Тема 5. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПРАВА

 

План

1. Преступление как философская проблема. Добро и зло.

2. Общество и преступление.

3. Социальная суть наказания (цель и пределы).

 

Вопрос 1. Преступление как философская проблема. Добро и зло.

История преступления столь же стара как история человечества; поэтому это обусловливает историческую близорукость для любого человека или группы людей, чтобы приписать происхождение преступления к любому определенному периоду или географической конфигурации. Критическое изучение преступления с философской точки зрения, классифицирует преступление среди моральных категорий и его также трудно оценить в количественных терминах.

Необходимо дать научное определение термина «преступление». Выполнение этого может дать глубокий анализ самого слова «преступление», и мы постараемся сделать его более легким, чтобы было понятно. С религиозной точки зрения, преступление – та же самая вещь как грех – отклонение от заповедей Бога. Философия вообще соглашается, что преступление – искажение или смещение от первоначальной нормы поведения общества, в котором живет человек. С этих двух сторон, преступление можно рассматривать как своего рода поведение, осуществленное индивидуумом против общества, в котором он живет. Индивидуум поступает по отношению к людям или к обществу в целом так, как он не хочет, чтобы люди поступали по отношению к нему самому. Значит, он поступает по принципу: Делай другим, то, что ты не хочешь получить от них.

Из вышеупомянутого определения, следует логический вопрос: – какие факторы являются ответственными за распространение преступления в любом обществе? Можно предложить некоторых из этих факторов следующим образом:

1. Индивидуальные ценности – отношения между амбициями индивидуумов и особенностью общества, в котором он или она живет, могут помогать создавать основание для преступления. Общество, где у человека формируются потребности выше его или ее возможностей, не может противостоять искушению преступления. В таком обществе наиболее общая особенность – нетерпение и иррациональная зависть. Они будут, в конечном счете, вести к нестабильности, ненадежности и анархии.

2. Ложный анализ проблем: приблизительно, больше чем семьдесят процентов преступлений, которые совершаются в мире сегодня происходят вследствие того, что преступники неосведомлены о последствиях такого преступления, или они моделировали результаты от такого преступления в преувеличенной форме. Чтобы уничтожить этот тип преступления, серьезная моральная кампания практически должна быть направлена на то, чтобы преступник не превратился в героя, о котором говорят все средства массовой информации.

3. Неуместное прославление «преступлений»: это один из факторов, которые привели к Первой Мировой войне, в обществе создался культ силы, культ власти, культ армии, военных, культ лжи и насилия. Таким образом, люди, которые использовали свою грубую власть, возвели на престол себя, и получали всё самое лучшее того времени. Этот акт, поэтому помогает оправдывать и легализовать преступления других людей, следовательно, распространять преступления.

То, что начинается с дезинформации людей с помощью СМИ (радио, газеты, телевиденье) о преступлении должно, конечно, закончиться преступлением. Анализ информации, доступной ему или ей имеет большее влияние на его или её выводы из такой информации. Информационная система может неблагоприятно воздействовать на логическое рассуждение, и молодого и старого. Следовательно, это изменяет чувства и чувствительность людей, для которых является теперь трудной задачей знать правильную оценку событий в обществе. В результате этого неправильного анализа, слухи становятся главным источником информации, и правда теперь находится с теми, кто имеет деньги или имеет власть информационной технологии. Этот акт дезинформации имеет разрушительные последствия и в результате затрагивает наши фундаментальные представления о том, что такое зло и добро вещи. Общество, где работают индивидуумы с искаженной информацией склонно к преступлению.

4. Лень – весьма интересно обратить внимание, что всё, о чем было сказано – побочный продукт лени. Ленивому человеку трудно понять, каким способом его/ее соседи приобретают свое богатство, и в защиту своей лени быстро придумают историю о том, как соседи получили свое богатство. Обычно такие истории необоснованны, но идут под общей эйфорией, что каждая история имеет элемент правды. Здесь происходит логическая ошибка. Если какая–то история имеет элемент правды, то это назначит, что все другие аналогичные истории имеют этот элемент правды. Некоторые люди могут спорить, что ленивый человек не может совершать преступление, потому что это трудно, но лучше понять, что независимо от того насколько трудно совершить преступление, большее количество усилий требуется, чтобы достигнуть честным путём хорошего положения в любом обществе. Можно определить лень как «аспект человеческого сознания, которое увеличивает восприятие вещей (проблемы или удовольствия) непропорционально». Проблемы обычно преувеличиваются, чтобы оправдать неспособность ленивого человека решить их.

