Глава 7. Василина скрутила простыню, выжимая из нее остатки влаги, и бросила белье в корзину

Василина скрутила простыню, выжимая из нее остатки влаги, и бросила белье в корзину. Затем подобрала подол, наклонилась над прорубью и принялась полоскать наволочки, от чего по округе разнесся шум водяных брызг. Ноги заиндевели от холода, пальцы распухли и покраснели. Бросив в корзину последнюю наволочку, Василина с тяжелым вздохом поднялась на ноги и тут же принялась себя ругать. Корзина полна до краев! Она ее и с места теперь не сдвинет! И как же не догадалась взять с собой старшего Василя! Может, оставить белье здесь и сбегать, позвать сына? А вдруг кто чужой мимо проезжать будет? Ведь полная корзина! Останется она ни с чем. Женщина застыла в растерянности.

- Что, умаялась? Давай, подсоблю, - раздалось поблизости. Будто из - под земли вырос перед Василиной Прокош и тут же ухватился за ручки корзины. Корзина с видимой легкостью очутилась на его спине.

- Откуда ты здесь? – пробормотала Василина.

- Мимо проходил, - откликнулся Прокош. – Пошли! Чего встала?

Василина торопливо оправила сарафан и зашагала следом за Прокошем. Путь к ее дому пролегал через все село, и на их пару скоро стали засматриваться люди. Василине стало не по себе.

- Зря ты это! - выдохнула она. – Оставь, Прокош! Уж как – нибудь сама справлюсь. Сплетничать ведь начнут! Супружнице твоей все как пить доложат, да еще приплетут чего...

- Ну и что с того, что болтать начнут? - Прокош остановился, повернул к Василине удивленное лицо.- На чужой роток не накинешь платок. И что же мы делаем такого стыдного? Я к тебе не темной ночью как вор или полюбовник пробираюсь. Все ж таки белый день на дворе. И что ты все о других печалишься? О себе б лучше подумала!

Прокош подкинул на спине корзину и зашагал дальше. Василина еле поспевала за ним, украдкой оглядывая широкую спину, светлые завитки под шапкой, край щеки. Заметно, как дыханье, вырываясь из его рта, превращается в пар. И шаги широкие, - в сажень длиной, мужские. Бабья грудь полнилась радостью и вместе с тем беспокойством. Волнение ярко разливалось по щекам. Словно родного кого нашла, кого не видела давно, но искала долго. И вот волей случая жизнь сама их столкнула на перекрестке, - стоят они вроде рядом, а все ж по разные стороны. Дотронуться б разок хоть до тесьмы!

- Как живешь то, Прокоша? – тихонько спросила она. – Дочь у тебя вон невеста ходит…

- Живу как все, - выдохнул Прокош, спиной чувствуя ее волнение.

На пригорке показался дом. Прокош с громким выдохом поставил корзину на лавку возле крыльца. Плюхнулся рядом, чтобы передохнуть. Василина застыла, не зная что делать, как себя повести. Не поднимая на нее глаз, Прокош проговорил:

- Может, есть еще какая тяжелая работа по хозяйству? Одной небось не управится. А то сыновья у тебя еще маловаты – мальки в пруду...

Василина с радостью кивнула, вспомнив про крышу.

- Мне б, Прокош, столб поставить, а то двор крениться набок стал, боюсь крыша бы не упала, скотину или из сыновей кого не зашибла…Вот так вот ночью…

- Топор есть? – перебил он ее.

- Есть…

Они прошли во двор. Прокош хозяйским взглядом окинул хлев с поросятами, коровой, курятник, поленницу дров в углу, навес, доверху набитый сеном. И вправду крыша вот – вот рухнет. Хозяйка Василина хорошая, да только не справится бабе со всем хозяйством без мужика.

Прокош, наконец, поднял глаза на Василину, - та стояла возле поленницы и нещадно теребила косы, сама того не замечая. И, как и он, от смущенья боялась от земли глаз поднять. Внезапно Прокош рассмеялся.

- Ты б в дом шла и сготовила чего! Щей, али каши принеси! Мне тут работы до самого вечера хватит…

Василина сорвалась с места, словно девчонка семи лет. В доме стала метаться по кладовой, гадая, что принести. Кисель ягодный Прокош всегда любил, да уху щучью. Ох, жаль! Ухи у нее вот нет! Зато пироги есть утренние, с капустой… Вскоре вернулась Василина с платком в руках, - завернула в платок шерстяной еду, чтоб та не остыла.

- Благодарствую, хозяйка, - кивнул Прокош и, набросив на плечи тулуп, принялся за еду.

Василина застыла подле него, прижав руку к груди, - слишком сильно внутри все бурлило.

- Может, в дом пойдешь? Неужто во дворе ужинать станешь? С поросятами рядом? Нехорошо это…

- Все тебе нехорошо, - проговорил Прокош. – Только вот если и вправду в дом к тебе пойду, молвы и впрямь потом пустой не оберешься. Да что пустой? Я за себя не поручусь. Не каменный. Так что иди, Василина, поскорей, да не думай ни о чем. А я здесь пока побуду. Когда работу всю доделаю, ключ от ворот на крыльце оставлю. Запру сам ворота. Договорились?

Василина губу прикусила, но послушалась. В дом ушла. В одиночестве время потянулось для Прокоша медленно. Почти застыло. Нет – нет, да прислушивался он что за стеной делается. Слышно было, как ходит по комнатам Василина. Как звенит в ее руках посуда, как вода льется из кувшина и громыхает в печи заслонка. Ел Прокош пирог, запивал молоком, слушал те звуки и улыбался. Редкие мысли текли сквозь него легко, свободно, будто лист кленовый по ручью. Платок, что Василина оставила, долго мял он в руках, прежде чем за пазуху сунуть… Впрочем, не привык он без дела сидеть. Да и радостно ему было показать Василине на что он годен. Прокош схватился за топор. К вечеру все столбы в хлеву стояли ровно. И крыша выровнялась. Любо – дорого посмотреть. Довольный собой, Прокош убрал топор на место. Радостно прикусил зубами сухой стебелек клевера, которым доверху был забит навес. Вспомнилось ему, как раньше прыгали они с Василиной по таким вот стогам. Пряталась в ароматных стогах на всю ночь. Как хорошо тогда было! Вольно! Не знал тогда он, даже не догадывался, что будет это самое счастливое время в его жизни… Прокош подтянул к себе лестницу, ловко забрался на сушила. На лице вновь заиграло счастливое детство. Ничего не случится, если он передохнет здесь малость, вспомнит былое... Прокош постелил под голову платок Василины, закрыл глаза и не заметил, как уснул…