Дзержинский: политик, личность, педагог.

7 (20) декабря 1917 года декретом ВЦИК была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Во главе ее был поставлен сорокалетний Ф.Э. Дзержинский. На тот момент он зарекомендовал себя как революционер со стажем: уже в 1894 году, будучи учеником 7 класса гимназии, он состоит в одном социал-демократическом кружке. Затем следуют долгие годы подпольной работы, аресты, ссылки, тюремное заключение. В 1909 году Дзержинский был выслан на поселение в Сибирь, откуда бежал однако снова был осужден, приговорен к трем годам каторги (в 1916 к трем годам добавляют еще шесть лет за вновь открывшиеся обстоятельства в связи с партийной работой в начале 1910-х г.г.). Для суда Дзержинский был перевезен в Москву, однако тут его освобождает Февральская революция. Во время октябрьских событий Дзержинский в центре событий: будучи членом Военно-революционного комитета, он осуществляет контроль над почтой и телеграфом, затем оперативно устраняет попытку вооруженного мятежа Керенского-Краснова[40].

За годы своей государственной службы Дзержинский возглавлял множество структур, контролируя, таким образом, наиболее проблемные сферы. Кроме работы в сфере внутренних дел следует отметить должность наркома путей сообщения, главы ВСНХ, а так же деятельность в связи с увеличением боеспособности РККА и борьбой с голодом.

Почему же именно этому человеку, стоявшему во главе ВЧК, Советская власть доверила работу с детьми?

Прежде всего, однако, важно разобраться с тем, что такое ВЧК. В сферу деятельности комиссии входило: пресечение любых саботажнических и контрреволюционных действий, со стороны кого бы они ни исходили; предание означенных лиц суду и выработка мер по борьбе с ними. Под определение «контрреволюционных» действий попадал довольно широкий спектр преступлений. Это и спекулянты («мешочники»), и организаторы беспорядков в самых разнообразных сферах (в системе железнодорожного транспорта, к примеру), мародеры, иными словами все те, кто препятствует «облегчению жизни трудящихся»[41]. ВЧК было своего рода органом безжалостного и неподкупного правосудия, которое, однако, не было «охранкой», но пользовалось безграничным доверием простого народа, честных трудящихся[42].

Таким образом, борьба с детской беспризорностью, возложенная на председателя ВЧК – это также своего рода попытка борьбы с контрреволюцией. В «Приказе №23», который Дзержинский разослал местным ЧК в связи с необходимостью разъяснения методов борьбы за улучшение жизни детей, им было особо отмечено: «[Вижу напряженной борьбы] приходилось передавать заботу о детях людям, которые оказывались врагами пролетарской революции, чуждыми ей и пролетарским детям, <…> [они] обкрадывали их… И Чрезвычайные Комиссии как органы диктатуры пролетариата не могут остаться в стороне от этой заботы»[43]. Таким образом, Дзержинский видел беспризорность следствием халатности, саботажа и контрреволюционной деятельности, почему ВЧК должна была ликвидировать и эту попытку подрыва молодого Советского государства. Кроме того, выше мы уже отмечали, что детская беспризорность была тесно связана с преступностью, - и эта проблема, по мнению Дзержинского, требовала особенно быстрого и детального разрешения.

Еще одним фактором, который сыграл в пользу Дзержинского при назначении главы Деткомиссии ВЦИК, - это его личная неподкупность и четкая организация работы в подконтрольном ведомстве. Здесь нельзя не согласиться с Джузеппе Боффа, который справедливо отмечает, что «ЧК была одним из наиболее эффективно действующих советских учреждений», а сам Ф.Э. Дзержинский «использовал [ВЧК] со скрупулезной добросовестностью, никогда не превращал его в орудие личной власти»[44].

На фоне довольно усердной и, вместе с тем, несколько бессистемной борьбы за улучшение жизни детей, которую вело советское правительство, назначение Дзержинского было призвано внести определенную ясность и продуманность. В связи с этим понятны слова самого Дзержинского, которыми он, в разговоре с наркомом просвещения А.В. Луначарским, мотивировал свое (личное!) решение по организации борьбы с детской беспризорностью: «аппарат [ВЧК] один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречается и халатность и даже хищничество!»[45].

Таким образом, становится совершенно ясно, что назначение Дзержинского было не случайным. Важно так же подчеркнуть, что Дзержинский был сосредоточен не только на механическом искоренении проблемы, но подходил к ней со значительным вкладом личных, душевных, сил. Как верно отмечает А.В. Плеханов, - «всем была хорошо известна его позиция по воспитанию подрастающего поколения»[46]. Данная точка зрения, хотя и имеет, как мы увидим ниже, основательное право на существование, однако нуждается в доказательствах, которых Плеханов не приводит.

Стоит задуматься над вопросом о том, какую точку зрения Дзержинский высказывал в отношении воспитания детей? Коль скоро его деятельность была связан с педагогической деятельностью, то какова же была собственная педагогическая позиция «друга детей»[47]?