Первый несчастный случай в любом обществе, где господствует преступление – это потеря правды, которая сопровождается высоким уровнем ненадежности и бедности. Смерть правды рождает различные виды преступлений и, в конце концов, фундаментальный смысл мира будет потерян, вызывая анархию и неустойчивость.

Очевидный результат государства беспорядка – принцип выживания только наиболее пригодных. В этом смысле можно согласиться с Российским Философом – Игорем Чубиасом, который написал, «когда нити любви, братства и единства потеряны в любом обществе, такое общество останется собранием индивидуальных враждебных врагов».

Вопрос 2. Общество и преступление.

Один из подходов к рассмотрению преступности состоит в том, что это явление может восприниматься как своего рода фунда­ментальный феномен: определенные действия рассматриваются как изначально преступные. Экстремальным случаем являются злодеяния (natural crime), то есть действия настолько дурные, что они сами определяют себя как преступления, или, как минимум, рассматриваются как преступления с точки зрения любого здра­вомыслящего человеческого существа. Если такие действия не считаются преступлениями, то природа этих существ не челове­ческая. Эта точка зрения, вероятно, близка к тому, что большин­ство людей интуитивно чувствуют, думают и говорят о серьез­ных преступлениях. Моисей дал закон, Кант использовал поня­тие злодеяния как основу для своей юридической концепции.

Однако общественные системы, где преобладают такие взгля­ды, также ставят определенные пределы росту преступности.

Под этим лежит простой механизм.

Действия не являются, а становятсятеми или иными. То же и с преступностью. Преступлений как таковых не существует. Неко­торые действия становятся преступлениями в результате долгого процесса придания смысла этим действиям. Особенную роль игра­ет при этом социальная дистанция. Эта дистанция усиливает стремление трактовать определенные действия как преступления, а людей, совершающих такие действия, упрощенно считать преступ­никами. В другой обстановке (и семейные отношения являются только одним из примеров этого ряда) социальные условия могут противодействовать тому, чтобы определенные поступки воспринимались как преступления, а люди, их совершающие, – как пре­ступники.

В тех обществах, где ограничиваются стремления воспринимать определенные поступки как преступления, где возможность их совершения ограничивается оком Всевышнего, отношением сосе­дей и положением человека в обществе, закон можно рассматри­вать как средство, применяемое к людям, оставшимся вне таких ограничений. Закон применяется к людям, проскользнувшим че­рез первую заградительную линию и попавшим в поле зрения властей. В данной ситуации нет ни возможности, ни необходимо­сти обращаться к сборнику прецедентов. Судьи должны иметь де­ло с тем, что у них перед глазами. Воздать должное.

Однако, как видим, у нас другая ситуация. Изменения соци­альной системы привели к снижению порога восприятия. И теперь даже незначительные проступки рассматриваются как преступле­ния, а совершившие их люди – как преступники. В то же самое время мы находимся в ситуации, когда прежние барьеры, преду­преждавшие нежелательные поступки, не действуют, но вместе с этим созданы новые технические средства контроля. Господь Бог и соседи заменены новыми эффективными средствами наблюдения.

В нашей конкретной ситуации преступность является массо­вым феноменом. Гнев и страх, вызванные действиями, которые современное общество склонно воспринимать как злодеяния, становятся движущей силой в борьбе со всемивидами преступле­ний. Это новая ситуация, характеризуемая неиссякаемостью ис­точника поступков, которые можно определить как преступле­ния. И такая ситуация создает неограниченные возможности для борьбы со всеми видами нежелательных действий.

Вопрос 3. Социальная суть наказания (цель и пределы).

Для того чтобы уяснить суть данного вопроса необходимо познакомиться с учением крупнейшего французского социолога Э. Дюркгейма, который сделал наказание одной из центральных тем своей социальной теории. Для него наибольший интерес представляли проблемы функций преступления и наказания в обществе. В этом отношении Э. Дюркгейм может считаться центральной фигурой в социальной теории наказания. Ученный сформулировал первый закон эволюции наказания как «принцип количественного изменения» распространенности, жестокости и интенсивности уголовного наказания; второй – как «принцип качественного изменения» наказания, где он проследил изменения характера наказания от телесного наказания до тюремного заключения. Рассмотрим отдельно законы эволюции наказания.

Дюркгейм в своей работе о законах эволюции наказания не отказывается от первоначальной концепции, утверждавшей, что наказание смягчается по мере эволюции общества от экономически слаборазвитого к развитому. Но он добавляет новую независимую переменную – степень централизации власти и особенно в зависимости от ее концентрации в одних руках. Дюркгейм утверждает, что наказание является результатом действия двух независимых переменных – степени экономического развития общества и централизации власти. В качестве идеальных типов можно представить себе четыре возможных типа обществ:

1. Слаборазвитое с сильно централизованной властью;

2. Слаборазвитое с незначительной централизацией власти;

3. Развитое с сильной централизацией власти;

4. Развитое со слабой централизацией власти.

