Глава первая. ЧТО БЫЛО.

Крыса умерла под утро. И если бы меня тогда не было бы рядом, так бы все и закончилось. А задержалась я чисто случайно. Как то не предполагалось, что я буду сидеть рядом и держать ее за ручку, утирая сопли. Просто, я случайно нашла ее дневник. Такой шанс упустить было нельзя. И с собой забрать тоже не получилось бы. Очнется и будет скандал. Оставалось сидеть рядом и быстренько читать, потому что Крыса все равно была без сознания. Врачи говорили, что типа это она под успокоительным. Но, подозреваю, что это они говорили для успокоения меня. Я тут шороха навела достаточно, и они меня правильно опасались.

С не знакомыми врачами очень хорошо работает метод «дозированной истерики». Конкретно моей. И тут, что называется, ничего личного. Нужно понимать врачей, и как устроена их жизнь. Они же вечно должны быстро переключаться от одного на другого, да еще и стараться понять, что же с каждым происходит. И каждый с ними говорит так, как будто врач должен помнить именно его, как с ним все случилось, и практически наизусть всю историю болезни. Поэтому-то врачам часто приходится делать вид, что они в курсе. Вообще всего. А мы, вроде бы, им верим. Потому что куда деваться, другого врача под рукой чаще всего не бывает. А то, что мы подозреваем, что ни фига они про нас не помнят, а делают вид, подтверждает наша радость, если оказывается, что действительно, чисто случайно, но реально помнят. Типа, никто и не ожидал.

Так вот, «управляемая истерика» техника тонкая, и только те, кто провел в больничных коридорах не один день, зная, что тому, кто лежит за стенкой, кроме тебя рассчитывать не на кого, научился этому искусству. Истериковать нужно не просто так, а с целью и по делу. Не для кайфу, а с практической установкой. Цель, остановить внимание врача именно на тебе, прикрепить его к себе, а потом перекинуть на больного, о котором хлопочешь. Тогда врач будет знать, что у него не только тихий больной в отключке, но еще и шумный родственник на руках. А если этот шумный «родственник» еще и как я – то врачу будет себе дешевле не забывать нас и уделять нам внимание. Однако, нужно точно знать границу, до какой скандалить, а где сразу стать послушной и начать с ним соглашаться. Врач должен почувствовать, что ты была реально страшная, а он тебя укротил силой своей недюжинной медицинской воли. Для этого ты должна быть страшная, реально страшная, а он успеть тебя испугаться. А как почувствуешь его испуг, так и сдавайся. Тем ты ему немного польстишь, и врач получит свое удовольствие. И будет тебя слегка и бояться, и любить. Это и есть – человеческие отношения. И точно запомнит, и больного твоего не забудет. Может он и так хороший врач и лечил бы без этого. Да кто ж знает, и уверенности нет. Лучше перебдеть, чем недобдеть. И денег, конечно, дать, чтобы было положительное подкрепление, как дрессировщики собак говорят. А и все равно, без личного догляда, вот как в этот раз, все может случиться.

Это только в голливудских фильмах и заграницей больного сразу подключают к мониторам, которые пищат и все всем показывают. Может у них там в нашей больничке где-нибудь и были мониторы, но нас определили в простую палату, где из специального медицинского оборудования была только койка. И сказали, что сейчас ничего особенного нет, а вот завтра, с утра придут еще разные врачи, тогда и поговорим. Рентген, правда, сделали, гипс, куда надо наложили, голову перебинтовали и помазали синяки и ссадины. И ушли. Я пока сидела, сестра пару раз заходила. Подушку поправить. Видно интересовалась, что я тут делаю. Она тоже от меня получила и моральное, и материальное положительные подкрепления.

Так вот, уже ближе часам к четырем, я вдруг перестала читать и что-то меня изнутри стукнуло. Крыса дышать перестала. Лежит на спине, рот приоткрыт, даже грудь, кажется, колышется, а вдохов и выдохов нет. И единственный глаз ее не заплывший стал вокруг синеть вокруг и «проваливаться». И вокруг рта прямо круг образовался. Синий. Я как закричу! Выскочила и к посту дежурной сестры. Там никого. Я в ординаторскую. Еще какие-то двери открывала. Нашла врача спящего, разбудила, сестра выскочила. Прибежали в палату к Крысе, а та точно, не дышит. Они забегали, прикатили аппарат, еще кто-то прибежал из врачей. Крысу током сначала реанимировали, а потом в операционную повезли быстро.

Как потом мне сказали, у нее сдвинулась какая-то трещина в ребре и повредила легкое. И кровь стала внутрь поступать. Ее разрезали, все исправили и спасли Крысу. А так бы все, конец грызуну. И стала у нас Крыса не только вся заплывшая и побитая, а еще и порезанная. Красота.

 

В себя она пришла только к вечеру. Я опять уже была тут как тут. В частности и потому, что принесла вернуть ей компьютер, с которого все аккуратненько перекачала. Лежала Крыса в реанимации, так что заметить временное исчезновение собственности вряд ли смогла бы. Теперь у меня было все. Ее почта, фото, документы и… дневник. Крыса была самоуверенна или беспечна, но пароль у нее был один на все. Ну, может где то и другие были, но там, где я смотрела, достаточно было найти один. Я еще успела к компьютерщику своему заехать, чтобы он мне вставил туда вирусы. Теперь, даже поменяв пароли и логины, я через ее машину все равно зайду, и все про нее буду знать. И чувствую, что имею на это полное мое право. Крыса мне задолжала по-крупному.

В тот вечер ничего и не произошло. Ее держали в реанимации, а я туда рваться не стала. Есть предел и моей злобе. Только положила к ее вещам ноутбук, строго поговорила с врачом, типа, «что же Вы, доктор, ведь если бы не я вчера…» и отправилась домой. Своих дел хватает. Надо было с партнершами встретиться.

Заживала Крыса хорошо и на третий день ее перевели в обычную палату. Тут-то мы живьем и встретились. Я еще, когда входила, поняла, что волнуюсь. Не в смысле боюсь, а в смысле предвкушаю. Ведь когда другой человек вызывает в вас такие переживания, что вы все время про него думаете, и рассуждаете о нем сама с собой, то очень хочется увидеть, какие чувства вы у него вызываете в ответ. Хотелось бы, чтобы сильные, не меньше, чем у вас и чтобы было там все – страх, раскаянье, сожаление, желание искупить, загладить и все такое. И чтобы видно было, что сожалеет. Хочется, чтобы вы для этого человека занимали такое же место, как он для вас. Большое. И хочется увидеть, что другой человек так же оценивает все произошедшее, как и вы, только со своей стороны. Стороны виноватого.

Но Крыса молодец! Даром что еще недавно была никакая. Когда я в двери показалась, она голову повернула, и секунда ей нужна была для того, чтобы опознать, кто пришел. Еще доля секунды, чтобы испугаться, и еще маленькая доля, чтобы взять себя в руки и надменно вздернуть нос. И посмотреть на меня своим все еще одним глазом снизу вверх лежа как сверху вниз стоя. Молодец, Крыса, быстро собралась. Дала мне понять, что приготовилась драться. Положение у нее сейчас крайне уязвимое, поэтому она, скорее всего, надеется на то, что ее вид меня собьет с толка, заставит усомниться в своей правоте, а гуманизм не позволит бить больную и несчастную. Этот расчет напрасен. Гуманизма у меня нет. Не осталось. По крайней мере, к ней. Драться, так драться. Если бы Крыса сейчас извинилась, заплакала (или даже хрен с ней, пусть не плачет), но признала бы, что виновата и покаялась, то я бы, может быть, и просто простила ее. Но она явно мне продемонстрировала, что вины за собой не признает. Ну, раз так, значит так. Сама выбрала. Я, когда в дверях показалась, ничего своим лицом специального не выражала. Я ей предоставила первой выбрать, в каких мы теперь отношениях. А Крыса у нас оказалась «злосердая и жестоковыйная». Чему я не очень удивлена. На то она и Крыса.

Стоит признаться, что тогда, в самый первый раз, при знакомстве она меня «сделала». Заставила ошибиться. Все, что нужно было увидеть, я увидела точно, но поняла не верно. Вопрос интерпретации. Из правильных фактов был не правильный вывод. И до сих пор для меня вопрос, почему я все сомнения протолковала ей в плюс.

