Формирование новой литературной эсхатологической модели в прозе рубежа ХХ-ХХ1 веков.

Первым знаком формирования новой литературной эсхатологической модели в новейшей русской прозе на кульминационном этапе развития постмодерна стал рассказ известного петербургского прозаика М.Н. Кураева «Петя по дороге в царствие небесное» (1990 год), в котором достаточно четко были обозначены перспективы развития русской литературной эсхатологии на ближайшие два десятилетия.

Авторство уникальной, переходной литературно-эсхатологической концепции М. Кураев передал повествователю, сумевшему подчинить постмодернистичное письмо объективным и реалистическим размышлениям о проблемах жизни и смерти. Безымянный, чуждый другим действующим лицам, существующий словно за пределами изображаемого времени и пространства, умный и наблюдательный, мудрый и ироничный, наделенный творческою волею, талантом интерпретатора и способностями тонкого психолога повествователь откровенно амбивалентен. Предмет его интереса более чем прозаичен – поселковый дурачок Петя, сын маленькой лагерной уборщицы, разум которого был «развит ровно настолько, чтобы принимать окружающую его жизнь за единственно возможную» [382]. В сильной позиции кураевского текста, где помещается сообщение о нелепой смерти героя, едва уловимы уже хорошо знакомые после Трифонова интонации: «Краткая, но выразительная жизнь Пети дня четыре занимала весь поселок Нива – 111». В следующем предложении массовое восприятие смерти человека уточняется вполне в постмодернистском ключе. Повествователь обыденно замечает, что размышления над тайной человеческой смерти могли бы быть подменены интересом к загадочным обстоятельствам, сопровождавшим уход героя. Но поскольку такой интерес ничем и никак не был спровоцирован, то и оснований для посмертной рефлексии не было обнаружено: «Ко дню похорон новость как бы устарела и утратила свою занимательность, так как не несла в себе ничего загадочного» [383].

Но, если бы весь текст оказался в жестком подчинении одной, так открыто заявленной авторской интенции, то это был бы не Кураев. Кураев – в названии рассказа, в семантике которого традиционно эсхатологическая идея непрерывности бытия. Кураев – в оригинальной, неповторимой попытке удержания эсхатологического напряжения, очевидно сопротивляющийся постмодернистскому, циничному, спокойному отношению к жизненному материалу, представленному в первом абзаце рассказа. Реализуя эту попытку, писатель уже на следующей странице подключает к монологу повествователя свидетельские показания персонажей-очевидцев и создает многослойное семантическое поле смерти, в котором переплетаются социальное и мистическое, страх смерти, подчинивший себе все существо семнадцатилетнего беглого лагерника, и высокое, толстовское по напряженности переживание ее трагизма при взгляде на лицо мертвого Пети: «<…>чистые прозрачные капли собирались у глазниц и, не нарушая лесной тишины, скатывались вниз к уху; казалось, что Петя плачет, уставясь широко открытыми изумленными глазами в бездонную пустоту сумеречного неба, где прямо над ним вспыхнула и задрожала первая крохотная звездочка, робко предвещая наступление ночи» [384].

Эта кураевская оглядка на традицию в начале 1990-х по вполне объективным причинам была легко поглощена тогдашним литературным мейстримом. Начальное, агрессивное время постмодернистской танатологии, которую Кураев пытался предупредить, оказалось неумолимым. В эту эпоху в литературный и медийный дискурс вторгся принципиально новый персонаж или повествователь, который, в отличие от трифоновского, уже без внутреннего сопротивления, без намека на соответствующую рефлексию открыто и беззастенчиво констатировал неспособность переживания чужой смерти, даже смерти близкого, дорогого человека.

Но сегодня тенденция общекультурного сопротивления поддерживается, развивается молодой прозой, создатели которой исключают конфронтационное отношение к литературной традиции. Впервые и наиболее очевидно эта тенденция проявилась в литературном творчестве А. Варламова, который, по мнению критики, настойчиво разрабатывает единственную «онтологическую схему», покрывающую несколько сюжетов: рождение – смерть, жизнеспособность – нежизнеспособность[385]. Сам Варламов считает, что с повести «Рождение» (1995) он начал исследование вирусов, которыми поражено сознание современного человека – двух «национальных болезней»: первая – «пренебрежение к реальности» и отношение к смерти как «к снятию жизненного бремени или усталости нашего века», вторая – уход от жизни[386]. В его романе «Лох» (1995) тема умирания, разрушающего воздействия на душу человека апокалипсических настроений становится центральной

