Глава двадцатая ДВОЙНАЯ БУХГАЛТЕРИЯ

 

 

Лето 1999 года было жарким с самого начала, с июня, который обычно не балует питерцев теплом. Высокий светловолосый юноша и мужчина средних лет с густой щеточкой усов, весело болтая, вышагивали по Дворцовой площади по направлению к Эрмитажу. На плече юноши висела большая спортивная сумка. Оба были одеты в странную помесь рабочей и спортивной одежды. Так, легкие полукомбинезоны, выполненные из темной плащевки, были явно прикуплены в каком-нибудь магазине рабочей одежды. Белая футболка и кроссовки юноши и создавали эклектичный образ рабочего-спортсмена. Тогда как темная рубашка мужчины и черные кеды дополняли образ именно рабочего человека.

Завернув за угол, они двинулись вдоль Невы к служебному входу. Юноша распахнул двери, пропуская мужчину вперед, с видом человека бывалого, можно сказать, имеющего постоянную прописку в этих стенах. Так оно, в сущности, и было.

— Митя? — узнала юношу женщина-вахтер. — Боже мой, вымахал-то как! Ты к маме? — разглядывая при этом Митиного спутника, спросила она.

— Ага, — сияя белозубой улыбкой, ответил Оленин. — А это мой классный руководитель, заслуженный учитель Российской Федерации! — представил спутника Митя.

— Да-а? — удивилась вахтерша странному виду педагога.

— Мы завтра в поход идем! — сообщил Митя. Как бы поясняя, что походную одежду нужно надевать накануне. Чтобы попривыкнуть. И именно в таком виде и следует появляться в главном музее страны.

— Кто это? — безмолвно спросил дежуривший на входе лейтенант, подняв брови в сторону странных пришельцев.

— Это Олениной сын, — объяснила вахтерша, снимая трубку телефона. — Марина Борисовна! Здесь вас сын дожидается. Не один, с учителем. Хорошо, — она положила трубку.

— Сейчас, Митенька, мама придет. Как дела-то у тебя? Ты в какой класс-то перешел?

— В одиннадцатый.

— Какой большой! И куда поступать будешь?

— В университет.

— Какой умный мальчик!

С лестницы, постукивая каблучками, спускалась высокая, тоненькая женщина. Блестящие черные волосы, разделенные прямым пробором, разлетались в стороны, словно два крыла.

Лицо лейтенанта озарилось благоговейной улыбкой.

— Здравствуйте, Марина Борисовна! — едва не взяв под козырек, воскликнул он.

— Добрый день, Слава. Боже, что за вид! — ужаснулась Марина, приблизившись к парочке. — Митя, Юрий Максимович! Что это на вас надето?

Парочка переглянулась и расхохоталась.

— Мы только что купили! — сквозь смех проговорил Митя. — Это для похода!

— И что, нужно было это немедленно надеть? Где твои джинсы?

— В сумке. Ма, ну это же прикольно! Прийти сюда в рабочей одежде!

— Чтобы мои коллеги решили, что я тебя черт-те

как одеваю, — как бы нахмурилась Марина. — А вы, Юрий Максимович? Взрослый чловек...

— Ладно, ладно, упреки потом! Мы спешим.

— Ну пойдемте. Зоя Игнатьевна, вот пропуска на них.

Оленина показала две голубые бумажки.

— Идите, идите, — кивнула вахтерша.

Сержант проводил концессию долгим взглядом.

— Хорошая женщина! — вздохнув, сказал он.

— Кто? Марина Борисовна?

— Ну да. Она с моим сынишкой английским занималась. Бесплатно, представляешь, Игнатьевна? Я ей как-то пожаловался, просто так, к слову пришлось. Дождь сильный был, она стояла здесь, пережидала. Ну и разговорились. А она и говорит, приводите его сюда, я с ним позанимаюсь. И подтянула его, шельмеца.

— Да, славная женщина. Простая такая. И красивая.

— Ну насчет красоты не знаю... Я блондинок предпочитаю. Но женщина хорошая.

Хорошая женщина Марина Борисовна вела гостей -по длинному коридору в кабинет, который временно, по случаю ежегодного летнего ремонта, делила с реставратором Наташей.