По логике теории наиболее «наказывающим» будет первый тип общества; наименее «наказывающим» – четвертый. Не очень понятно, где будет более выражен «наказывающий» стиль социальной реакции – во втором или третьем типах обществ? Являются ли эти переменные равномощными?

С точки зрения Дюркгейма, максимальная централизация возникает, когда власть сосредоточивается в руках одного правителя – монарха, диктатора или тирана. В этом случае репрессивные меры становятся основным орудием поддержания власти. Дюркгейм обращает внимание на различие в жестокости и частоте наказаний между древними Иудеей, Афинами и Древним Римом. Отсутствие централизации, по его мнению, приводило к относительно умеренным наказаниям у евреев, в Афинской демократии, республиканском Риме. В отличие от римлян ассирийцы, египтяне и другие народы Ближнего Востока проявляли постоянно необычайную жестокость в наказаниях. Это связано с крайней централизацией власти во все времена. Если у римлян это был период перехода от республики к доминату, то на Востоке это было «встроено» в социальную организацию общества. Дюркгейм пишет: «Кодекс Ману сам по себе различает обыкновенный смертный приговор, состоящий из обезглавливания и несколько более тяжелых смертных приговоров. Они далее были разделены на семь категорий: пронзание заостренным колом, сожжение заживо, растаптывание слонами, утопление по приговору суда, заливание кипящего масла в уши и рот, растерзывание собаками, разрезание на мелкие кусочки бритвами». XX век дает еще больше примеров дюркгеймовской идее. Гитлер, Сталин, Пол Пот и десятки других «кровавых диктаторов» являются живыми иллюстрациями этого «принципа».

Второй закон эволюции наказания: принцип качественного изменения.Этот принцип выглядит проще: вместо непосредственного причинения тяжелых физических страданий наказание перешло к «простому» содержанию преступника в тюрьме.

Дюркгейм рассматривает эволюцию содержания под стражей как постепенное изменение самого характера тюрем. Он пишет, что в законах Ману есть только одно упоминание о тюрьмах, при этом тюрьмы выглядят как заведения совершенно иного рода, чем сейчас – скорее как разновидность «позорного столба». У древних евреев в Пятикнижии нет упоминания о тюрьмах. Такое упоминание появляется только в более поздней книге Иеремии, но там тюрьма является средством содержания до суда. Фактически, тюрьма как специальное пенитенциарное заведение развилась только в христианских странах. Он пишет, что христианская церковь с самого начала имела обычай помещать определенных преступников в монастыри, где они должны были пребывать некоторый срок под наблюдением. Затем церковь, выступая против смертной казни, заменила эти санкции пожизненным одиночным заключением, когда замуровывалась сама дверь в камеру, что означало необратимость наказания. Позже это стало практикой и мирского суда. Дюркгейм замечает, что срок содержания в тюрьме был не определен до XVIII в., когда стали приговаривать к фиксированному сроку тюремного заключения.

И, наконец, тюремное заключение стало, по словам Дюркгейма, необходимой и естественной заменой всех других видов наказания, которые постепенно стали сходить на нет. Во многом эта мысль у него подтверждается эволюцией пенитенциарной системы в развитых странах. Большая часть европейских стран отказалась от смертной казни, заменой которой стало пожизненное тюремное заключение. До сих пор не найдено альтернативы тюремному заключению для борьбы с преступностью. Динамика роста заключенных, например, в США, показывает, что для многих стран тюрьма остается единственным ответом на рост преступности.

Принцип «качественного изменения наказания» предсказывает смену всех видов наказания одним – тюрьмой. Дюркгейм видел в этом признак «смягчения нравов» и развитие абстрактного «гуманизма».

Экспрессивная сторона наказания.Обращает на себя пристальное внимание многих исследователей эмоциональная сторона наказания. Дюркгейм пишет о том, что преступление «шокирует здоровое сознание», и это приводит к реакции гнева и негодования. Он утверждает, что каждый такой поступок вызывает эмоциональную реакцию более или менее агрессивную, которая обращается против преступника. Преступника стараются не только наказать физически, но и опозорить. Дюркгейм пишет: «Страсть, составляющая душу наказания, останавливается только тогда, когда она истощена; воздаяние за преступление – это основная мотивация, которая держит на себе желание наказать». Дюркгейм обращается к практике наказания в различных обществах, показывая, как страсть к отмщению проявляет себя в этой практике. Менее развитые общества показывают это совершенно незавуалированно. Они стремятся «наказать во имя наказания самого по себе», более того, «без какой–либо попытки найти для себя выгоду в страдании, которое они причиняют». В таких обществах процесс наказания не останавливается до тех пор, пока все страсти не будут израсходованы. Преступника продолжают «наказывать» даже после его смерти, подвергая уже мертвое тело глумлению. Иногда и этого мало – наказанию подвергают родственников преступника, его скот и его недвижимую собственность.