Мы неспроста именуем здесь Дзержинского другом детей. Хотя вообще имелась определенная тенденция к представлению партийных вождей, как людей, очень близких и любимых детьми, - сравним, к примеру, хрестоматийные примеры из «Рассказов о Ленине» М.М. Зощенко, или плакаты со Сталиным и детьми, - о Дзержинском это можно сказать в полной мере, основываясь на его собственных словах: «Я заметил, что лучше всего чувствую себя в обществе детей и рабочих и только уж чрезвычайно нервное состояние могло бы привести к тому, что и это общество тяготило бы меня. В таком обществе я больше чувствую себя самим собой. Тут больше простоты и искренности в общении, меньше условных форм в быту, а интересы и заботы этого круга мне более понятны и близки…»[48].

Однако соображения Дзержинского о педагогике лучше всего рассматривать в контексте общего направления педагогической мысли этих лет, в связи с чем необходимо дать некий общий обзор педагогических теорий, (в связи с проблемой беспризорности) существовавших в 20-ые годы.

Исследователь А.А. Славко выделяет четыре педагогические теории о явлении преступности в сфере беспризорников соответственно с четырьмя педагогическими школами: классическую, антропологическую, социологическую и собственно социалистическую. Классики рассматривали факт преступления, как проявление свободной воли, без учета психофизиологических факторов личности и влияния на него окружающей среды; такую точку зрения оспаривали сторонники антропологической школы, согласно их позиции, преступление было обусловлено «дегенеративными свойствами» преступника. Сторонники социологической школы, не отрицая факта «дегенеративности», искали основные причины во влиянии неблагоприятной внешней среды. Социалистическая школа, не принимая указанных концепций, считала, что беспризорность и преступность среди беспризорников является целиком следствием капиталистических отношений, и она сама собой может быть искоренена в обществе коммунистическом[49].

Модель Дзержинского отстоит от всех этих суждений в целых двух важных вопросах. Дзержинский отводил наибольшее внимание методам воспитания, лишенным насилия, а также отсутствием идеализма, свойственного социалистической школе педагогике – беспризорность и преступность в ее среде не могла быть искоренена сама собой просто изменением строя, но нуждалась в тщательной работе с ребенком. Теперь постараемся рассмотреть все эти суждения на примере источников.

Наиболее полно педагогическая модель Дзержинского раскрывается в его письмах к сестре Альдоне. Рассуждая о том, почему ребенок склонен к хорошим или плохим поступкам, Дзержинский приходит к выводам: «они невинны, когда совершают зло или добро, они поступают согласно своим желаниям, поступают так, как любят, как чувствуют,— в них нет еще фальши»[50]. Таким образом, получается, что предпосылка к совершению тех или иных поступков, пусть даже и плохих, - по Дзержинскому, есть проявление свободной воли ребенка, который еще не является субъектом социальным, и не осознал существования хорошего и плохого внутри социума. Единственно верным шагом по разъяснению этих понятий является тщательное и продуманное воспитание. Разумеется, что научить отличать хорошее от плохого можно «методом розги», но такой подход кажется Дзержинскому неверным: «Розга, чрезмерная строгость и слепая дисциплина — это проклятые <…>. Розга и чрезмерная строгость учат лицемерию и фальши, учат чувствовать, желать одно, а говорить и делать другое — из страха. Розга может только причинить им боль <…>, боль эта будет заставлять их поступать иначе, чем они хотят, <…> будет давить на них и сделает из них людей бездушных, с продажной совестью». Кроме того, не исключено, что розга, как предмет насилия со стороны более сильного, со временем потеряет значение, так как ребенок рано или поздно вырастет, и тогда сам станет «сильным», способным наказывать и совершать насилие над более слабым.

Убеждая свою сестру трепетно относиться к своим детям, Дзержинский подчеркивает необходимость, даже в случае неосторожного применения насилия к детям, после этого извиниться перед ними, показать им свою заботу и теплоту. Детям, по его мнению, нужно объяснять все и вся, объяснять примером, сделать так, чтобы он сам осознал свою вину, не прибегая при этом к методам устрашения. Любовь к детям воспитывает в них доброту и отзывчивость, и, вместе с тем, не убивает сильную волю (как это делает «розга»), а именно сильная воля помогает отличать доброе от плохого самостоятельного и идти по жизни, жертвуя собой[51].

Здесь было бы уместно заметить, что все эти замечания Дзержинского относится к детям сестры, то есть не его собственной семье, а вносить поправки в педагогическую модель исключительно в теории всегда значительно проще[52]. Однако применительно к Дзержинскому такого рода критика неверна. Даже пребывая в заключении, он не оставлял заботу о своей собственной семье. В 1914 году, находясь в тюрьме в Варшаве, он пишет своей жене о воспитании сына. Он говорит о том, что ребенку, берущего пример с окружающего его взрослого общества, общества лживого и лицемерного, необходимо внушить отвращение ко всякой «лжи и комедиантству». Однако внушить неприятие этого лицемерия в обществе посредством ограждения от общества – так же неверно, наоборот, необходимо, чтобы ребенок был внутри этой среды, «обладал всей диалектикой чувств», и посредством восприятия и анализа увиденного мог уже осуждать ложь и несправедливость[53].