— Сейчас вы попадете в святая святых реставрационного отдела. И познакомитесь с лучшим специалистом — Наталией Ивановной Глебовой.

Наташа колдовала над укрепленным в подрамнике небольшим холстом. Ее рабочий стол был уставлен множеством баночек, склянок, тюбиков с краской, некоторые из них были выдавлены на палитру.

— Наталья, знакомься. Это Митин учитель, наставник, друг — Юрий Максимович.

— Здрасте, маляров вызывали? — весело спросил Максимыч.

— Полюбуйся, в каком они виде! — вздохнула Марина.

— Ну и что? И нормально. Митька, как ты вырос! Какой красавец стал!

— Ну вы что, тетя Наташа! Вот вы настоящая красавица!

— Маришка, ты смотри! Он и комплименты делать умеет! Как быстро растут дети! А мы...

— А вы — две очаровательные женщины, которым предлагается выпить по бокалу шампанского! Митька, доставай! — приказал учитель.

Митя извлек из сумки шампанское.

— В рабочее время? — округлила глаза Наташа.

— За успешное окончание Дмитрием Олениным десятого класса можно выпить и в рабочее время! Разве нет? — Юрий Максимович так обезоруживающе улыбался, что Наташа сдалась.

— Только давайте закроем кабинет. Вдруг Ярославович припрется. Скандал будет на весь этаж.

Кабинет был закрыт на ключ, пробка с шумом вылетела из горлышка, пенная струя полилась в подставленные бокалы.

— За тебя, Митя! Ты молодец! Ни одной тройки! — похвалил учитель.

— Молодец, сынок! Я тобой горжусь!

— Поздравляю, Митя!

Митя, сияя медным тазом, важно чокался, принимая поздравления.

— Я хочу поднять бокал за Митиного педагога и друга! — воскликнула Марина. — Если бы не Юрий

Максимович, просто не знаю, как бы мы... Митька бы не выдержал, оказался бы погребенным под кучей двоек. За вас! Спасибо вам огромное за помощь!

— Ну-ну, учить детей — это моя работа. Это во- первых. А во-вторых, мне очень симпатично это дружное семейство, — он кивнул в сторону мамы и сына. — Как же было не помочь?!

Шампанское кружило голову, внезапно Марине захотелось сделать Максимычу подарок. И не какой- нибудь, а самый необыкновенный.

— Наташа, а что, если мы Юрию Максимовичу покажем запасник? А?

Наташа на минуту замешкалась. Водить в запасник посторонних категорически запрещалось. Но Марина смотрела на нее с такой мольбой в чуть раскосых глазах... Было очевидно, что ей ужасно хочется поразить Юрия Максимовича чем-нибудь из ряда вон...

— Ну что ж, пойдемте.

Глебова направилась к небольшой двери в глубине комнаты, достала ключ.

— Дверь, между прочим, бронированная! — неизвестно кому и зачем сообщила Наташа, поворачивая ключ. — Идите сюда. Только тихо! Здесь у нас русская живопись начала прошлого века. Митя, оставь сумку у двери.

Митя снял болтавшуюся на плече сумку, поставил ее у входа в хранилище. Наташа нащупала выключатель, вспыхнул свет, озарив небольшие полотна, натянутые на подрамники, стоявшие прямо на стеллажах.

— Смотрите. Конечно, основные экспонаты в Русском музее. Но и у нас кое-что есть.

Юрий Петрович рассматривал полотна. Лицо его стало серьезным, даже угрюмым, по нему прошла легкая судорога. Как тогда, когда Митя играл на саксофоне, вспомнила Марина. Он так остро, так тонко чувствует искусство, до боли, до спазмов, думала она. И сердце ее трепетало от... восхищения? Да, восхищения!

Они не сразу услышали, что в дверь кабинета стучат.

— Наталья Ивановна! Вы здесь? Оленина у вас? — раздавался раздраженный мужской голос.

— Атас! — шепотом воскликнула Наташа. — Это Туманов! Все, он меня с работы выгонит. Господи, что делать-то? — запаниковала она.

— Закройте нас здесь и откройте ему дверь! — так же шепотом приказал Юрий Максимович.

— Ага, — послушно, как маленькая девочка, ответила женщина.