Есть такое понятие, как обаяние. Крыса обаятельной не была. Но время от времени она как-то так включала волю, что на короткий промежуток заставляла всех соглашаться с собой. Это и есть магия. Крыса магические склонности имеет, но дикая и не всегда себя контролирует. Когда такие люди во что-то упираются и на чем-то настаивают, они это делают так убедительно, истово, что все вокруг начинают с ними соглашаться, потому что воля окружающих подминается желанием одного человека, чтобы все было по его. И это работает, но не долго. У сильного – подольше. А у Крысы не долго. И, главное, когда про это знаешь, то она уже ничего сделать не может. Не работает.

Когда она пришла ко мне наниматься, то я ясно видела, что одежда эта ей непривычна. И что накрашена она так и тем, что выдает - не каждый раз она так, что нет в этом специального утреннего автоматизма, нарабатывающегося у женщин годами с ранней юности. Привычный боевой ежедневный раскрас. Бывает еще выходной раскрас, и вот он-то чаще всего у молодых женщин получается каким-то немного… со специальным усилием и не таким естественным, что ли. Видно, что не по привычке, а осознавая. Когда с утра проснулся, глазки продрал, водичкой на себя побрызгал, то красишься не думая, на рефлексе. И одно впечатление. А в особых случаях нарочито получается, заметны усилия. Нет легкости мастерства.

И то же с одежкой. Вот сидит перед тобой девчонка симпатичная, стройненькая, одета в костюмчик и сидит он на ней вроде бы и хорошо, но она постоянно, то плечиком поведет, то юбку одернет. Костюмчик новый, но не из дорогих, чистая синтетика. И кофточка подобрана со вкусом, в тон, но тоже из дешевеньких. И цепочка тоненькая, золотая, а на ней подвесочка тоже из золота, но такая легонькая, что понятно, веса там этого золота всего ничего, да сама подвесочка простенькая, дешевое, скорее всего, турецкое произведение не искусств из вряд ли настоящего золота. Сережечки тоже золотые, но маленькие и камешки какие-то бледненькие, ма-а-а-ленькие. И туфельки тоже. Короче, посмотрите, и станет понятно, что эта барышня каждый день так не одевается. Что часть вещей практически только что куплена, а может быть прямо вот к вашему собеседованию и куплена. И хочет данная барышня произвести на вас впечатление, потому что место это ей надо. И тут, натурально, встает перед вами вопрос, а к чему же привычна эта барышня, если вот такое одеяние не ее каждодневный наряд. Я тогда пошла по простому ходу, предположив, что ежедневно она выглядит хуже, чем сейчас. От этого одно представление о ней. И тогда ее резюме, лежащее передо мной, получает свое толкование. Тогда я смотрю на нее, как на ту, которой такая должность на вырост. Она из бедной семьи, достатка большого нет, старается делать карьеру. Живет в Москве, но практически у МКАДа в спальнике. Оттуда многие к нам в Одинцово ездят. Центр Одинцова в некотором смысле, по престижней будет, чем совсем уж окраина Москвы. Живет с мамой и бабушкой. Сразу представляется достойная бедность трех женских поколений, с трогательной заботой друг о друге, и стремлением защитить друг друга от плохих переживаний. О-хо-хох!.. Грехи мои тяжкие, штампованная моя голова. Обвели меня вокруг пальца. Я тогда увидела молодую девушку, красивую, одинокую еще, домашнюю, сама институт закончила (точно, на бюджет жопу рвала и выгрызла-таки себе место без копейки взятки, потому что было нечем). После института поработала на временной работе, потом попала в компанию по тренингам, не далеко от дома, на отшибе. Компания то известная, крупная и у них филиалов везде разбросано, так что, скорее всего, она там была как многие до нее, персонал на прокачку. Много взяли, много выбросили. Всем слышно, что они людей принимают и много, молодежь туда стремится. Их и берут, с каким ни будь чудовищным испытательным сроком, типа шесть месяцев (ну, может, чуть по меньше), и зарплата, соответственно, раза в три по меньше. И говорят, мол, прояви себя, мы увидим твою мотивацию и возьмем на совсем, в штат. И будет тебе полная зарплата, бонусы от прибыли, соцпакет и все остальные вкусные фирменные плюшки. И в Турцию на майские за счет компании. Если отличишься. И молодняк эту наживку заглатывает. Стараются соответствовать. За три копейки и анкеты обработают, и кофе приготовят, и на тренинге проассистируют, и вместо курьера кому и что надо отвезут после работы. Мотивацию демонстрируют. А где-нибудь за недели три до конца испытательного срока, сотрудник молодой начинает чувствовать недовольство начальства. Как мелкого, так и крупного. Причем даже такого крупного, которое и знать то не должно было о существовании нашего молодого сотрудника. Ан, вот погляди, хмурится или там еще как выражает. Не знает молодняк, что нормальный начальник все видит, только делает вид, что не замечает чего-то, если ему так в данный момент надо. Иначе, такой начальник долго не продержится. И непосредственный начальник все больше раздражается, выволочки устраивает, причем что ни сделай, все плохо. Создает начальство у молодого сотрудника впечатление, что чего-то он не догоняет, не въезжает, не понимает. Короче, не соответствует и уже безнадежно. И как ни старается, все невпопад и только больше раздражает. Придираются. Порождают чувство неуверенности в себе у сотрудника. И вину.

А когда подходит конец испытательного срока, то вызывают нашего молодого спеца на собеседование к начальству. И вот там-то, чаще всего и в присутствии непосредственного начальства, и самого высокого иногда, объявляют, что с сожалением должны сообщить, что контракт продлен не будет, и испытательный срок будет он же и весь трудовой путь в данной компании. А особо циничные игруны при этом еще и станут упрекать бедное дрожащее существо, мол, что же Вы, так хорошо начали, мы были уверены, что Вы останетесь с нами и сделаете блестящую карьеру внутри нашей фирмы, однако потом Вы сдали, перестали работать со всей отдачей и не вошли в идеологию нашей корпоративной культуры. Короче, они молодняк наивный увольняют, да еще и на него же вину вешают. Это чтобы обратной волны не было. Уволенный тогда о своих обидах будет скорее помалкивать, от стыда, что не справился. Он же оказался виноват. Вон как все расстроены, что с ним расстаются. И можно новых набирать. И точно так же. А вся мулька в том, что ты получаешь на две трети экономию фонда заработной платы и очень-очень старающихся малоквалифицированных сотрудников. Да, и такое есть в нашей профессии.

Я тогда подумала, что Крыса из таких, прокачанных. Правда проработала она почти три года. Я это отметила, но не заострилась на этом. Это было маленькое не схождение раз. Потом я ее проверила, нормально, в работе разбирается. Не малоквалифицированный персонал. А мне очень нужна была помощница. И я только порадовалась, что она разбирается, не подумав, откуда. И ошибка моя была только одна. Я не задала себе правильный вопрос – если эта одежда и этот вид для нее непривычен, то, как она обычно привыкла выглядеть. Тогда же возникло бы не схождение два. В той фирме, где она работала до этого, было много понтов, как же она ходила туда и как выглядела, что проработала три года и эта дешевка ей непривычна хороша. Потом я узнала, что эта одежда ей непривычно плоха. А тогда передо мной она выглядела как бедная крыска офисная. Серенькая и с тенденцией к суетливости. И знающая свое место. Я понимала, что она будет стремиться понравится мне. Но как-то не представляла, что все это откровенный маскарад. Она была одета и выглядела так, как считала должна в моих глазах выглядеть бедная, безопасная девушка, готовая к тому, чтобы ее научили жизни и позволили отплатить добром. И я не то чтобы поймалась. Я не стала копать глубоко. Заморочила она мне голову. Но про себя уже тогда сразу я стала звать ее Крыса. Интуиция знак мне подавала. Да я не прислушалась. Да, неприятно осознавать себя цинично обманутой. Развели меня, как кролика. И кто?! Крыса!