В современном обществе подобные чувства не лежат на поверхности. Дело в том, что официальное пенологическое направление – это коррекция, предотвращение роста преступности, обеспечение безопасности граждан. Явным признаком желания отомстить преступнику является принцип соответствия наказания преступлению: за более тяжелые преступления преступник получает больший срок с более суровым режимом. Что это как не проявление страсти и гневного желания отплатить? А судебная риторика? Действительно, часто трудно скрыть кипящие на суде и вокруг него страсти. В менее либеральных и «политкорректных» обществах часто эмоциональная сторона наказания вообще не скрывается. Но и в странах с укоренившейся демократической традицией и нейтральной пенологической риторикой никогда не ставят на референдум такую вещь, как смертная казнь из–за слишком явной «эмоциональной перегруженности» этого вопроса. В России принят мораторий на смертную казнь при мнении большинства населения о необходимости её сохранения. По Дюркгейму, система наказания может преследовать определенные рациональные, строго утилитарные цели, вести себя бесстрастно и прагматически, но на некотором «глубинном» уровне продолжает «работать» страсть к отмщению, которая оказывается как бы горючим для процесса вынесения и исполнения приговора. Дюркгейм пишет, что современное наказание исполняется гораздо более систематизировано, без страданий невинных (родственники теперь не несут ответственности; исключением оказываются родители несовершеннолетних, но они несут очень ограниченную ответственность за преступления своих детей); оно противоположно абсурдному насилию со слепыми страстями, поскольку оно создает жестко фиксированные рамки для этих страстей. Но, тем не менее, гнев составляет «душу наказания».

Хотя институционализация приводит к рутинизации ритуала наказания, придавая ему рационально–бесстрастный характер, в сущности наказания, в его сердцевине лежит человеческий гнев. Несмотря на то, что государство монополизировало право на насилие, в процессе наказания участвуют широкие слои населения, выражающие свои эмоции как непосредственно в зале суда, так и высказывая свое мнение при помощи средств массовой информации. Это меньше заметно в демократических государствах и более явно видно в тоталитарных. Достаточно вспомнить народный гнев, сопровождавший процессы над «вредителями» и «шпионами» в 30–е гг. в СССР, «культурную революцию» в Китае. Все эти «волны народного гнева» были искренними, накал страстей был очень высоким. Дюркгейм настаивает на наличии трехсторонних отношений: нарушителей, агентов социального контроля и посторонних наблюдателей, «зевак», которые во многом определяют действия агентов социального контроля. Посторонние наблюдатели часто не замечаются многими исследователями, которые видят только агентов контроля и нарушителей.

Преступник своими действиями в определенной степени ставит под сомнение всеобщность морального порядка, и это грозит ослаблением моральных ценностей. В ответ на действия преступника вспыхивают гневные чувства глубоко уязвленных членов общества. Это является одновременно демонстрацией карающей силы общества по отношению к преступнику и новым подтверждением этих моральных ценностей в сознаниях отдельных членов общества. Цикл завершается возвращением к моральным ценностям. Моральный порядок дает жизнь индивидуальным чувствам, а они в свою очередь подкрепляют моральный порядок и способны порождать его заново.

Таким образом, наказание, как и все социальные феномены (включая и человека) носит двойственный характер. С одной стороны, это феномен индивидуальной психики – определенная эмоциональная реакция и в то же время явление коллективной морали. Эти два аспекта сосуществуют в «одной и той же функциональной спирали, которая помогает создать и воссоздать социальное притяжение». Такова роль эмоциональной стороны наказания, как в традиционных обществах, так и в современных. Однако в современном обществе, как это ни парадоксально, наказание играет большую объединяющую роль, чем в традиционном. Это связано с ослаблением других коллективных чувств (например, религиозных), а ненависть к преступнику, хотя и ослабленная, носит гораздо более общий характер, чем религиозные чувства.

В процессе эволюции общества наказание институциализируется. Выражение коллективных чувств приобретает организованный характер. Возникает специальный аппарат для наказания преступников, формализованная судебная процедура.