Она выскочила из хранилища, на ходу выключив там свет. Увидев Митькину сумку, запихнула ее ногой внутрь помещения, защелкнула замок, включила приемник, впихнула бутылку из-под шампанского под стол, стаканы — в шкаф и открыла дверь.

— Вы почему заперлись? — возмущенно спросил Туманов.

— Я была раздета! Не могла же я открыть дверь раздетая!

— Как — раздеты? Почему?

— Так жарко же! Попробуйте посидите здесь, на солнцепеке, а окна открывать нельзя!

Кабинет действительно плавился от бьющего сквозь жалюзи солнца.

— Что за музыка дурацкая у вас грохочет? Не слышно же ни черта! Выключите!

Наташа бросилась выключать магнитолу.

— Черт знает что! Где Оленина?

— Она в медпункт ушла. За таблеткой от головной боли. Она вам нужна?

— Нужна! Когда она нужна, ее почему-то нет!

— Она вот-вот вернется. Я ее тотчас же к вам пришлю.

— Сделайте одолжение! — буркнул начальник и удалился.

Наташа перекрестилась, бросилась к двери в хранилище. Пленники были выпущены на свободу.

— Какой кошмар! — все еще шепотом воскликнула Наташа.

— Он ничего не понял?! — прыснула Марина.

— К счастью, нет!

— Ну тогда все отлично! — Юрий Максимович поправил сумку на плече. — Что ж, мы пойдем, да?

— Да уж. Идите. А то неприятности будут.

— Ма, так я же за деньгами пришел. Нам же сейчас за покупками.

— Господи, ну конечно, я и забыла.

Марина полезла в кошелек.

— Сколько, Юрий Максимович?

— Как договаривались, Марина Борисовна. У вас льготный тариф. Пятьсот рублей.

— Ага. Я как раз зарплату получила. Вот, возьмите.

— Это Мите. Он у нас финансовый директор.

— Ах, какие мы важные! Дмитрий Сергеевич, возьмите, пожалуйста, — Марина сунула сыну купюру. — Надо бы вас проводить до выхода.

— Мариша, беги к начальству, а я их выпровожу.

Наташа приоткрыла дверь в коридор, убедилась, что грозный Туманов не маячит в пределах видимости, махнула рукой:

— Выходите!

Возле двери все четверо переглянулись и, словно заговорщики, расхохотались.

Они вновь шагали по улице, теперь уже в обратном направлении, все так же весело болтая.

— Ну что? Осталось купить кошелек поясной для денег — и все!

— Ой, а где моя сумка? — вскрикнул Дмитрий.

— Где она? А? Ну где? — Максимыч вертелся, скрывая от мальчика правое плечо.

*

— Я ее у мамы, что ли, оставил?

— У мамы! Какой же ты финансовый директор, если не помнишь, где сумка? А если бы в ней были деньги? Или патроны? На худой конец, макароны? Ну что, испугался? Да вот она. Я ее уже полчаса несу.

— Ой, как я испугался! Давайте мне, Юрий Максимович!

— Ладно, ладно, отдам, не боись. Давай-ка в этот лабаз зайдем, — он кивнул на двери крупного универмага. — Кстати, прежний финансовый директор, Леша Семенов, как выяснилось, вел двойную бухгалтерию.

— Да что вы, Юрий Максимович? Как это?

— Как это? Это плохо. Так что не спрашивай «как»? Я тебя плохому учить не намерен.

— Ой, ну что вы? Я ни за что... Если вы сомневаетесь, то назначьте кого-нибудь другого.

— Я в тебе абсолютно уверен. Как в самом себе. Просто ставлю тебя в известность: Семенова в походе не будет. И вообще, у него проблемы. Его отчислили.

— Как — отчислили? За что?

— За неуспеваемость, за что же еще?

— А Гоша Юрков будет? — почему-то спросил Митя.

— Гоша будет. А что нам Гоша? Он ни в чем не провинился. Смотри, вот эта, черная, как она тебе?

— Нормально.

— Ладно, ты попроси ее показать и выбивай, если нормально. Я на улице подожду.

Когда Митя вышел на улицу, учителя не было. Дмитрий растерянно оглянулся и увидел Максимыча, выходившего из подворотни.