 

Все мы беззащитны перед преднамеренным коварством и прямым обманом. Когда тебе смотрят в глаза и врут, и нет у тебя достаточных оснований, чтобы различить, где правда, где ложь, все мы беззащитны и жертвы. И во всех культурах это считается большим грехом. Это как разрешить вендетту. Без ограничений просто все перебьют всех и на этом все закончится. Однако, мне особенно неприятно. Я же кичилась тем, что могу распознать, почуять лож. Что я чую запах измены. Это правда. И что могу, и что кичилась. Правда я немного не договаривала, что для того, чтобы различить ложь мне нужно человека понаблюдать, или, как минимум, много про него знать. Вот буквально на днях приходила ко мне клиентка, с которой я уже давно работаю. И говорит, так мол и так, муж мне вот такое сказал и такое сделал. А я и про нее и про него много знаю. Тогда я ей так драматично и говорю: «Чую. Врет». Она вдохнула, замерла и смотрит на меня ждущими глазами, не дышит. Боится спугнуть откровение. «А скорее всего, он с бывшей женой поедет встречаться. А сколько лет сейчас его сыну от нее? А, тогда понятно. Ему в институт поступать пора. Вот его мать и призвала к ответу, выполнять отцовский долг. Мой тебе совет, скажи, что все знаешь, согласна, что вы должны мальчику помочь и обсуждай с ним, что там и как, но сама не вмешивайся. И Боже тебя упаси плохо заикнуться о сыне, даже если это чучело последнее. Его жене вас поссорить не в прибыль, а просто в удовольствие. Так что, ты поосторожнее». А потом прибегает она ко мне через три дня, все, говорит, точно, так все и оказалось, как Вы сказали. А я загадочно так глазки опущу, скромненько потуплюсь и молвлю, да у нас это семейное. А вот теперь-то так стыдно!

Правда, Крысу я до того не знала, не видела и сравнить мне было не с чем. И мне очень, к тому моменту, ну уже очень была нужна помощница.

Бизнес у меня маленький, но свой и прибыльный. А главное – растущий.

 

Так вот. Лежит крыса, смотрит на меня и молчит. Губки стиснула. Типа, пытайте, фашисты, пытайте – ничего не скажу. И точно понятно, ощущается, что ни слова не скажет. И я молчу. Прошла молча, посмотрела не торопясь вокруг и медленно села в кресло. Спокойно. Так, чтобы мне ее видно было, а ей с кровати надо было голову сильно поворачивать. И молчим. Я ее рассматриваю не торопясь, как в первый раз, а она смотрит на меня, как отпихивается. Молчим. Ей голову держать так неудобно. Пауза тянется, а Крыса то на меня посмотрит, то поудобнее повернется, но тогда меня не видит. Так получается, что я неподвижна как монолит, а ей приходится шебаршиться. И молчит. В целом, тактика правильная. Нам столько есть что обсуждать, что она даже не знает, с чего я начну. С другой стороны, с чего я начну, то и будет указывать на то, что для меня самое важное. Она тогда поймет мою реакцию и как ей подстроится в выгодном для себя ключе. Это как в драках в китайских фильмах – кто первый ударит, тот станет виднее противнику. Защищаться легче.

А я тоже молчу. Разглядываю ее, всматриваюсь. Наверстываю упущенное. И вижу совсем другое, чем раньше. То, что я вижу сейчас, выстраивает в моей голове совсем иную историю жизни Крысы. И часть этой истории мои голые догадки, но с высокой долей вероятности. Так что мне надо с ней разговаривать так, как будто я знаю больше, а свои догадки подавать так, чтобы в случае промашки можно было элегантно выкрутиться. А Крыса бы подумала, что я знаю больше, чем догадываюсь. Молчит. Правда, в глазах ее перемены настроения видны. Тогда я решила все таки разыграть свою партеичку.

- Крыса, - говорю. – Я только что зашла в договорной отдел и подписала отказ от оплаты твоего больничного счета. Сама понимаешь, ты меня обворовываешь, а я тебя за свои кровные лечу – не получается. Через день – другой к тебе явится следователь, потому что я на тебя написала заявление. «Использование служебного положения в целях личного обогащения» или как там еще ребята менты напишут, точно не помню. Но клялись и божились, что выжмут из тебя по максимуму. Ты ж понимаешь, мы тут свои, а ты к нам пришлая. И пока ты тут валяешься, тебя искать не надо. Фактическое место твоего пребывания, как ребята говорят. А пока ты счета не оплатишь, тебя доктора отсюда даже через морг не выпустят. Я вот тут к маме твоей с бабушкой заезжала. А нету их там, Крыса. Не живут такие. Придется твоих родственничков поискать. Ближайшие родственники, скорее всего, должны будут залог за тебя внести, потому как отсюда ты, все шансы, переедешь в следственный изолятор.

Лежит Крыса, смотрит на меня не отрываясь, и молчит. Но уже не глухо и стеной свысока, а так бы и вцепилась бы в меня глазами. Ненавидит меня. Губы поджала в ниточку и шея напряглась. Так-то, голубушка! Ты думала, что я тебе покажу свои переживания. И тогда ты поймешь, какую позицию занять, чтобы мои чувства против меня же и использовать. Это теперь вряд ли. Я не часто позволяю себе такую роскошь как ошибки. Тем более второй раз. Я обрушила на нее каскад ударов, как сказали бы комментаторы восточных единоборств. Я стала описывать как данность, как уже решенное будущее серию событий, которые ей придется пережить. И обыденность моего тона, монотонность перечисления ее неприятностей как само собой уже практически свершившихся, сбили Крысу с ног. Это она сейчас злиться, она проявляет эмоции. И это уже я могу многое сказать о ней, наблюдая ее реакцию. Она испугалась на слове «пришлая» и при упоминании мамы и бабушки. Но не тогда, когда я сказала, что их навестила, а когда сказала, что буду искать. Значит, она их бережет, где бы они не были, и они реально существуют. Вместе, или кто-то один из них, но близкие родственники у нее есть. А то, что она дрогнула на «пришлой», говорит, скорее всего о том, что она знает, что поддержка ее «подельника» далеко не безгранична. Она не может на него положиться сто процентов. То, что подельник у нее есть, в целом, на 90% я была и раньше уверена. А вот кто он, я это выясню в ближайшее время. Когда она позовет его вытаскивать ее из больницы. Лучше бы, конечно, он сам бы приехал. Потому как я точно в засаде буду поджидать. Но если он не захочет лично посетить нашу местную больничку, то, как минимум, созвонится, спишется и оставит свои хвосты в администрации. Да и как-то ему надо будет организовывать ее эвакуацию. Если, правда, он будет ее вытаскивать, а не бросит барахтаться в одиночку.

То, что она не одна в этом замешана, я поняла практически сразу, как только увидела, что Крыса ворует по частям мою базу данных клиентов. А вот количество участников было не ясно. Сейчас я почти уверена, что их двое. Крыса и ее подельник. Сто процентов, что это мужик. И у нее с ним роман. И не важно, кому в голову пришла идея поохотиться на меня, но явно, что плодами рассчитывали воспользоваться все. Очень мне хочется на ее хахаля посмотреть и оценить, с чем же это я имею дело.

Так же не торопясь я поднялась из кресла и, не посмотрев на нее ни разу, вышла из палаты. Гудбай, Крыса!

 

Городишко у нас не маленький, но и не такой большой как Москва. Мы – посад. И люди у нас меньше уезжают, живем мы ближе друг к другу, особенно те, кто здесь всю жизнь. Одноклассники детей, родственники сослуживцев, соседи по дому и по участку. Не как раньше, но если что-то надо решить, то нужно просто сесть и припомнить, кто сам или через кого можно это сделать. Или позвонить паре – тройке приятельниц и пожаловаться на свои проблемы. Нормальные люди для этого и жалуются. Скорее всего, услышишь в ответ, например, «Так ведь у нас Валька Калугина была в Налоговой. Помнишь Вальку? Ну, моя соседка по даче. Я не помню, в какой она конкретно работает, но позвоню и спрошу, может что подскажет». Потом окажется, что Валька не там работает, но она знает адвоката, который на ее памяти такие дела вел и конкретно против них же. И даст телефон. А так же скажет, что бы у них в канторе делали, если бы, так как у меня вышло. И что бы мне надо было бы сделать, если бы я у них на учете стояла. Я бы ее искренне поблагодарила и она бы знала уже, что если ей что по моей специальности понадобится, то стоит только трубку поднять. И это нормально. Найти мужу подруги хорошего стоматолога. Помочь начальнику соседки устроить сына в правильную музыкалку. Договорится, чтобы молочница, которая привозит мне раз в неделю молока и творога, взяла на обслуживания дочку с внуками бывшей одноклассницы. Мы так живем. Кто активнее, кто пассивнее, но все нормальные люди у нас живут так. Когда город стал сильно отстраиваться и много новых приезжать, то все это стало угасать. А у новеньких вообще и не заводиться. Но у нас, старожилов, свой круг хоть и поменьше стал, но все равно, жил и работал. На общее благо. Это и есть та самая Большая Военная Тайна Мальчиша – Кибальчиша, про которую в детстве кино смотрели. А тайна конкретно такова – никто в нашей родной Совдепии не выжил бы, если бы не было знакомых и друзей. И все про это знали, и тайну блюли. А делали вид, что на зарплату, на общих основаниях и благодаря Советскому государству.

