Руководство по химическому анализу морских вод. РД 52.10.243-92 1 страницаСтудент должен знать: 1.Морфологические и функциональные изменения опорно-двигательной системы у пожилых. 2.Современные взгляды на этиопатогенез болезней опорно-двигательной системы у пожилых. 3.Клинику заболеваний опорно-двигательной системы у людей старшей возрастной группы. 4.Основные методы и принципы лечения заболеваний опорно-двигательной системы в гериатрии. Студент должен уметь: 1.Провести анализ субъективных и объективных данных. 2.Установить сестринский диагноз. 3.Наметить план сестринского ухода. 4. Правильно выполнять манипуляции по уходу за геронтом.
1. Остеопороз - _____________________________________________________________ I.__________________________________________________________________________ 4. Деформирующий артроз – этот ______________________________________________ I.__________________________________________________________________________ I.__________________________________________________________________________ деформирующего артроза I.__________________________________________________________________________ 8. Больной 67 лет, работающий до пенсии грузчиком, предъявляет жалобы на деформацию и боли в коленном суставе, которые появляются появляются и усиливаются при физических нагрузках. Объективно: больной гиперстенического телосложения, сутуловат, кожа и видимые слизистые бледной окраски. Периферические лимфоузлы не увеличены. Область сердца без видимых деформаций, верхушечный толчок визуально и пальпаторно не определяется. Тоны сердца приглушены. ЧСС 78 ударов в минуту. PS на правой 75 ударов в минуту, на левой 74, удовлетворительных свойств. АД на левой 145/85, на правой 150/90 мм.рт.ст. ЧДД 18 в минуту. Дыхание везикулярное, хрипов нет. При пальпации живот мягкий, безболезненный. На боковых поверхностях дистальных межфаланговых суставов определяются плотные узелки, безболезненные при пальпации. При пальпации коленного сустава наблюдается болезненность, движения в нем ограничены. Физиологические отправления: в норме. Т тела 36,7. ЭКГ: диффузные изменения в миокарде. Анализ крови: без особенностей. Анализ мочи: без особенностей. Рентгенография коленного сустава: контуры сустава изменены, наблюдается неравномерное сужение суставной щели, выраженные краевые костные разрастания в области эпифизов. Задание: выявите приоритетные и потенциальные проблемы пациента и наметьте пути их реализации.
9. Генетические и гормональные факторы риска для развития остеопороза: а) белая раса; б) черная раса; в) женский пол; г) мужской пол; д) позднее начало менструаций, ранняя менопауза; ж) бесплодие; з) раннее начало менструаций, поздняя менопауза. 10. Хроническое заболевание суставов, наиболее часто встречаемое в гериатрической практике, для которого характерны дегенеративно-дистрофические изменения с признаками асептического воспаления, называется: а) артрит: б) остеохондроз; в) деформирующий артроз; г) ревматоидный полиартрит. 11.При деформирующем артрозе вначале патологические изменения происходят: а) в капсуле сустава; б) в геалиновом хряще; в) в субхондральных отделах кости; г) в синовиальной жидкости. 12. Непостоянные боли после нагрузки сустава характерны для стадии: а) компенсации; б) декомпенсации; в) субкомпенсации; г) преартроза. 13. Деформацию сустава при деформирующем артрозе вызывает:
Рувим Исаевич Фраерман. Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви ----------------------------------------------------------------------- Фраерман Р. Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви. Мн.: Юнацтва, 1986. OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 2 сентября 2003 года ----------------------------------------------------------------------- Повесть "Дикая собака Динго" давно вошла в золотой фонд советскойдетской литературы. Это лирическое, полное душевной теплоты и светапроизведение о товариществе и дружбе, о нравственном взрослении подростков. Для старшего школьного возраста.I Тонкая леса была спущена в воду под толстый корень, шевелившийся откаждого движения волны. Девочка ловила форель. Она сидела неподвижно на камне, и река обдавала ее шумом. Глаза еебыли опущены вниз. Но взгляд их, утомленный блеском, рассеянным повсюду надводой, не был пристален. Она часто отводила его в сторону и устремлялавдаль, где крутые горы, осененные лесом, стояли над самой рекой. Воздух был еще светел, и небо, стесненное горами, казалось среди нихравниной, чуть озаренной закатом. Но ни этот воздух, знакомый ей с первых дней жизни, ни это небо непривлекали ее сейчас. Широко открытыми глазами следила она за вечно бегущей водой, силясьпредставить в своем воображении те неизведанные края, куда и откуда бежаларека. Ей хотелось увидеть иные страны, иной мир, например австралийскуюсобаку динго. Потом ей хотелось еще быть пилотом и при этом немного петь. И она запела. Сначала тихо, потом громче. У нее был голос, приятный для слуха. Но пусто было вокруг. Лишьводяная крыса, испуганная звуками ее песни, близко плеснулась возле корня ипоплыла к камышам, волоча за собой в нору зеленую тростинку. Тростинка быладлинна, и крыса трудилась напрасно, не в силах протащить ее сквозь густуюречную траву. Девочка с жалостью посмотрела на крысу и перестала петь. Потомподнялась, вытащив лесу из воды. От взмаха ее руки крыса шмыгнула в тростник, а темная, в пятнах,форель, до того неподвижно стоявшая на светлой струе, подпрыгнула и ушла вглубину. Девочка осталась одна. Она взглянула на солнце, которое было ужеблизко к закату и клонилось к вершине еловой горы. И, хотя было уже поздно,девочка не спешила уйти. Она медленно повернулась на камне и неторопливозашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горыспускался высокий лес. Она вошла в него смело. Шум воды, бегущей меж рядами камней, остался за ее спиной, и перед нейоткрылась тишина. И в этой вековой тишине услышала она вдруг звук пионерского горна. Онпрошелся по просеке, где, не шевеля ветвями, стояли старые пихты, ипротрубил ей в уши, напомнив, что надо спешить. Однако девочка не прибавила шагу. Обогнув круглое болотце, где рослижелтые саранки, она наклонилась и острым сучком вырыла из земли вместе скорнями несколько бледных цветов. Руки ее уже были полны, когда позадираздался тихий шум шагов и голос, громко зовущий ее по имени: - Таня! Она обернулась. На просеке, возле высокой муравьиной кучи, стоялнанайский мальчик Филька и манил ее к себе рукой. Она подошла, дружелюбноглядя на него. Возле Фильки на широком пне увидела она котелок, полный брусники. Асам Филька узким охотничьим ножом, сделанным из якутской стали, очищал откоры свежий березовый прут. - Разве ты не слышала горна? - спросил он. - Почему же ты не спешишь? Она ответила: - Сегодня родительский день. Мать моя приехать не может - она вбольнице на работе, - и в лагере меня никто не ждет. А почему ты неспешишь? - добавила она с улыбкой. - Сегодня родительский день, - ответил он так же, как она, - и ко мнеприехал из стойбища отец, я пошел его проводить до еловой сопки. - Разве ты уже проводил его? Ведь это далеко. - Нет, - ответил с достоинством Филька. - Зачем я буду его провожать,если он останется ночевать возле нашего лагеря у реки! Я выкупался заБольшими камнями и пошел искать тебя. Я слышал, как ты громко пела. Девочка посмотрела на него и засмеялась. А смуглое лицо Филькипотемнело еще больше. - Но если ты не спешишь никуда, - сказал он, - то постоим тут немного.