Наказание социально необходимо.

Большинство исследователей и неспециалистов рассматривают наказание как инструмент воздействия большинства законопослушной публики на меньшинство, преступающее закон. В этом случае, анализируя результаты наказания, его эффекты, стараются выяснить, как оно модифицирует поведение меньшинства. Дюркгейм полагал, что влияние наказания на преступников «очень ограниченно». Он придерживался точки зрения на преступников как на людей, лишенных здорового морального сознания, поэтому основной результат наказания на них – это просто запугивание. Если удается запугать преступника достаточно сильно, то он с меньшей вероятностью совершит следующее преступление, но поскольку его сознание остается преступным, то он будет искать удобной возможности совершить его более изощренным образом. Его антисоциальные установки остаются прежними. Более того, в своей работе «Моральное обучение» Дюркгейм указывает на то, что чем чаще наказание применяется к нарушителю, тем менее чувствительным к нему он становится, потому что наказание будет лишаться своего «позорного» содержания по мере исполнения.

Наказание включает в себя моральное осуждение, но само по себе оно не может вызвать моральной привязанности к общественным ценностям и поэтому приводит ко все большему отчуждению преступника от общества. Моральное осуждение вызывает чувство вины, раскаяние и исправление преступника, только если он уже сторонник морального сообщества. Но в этом случае формальное наказание представляется избыточным и может привести только к отрицательным последствиям. По Дюркгейму, попытки контролировать преступность путем запугивания – признак деморализации общества. Реальные «узы» общества, которые связывают членов общества вместе и регулируют их поведение – это всегда моральные узы, которые связывают вместе общие моральные чувства. Отношение к преступникам становится все больше и больше инструментальным к концу XX в., и идея «моральной коррекции» становится все менее популярной.

Вопрос 4. Проблема смертной казни: «за» и «против».

На протяжении истории многие люди, известные, и не очень, высказывали свои мысли относительно смертной казни. В прошлом большинство людей считало смертную казнь совершенно справедливым способом защиты общества от определенного вида преступлений, причем ни сама смертная казнь, ни ее ужасающие виды не вызывали ни дискуссий, ни осуждения, ни возмущения. Религия всегда одобряла применение смертной казни: «мне отмщение, и аз воздам» (Ветхий Завет), подкрепляя это принципом талиона: «око за око, зуб за зуб», хотя главная заповедь Христа: «Не убий». В России теоретические исследования юристов и политиков, в которых высказывались взгляды об ограничении и полной отмене смертной казни, появились уже в XVIII веке. За это выступали С. Десницкий, А. Н. Радищев, Ф. В. Ушаков, А. П. Куницин, О. Горегляд, Г. Солнцев, И. В. Лопухин, П. И. Пестель, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и др. В то же время многие одобряли смертную казнь, в том числе М. Ф. Щербатов, Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, П. Лодий, Л. Цветаев, С. Барышев, И. Фойницкий, Н. Сергеевский и др. Первым государством в мире, отменившим смертную казнь за любые преступления стала в 1846 г. Венесуэла. Интерес к институту смертной казни возрос после II Мировой войны. С одной стороны смерть миллионов людей обесценила человеческую жизнь, с другой – фашизм, с его ужасными казнями, вызвал новый взгляд на жизнь человека, ее ценность и значимость. В системе уголовного наказания смертная казнь занимает особенное место. Помимо того, что эта мера – исключительна, у нее нет цели исправления, как у любого наказания. Цель же смертной казни – возмездие. Социологические исследования показали, что страх наказания удерживает от совершения преступления 14–24% совершеннолетних граждан. Смертная казнь не порождает особого правового последствия – судимости, но имеет при этом стопроцентную частную превенцию. Рассмотрим подробнее доводы в защиту и отмену смертной казни.

За смертную казнь. «Я в целом за гуманизацию системы наказаний, но все же считаю, что самые страшные преступления – чудовищные, циничные – заслуживают смертной казни. Таких преступников не исправить и не наказать, потому что нет наказания, соразмерного их вине. Такие люди не имеют права жить на земле. Ведь никому не придет в голову запереть в клетку ядовитую змею или тарантула в надежде, что через 15 лет они превратятся, скажем, в ужа или майского жука». А. Кулешов, писатель.

