличье, кусок птичьего гуано! — Одной рукой Версен по-прежнему стискивал изувеченное колено серона, но вторую его ногу ему пришлось выпустить, когда он потянулся за ножом, и это оказалось страшной ошибкой, которую он, увы, понял слишком поздно.

«Ты же подставился!» — сверкнуло у него в мозгу.

Этот покрытый боевыми шрамами серон был все еще слишком силен и злобен; даже смертельные раны не могли преградить ему путь к победе. Глаза Версена расширились от ужаса, когда он увидел стремительно приближавшийся к его лицу тяжелый сапог. Удар — и сознание его померкло. Теперь они оба оказались во власти Хадена.

 

 

* * *

Брексан очнулась и увидела, что солнце уже высоко. Пара серо-белых птиц в поднебесье, лениво махая крыльями, летела к морю. На густой высокой траве лежать было мягко; к тому же она хорошо защищала от холодного осеннего ветра, и Брексан наслаждалась последними теплыми лучами солнца. Неужели она столько времени провалялась без сознания? Но думать об этом не хотелось; на мгновение у нее даже возникла мысль: а не поспать ли еще? И вдруг она вспомнила: Версен, серон, страшная схватка...

Брексан резко села — слишком резко — и чуть снова не потеряла сознание от пронзительной боли в ребрах и сломанной скуле. Глаза, видимо, опять опухли — угол зрения как-то странно уменьшился, да и дышать приходилось поверхностно, нормально вздохнуть она вообще не могла, такая дикая была боль. Брексан даже глаза ненадолго закрыла, чтобы побороть приступ дурноты. Немного придя в себя, она осторожно перекатилась на бок и на четвереньках подползла к тому месту, где лежали Версен и серон. Сомнений быть не могло: Версен погиб. Лицо его превратилось в кровавое месиво, а горло серон разорвал ему голыми руками.

У Брексан брызнули слезы, когда она представила себе, как же Версен должен был страдать. Она ласково провела рукой по его спутанным густым волосам и тут же испуганно отдернула руку: с пальцев капала его кровь. А вокруг израненного тела собралась целая лужа крови, еще не успевшей впитаться в землю.

Брексан поспешно отвернулась, и ее несколько раз вывернуло наизнанку, а потом новый приступ боли заставил ее опять потерять сознание.

 

 

* * *

Она не скоро пришла в себя и еще, наверное, целый авен тупо просидела у тела Версена. Она была слишком слаба, слишком сильно изранена и слишком устала, чтобы собирать дрова для погребального костра, так что просто перевернула Версена на спину и сложила ему руки на груди. Своей рубахой она стерла у него с лица кровь и закрыла ему глаза. И после этого утратила последнюю надежду; ей стало совершенно безразлично, что с ней будет дальше.

Свернувшись в клубок рядом с изуродованным телом Версена, она, уже не сдерживаясь, горько плакала и, убитая горем, не сразу расслышала хриплые стоны серона, лежавшего неподалеку. Брексан была совершенно уверена, что он мертв, и до сих пор ни разу в его сторону даже не взглянула. Мгновенно перестав рыдать, она с трудом приподнялась с земли, встала на колени и опять на четвереньках, не обращая внимания на зверскую боль в сломанных ребрах, подползла к серону и медленно выдернула нож у него из груди. Из раны тут же потекла кровь. Да, он был еще жив.

Брексан зло прищурилась и ровным спокойным голосом сказала:

— У меня просто слов нет, до чего я рада снова видеть тебя живым. А ну, открывай глаза!

Она перешла на крик:

— Не слышишь, я с тобой разговариваю!

И подкрепила свое требование пинком, втайне надеясь, что в итоге ей тоже удастся переломать ему ребра.

— Ну что, дружок, не хочешь на меня смотреть? А мне вот очень хочется, чтобы ты видел, что я с тобой сейчас делать буду.

Опухшее лицо Брексан озарилось дьявольской усмешкой, когда она увидела, что серон слегка приоткрыл глаза, и ей тут же стало не по себе, потому что эти зверские, нечеловеческие глаза, глаза безжалостного убийцы, настоящего зверя, были того же цвета, что и у Версена: светло-зеленые. Брексан стряхнула с ресниц слезы, которых не смогла сдержать, вспомнив, как Версен смотрел на нее, когда они, точно голодные, предавались любви в прибрежных дюнах.

И холодная волна гнева вновь охватила ее; на этот раз Брексан не стала себя сдерживать, позволив жажде мщения пылать в полную силу.

— Ну что, ты хорошо меня видишь? Я хочу, чтобы ты меня запомнил, чтобы знал, кто делает это с тобой.

Она низко наклонилась над Хаденом и услышала грозное, но еле слышное ворчание. Серон был вполне жив — хотя, возможно, и не настолько, чтобы размышлять над иронией судьбы, подарившей ему такие же светло-зеленые глаза, как у Версена. Однако он явно сознавал, в каком ужасном положении оказался.

— Да уж, дела у тебя хуже некуда, дружок, — заметила Брексан. — Возможно, ты и до конца этого дня не доживешь. — Она принялась закатывать рукава рубахи. — Но, с другой стороны, вполне можешь и дожить, кто тебя знает.

Она дочиста вытерла лезвие ножа о штанину, засунула за уши непокорные пряди волос и принялась за дело.