Я угощу тебя муравьиным соком. - Ты уже угощал меня утром сырой рыбой. - Да, но то была рыба, а это уже совсем другое. Попробуй! - сказалФилька и воткнул свой прут в самую середину муравьиной кучи. И, склонившись над ней вдвоем, они подождали немного, пока тонкаяветка, очищенная от коры, не покрылась сплошь муравьями. Тогда Филькастряхнул их, слегка ударив веткой по кедру, и показал ее Тане. На блестящейзаболони видны были капли муравьиной кислоты. Он лизнул и дал попробоватьТане. Она тоже лизнула и сказала: - Это очень вкусно. Я всегда любила муравьиный сок. Она двинулась дальше, и Филька пошел с нею рядом, не отставая от неени на шаг. Они молчали. Таня - потому, что любила думать понемногу обо всем имолчать всякий раз, когда входила в этот молчаливый лес. А Филька о такомчистейшем пустяке, как муравьиный сок, тоже не хотел говорить. Все же этобыл только сок, который она могла добывать и сама. Так прошли они всю просеку, не сказав друг другу ни слова, и вышли напротивоположный склон горы. И здесь, совсем близко, под каменным обрывом,все у той же самой реки, без устали спешившей к морю, увидели они свойлагерь - просторные палатки, стоявшие на поляне в ряд. Из лагеря доносился шум. Взрослые, должно быть, уже уехали домой, ишумели одни только дети. Но голоса их были так сильны, что здесь, наверху,среди молчания серых морщинистых камней, Тане показалось, что где-то далекогудит и качается лес. - А ведь, никак, уже строятся на линейку, - сказала она. - Тебе быследовало, Филька, прийти в лагерь раньше меня, потому что не посмеются линад нами, что мы так часто приходим вместе? "Вот уж про это ей бы не следовало говорить", - подумал с горькойобидой Филька. И, схватившись за цепкий слойник, торчащий над обрывом, он прыгнулвниз на тропинку так далеко, что Тане стало страшно. Но он не расшибся. И Таня бросилась бежать по другой тропинке, межнизких сосен, криво растущих на камнях... Тропинка привела ее на дорогу, которая, точно река, выбегала из лесаи, точно река, блеснула ей в глаза своими камнями и щебнем и прошумеладлинным автобусом, полным людей. Это взрослые уезжали из лагеря в город. Автобус проехал мимо. Но девочка не проводила взглядом его колес, непосмотрела в его окна; она не ожидала увидеть в нем никого из родных. Она пересекла дорогу и вбежала в лагерь, легко перескакивая черезканавы и кочки, так как была проворна. Дети встретили ее криком. Флаг на шесте похлопал ей прямо в лицо. Онастала в свой ряд, положив цветы на землю. Вожатый Костя погрозил ей глазами и сказал: - Таня Сабанеева, на линейку надо становиться вовремя. Смирно!На-пра-во равняйсь! Ощущайте локтем соседа. Таня пошире раздвинула локти, подумав при этом: "Хорошо, если у тебясправа друзья. Хорошо, если они и слева. Хорошо, если они и там и тут". Повернув голову направо, Таня увидела Фильку. После купания лицо егоблестело, как камень, а галстук был темен от воды. И вожатый сказал ему: - Филька, какой же ты пионер, если каждый раз делаешь себе из галстукаплавки!.. Не ври, не ври, пожалуйста! Я сам все знаю. Погоди, я уж поговорюс твоим отцом серьезно. "Бедный Филька, - подумала Таня, - ему сегодня не везет". Она смотрела все время направо. Налево же она не смотрела. Во-первых,потому, что было это не по правилам, во-вторых, потому, что там стоялатолстая девочка Женя, которую она не предпочитала другим. Ах, этот лагерь, где уже пятый год подряд проводит она свое лето!Почему-то сегодня он ей казался не таким веселым, как прежде. А ведь всегдаона так любила просыпаться в палатке на заре, когда с тонких шипов ежевикикапает на землю роса! Любила звук горна в лесу, ревущего подобно изюбру, истук барабанных палочек, и кислый муравьиный сок, и песни у костра, которыйона умела разводить лучше всех в отряде. Что же сегодня случилось? Неужели эта бегущая к морю река навеяла нанее эти странные мысли? С каким смутным предчувствием следила она за ней!