В «повести сердца» «Дом в деревне» (1997) Варламов вступает в почти открытый диалог с «деревенской прозой», с В. Беловым и В. Астафьевым, которых он считает первооткрывателями интересующей его проблематики, позволяющей исследовать истоки жизнеспособности человека. Автор-повествователь – коренной москвич, преподаватель по профессии, начитавшись беловского «Лада», покупает заброшенный хутор в далеких вологодских Падчеварах в поисках подлинно национального, христианского духа. Но тайна уходящей гармонии не открывается пришлому чужаку, как закрыта она и перед самоуверенным Колюней из романа «Купавна» (2000), отученным комсомольцами и коммунистами от неказенной Родины, вместе со своим многострадальным Отечеством «переваливающимся из одного заблуждения в другое» [387]. Психологическое состояние центральных персонажей этих произведений воспринимается как инвариантное по отношению к солженицынскому Игнатьичу.

Но в своеобразном завершении «Дома в деревне», каким становится «повествование в рассказах» «Падчевары» (2002)[388], все разочарование автора, воспринимающего мир с усталостью, а иногда и с отвращением, компенсируется намерением повзрослевшего автобиографического героя идти дальше, открывать, создавать свою собственную «территорию». Это финальное намерение варламовского повествователя можно считать символическим для нынешнего поколения традиционалистов, уже создавшего достаточно серьезные основания для того, чтобы мы могли говорить о рождении нового героя русской прозы.

Такой новой «положительной» героиней можно считать девушку Настю, ухаживающую за обитателями дома престарелых в Германии. Наблюдая за ней, молоденький немец-альтернативщик, придуманный Е. Водолазкиным, сначала только предполагает, что у русских, не умеющих ценить жизнь, и к смерти должно быть иное, чем в Европе, отношение. Позже постигает суть расхождений и, почти по В. Далю, заключает: «В отличие от нас, выносящих смерть за скобки, в России смерть является, так сказать, фактом жизни…» [389].

Еще один вариант художественного освоения литературно-эсхатологической традиции предлагает З. Прилепин, например, в описаниях русских солдат, воевавших в 1990-е годы на Кавказе. В лицах своих однополчан, вступивших на адову военную дорогу в завершающем двадцатый век десятилетии, будущий прозаик увидел не только «хорошую, непоказную деловитость», но и «совершенно немыслимую здесь <…>чистоту от постоянного осознания присутствия смерти, которая может случиться в любой день» [390]

Представляется, что вполне осознанно пытается возвратить течение событий в традиционное русло А. Слаповский при создании сценария для «русского народного детектива» «Участок», посвященного «с низким поклоном» и «приветом маме и папе», родительской родине. Слаповский теперь уже непривычно подробно разрабатывает образы одиноких стариков, доживающих остаток своих дней в горемычной Анисовке. Двое из них, упрямая, своенравная старуха Квашина и чем-то неуловимо напоминающий шолоховского Щукаря Хали-Гали, однажды задумались и разговорились о собственных похоронах:

- Ну чего? Помирать собрался, Семен?

- Какая ты была, Настя, такая и осталась, - сказал Хали-Гали с неудовольствием. – Нет чтоб утешить, ты сразу: помирать.

- Боишься, что ли? Бояться не надо.

- Да не боюсь, а некогда как-то…

- Живи еще хоть лет пять, мне не жалко. А если не проживешь? По-хорошему и гроб заранее надо бы. У меня в сарае давно стоит, точно по мерке, Суриков сделал… Иконку не принести тебе?

- Зачем? Я не верующий.

- Откуда это ты знаешь?

- А кто знает, как не я? Ты сказала! – хлопнул Хали-Гали руками по коленкам.

- Это ты не знаешь, это ты думаешь… [391].

 

В процитированном фрагменте есть все: и не забытое простым человеком вековое отношение к смерти, и проявление русского представления о вере. В конечном итоге в немудреном диалоге – узел национального мирочувствования, ощущения жизни. Хотя иногда может показаться, что Слаповский умело имитирует подобного рода состояния героев, без необходимой в таких случаях глубины погружения в традицию.

В. Дегтев и В. Аксенов возвращают в литературное пространство топосы Страшного Суда (рассказ В. Дегтева «Четыре жизни», публикация 2008 года) и праведничества (повесть В. Аксенова «Малые святцы» (2008), повседневная жизнь героев которой наполнена светом, излучаемым «большими святцами»).