Раньше было слово «блат». «По-блату». И придумали его для того, чтобы частично правду открыть, а самую суть «Военной тайны» сохранить. «По-блату» - это когда за деньги. И не путать с «По-знакомству». Вот как если бы я в примере «Вальке Калугиной» за телефонный разговор денег заплатила. Это невозможно. Теоретически да, а практически нет. Ну, во-первых, никто бы не знал, сколько это стоит. А во-вторых, если бы «ей» что от меня понадобилось, то как бы мы решили, мои ответы стоят столько же как у «нее» или больше, или меньше. Все бы остановилось. Мы бы перестали быть жизненным ресурсом друг для друга. А в-третьих, а как бы я рассчитывалась со своей подругой, которая мне бы свою «соседку Вальку» вспомнила? Правда, вот если бы «Валька Калугина» оказалась работающей в нужной налоговой инспекции, да еще на том месте, с которого могла бы проблемы мои за один раз, не нарушая гражданский и уголовный кодекс помочь разрешить, то тогда бы «благодарность моя не имела бы границ, в рамках разумного». Если бы «Валька Калугина» регулярно бы решала такие проблемы, то у нее были бы расценки известные, которые бы она мне сообщила. А если бы для нее это была разовая акция, с регулярным окормлением никак не связанная, то я бы через мою подругу выяснила, в чем именно было бы разумнее выразить мою благодарность. И надежду на возможное в будущем сотрудничество, буде придет еще лихая беда по «Валькиному» профилю. И был бы это блат.

Блат в советские времена был вещью чутко понимаемой, видимой и всеми практикуемой. Это когда тебе надо конкретная профессиональная помощь от не очень близкого тебе человека. А вот близкие люди помогали просто так друг другу, из хорошего, что называется, отношения. И если каждый был уверен, что и другой поступит так же, то такое бескорыстие делало тебя достойным человеком как в своих глазах, так и в глазах окружающих, а так же гарантировало практически, что ты в этом мире не пропадешь. Ты что-то из себя представляешь и вполне достойный человек, если можешь решить чью-то проблему за просто так. И к тебе отнесутся так же, если что случится. Рухнуло это все тогда, когда твоя помощь перестала тебе по кругу возвращаться. Это когда к нам рынок пришел. В экономико – политическом смысле. И все испугались. Все почувствовали себя одинаково на нуле, вне зависимости от того сколько тебе лет, чего до этого добился и что можешь делать. Все враз практически стали одинаково никакими и делиться стало нечем с другими. Каждый стал выживать сам по себе. И когда кто-то рядом приходил и просил помочь, то даже злость какая-то внутри просыпалась. Мол, я вот ничем ни лучше тебя, просто рвусь и жилы напрягаю, поэтому у меня что-то стало получаться чуть-чуть выживать. А ты вот, сидишь такой растерянный по-жизни, а ко мне приходишь и просишь – поделись. Не буду! Во-первых, самому впритык, потому как не уверен, что долго так смогу рваться. А во-вторых, почему это! Ведь если раньше делился и понимал, что тебе вернется, то теперь ясно видно, не вернется и не возвращается. Сменился закон мира. И многие решили, что навсегда. Особенно мужики. А вот бабы как-то так по чуть-чуть, может из сердобольной неразумности, но опять стали связывать жизнь через себя друг с другом. И не так быстро, но стали в жизни устанавливаться, находить свое место. Может и не так резко, как их мужики, попроще и подешевле, но и понадежнее. А мужики все больше пытались «ухватить Бога за бороду» сразу. А то все места хорошие в новом мире займут другие. И ну локтями толкаться.

Все зло в мире от испуга. И так вот пару раз не помогли тебе те, кто по всем резонам непременно бы должен был помочь, и все стали бояться, что мир изменился, и так как раньше уже не будет и невозможно. А это не мир, а мы изменились от испуга. Кто потом оклемался и в себя пришел, собрались обратно до кучи, и зажили по тем же принципам, как раньше. А принцип прост – одним государством и рынком, без друзей прожить нельзя. Правильно живет тот, кто дружит. И сейчас, как и раньше. Только круг стал меньше и тайну стали хранить еще пуще, не знакомых близко впускать с опаской, осторожно.

Самое сложное в круговой помощи – вовремя остановиться в своих ожиданиях от другого. Позволь ему иметь возможность не соответствовать твоим представлениям о его обязанностях перед тобой, и все гораздо бодрее пойдет. Главный принцип – добровольность. В круговой помощи никто не обязан, но каждый может. И круг этот, компания такая размытая, подбирается все-таки по симпатии. Дружить – дело эмоциональное, затратное. Если тебе человек не симпатичен, то столько сил придется прикладывать, чтобы он этого не заметил, если вы дружите, что проще по блату, за деньги. А вот если тебе человек симпатичен, то никаких усилий особенных и не надо. И тебе приятно, что ему хорошо, если ты поможешь, и он с радостью тебе – потому как по взаимной симпатии. Легко тогда все происходит и на пользу всем.

Есть у меня такая собственная теория, что это единственно возможный, правильный и основной способ жизни в нашей стране. И не потому, что мы лучше или хуже каких-то там других стран. Мы именно такие, которые живут так. Климат суров, территория большая – одной государственной системой не справится. А снизу и каждый в дружбе со многими – прекрасная жизнь. Только не надо себя ни с кем сравнивать. Это все равно, что осуждать себя. Или других. Вот если бы мы запретили себе сравнивать себя с другими странами – не было бы у нас никаких проблем в стране, как я вижу. Недаром Господь осуждение так не любит. Большой грех. В смысле Богу это сильно не нравится. Сравнивая, дружить не получится. А наша жизнь только дружбой и держится до сих пор. Хотя мало кто про это так думает и так говорит. Даже слово дружба сейчас редко слышишь. Все больше френд. Но смысл совсем другой.

Но и риски от этого большие. Я вот почему так аж киплю вся от Крысы? Я ее другом начала считала. Другом, которому я помогала. А она предала и обокрала. И самая моя большая проблема – как мне дальше жить. Как жить, когда человек, которого ты другом считала, в свою жизнь и душу впустила, только доброе делала, радовалась за нее – плюнула в эту самую душу и надменно на тебя сейчас смотрит и всем своим видом показывает, что и дальше плевать ей, как я себя чувствую и как сейчас живу. Я к Крысе доброту почувствовала, потому и стала ей другом. И ошиблась? И что же это, нормально по законам Божеским на добро злом отвечать?! Как дальше жить? Это как же я не правильно весь мир понимаю, если так могла ошибиться в человеке в свои шестьдесят с не большим-то лет?! Это значит, что совсем ничего не понимаю, и при любом своем следующем шаге нахожусь в опасности опять ничего не увидеть, не понять новой угрозы и стать снова объектом охоты для любого, кому захочется мной полакомится. Если уж я обнаружила себя в таком глупом и унизительном положении, то, прежде всего надо разобраться, почему и как именно я в нем оказалась. Как я сюда попала? Иначе, я не знаю, куда и как мне дальше жить. Все, что происходило в этой истории с Крысой, было с моей стороны искренним и честным. Значит что, я не могу доверять себе, своим мыслям и чувствам. И если нравится мне человек, то наплевать на это и всех подозревать? Я так жить не хочу. А по-другому как, чтобы тебя не развели и не использовали? Пока не знаю.