Куда хотелось ей плыть? Зачем понадобилась ей австралийская собака динго?Зачем она ей? Или это просто уходит от нее ее детство? Кто знает, когдауходит оно! Таня с удивлением думала об этом, стоя смирно на линейке, и думала обэтом позже, сидя в столовой палатке за ужином. И только у костра, которыйпоручили ей развести, она взяла себя в руки. Она принесла из лесу тонкую березку, высохшую на земле после бури, ипоставила ее посередине костра, а кругом искусно развела огонь. Филька же окопал его и подождал, пока не займутся сучья. И березка горела без искр, но с легким шумом, со всех сторонокруженная сумраком. Дети из других звеньев приходили к костру любоваться. Приходил ивожатый Костя, и доктор с бритой головой, и даже сам начальник лагеря. Онспросил их, почему они не поют и не играют, раз у них такой красивыйкостер. Дети спели одну песню, потом другую. А Тане не хотелось петь. Как прежде на воду, широко открытыми глазами смотрела она на огонь,тоже вечно подвижный и постоянно стремящийся вверх. И он, и он шумел очем-то, навевая на душу неясные предчувствия. Филька, который не мог видеть ее печальной, принес к костру свойкотелок с брусникой, желая порадовать ее тем немногим, что у него было. Онугостил всех товарищей по звену, но Тане выбрал ягоды самые крупные. Онибыли спелы и прохладны, и Таня съела их с удовольствием. А Филька, видя ееснова веселой, начал рассказывать о медведях, потому что отец его былохотник. И кто же другой мог так хорошо рассказать о них. Но Таня прервала его. - Я родилась здесь, в этом краю и в этом городе, и нигде не бывала вдругом месте, - сказала она, - но всегда удивлялась, почему здесь так многоговорят о медведях. Постоянно о медведях... - Потому что кругом тайга, а в тайге водится много медведей, -ответила толстая девочка Женя, у которой не было никакой фантазии, нокоторая всему умела находить верную причину. Таня задумчиво посмотрела на нее и спросила у Фильки, не может ли ончто-нибудь рассказать об австралийской собаке динго. Но о дикой собаке динго Филька ничего не знал. Он мог бы рассказать озлых нартовых собаках, о лайках, но об австралийской собаке ему ничего небыло известно. Не знали о ней и другие дети. И толстая девочка Женя спросила: - А скажи, пожалуйста, Таня, зачем тебе австралийская собака динго? Но Таня ничего не ответила, потому что в самом деле ничего на это немогла сказать. Она только вздохнула. Словно от этого тихого вздоха, березка, горевшая до того так ровно иярко, вдруг закачалась, как живая, и рухнула, рассыпалась пеплом. В кругу,где сидела Таня, стало тесно. Мрак подступил близко. Все зашумели. И тотчасже из темноты раздался голос, которого никто не знал. Это не был голосвожатого Кости. Он сказал: - Ай-ай, друга, чего кричишь? Чья-то темная большая рука пронесла над головой Фильки целую охапкусучьев и бросила их в костер. Это были еловые лапы, которые дают многосвета и искр, с гудением уносящихся вверх. И там, наверху, они гаснут нескоро, они горят и мерцают, точно целые горсти звезд. Дети вскочили на ноги, а к костру подсел человек. Он был с виду мал,носил кожаные наколенники, а на голове у него была берестяная шляпа. - Это Филькин отец, охотник! - закричала Таня. - Он ночует сегоднятут, рядом с нашим лагерем. Я его хорошо знаю. Охотник подсел к Тане поближе, закивал ей головой и улыбнулся.