Все эти соображения подтверждаются и словами сына Дзержинского, Яна Феликсовича. Позднее он вспоминал, что, как воспитатель, Дзержинский был строг и требователен, но, вместе с тем, чуток и отзывчив. Из наиболее важных понятий, которые он старался прививать, особо подчеркивались преданность Родине, смелость, трудолюбие, скромность и честность[54].

Примечательно так же, что Дзержинский вообще видел корни беспризорности в социальных потрясениях, пришедшихся на начало 20-х годов, а причину того, что беспризорники становились правонарушителями, усматривал исключительно в тяготах их жизни, а не во врожденной склонности к преступлению. Так, он будет разъяснять крестьянам, требовавшим наказания и заключения под стражу несовершеннолетних правонарушителей, что их следует перевоспитывать трудом и заботой[55]. Важно отметить, что теоретическая педагогическая мысль (в лице Крупской и ярда ученых-педагогов), начиная с 1921 года, стояла, однако, на теории о «дефективности» несовершеннолетних правонарушителей[56]. Соответственно, в отношении таких «дефективных» объектов должны были быть задействованы методы устрашения и наказания. Однако применения методов воспитания трудом, предложенных Дзержинским, даст положительный результат на примере деятельности А.С. Макаренко, который сам окажется горячим сторонником подобного похода.

Малолетние правонарушители могли и должны были быть перевоспитаны, но как? В связи с этим интересно рассмотреть идею о том, что есть воспитание трудом – наказание ли что иное?

В предисловии к двухтомнику сочинений Дзержинского, изданного институтом марксизма-ленинизма, особенно подчеркнуто: «Горячая любовь к детям — одна из самых ярких черт Ф. Э. Дзержинского. Он безгранично любил детей, видя в них надежду, будущее трудящихся»[57]. Такая мысль кажется нам небезосновательной в сфере мыслей, высказанных Дзержинским в статьях и письмах еще дореволюционной поры[58].

В статье «Фабрика Шмидта» (опубликована она была на польском языке в газете «литовский рабочий», № 2 за 1897 год), где было описаны тяжелые условия работы на фабрике железных изделий Шмидта в городе Ковно[59], Дзержинский, кроме всего прочего, особенно подчеркивает: «Можем ли мы смотреть равнодушно не только на нашу нужду, но и на нужду наших жен и детей? Если мы не хотим думать о себе, то нашей святой обязанностью является забота о детях, чтобы они не терпели от недостатка»[60].

В другой статье, датированной так же 1897 годом, Дзержинский резко критикует использование детского труда на фабриках. Он отмечает: «Среди них (трудящихся на фабрике) около 40 учеников в возрасте от 12 до 18 лет [61]. Таким образом, правительственная фабрика запрягает в работу 12-летних детей, которые должны бы еще учиться в школе. Но это их не останавливает, потому что такому ребенку можно заплатить меньше, чем взрослому»[62].

Дзержинский выступает с резкой критикой насилия над детьми, принуждение их к работам. Позднее, в 1920 году, когда он будет отвечать за организацию первомайского субботника, то особенно отметит в своем распоряжении, что для детей в этот день надлежит устроить празднование, а детей «более взрослых», хоть и следует привлечь к работам, все же работы эти должны быть «легкими» и «носящими праздничный характер». Конечно, при большом желании здесь можно сделать упрек по адресу Дзержинского, что детский труд как таковой он не отрицал, однако на практике «легкие работы» предусматривали ни что иное, как «древонасаждение, организация детского сада», то есть по сути, труд, не сопряженный ни с какой чрезвычайной физической нагрузкой, но носящий местами педагогически полезный характер[63]. Примечательно, кстати сказать, что Дзержинский задумывается об организации детского сада, еще никак не будучи связан этим направлением в социальной политике советского государства.

Таким образом, педагогическая модель Дзержинского выглядит следующим образом. Причиной того, что беспризорник, лишенный родителей или вообще всяческой опеке вследствие обстоятельств эпохи, становится правонарушителем, виновата исключительно та действительность, которая его окружает, «насильное» вливание в жизнь, в которой ребенок не имеет еще ни достаточного опыта, ник какого-либо навыка. Ребенок обладает свободной воле и способен совершат те или иные поступки, однако их последствие и значимость не совсем ясна для него, так как ребенок еще действует только на основе собственных инстинктов. В задачу любого воспитателя, будь то родитель, или просто абстрактный воспитатель, входит задача по научению ребенка отличать хорошее от плохого. Вместе с тем, научение не синонимично наказанию, но есть тщательное разъяснение, при чем разъяснение на конкретных примерах, без ограждения ребенка от общества, без «тепличных условий». Ребенок должен вырасти личностью, обладающей сильной воле, полной гармонией эмоций и чувств и способностью бороться в жизни.