Сторонники применения смертной казни приводят в защиту своих взглядов аргументы, большинство из которых выдвигалось уже много лет и веков назад. Поскольку смертная казнь исключает повторность преступления, то такое наказание служит защитой для общества, которое имеет право на самооборону. Общество вправе отнять жизнь у того, кто отнял жизнь у другого, иначе может вступить в действие суд Линча. Хотелось бы привести по этому поводу цитату из выступления депутата Государственной Думы РФ В.Семаго: «А не боитесь ли вы того, что если у кого–то отняли жизнь, то его родственники просто возьмут на себя функцию и миссию исполнения приговора, который по их мнению будет справедливым?.. Если государство не берет на себя функции отмщения за преступление, то это развязывает человеку руки...».

Существуют люди, которых невозможно исправить, при этом применение к ним смертной казни есть вынужденная мера. Еще один аргумент в том, что на содержание преступника требуются немалые средства бюджета, что негативно влияет на общественное мнение. Например, согласно эстонской прессе, содержание одного заключенного и надзор за ним обходятся в месяц налогоплательщику в 7700 крон.

Американский криминолог В. Реклесс сформулировал 4 основных положения в защиту смертной казни: соответствие наказания преступлению, принцип талиона; наказание как искупление вины, преступник должен страдать, чтобы искупить свой грех; наказание – устрашение других, напоминающее, что с ними может случиться то же самое, если они нарушат законы; наказание как защита интересов общества. Другой американский криминалист Э. Сазерленд сформулировал 5 таких причин: смертная казнь служит более эффективным средством предупреждения преступности, чем другие виды наказаний; она экономичнее тюремного заключения; она необходима, чтобы не допустить линчевания преступника; смертная казнь освобождает общество от дефективных личностей; она более надежна, чем пожизненное заключение для лиц, осужденных за умышленное убийство, ибо последние могут попасть под амнистию.

Можно считать некоторые из этих утверждений правильными, некоторые нет. Но каждое из них подкреплено какими–то фактами, наблюдениями, статистикой. Можно привести некоторые мнения на этот счет. Профессор Колумбийского университета Я. Барзун считает, что «лицо, которое не наделено способностью контролировать свои импульсы, способное лишить жизни другого, должно быть в законном порядке безболезненно убито, прежде чем оно повторит неконтролируемое им деяние. Также следует поступать и с душевнобольными и иными дефективными людьми, которые являются бременем для общества». Уинстон Черчилль, занимая в 40–х гг. пост министра внутренних дел, заявил, что, хотя он уважает желающих отменить смертную казнь и заменить ее пожизненным заключением, эта мера не гуманнее, поскольку «обрекает на долгие годы ужасных лишений и страданий ума и души тех, кому хотели сделать благо».

Нельзя не согласиться с этим утверждением. Еще не известно, что гуманнее – смертная казнь или пожизненное лишение свободы. Вспоминается репортаж из камеры смертников одной из российских тюрем. Приговоренные к смерти получили помилование, многие раскаялись в содеянном, но все обратились к президенту с просьбой привести приговор в исполнение. «Лучше сразу расстрел, чем всю оставшуюся жизнь маяться в клетке» – прокомментировал свое прошение один из них. Известны также многие случаи самоубийства заключенных, которым было объявлено решение о замене смертной казни пожизненным лишением свободы. Необходимость применения смертной казни высказывают и некоторые учебники Уголовного права. Например, в Эстонии смертная казнь официально отменена Парламентом, но этому предшествовали бурные дебаты. Многие видные юристы и специалисты в области уголовного права считают, что смертная казнь была отменена преждевременно, поскольку общественная дисциплина находится на низком уровне и многим еще не ясно все своеобразие рыночной экономики. Можно согласиться с мнением К. Киммеля и П.–У. Рахи на этот счет: «Было бы разумнее смертную казнь временно сохранить в качестве чрезвычайного наказания, разрешая ее применение только за некоторые отдельные, особенно опасные преступления, например за терроризм и совершение умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах и во время чрезвычайного или военного положения». Наиболее эмоциональную точку зрения в защиту смертной казни высказывает писатель А. Кулешов, Приведем несколько его цитат. «Те, кто ратует за отмену смертной казни... упорно молчат, за что выносится эта исключительная мера наказания. Будем честны сами с собой. Когда нам рассказывают о человеке, лишившем жизни другого человека (многих, ребенка), какие нас охватывают чувства?.. С трудом представляю себе человека, который воскликнет: «Казнить такого? Да вы что? Как мы можем лишить его жизни! Где же гуманность? Где человеколюбие?» Однако в отвлеченных беседах кое–кто именно так и восклицает». Здесь большой упор сделан на мнение рядовых граждан, законные права которых попраны. Безусловно, большая часть людей потребует казни такого преступника, поскольку сила гнева в людях велика. Здесь приходит на ум недавний процесс на Украине над убийцей из корыстных побуждений, на счету которого более 50 жертв, в том числе женщины, дети и даже грудные младенцы. Он убивал, чтобы украсть несколько килограммов сахару или других запасов людей, а детей заодно со взрослыми. И хотя на Украине на смертную казнь наложен мораторий, суд приговорил его именно к этой мере наказания, опасаясь линчевания преступника прямо в зале суда. Относительно судебных ошибок А. Кулешов высказывается так: «Не стоит руководствоваться только этим принципом. По этой логике следует отказаться от сложных операций, обрекая на смерть больных, ведь врач может ошибиться или прекратить исследования космоса, потому что могут ошибиться конструкторы и инженеры. В любом деле могут быть ошибки, и непонятно, почему в вопросе о применении смертной казни возможность их появления должна останавливать... Разумеется смертный приговор должен быть вынесен после тщательного следствия и суда.., нужны гарантии правильности решений.., но отказаться от смертной казни вообще нельзя».