Улыбнулся он и другим детям, показав свои широкие зубы, источенные длинныммундштуком медной трубочки, которую он крепко сжимал в руке. Каждую минутуон подносил к своей трубочке уголек и сопел ею, ничего никому не говоря. Ноэто сопение, этот тихий и мирный звук говорил всем, кто хотел его слушать,что в голове этого странного охотника нет никаких дурных мыслей. И поэтому, когда к костру подошел вожатый Костя и спросил, почему уних в лагере находится посторонний человек, то дети закричали все вместе: - Не трогай его, Костя, это Филькин отец, пусть посидит у нашегокостра! Нам с ним весело! - Ага, так это Филькин отец, - сказал Костя. - Отлично! Я узнаю его.Но в таком случае я должен сообщить вам, товарищ охотник, что сын вашФилька постоянно ест сырую рыбу и угощает ею других, например ТанюСабанееву. Это одно. А во-вторых, из своего пионерского галстука он делаетсебе плавки, купается возле Больших камней, что категорически было емузапрещено. Сказав это, Костя ушел к другим кострам, которые ярко горели наполяне. А так как охотник не все понял из того, что сказал Костя, топосмотрел ему вслед с уважением и на всякий случай покачал головой. - Филька, - сказал он, - я живу в стойбище и охочусь на зверя и плачуденьги для того, чтобы ты жил в городе, и учился, и был всегда сыт. Но чтоже из тебя выйдет, если за один только день ты сделал так много зла, что натебя жалуются начальники? Вот тебе за это ремень, иди в лес и приведи сюдамоего оленя. Он пасется близко отсюда. Я переночую у вашего костра. И он дал Фильке ремень, сделанный из лосиной кожи, такой длинный, чтоего можно было закинуть на вершину самого высокого кедра. Филька поднялся на ноги, глядя на товарищей, не разделит ли кто-нибудьс ним его наказание. Тане стало жалко его: ведь это ее угощал он утромсырой рыбой, а вечером муравьиным соком и, может быть, ради нее купался уБольших камней. Она вскочила с земли и сказала: - Филька, пойдем. Мы поймаем оленя и приведем его твоему отцу. И они побежали к лесу, который встретил их по-прежнему молчаливо.Скрещенные тени лежали на мху между елями, и волчьи ягоды на кустахблестели от света звезд. Олень стоял тут же, близко под пихтой, и объедалмох, свисавший с ее ветвей. Олень был так смирен, что Фильке не пришлосьдаже развернуть аркан, чтобы набросить его на рога. Таня взяла оленя заповод и по росистой траве вывела его на опушку, а Филька привел к костру. Охотник засмеялся, увидев детей у костра с оленем. Он предложил Танесвою трубочку, чтобы она покурила, так как он был добрый человек. Но дети громко засмеялись. А Филька строго сказал ему: - Отец, пионеры не курят, им нельзя курить. Охотник был очень удивлен. Но недаром же он платит деньги за сына,недаром же сын живет в городе, ходит в школу и носит на шее красный платок.Должен же он знать такие вещи, о которых не знает отец. И охотник закурилсам, положив руку на плечо Тане. А олень его подышал ей в лицо иприкоснулся к ней рогами, которые тоже могли быть нежными, хотя уже и давнозатвердели. Таня опустилась на землю рядом с ним почти счастливая. На поляне всюду горели костры, вокруг костров пели дети, и докторходил среди детей, беспокоясь об их здоровье. И Таня с удивлением думала: "В самом деле, разве это не лучше австралийской собаки динго?" Почему же ей все-таки хочется плыть по реке, почему все звенит в ушахголос ее струй, бьющихся о камни, и так хочется в жизни перемен?..II Саранки, которые Таня вчера острым сучком вырыла из земли, сохранилисьнаутро прекрасно. Она укутала их корни мокрой травой и мхом, завернуластебли в свежую бересту и когда взяла цветы под мышку, а на спину повесиласвой вещевой мешок, то сразу превратилась в путника, готового в далекуюдорогу. Перемены оказались неожиданно близки. Лагерь решили закрыть, а детейотвезти в город, потому что доктор нашел, что ночная роса очень вредная дляздоровья. Как-никак ведь была уже осень. И верно, меньше стало летних трав, и вот уже целую неделю, как поутрам палатки покрывались инеем, и на листьях в лесу до полудня виселикапли росы, все до одной ядовитые, точно змеи. Однако путь, который лежал перед Таней, не был далеким путем.