 

 

И нельзя сказать, чтобы меня не обманывали до этого. Ох, вот уж точно нельзя такого сказать. Но вот так, чтобы как Крыса – в первый раз. У меня уже десять лет свой бизнес. Ну, не знаю, считается, что бизнес, а я думаю предпринимательство. Брачное агентство. Работала я тогда кадровиком на своем предприятии и уже много лет. Сначала инженером, а уже потом, в девяностых получила второе высшее и перешла в отдел кадров. Тогда две было перспективы для женщин средних лет – бухгалтерия или кадры. И работа эта была престижная, правильно я тогда сориентировалась. Бухгалтер из меня никакой, от всей этой отчетности я просто в ступор впадала. Потому что там на самом деле считать ничего не надо. Там надо складывать и вычитать. Такая тоска смертная! Внутри работы ничего не происходит. А кадры, хоть и бумаг тоже не мало, но там люди и мне это всегда было и легко и интересно. И получалось у меня хорошо.

И вот однажды, уже в году двухтысячном, отправили меня на учебу в кадровый центр на три дня в Москву. Подучиться, повысить квалификацию. И вот там то, как-то так вышло, что из Одинцово еще три женщины были. Тоже кадровички, плюс минус моего возраста. Мы так кучкой и держались. На лекциях рядом садились, на обеде вместе, и домой заодно. Веселые такие девчонки. Уже после окончания учебы пошли мы вместе вечером в кафе, вроде как отметить завершение и посидеть. А я их всю дорогу развлекала сначала рассказав какие у них должны быть мужья, на мой взгляд, и попала в точку процентов на девяносто. А потом общих знакомых или просто кого вокруг. А потом Нина и говорит,

- Ты бы в старые времена знатной свахой была. Эх, жалко, такая профессия нужная.

- Это не профессия, - говорю. – Это призвание.

- А почему сейчас свах нет?

- Ну, брачные агентства есть.

- А ты вообще-то хоть от кого слышала, чтобы их в агентстве поженили?

Я призадумалась и поняла, что нет. Все, что про такие агентства попадалось, так это что невест за границу отправляют, а те там бедные очень плохо живут. Остальные все, местные, как-то сами справляются. Худо-бедно, но обходятся без свах.

- И вообще, - говорю. – Свах раньше родители нанимали, а не женихи и невесты. Считалось, что молодые и неопытные без взрослых ничего хорошего не найдут. А может и правильно считалось, потому как сами понимаете, у нас сейчас каждый полуторный брак неудачный.

- Зато одного и того же человека несколько раз можно женить. С точки зрения бизнеса – наше время выгоднее, - говорит Нинка.

Тут и все другие стали обсуждать, как бы могла выглядеть работа свахи сейчас. И так все увлеклись, что к концу посиделок все это перестало казаться несбыточным бредом.

А на другой день я проснулась, вся такая озадаченная и заинтересованная. Потому что у меня в голове уже сложился план за ночь. Я опять девиц обзвонила и назначила деловую стрелку у меня дома. Мамы к тому времени уже не было. А Костик почти все время в Москве пропадал, и последнее время перед тем я все думала, как же мне жить дальше. Вот через три года пенсия светит. Копейки. На нее не прожить, так что все равно я, скорее всего, работать буду. Костик всегда поможет, но тогда он уже у отца своего работал. И это все равно было, как если бы папаша его продолжал нас содержать. Папаша его так и не женился на мне, да я, честно говоря, только сначала и первые годы еще как-то про это думала. А потом поняла, что не уйдет он к нам с Костиком, а скорее новую молодую себе заведет, и все равно с женой останется. Я тогда много про это думала, с тех пор и много что поняла. На своем, так сказать, личном опыте выучилась пары считать. Мы с ним были не пара. Самое обидное, что он меня и не видел как пару себе. Я в его глазах была не половина, а одна треть. Я все время чувствовала, что он меня в своем раскладе видит, любовницей при жене, а не единственной и любимой. И даже если бы он от жены своей ушел и на мне женился, то все равно бы любовницу завел. Привел бы, так сказать, задачу к известному. Такой человек, ничего не поделаешь. Так что я на него в плане личной жизни скоро рукой махнула. Он нам с Костиком помогал. Пока Костик институт не окончил. И когда мама болела, молодец был. А как Костик выучился, сказал, что теперь считает долг свой отданный. И пусть теперь уж сын. Меня тогда, помню, страшно это задело. Я без него и так бы не пропала, сама зарабатывала, но как-то так выходило, что он мне помогал, пока я была нужна, чтобы сына вырастить, средство для отращивания ребенка. А как он вырос, то и все, нет меня в его жизни. А ведь почти тридцать лет друг друга знаем. Любовь была, сын. И мне все это время казалось, что он деньгами свое отношение ко мне хоть как-то выражает. Что я хоть что-то для него значу сама по себе. Вроде как считается, что мужчины так проявляют свои чувства, скупо на слова. Самообман все это. Когда есть у них чувства, они их как надо выражают. А когда нет, так и нет. И не надо выдумывать, что это они на эмоции скупые. Они на эмоции скупые, когда у них их нет. И мне еще казалось, что когда он к нам приезжал, мы ужинали, и он мне про проблемы свои рассказывал, что это он со мной как с близким человеком делится. Сочувствовала ему, советы давала, помощь предлагала, дура. Дура до седых волос. Так что как он объявил мне, что денег больше мне давать не будет, но Костика на работу к себе устроит, у меня как оборвалось что-то. Хотя вроде все логично.

И вот с тех пор я думала подспудно все о том, а что у меня впереди. Папа Костиков человек очень, мягко говоря, не бедный. И жизнь у Костика намечалась совсем другая, в других местах и среди совсем других людей, чем я. Будет у него карьера, женится, жена, дети, даст Бог. Ну, в гости ко мне приезжать будут по праздникам, да и то не по всем. Он меня любит. И я его люблю. Так это и будет, а вот жить мне, скорее всего, предстоит самой. Я тогда и в кошмаре представить не могла что ни жены, ни детей и не будет. Не успеет Костик. Погибнет. Так, про это мы сейчас не будем.

Я уже тогда понимала, что должность у меня хорошая и если меня еще и оставят работать после пенсии, то охотников на мое место будет не мало. А жить, и затравлено ждать, ну, когда же и кто меня подсидит, и мне скажут, что мол, спасибо за долгие годы, отданные родному предприятию, не по мне. Да и что? Я тогда, помню, проснулась с давно забытым чувством свободы. Никому я ничего не должна, никто от меня не зависит. Лети. И вся концепция у меня в голове сложилась – что надо делать.

Собрала я девчонок и все им изложила. Я открою брачное агентство. И женить будем своих и на местных. И концепция у нас будет такая. Приятельницы мои были кадровиками на не последних предприятиях в нашем городе. У них все базы на работников. Многих, да большинство, они лично знают. Кто одинок, кто разведен. Кто сколько алиментов платит. Где когда работал и много разного полезного, чтобы про человека понять, какая пара ему нужна.

- Значит так, - излагала я свой план. – Отталкиваться будем первоначально от мужиков. Их всегда дефицит. Если с женщин начнем, захлебнемся. И работать будем долгосрочно, качественно. Вот вы и я, из своей кадровой базы, набираем первоначально тех, кто мог бы стать клиентом свахи, если бы это ему предложили. Начнем издалека. Так, мол, и так, подруги занимаются подбором пар, только свое дело открыли, не хочешь ли попробовать, пока и цены пониже, а может, кого себе и найдешь, все же психология, наука. Нам бы мужичков с десяточек. Вы им всем скажете, что люди местные, проверенные, психологи. Первоначальную информацию я о них от вас получу, а потом подробно с ними пообщаюсь. И пойму, кто им в пару нужен. Потом на каждого сформулирую запрос на женщину для него. И опять вам отдам, ну и сама искать буду. Найдем прицельно претенденток, я опять с ними же встречусь, поговорю, составлю приоритетный список. И по очереди списка будем их встречать. А потом опять же садиться с мужичком и обсуждать, чем ему наши крали не глянулись. Уточним запрос, обсудим с ним его мотивацию, чтобы адекватизировался себе, козел задрипанный. И опять. А как подойдет ему какая ни будь, то уже собирать их регулярно вместе и консультировать их отношения.

- А ты когда-нибудь кого-нибудь консультировала? – спрашивает Ленка.

- Нет еще, - говорю. – Но не боги на горшках сидят, не вижу особых трудностей. Это же профессия, а значит освоим.

- Я вряд ли смогу, - говорит Ленка.

- А и не надо всем, - говорю. – Я буду. А ты на подборе по базам.

- Я тоже вряд ли, - говорит Зоя.

- А я бы попробовала. А вдруг получится. Мне не страшно, - сказала Нинка.