Нужны дополнительные условия, подтверждающие приговор. Однако не всякое лишение жизни другого заслуживает казни, есть масса обстоятельств, толкований и моделей поведения. Напомню известный парадокс: «застрелить человека, в том числе иностранца – преступление, застрелить его же во время войны с его государством – долг». Еще один, достаточно веский довод – о самообороне общества, на которую имеет право каждый его член. Если суд оправдывает человека, убившего при самообороне, то «почему возникает столько споров, когда подобным образом поступает общество?». А споры возникают потому, что нет конкретно ответственного за это человека, государство и общество едва ли подходят под эту категорию. Закончить этот раздел можно цитатой все того же А. Кулешова, которая выражает точку зрения членов того общества, на права и свободы которого посягает преступник. «Не всегда есть надежда на исправление и искупление. Тяжесть содеянного слишком велика. Вот тогда и применяется смертная казнь... Есть те, от кого общество должно избавляться, как от неизлечимых болезней. Злокачественные опухоли надо удалять, а не лелеять... Смертная казнь – это не посягательство на жизнь человека, потому что те, кто подобные преступления совершают, – не люди. Это существа, которым не должно быть места на земле. Избавлять мир от них, и есть подлинная гуманность по отношению к людям».

Против смертной казни. Противники смертной казни приводят в защиту своей позиции самые различные аргументы. Например, статья в бельгийском журнале: «Общество ответственно за своих членов, которые совершили преступление, и не имеет права выносить смертный приговор, так как в преступлении виновен не только убийца». В какой–то степени да, общество виновно – падение нравов, общая социальная обстановка, но почему тогда общество не освобождает преступников от какой бы то ни было ответственности – дескать, во всем общество виновато. Почему в одной и той же социальной среде, у одних и тех же родителей вырастают совершенно разные дети? Каждый человек сам выбирает свой путь в жизни, и этот выбор свободен. Общество лишь предоставляет разные условия жизни – нормальные и преступные, и эти условия, круг общения и цели в жизни каждый выбирает сам. Может быть, правильна точка зрения А.В. Клигмана: «Отказ от смертной казни – та цена, которую общество должно заплатить за свою вину, в том, что его член преступил суровый запрет». Отрицает смертную казнь также школа социальной защиты, опираясь на то, что большую часть казненных составляют бедные, «цветные» и другие социально–незащищенные группы населения, а также на то, что классическая школа уголовного права, с такими ее целями наказания, как искупление, устрашение и возмездие, не должна применятся в современном уголовном праве. Меж тем классическая школа уголовного права используется во многих странах, в том числе Германии и Франции, где смертная казнь отменена, то есть одно другому не мешает. Председатель Королевской комиссии по вопросам смертной казни в Англии Эрнст Гауэрс приводит ряд аргументов против этого наказания: смертная казнь есть отрицание принципа наказания, основное содержание которого состоит в исправлении; осуждение к смертной казни и исполнение приговоров оказывает деморализующее воздействие на общество и приводит иногда к совершению тех же преступлений в порядке подражания; присяжные нередко не признают подсудимых виновными, так как не желают обрекать их на смертную казнь;
приведение смертного приговора в исполнение оказывает вредное воздействие на исполнителей и других заключенных; ожидание исполнения приговора – это психологическая пытка, а совершение казни накладывает на близких осужденного вечное и незаслуженное позорное пятно. Помимо этих основных тезисов есть также и другие мнения на этот счет. Вот как высказывается по этому поводу О.Ф. Шишов: «Смертная казнь – свидетельство определенных издержек общества, которое само виновато в том, что появляются убийцы, насильники, изменники Родины и другие опасные преступники. Все силы общества должны быть направлены на предупреждение преступлений, на создание здоровой, нормальной обстановки во всех сферах нашей действительности». Естественно, идеального общества нет, но в любом обществе всегда будут такие патологические убийцы, насильники, маньяки, на которых не влияет ни уровень жизни, ни общая обстановка общества, ни тот нравственный пример, о котором говорит А.