Собственно, это была та самая дорога, по которой вчера проехал с шумомавтобус. Хотя она выбегала из лесу, и убегала в лес, и была совсем новая,однако на ней сегодня стояла пыль - кремнистая пыль, которую даже старыепихты, растущие вдоль обочин, не могли никак унять. Они только отмахивалисьот нее своими синими лапами. Таня отлично видела это, шагая позади всех в золотистом венце из пыли.А рядом с ней шел Филька со своим отцом, и самым последним - олень. Он тожене любил пыли и громких медных труб, в которые каждые полчаса трубилилагерные музыканты, шагавшие за возами с поклажей. И когда мимо проехали натанках красноармейцы и крикнули детям "ура", он так сильно натянул повод,что вырвал его из рук охотника и скрылся в лесу между стволами высокихсосен вместе со своим вьюком. А ведь именно в этом вьюке были самые дорогиевещи Фильки и Тани. Оленя пришлось искать. Они нашли его среди тонких берез, как и он, дрожавших от страха. Долго не хотел олень выходить из лесу. Но, когда наконец охотник вывелего снова на дорогу, музыки уже не было слышно и пыль улеглась обратно нате же самые камни, с каких она поднялась. И пихты больше не махали ветвями. Лагерь ушел далеко вперед. Не что другое, как именно это обстоятельство, послужило причиной тому,что, войдя в город с холщовой сумочкой за плечами, в тапках, разбитых обострый щебень дороги, Таня у себя дома никого не нашла. Мать, не дождавшись, ушла на работу в больницу, как уходила онапостоянно, а старая нянька полоскала на речке белье. Ворота же былиоткрыты. И Таня вошла в свой двор. Но много ли путнику нужно? Напиться холодной воды, посидеть на траве,опустив руки на землю. Вот под забором трава. Она стала тоньше, верхушки ееуже сожжены ночным инеем, а все же под вечер и в ней трещат кузнечики,невесть как попавшие в город. А вот и вода. Правда, она не бежит, неструится. Она зиму и лето стоит посреди двора в бочке, прикованная к старымсаням. Таня открыла затычку и дала напиться цветам, смочив их корни,укутанные белым мхом. Потом напилась сама и подошла к деревьям, растущимнаправо от крыльца. Широкая ель и береза с тонкими ветвями стояли тихорядом. Ель еще была хороша. Тени ее хватало на полдвора и больше. Нобереза! Она уже начинала желтеть. Таня потрогала ее белый ствол, весь усеянный наростами. "Что это? Уже осень?" - подумала она. И береза уронила сморщенный лист в ее подставленные ладони. "Да, да, - сказала себе Таня, - это в самом деле осень. Однако ирисыпод окном еще стоят. Может быть, и мои саранки постоят немного. Но где жевсе наши?" В это время услышала она рядом с собой тихую возню и ворчанье.Оказалось что это старая кошка Казак привела своих котят и заставила ихпопрыгать перед Таней. Потом прибежала утка, полоща в клюве червя. Котята за лето выросли, и самый маленький из них, по прозвищу Орел,уже не боялся ни червей, ни утки. Затем в калитке показалась собака. Была она ничтожна ростом, с большойголовой, и было ей лет десять по меньшей мере. Заметив Таню, она остановилась в воротах, и в старых, слезящихсяглазах ее засветился стыд - ей было совестно, что не она первая узнала овозвращении Тани. Невольным ее движением было уйти назад, вовсе не заметитьТани. Ведь бывают же и такие случаи в собачьей жизни. Она повернула ужебыло к воротам, не вильнув даже хвостом. Но все ее хитрые умыслыразлетелись прахом в тот самый миг, как только Таня позвала ее по имени: - Тигр! И тотчас же собака подпрыгнула на своих коротких ногах и бросилась кТане, в ее зажатые колени. Таня долго гладила ее голову, покрытую короткой жесткой шерстью, гдепод кожей нащупывались уже старческие бугры. Да, все это были уже старые и