- Вот и славненько! Смотрите, в чем наше преимущество. Мы их будем не только знакомить, а дальше как хотите. Мы их постоянно будем консультировать. Отношения дело сложное – нужна постоянная наладка. Так что они нам платят за подбор отдельно, а за консультации отдельно. И до женитьбы, а если захотят, и после женитьбы. У них будет свой психолог, который их знает с момента знакомства, и к которому можно будет всегда прибежать, если что разладится в семейной жизни. И к такому психологу они уже стыдится обращаться не будут. Потому как уже поздно будет стыдиться. Я вас уверяю, у нас будет постоянная, хроническая, можно сказать, клиентура и на брак и на консультации.

- И это же сколько с них надо брать, чтобы контору открыть и нам работать? Наши люди не потянут. В убыток будем работать?

- Еще не считала. Но тут дело в наших запросах. Если контору откроем с мрамором и на главной улице, никаких клиентов не хватит. Будем оптимизироваться. В чем наше конкурентное преимущество? Правильно! В доступности. Нам не нужна реклама. Сарафанное радио наша реклама. Вставим в контракт пункт, что в случае успешного результата работы с нами, клиент обещает рассказать о нас своим знакомым, которые возможно, нуждаются в такой же помощи. Не важно, что ты никогда и ни за что не проконтролируешь, выполняет он этот пункт договора или нет. Важно, чтобы за то время, что он с нами будет встречаться, он бы привык, что это нормально. А если женится и будет ему хорошо, он и других своих знакомых потащит. А женщина, если выйдет замуж с нашей помощью, точно всем подружкам расскажет, вне зависимости от результата. И тут-то у нас проблем не будет. Нам главное мужской контингент в должном для выбора количестве поддерживать. И вот так, через своих, по рекомендациям и направлениям. Таким образом, мы экономим на рекламном бюджете. А это очень не хилая статья расхода. Теперь офис. Снимать контору не будем. И не потянем. И прошлый век. Работать будем современно, налегке.

Была у меня одна идея. Причем, давно, да некуда было применить. Есть у меня старая подружка Манька. Вообще-то она Мария Викторовна и очень уважаемая дама в районной управе. Но не в этом суть. А суть в том, что мы с ней знакомы с горшков в детском саду, а сын ее голубой, как небо в июле, дизайнер и архитектор. И офис у него у нас, в Одинцово. А все потому, что не без маминого участия Павлик регулярно выигрывает конкурсы на проекты от детских площадок, до фойе управы. Правда, надо отметить, что не один он выигрывает, а в очереди с остальными детьми-дизайнерами и не очень дизайнерами, работников нашей местной власти. Как исполнительной, так и законодательной. Так что живет Павлик, благодаря маме, вполне себе сытно и может чистым искусством заниматься в свободное от маминых заказов время. А то, что Павлик голубой и не скрывается, вроде бы как делает его по гроб жизни маме обязанным, и Манька никогда не упустит возможности ему это продемонстрировать со всей силой обнаженной материнской любви. То есть очень. Думаю, когда Павлик маме демонстративно свою ориентацию предъявил, он-то считал, что это будет его на маму управа. Манька очень жесткая в решениях женщина бывает. Четверых мужей выгнала. Так что Павлику приходилось нелегко. Попытка была смелая, но провалилась. Теперь Павлику никто не запрещает со своими мальчиками встречаться (как и раньше не запрещал, пока он это делал втихаря), а вот перспектива отсутствия внуков невменяемо увеличила долг Павлика маме, которая ночей не спала, все свои силы на его воспитания потратила, здоровья лишилась! Все что может сейчас Павлик предъявить маме, это вялые угрозы, что непременно женится, как только однополые браки разрешат. Я Павлику неоднократно впрямую намекала, что не тот человек его мама, чтоб ее шантажировать. Манька от шантажа звереет. Иначе никогда бы не удержалась на своей работе. Так что жизнь у них веселая и всем нравится. Павлик живет с мамой, в шикарной квартире. Тут же не далеко имеет свой офис, где оттянулся как дизайнер в полной рост на оформлении, так что круче только вареные яйца, а всякое свободное время удирает в Москву, в клубы на блядки.

На его-то офис я глаз и положила. По подробным жалобам Маньки я знала весь уклад жизни Павлика. И знала, что он как пропадет с вечера пятницы, так к утру понедельника только и появляется. Пришла я к Маньке домой и изложила ей свою просьбу. Так мол и так, хочу открыть брачное агентство. В двух словах изложила как собираюсь работать, а так же рассказала, что на офис денег пока нет. А у Павлика все выходные, когда у меня самое время с работающими клиентами встречаться, помещение пустует. Дело то, благое, одинокие сердца, то да се. Сколько у нас народу мыкаются без близкого человека, и кто им поможет? Манька задумалась. Ясно, что прямого ее интереса в этой ситуации нет. Но есть пара косвенных. Грех не загнать за Можай лишний раз Пашку, если такой удобный случай представился. А потом, не известно еще, что у меня получится, но если получится, такое агентство в жизни может пригодиться. Манька ко мне всегда хорошо относилась, и считала, что я больно робкая. А если бы не боялась, не пойми чего, так давно бы уже такую карьеру сделала, какой Маньке и не видать. Это она, конечно, мне льстила, говорила, понимая, что ее жизненной высоты мне не достичь. Но всегда было понятно, что способности мои она ценит очень высоко. Так что там же на кухне, после тридцати секундной паузы, она как рявкнет вдруг «Павлик!!!». Я аж подскочила от неожиданности. В ответ из глубины квартиры ей Павлик тоже не хило проорал, что тебе типа надо. Она поднялась и, продолжая орать, пошла по коридору к сыну. На ходу, не снижая силы голоса, она ему объясняла, что достал он ее хуже горькой редьки, терпение ее вот только сейчас окончательно и лопнуло от его выходок, и она забирает его офис. Будет теперь Павлик дома сидеть под ее приглядом с утра до ночи и тут работать на кухне. Приближающийся Павлик в ответ, так же не снижая силы голоса, подробно перечислил, где именно он видел запоздалые мамины педагогические приемы. На этом они и встретились в коридоре, и уже вместе продолжили путь ко мне на кухню. По дороге Манька в форме, завуалированной под наезд, изложила ему суть дела. (Да, я все равно за твое помещение плачу, а толку от тебя ноль! Так я лучше ей отдам, хоть нормальные люди будут приходить, а не уроды твои цветастые!) Павлик уточнил несколько деталей. (А то твои чиновники ко мне не ходят! Какая муха тебя укусила?) Приятно, все-таки наблюдать, когда у людей такие близкие отношения. Для непосвященного, это была ругань столбом, грозящая какими-то необратимыми и страшными последствиями. А для человека знающего – ежедневный ритуал признания в любви и верности. Я так думаю, что Пашке никогда и не нужны были женщины, потому что у него уже практически с рождения, были глубокие, верные и преданные отношения с одной единственной женщиной. И все, что бы он мог женщине дать, за исключением секса, – внимание к ее переживаниям, заинтересованность в том, что с ней происходит изо дня в день, разделение на двоих общих проблем – он уже отдавал маме с рождения. Он всегда был очень уж домашним ребенком. Правда, облекалось это в форму непрерывного семейного скандала, но это уже их собственный темперамент. А так как секс и влюбленность Пашке все же были нужны, но женщина у него уже была, не было у него другого, кроме пути голубого. Потому что если с любой другой женщиной, то все равно будет вроде как измена маме. Остаются мужики. И если кто научится пропускать над головой весь этот крик, ор и легкий, переходящий в тяжелый, мат, то будет видеть самые преданные отношения в хорошей семье. Мне вот у них очень всегда хорошо. Славно. Я вот только за Пашку переживаю. Что он будет делать, если матери не станет? Я Маньке давно обещала, что если что не дай Бог, Пашку одного не брошу. Ну да человек предполагает, а Бог располагает. Я вот тоже не думала Костика пережить.

Так вот. Павлик, на кухню отконвоированный, сел за стол, и, пока мать ему чай наливала, уже нормальным голосом спросил меня.

- А чего надо то?

- Паш, а можно я твоим офисом на выходных попользуюсь? Хочу тут конторку брачную открыть.

- Всего то? И чего она-то разоралась? Я не против, только…

Вижу, что он мнется, значит, еще что-то там есть. При этом Манька кричать не перестает, но это как бы так, для аксессуару.