Адамов: «В руках общества... имеется множество форм нравственного воздействия на людей. Но одна из самых эффективных... – пример, образец для подражания, некая всеобщая и незыблемая нравственная норма». Конечно, средство эффективное, но опять же – не для всех. Еще один довольно сильный аргумент, по аналогии с медициной: «Почему врачам запрещено даже в случае... смертельной болезни прекратить мучения умирающего? Ведь это, кажется, самое гуманное, что может... предпринять врач? Потому что... вдруг человек поправится? Медицина понимает, что пока она не всесильна и не всезнающа. Здесь можно найти... аналогию со смертной казнью... Вдруг человек... исправится?». А если нет? Где гарантия того, что закоренелый преступник посвятит всю оставшуюся жизнь раскаянию? Кроме того, нередки случаи самоубийств среди
неизлечимо больных. Ведется также полемика вокруг эвтаназии, многие требуют ее законного введения с согласия больного. Близко к этому стоит утверждение о некомпетентности судей, прокуроров и следователей, которым страшно доверить жизнь человека, о том, что не встречается процессов по разделу «Преступления против правосудия». Тезис о том, что преступниками не учитывается факт грозящего наказания, также встречается достаточно часто, например С.Г. Келина пишет: «Об этом можно... говорить применительно к тем преступлениям, совершению которых предшествует... борьба мотивов. Доля заранее обдуманных убийств колеблется в пределах 5–10% от общего числа совершаемых деяний». Поэтому многие противники смертной казни ссылаются на то, что отмена, либо введение смертной казни никакого влияния на преступность не оказывают. На эту тему характерно высказывание: «Человек, совершивший преступление, караемое смертной казнью, но избежавший правосудия, может счесть, что ему терять нечего, в результате – новая серия не менее жестоких преступлений... Угроза смертной казнью может озлобить, но практически никогда – остановить преступника: он всегда надеется ее избежать». Но в таком случае преступник может также рассуждать относительно пожизненного лишения свободы – на большее все равно не осудят. Доводы в пользу необходимости лишения преступника способности действовать сводятся к лишению его жизни. «Такая политика должна базироваться на признании, что государство в момент вынесения приговора может точно установить, кто из заключенных неизбежно совершит новое преступление;.. довод в пользу лишения дееспособности путем предания смерти... предполагает, что никакого другого эффективного средства предотвращения рецидива не существует». Думаю, что в таких случаях следует проводить более тщательную проверку, тестирование на то, совершит ли человек в дальнейшем преступление или нет. Как сторонники, так и противники смертной казни приводят в подтверждение своих взглядов финансовые соображения. Сторонники утверждают, что осужденного проще и дешевле убить, и в отношении некоторых государств они правы. Однако исследования, проведенные в Канаде и США, показали, что приведение смертного приговора в исполнение обходится в этих странах намного дороже (в США в 2,5–3 раза), чем пожизненное заключение, поскольку процедура рассмотрения дела о смертной казни, апелляции, обжалования, оборудование камер, охрана очень дорогостоящи. Поэтому некоторые должностные лица выступают за отмену смертной казни, поскольку относительно небольшое число дел отвлекает непомерное количество судебных ресурсов от других, более эффективных средств обеспечения законности. Еще один отрицательный аспект смертной казни – это существование института палачей, то есть узаконенных убийц. Этот раздел можно закончить важным вопросом, возникающим в связи с проблемой смертной казни: имеет ли государство право лишать человека жизни? Об этом говорил еще Ч. Беккариа: «Смертная казнь не опирается ни на какое законное право, потому что человек, вступая в общество, не уступал ему права на свою жизнь. Жизнь дарована человеку не государством, а потому государство не имеет законного права отнимать ее».

Контрольные вопросы

1. В чем суть преступления как философской проблемы?

2. В чем состоит фундаментальность феномена преступности?

3. Что представляет собой механическая и органическая солидарность по Дюркгейму?

4. Раскройте суть законов эволюции наказания.

5.Почему наказание приводит ко все большему отчуждению преступника от общества.

6. Приведите аргументы за применение смертной казни.

7. Приведите аргументы против применения смертной казни.

8. Аргументируйте свою точку зрения на проблему смертной казни.

Используемая литература: [1, 2, 3, 18, 20, 23, 29, 30, 31].