слабые существа, хотя имена их былигрозны. Таня смотрела на собаку с любовью. А когда подняла глаза, то увидела няньку, тоже старуху, с глубокимиморщинками, со взором, уже потускневшим от долгой жизни. Поставив ведро с бельем на землю, нянька поцеловала Таню и сказала: - Какая ты черная стала, не лучше твоего Фильки. А мамы-то ведь нетудома. Ждала, ждала - не дождалась, на работу ушла. Одни, значит, мы с тобоюостались. Мы завсегда одни. Хочешь, самовар поставлю? А то поешь чего? Ужне знаю, чем они вас там в лагере кормят. Поди, насилу выплюнешь. Нет, Таня не хотела есть. Она лишь отнесла в дом свою сумочку, походила по тихим комнатам,потрогала книги на полке. Да, нянька была права. Как часто Таня оставалась одна хозяином своегодосуга и желаний! Но только она одна знала, как эта свобода тяготила ее. Вдоме нет ни сестер, ни братьев. И мамы очень часто нет. Грудь стесняетсячувством горьким и нежным, вызывающим слезы на глазах. Откуда возникаетоно? Запах ли это рук и лица матери, или запах ее одежды, или это еевзгляд, смягченный постоянной заботой, который Таня носит в своей памятиповсюду и всегда? Раньше, каждый раз как мать собиралась из дому, Таня начинала плакать,но теперь только думала о ней с непрестанной нежностью. Она не спросила у няньки, скоро ли вернется мать. Она только потрогалаее платье в шкафу, посидела на ее кровати и снова вышла во двор. Надо жебыло наконец как-нибудь устроить цветы, которые она вырыла в лесу наболотце. - Но ведь осень, Таня, - сказала нянька. - Какие теперь цветы? - Ну какая же у нас осень! Посмотри, - ответила Таня. Осень, как всегда, проходила над городом без тумана. Окрестные горы,как весной, были темны от хвои, и долго не склонялось над лесами солнце, идолго во дворах под окнами цвели большие, без запаха цветы. В самом деле, может быть, и саранки постоят еще немного. И еслизасохнут, то все же корни их будут в земле. И Таня широким ножом вырыла в земле несколько ямок на грядке иподперла стебли саранок палочками. Тигр же ходил меж грядок и обнюхивал их. А обнюхав, поднял своюбольшую голову с земли и посмотрел вверх на забор. Посмотрела туда и Таня. На заборе сидел Филька. Он был уже разут, в одной майке, без галстука,и лицо его было возбужденно. - Таня, - крикнул он, - беги скорее к нам! Отец подарил мне настоящихездовых собак! Но Таня не перестала копать, руки ее были черны от земли, а лицолоснилось. - Этого быть не может, - сказала она, - ты обманываешь меня. Когда жеуспел он это сделать? Ведь мы вместе пришли сегодня в город. - Нет, это правда, - сказал Филька. - Он привел их в город еще три дняназад и держал у хозяйки в сарае. Он хотел мне сделать подарок, и он зоветтебя посмотреть. Таня снизу еще раз внимательно поглядела на Фильку. В конце концов, это могло быть правдой. Ведь дарят же детям вещи, окоторых они мечтают. И дарят им это отцы - как часто читала об этом Таня. Она бросила нож на грядку и вышла за ворота на улицу. Филька жил через двор. Ворота его были закрыты. Но он широко открыл их перед Таней, и она увидела собак. Возле них на земле сидел Филькин отец и курил. Трубочка его хрипелатак же громко, как в лесу у костра, лицо его было приветливо. Олень стоялпривязанный к забору. А собаки лежали все вместе, с хвостами, скрученнымина спине в кольцо, настоящие лайки. Не поднимая острых морд, протянутых наземле, они посмотрели на Таню волчьим взглядом. Охотник закрыл ее от зверей. - Они злые, друга, - сказал он. А Филька добавил: - Это почище австралийской собаки динго. - Я знаю этих собак отлично, - сказала Таня. - А все-таки это не дикаясобака динго. Запрягите их, пожалуйста. Охотник был озадачен немного. Запрягать собак летом? Эта забава былатак неразумна! Но и сын попросил его это сделать. И охотник достал из сараялегкую нарту и упряжь и поставил собак своих на ноги. Они поднялись ворча. А Таня любовалась их нарядной упряжью, обитой сукном и кожей.