- Что, уже кого-то пустил?

- Да не то, чтобы пустил… просто иногда сотрудники заваливаются, если кому не куда. Но ведь это процесс не предсказуемый. Так что, прям, и не знаю, как тут все устроить…

- Паш, а давай так. Я весь вечер с пятницы и до часов восьми вечера в субботу. А дальше гарантированно никого не будет для твоих. А я буду рано утром в понедельник женщину присылать, чтобы за всеми было убрано. И мне то всего только переговорная твоя нужна. А уберут все помещение. Соглашайся, а?

- И без денег? Только за уборку? Ну, не знаю… Как то это не того…

- А чего тебе еще?

- А это вообще мне решать, кого пускать и за сколько! – это уже вмешалась Манька. – Мое помещение! А ты бы без меня все бы своим дружкам не нормальным за просто так раздал!

- Да кому я что раздал!!! – тут же взвизгнул Пашка, переключаясь от меня. – Что ты вечно все придумываешь!

Короче, постепенно обсудили мы и договорились, что на первое время Пашка меня в свой офис пустит на полтора дня. Они с обеда пятницы уже практически не работают. И всю субботу. Если что будет случаться, то оперативно будем договариваться. И пока у меня дела не понятно еще как пойдут, я там буду за понедельничную уборку. Посидели, поговорили, чай попили. Пашка для матери все сделает, что она не попросит. И при этом так точно понимает – где треп, а где серьезно, что человек со стороны вообще ничего не поймет, не увидит и не разберется. Потому что он ее любит, и она его. Я вот все время думаю, что самая моя большая ошибка в жизни, что Костика отпустила к отцу работать. И хорошо понимаю, что не было у меня тогда ни одного шанса поступить по-другому. Я не просто беды не чувствовала, я рада была такому повороту событий. Объективно ничто не останавливало. Все разумные аргументы были сто процентов за. Правда есть тут один момент. Все так логично складывалось тогда, кроме одного – мне тогда надо было совсем одной остаться, и Костик переживал за меня. «Ну, как ты тут будешь?» - все время спрашивал. И видела я, что он не сильно так, но все же переживает. И я переживала, но про себя думала, что мои чувства это не так важно, как его успех и славное будущее. Я вроде как себя в жертву его будущему приносила. Проявляла готовность потерпеть, наступить на свои страхи. Вот и все думаю, может, это и было, тем признаком, на который надо было посмотреть и остановить все это сразу. Понятно, что все в моем положении будут искать хоть какое понимание смысла задним числом. Почему так все вышло. И я много про это думала. И если честно в себя посмотреть, по законам внешнего мира не было ну ни какого повода и даже шанса не отпускать Костика в новую жизнь. Где он через три года и умер. А если по законам мира, где самым важным считать что каждый день чувствуешь и переживаешь, и что жизнь надо устраивать так, чтобы никто из своих не был должен терпеть за всех - жить нам надо было вместе, как раньше. Мы с Костиком очень хорошо жили, по-доброму. Не так уж как Манька с Пашкой и без крика постоянного. Темперамент другой. Но не смогла бы я это никому тогда объяснить. Я сама-то понимать это стала только после. Ничего такого хорошего не будет в жизни, где люди не важнее успеха. Это я сейчас понимаю. И то, про себя. Если я кому-то вслух скажу, на меня посмотрят как на лицемерку, которая прописные истины говорит, по которым все равно жить нельзя, но с почтением относиться нужно. Типа, рвется в почетные святые нашего города. А я, правда, так думаю. Вот уже семь лет. Только молчу.

 

Так и возникло наше предприятие. И так все нормально пошло, даже удивительно. В струю попали. Ленка с Зойкой постепенно на периферию отошли, но по клиентской базе продолжали работать. А когда на пенсию вышли, то и со своими преемницами нас связали. И получали у нас все за принесенные «головы». Не много, но тоже хорошо. А основное дело мы с Нинкой тянули. И Нинка оказалась молодец! И когда мне совсем плохо было, она все на себя взяла и меня тянула обратно работать. Очень она мне тогда помогла. А потом сдавать стала Нинка. Давление, диабет. Сил нет. Я-то думаю, что все дело в том, что муж ее к этому времени окончательно убедился, что старость к нему пришла, и так этого испугался, что ни часу один оставаться не мог. Ему было надо, чтобы живая душа рядом находилась, а то он весь в депрессию впадал. И когда общества кота уже хватать не стало, стал он Нинку уговаривать, что она должна дома сидеть безотлучно, и что совсем она больная. Сначала Нинка даже радовалась, типа какая забота у него проснулась. «Как ты себя чувствуешь? Ты посиди дома, а то устанешь, тебе это вредно. Что-то сегодня бледная, мерила ли давление?» А так как она была его вниманием за долгую совместную жизнь не избалована и привыкла мужа слушаться, в те редкие минуты, когда он ей что-то произносил, то быстренько стала заболевать, плохо себя чувствовать и сидеть дома рядом с ним. Когда люди долго живут друг с другом, то обычно друг друга слушаются, даже если это и не всегда сразу выглядит так. И даже если это прямо во вред послушному. Вот сколько я семей знаю, где, например, мать и дочь живут вдвоем, а мать говорит дочери по любому поводу, типа, да кто тебя такую неряху или растеряху замуж возьмет. И глядишь, дочь так замуж и не вышла. А потом, не стало мамы, и дочь ко мне идет и нормальненько так замуж выходит, хоть далеко не молоденькая, и уже мужа слушается. Вот и Нинка. Заболела по приказу мужа, который не хотел один со страхом смерти дома сидеть. Ему больная Нинка рядом была лучше, чем здоровая где-то. Такая вот большая супружеская любовь. Прости Господи за цинизм. Работа способствует.

А на Нинке много чего висело. С клиентами непосредственно в основном я работала. Нинка тоже, но меньше, а была еще у нее бухгалтерия наша и всякая текучка. Все, что она могла дома делать, за это я была спокойна. А вот непосредственно «на фронте» я одна осталась. И стало ясно, что нужно мне брать помощницу. Одну я попробовала, да такая бестолковая оказалась, что мы быстро расстались и меня этот опыт на полгода отвратил от второй попытки. Но деваться некуда, а тут еще лето впереди и Нинкин муж ее на полгода на дачу собирался увезти и там на грядки высадить. Раньше-то она хоть туда - сюда моталась, а сейчас уже стало понятно, что это будет затруднительно. Совсем он ее убедил в ее немощи. И вот стала я с марта думать, как мне помощницу найти. Или помощника, но в нашем деле это еще затруднительнее. Разве что крикнуть кличь через Пашку по его тусовке, но боюсь что тогда велика вероятность, что мужской контингент клиентов меня не поймет. Тем более, знаю я эту голубую ораву. Их одного впусти, а через пять минут уже вся компания набежит, усядется как у себя на кухне и будет заниматься прямым и непосредственным сводничеством вместо честного брака. Гетеросексуального.

Я тогда по своим спрашивала, всех знакомых обзвонила, и дала объяву на один сайт, молодых психологов. Там они на форуме обсуждали, где, кто и как после института устроился, и советы друг другу давали. Вот не зря так не люблю «на общих основаниях». Я там свое предложение о работе разместила, в общих словах работу описала (подбор персонала и профессиональное консультирование), жестко так требования перечислила, чтобы бездельники не беспокоились и денег не много обещала. Разместила, на самом деле, посмотреть, что ко мне пойдет. Пошли. Двадцать две заявки. Девятнадцать отпало при переписке, а три ко мне живьем приехали уже на собеседование. Одна ничего. Одна сразу не понравилась. И Крыса.

Крыса в этой гонке сразу стала фавориткой. Мы с ней полчаса поговорили, и я поняла – надо брать. Крыса была умной. Это чувствовалось сразу. Я такие вещи просто чувствую. Ты человеку что-то говоришь, а он, даже если и не отвечает тебе, но ты видишь, что он понимает, слышит и у него есть что сказать тебе, даже если прям сейчас и не будет, по своим стратегическим соображениям. Редкое в наше время качество. А может и не в наше, а вообще редкое. Чтобы с человеком можно было говорить о чем-то кроме простых вещей. С Крысой можно было разговаривать. Сначала я это почувствовала, а потом убедилась. Даже не стану виниться, что не подумала о том, что Крыса умнее ее жизни, если она ко мне работать пришла. Я видела и поумнее ее, живущих совсем не подходящей жизнью. Это-то как раз не ошибка.