— Все-таки это безобразие, что в городе совершенно отсутствуют туалеты! — как бы извиняясь, пробормотал Максимыч. — Слушай, а что это я таскаю твою сумку?

— Не знаю, — улыбнулся Митя.

— Забирай! Что еще не куплено?

— Там такая бейсболка клевая! Но... дорогая очень.

— Сколько?

— Четыреста, — вздохнул Митя.

— Ладно, делаю тебе подарок в связи с переходом в выпускной класс!

— Ой, Юрий Максимович, ну что вы! Это же я так просто... Не нужно!

— Нужно, нужно! С финансовым директором экспедиции нужно дружить! Пойдем!

Они снова скрылись в дверях универмага.

— Ну как он тебе? — излишне небрежно спросила Марина приятельницу за чашкой кофе.

— Очень обаятельный мужчина, — отозвалась Наташа. — И не производит впечатления застенчивого. Наверное, напрасно я сочинила такой образ. Чувствуется, что с Митькой у него отношения прекрасные! Полный альянс.

— Да уж. Знаешь, когда он к нам приходит, я даже порой чувствую себя лишней. Они уходят в Митькину комнату. Оттуда смех, болтовня... Я на стол накрываю и думаю, а кто же я в этой группе? Какова моя роль? Накормить, убрать посуду?

— С тобой он все так же сдержан? Никакой динамики?

— Представь, никакой! То есть он, конечно, и со мной общается. За обедом и рюмкой коньяку. Говорит комплименты. Но как некий обязательный текст, предусмотренный ролью. И потом, всегда присутствует Митька, а иногда и Санечка. И разговоры исключительно общего характера. И про то, что маме нужно помогать. Воспитмомент, так сказать.

— Понятно, куда ж от детей денешься? А к себе он тебя не приглашал?

— Ни разу. Хотя живет один. Мне, в принципе, ничего и не надо. Я в него не влюблена. Просто... привыкла, что ли. Ладно, это все ерунда. Главное, что Митька совершенно преобразился. Учится с удовольствием. Рожица такая счастливая! Завтра на Алтай уедут почти на целый месяц. Здорово, правда?

— Это же дорого!

— Да, по три тысячи собирали. Но с меня — пятьсот, ты же слышала. Мы у него относимся к категории льготников.

— Маринка, но это же не просто так!

— Митька не один такой. Еще трое ребят из малообеспеченных семей тоже по сниженным ценам едут.

— Все-таки я не понимаю! Ты такая красивая...

— Ладно, ладно, слышали уже!

— Наверное, он импотент!

— Боже мой, сейчас все лечится, было бы желание.

— Так ты и должна это желание пробудить! Я ж тебе говорила: сделай первый шаг! Обольсти! Ну хоть из спортивного интереса!

— Из спортивного интереса я лучше Туманова обольщу, это не опасно. А учителя, от которого зависит поступление в институт...

— От него зависит поступление?

— Да, так все говорят. Все родители. Шепотом, разумеется. Но в один голос: Юрий Максимович может обеспечить поступление еще до окончаниия школы.

— Это как?

— На факультете, куда будет поступать Митя, система олимпиад. Проводятся эти олимпиады в течение всего учебного года. Письменные работы по математике и физике. Несколько лучших работ принимаются как вступительные экзамены. То есть школьник еще до окончания школы может быть зачислен в институт.

— Ну и при чем здесь школьный учитель?

— Говорят, у него на этом факультете все свои. А результаты олимпиадных работ проверяются только на факультете. Никто их не контролирует. Понятно?

— Поня-ятно.

— Поэтому, знаешь, лучше не делать резких движений. Дружат они с Митькой — и прекрасно! Если бы я в него влюблена была безумно, ну, тогда другое дело. А так... Я что-нибудь не так сделаю, а отыграется он на Митьке.

— Думаешь, он мстителен?

— Откуда мне знать? У меня очень ограниченный опыт общения с мужчинами. Но наши дамы говорят, что все мужчины...

— Животные! Это правда!

— Фу, Наталья! Замужняя женщина! Идеальный муж — и такие слова! Как не стыдно?! Ладно, давай-ка работать!

— А мы что делаем? — наливая вторую чашку кофе, осведомилась Наташа.