Султанчики на их головах развевались подобно белым метелкам повейника. - Это богатый подарок, - сказала Таня. Охотник был рад похвале своей отцовской щедрости, хотя произнесла еетолько девочка. Они посидели на нарте, и Таня подержала каюр - длинную палку из ясеня,окованную на конце железом. Собаки все вертелись, налегая на задние ноги, - собирались бежать,тянуть нарту по голой земле. Охотник дал им за усердие юколу, которуюдостал из мешка. Он вынул еще из-за пазухи две другие сушеные рыбки, двекрошечные корюшки, светящиеся на солнце, протянул их сыну и Тане. Фильканачал громко грызть, а Таня отказалась. Но кончилось тем, что и она съеласвою рыбку. Охотник стал собираться в дорогу. Пора было уже покинуть этот город,где олень его целый день голодал. Он загнал собак в сарай и распряг тамнарту. Потом отвязал от забора оленя и дал ему на ладони соли. Вьюки жебыли готовы давно. За воротами охотник попрощался с детьми. Он подал Тане руку, одну, потом другую, как подают на прощание соседу,и просил по снегу приехать на собаках в гости. Сына же он обнял за плечи. - Будь, если можешь, - сказал он, - добрым охотником и ученым. - И,вспомнив, должно быть, жалобы начальника на сына, добавил в раздумье: - Иноси свой платок на шее, как надо. Вот он уже подошел к повороту, ведя оленя в поводу, и обернулся ещераз. Лицо его было смугло, сделано будто из дерева, но и издали оноказалось приветливым. И Тане было жалко, что он так скоро исчез. - Хороший у тебя отец, Филька, - сказала она в раздумье. - Да, я его люблю, когда он не дерется. - Разве он дерется когда-нибудь? - Очень редко и лишь тогда, когда бывает пьян. - Вот как! - Таня покачала головой. - А твой разве никогда не дрался? И где он у тебя? Я его никогда невидел. Таня посмотрела Фильке в глаза - не заметит ли она в них любопытстваили усмешки. Она, кажется, никогда не говорила с ним о своем отце. Но Филька смотрел прямо Тане в лицо, и глаза его выражали одно лишьпростодушие. - Никогда, - сказала она, - он не дрался. - Тогда ты должна любить его. - Нет, я не люблю его, - ответила Таня. - Вот как! - сказал, в свою очередь, Филька. И, помолчав немного,тронул Таню за рукав. - Почему? - спросил он. Таня нахмурилась. И тотчас же у Фильки все слова кончились, словно ему тут же отрезалиязык. И казалось, никогда он уже больше не спросит ее ни о чем. Но Таня внезапно покраснела: - Я его не знаю совсем. - Он разве умер? Таня медленно покачала головой. - Так где же он? - Далеко, очень далеко. Может быть, за океаном. - В Америке, значит? Таня кивнула головой. - Я угадал!.. В Америке? - повторил Филька. Таня медленно повела головой справа налево. - Так где же он? - спросил Филька. Толстые губы Фильки были открыты. По правде сказать, Таня поразилаего. - Ты знаешь, где Алжир и Тунис? - сказала она. - Это я знаю. В Африке. Он, значит, там? Но Таня снова отрицательно покачала головой, на этот раз болеепечально, чем прежде: - Нет, Филька. Ты знаешь, есть такая страна - Маросейка. - Маросейка? - повторил за ней Филька задумчиво. Это имя понравилосьему. - Должно быть, красивая страна Маросейка. - Да, Маросейка, - тихо сказала Таня, - дом номер сорок, квартирапятьдесят три. Он там. И она исчезла в своем дворе. А Филька остался на улице один. Он все больше удивлялся Тане. Посовести говоря, он был совершенно сбит с толку. - Маросейка, - сказал он. Может быть, это остров, который он за это лето забыл? Эти проклятыеострова никогда не держались в его памяти. В конце концов, он был лишьпростой школьник, мальчик, родившийся в глухом лесу, в кожаном шалашезверолова. И к чему ему острова!
|