Ошибка была к Крысе привязаться. Или нет?

С Крысой было интересно. Она отвечала, а не поддакивала или помалкивала. Я рассказывала ей все, что делаю, и было видно, что понимает. Проработала она у меня только-то три месяца, а я уже привыкла. И все то, что я сама с собой обычно говорю, я по-настоящему в первый раз с другим человеком говорила, а она меня слушала и отвечала.

 

 

Но возникла еще одна проблема. Пока Крыса тут лежала после операции, встретилась я со своими партнершами. Нинкой и двумя кадровичками, которые на место Ленки с Зойкой пришли и последние лет пять с нами работали. Так, мол, и так, я им все рассказала. И самое-то смешное, что ничего особенного Крыса у меня не своровала. Я узнала то об этом только потому, что позвонила мне одна старая клиентка, с которой я давно-давно еще начала работать. Замуж ее выдала, а потом они ко мне ходили с мужем какое-то время. И вот она мне говорит, что позвонил им кто-то, мужской голос и спрашивал, не интересуются ли они продолжить пообщаться по семейному консультированию, потому что как я вот якобы свою практику передаю, а сама по возрасту на покой ухожу. И клиентка моя старая позвонила поинтересоваться именно что моим здоровьем. У нас с ней какой-то такой особо добрый контакт случился тогда давно. Тогда я только заподазривать что-то стала. То, что раньше мимо проскакивало, вдруг стало вспоминаться и царапать. Залезла я компьютер. И тут же наткнулась. Судя по всему, Крыса личные дела, может все, а может некоторые, пересылала прямо через почту. И в Отправленных я увидела одно письмо, не стертое. На ящик Якушевой (Крысы) с приложениями прикрепленных личных дел. Там, по крайней мере, пять штук было. Потом я ей засаду устроила и с поличным поймала. Сначала в офисе заперла и хотела, не знаю что сделать, потому как просто зашлась от возмущения. И пока я думала, Крыса из соседней комнаты сбежала, а сумка ее у меня осталась со всеми документами. Что-то там произошло, что точно не знаю. Только часа через три мне позвонил какой-то молодой человек и сказал, что Крысу машина сбила, а она мой телефон дала, чтобы я паспорт подвезла. Я когда в больницу с ее сумкой приехала, то лежала она еще на банкетке в приемном отделении и была в сознании. Но никто на нее внимания не обращал. Если бы не я, она бы еще там умерла. Понятно, что в общей очереди еще час она не выдержит, так что я подписала бумаги по платной ее уложить. Ну, а дальше я уже все рассказывала. Из того, что она мне скупо отвечала, я так поняла. Что сбежала она от меня и своему знакомому парню как-то позвонила. А когда он к ней приехал, что-то там вышло у них, она говорит, что вышла на дорогу из машины, не посмотрела и ее проходящая мимо машина задела. А парень ее хорош – привез сюда и аккуратненько оставил, мне позвонив. Думаю, это тот же, который моих клиентов вербовал по ворованной базе.

Вообще-то, даже как-то странно. Что им у меня воровать? Что с этой базы? Кустарщина какая-то. Но вот когда я потом с партнершами говорила, то разговор какой-то странный вышел. Нинка послушала и сказала, что мол все, выходит она окончательно, нет у нее здоровья со всем этим разбираться. И было видно, что честно расстроена, но ввязываться не будет. А две другие как-то переглядываются и мнутся. Я их впрямую спрашиваю, что такое? А они и не говорят ничего, и видно, что не возмущаются, мою сторону не принимают, а ведут себя как-то задумчиво. Поохали ненатурально и высказались, что им лишний скандал не нужен, потому как у них своя работа есть и еще не известно, как начальство посмотрит на такую их самодеятельность на рабочем месте. Но чую, что-то темнят. Уж больно скоро у них мнение по этому поводу сложилось. Консолидированное. Знали они про это. Знали, а мне ничего не сказали. Я так понимаю, Крыса с ними говорила о чем-то, и что-то предлагала. И они уже в чем-то сговорились. Я одна не в курсе. Вот так живешь, зла никому не делаешь и думаешь, что и все к тебе так же. А ты уже давно всеми продана по сходной цене и они разговаривать с тобой продолжают, в глаза смотрят, а сами уже договорились тебя в распыл пустить. Так, наверное, курочку в курятнике продолжают кормить, хотя уже решили, что к выходным именно ее зарежут. Ох, как погано на душе от этого!

Но вся история с Крысой была только началом той лавины, которая меня с головой накрыла. Видно, я слишком долго жила хорошо, и пришел мой час. Когда я все Крысе высказала про ментов и то, что она попала, вышла я из больницы и только и думаю, как мне ее наказать. И тут звонит мой телефон. Звонит Манька и говорит, что все очень плохо и надо срочно встретиться. Чтобы я срочно приезжала.

 

Манька сидела на кухне, тихая, перед бутылкой коньяка, в которой трети уже не было. Встретив, в глаза мне не смотрела.

- Пашка то дома? – спросила я.

- Дома.

- Да что случилось то, Господи? Умер кто?

- Не умер, - и опять молчит. Уже на этом этапе разговора у меня сердце оборвалось и заскользило куда-то в пропасть. Такого еще не было на всем моем веку нашего с Манькой общения. Ну, то есть видела я ее совсем расстроенной, но тогда я заранее знала по какому поводу. А тут мне даже ни одной версии в голову не приходило. Поэтому то и было так жутко.

А тут она и говорит:

- У Пашки проблемы с твоим заказом, – и в глаза не смотрит.

Я-то обрадовалась сначала. Все живы - здоровы, остальное исправим. А речь шла о том, что в последние несколько лет, когда Манька из администрации ушла на пенсию, дела у Пашки стали идти все хуже и хуже. Новые люди пришли и у них есть свои люди, которым тоже заказы нужны. Дело понятное. Административный ресурс он пока ты в администрации. Ну, знакомые все равно остались, как то дела еще шли, а в последнее время Пашка совсем стал в тоску впадать и все жаловался, что страна эта гробанная, и что творческие люди здесь не живут, и никому ничего не надо, а кругом сплошное быдло. Манька, понятно, пугалась, что вот уедет он сейчас заграницу в страны с благоприятным творческим климатом и останется она одна. И Пашку ей было жалко, и чувствовала она себя бессильной сына защитить. Жизнь трещала по швам. Я им очень – очень сочувствовала, утешала и все думала, чем бы таким помочь. И вот некоторое время назад объявился мой один клиент. Наполовину армянин, я его года четыре назад знала, когда он овдовел и ко мне пришел по рекомендации. Я ему хорошую жену нашла, до сих пор живут, но вот пришел посоветоваться по поводу ругани со взрослыми детьми. Поговорили мы, что смогла помогла, он приободрился и мы уже потрепались про жизнь, то да се. Он мне сказал, что они магазины свои расширяют, а администрация, подлая, требует еще и благоустройство территории за свой счет. Тут-то я среагировала. А кто Вам проект-то благоустройства будет делать, спрашиваю. А он вздыхает, да я, говорит, вообще еще не знаю, как подступиться. Я ему про Пашку и сказал. Мол, известный и хороший дизайнер, с городом постоянно работает, все знает, и мой чуть ли не крестник. Он заинтересовался. Я Пашке тут же позвонила, связала их напрямую и так была рада. Ну, думаю, и Пашка на новых клиентов выйдет, там же и еще могут быть заказы, и Манька успокоится и переживать не будет. И будет все как раньше. И какая я молодец! С тех пор я пару раз спрашивала Пашку про заказ. Он сначала восторженный был и очень воодушевленный. Потом, правда, все потускнее, но ничего катастрофического я не слышала от него. И тут что-то разразилось.

Из слов Маньки, которая все мне рассказывала, мельком на меня поглядывая и опять глаза пряча, я так поняла. Начали они с армянами работать, все всех устраивало. А потом Пашка взялся еще и переговоры вести за них с администрацией. Он-то думал, что по старой памяти его там все помнят, любят и все пойдут навстречу. Заказчикам его только в радость – все его хвалят, говорят какой талантливый дизайнер. Пашка расцвел и уже видел себя на новом этапе своей творческой к