Национально эсхатологично литературное сознание В. Галактионовой, создавшей в романе «5/4 накануне тишины» традиционно апокалиптическую картину, в которой в кульминационный момент повествователь провозглашает: «Апокалипсис вызревает в головах: мозг отражает его, этот внешний мир, но внешний мир сам отражает деятельность нашего мозга и видоизменяется мир – соответственно изменениям в нашем мышлении.

<… > Если мир есть отражение человеческой души, то должен, конечно, распадаться – расслаиваться – рассыпаться – и – он» [392].

Очевидно, что и в данном случае усилия повествователя направлены на возрождение традиционного для русского литературного и индивидуального сознания интереса к видению Апокалипсиса в контексте малой эсхатологии. Однако опять же и в этой прозе ощутимы постмодерные элементы — само название отсылает к классику постмодернизма Дж. Куйджу с его «4. 33» (т.е. 4 минуты и 33 секунды тишины).

Циклический тип развития русской литературы, подтверждающийся анализом русской литературной эсхатологии, дает возможность прогнозировать возникновение нового художественного варианта эсхатологической концепции, без которого трудно представить литературную эволюцию, способную вобрать в себя традиции русской классической прозы и с неменьшей неизбежностью традиции литературы новой — постмодерной.

 

 

Заключение

В данном исследовании были проанализированы разножанровые произведения русских прозаиков ХХ - начала ХХI веков: от М.А. Булгакова до З. Прилепина. В историко-литературной ретроспективе представлены казавшиеся на первый взгляд далекими друг от друга и по смыслу, и по форме события и факты отечественной словесности и культуры. Избранный угол зрения, соответствующие этому выбору методологический и аналитический подходы позволили обнаружить связи, если воспользоваться определением В. Топорова, существующие между разнообразными явлениями на «метаисторическом уровне», т.е. более значительные, содержательные, чем те, которые выявляются с помощью ставших привычными ситуационно-сюжетных или тематических подходов. При анализе этих связей стало ясно, что обеспечивались они прежде всего присутствием в национальном культурном пространстве православной эсхатологической концепции, неизменно цементировавшей национальное самосознание и поддерживавшей национальный характер. Именно поэтому кульминационными моментами в эволюции мортальной концепции русской литературы стали моменты возвращения в художественный текст эсхатологической топики, совпадавшие с переломными эпохами русской истории.

Русская литературная эсхатология на протяжении веков неизменно опиралась на православную эсхатологическую концепцию, хотя алгоритмы использования соответствующей топики менялись. Наиболее значительными событиями в эволюции данного среза отечественной литературы в прошлом столетии стали роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», произведения создателей «деревенской прозы» и «городские» повести Ю.В. Трифонова, в которых были зафиксированы определяющие, базовые константы в структуре картины мира данной исторической эпохи. Выявленные кульминационные точки совсем не случайно оказались замкнутыми во временном пространстве только что завершившегося столетия. Они связаны с теми историческими периодами, которые отличались напряженной внутренней работой человеческого духа, направленной на поиски ответа на вопрос о путях будущего развития нации – Октябрьская революция 1917 года и перестройка 1990-х. Именно в эти десятилетия культура, отечественная литература включились в онтологический по сути своей поиск, предполагающий напряженное самоуглубление, самопознание с целью самоопределения, так как Россия была вовлечена в поиск «реальной новой онтологической перспективы для рода человеческого и для всей твари этого мира, которая «ожидает откровения сынов Божиих» в надежде, что «освобождена будет от рабства тлению» (Рим., 8, 19-21)»[393].

И в первом, и во втором случаях (в первом – литературным успехом М.А. Булгакова, во втором – продуктивными в этом аспекте усилиями прозаиков-традиционалистов) воплощенная в литературном дискурсе эсхатология, освобожденная от продолжительное время навязываемых литературе и культуре политизированных, идеологизированных установок, превратилась в основное средство поддержания национального сознания, определявшее базовые, жизненно важные, ментально охранительные компоненты нового типа индивидуального мышления, индивидуального восприятия мира.

С метаисторической же точки зрения, наиболее значительным, укорененным в отечественной культурной традиции, обладающим ментальной поддержкой ответом литературы на запросы послевоенной эпохи с полным основанием можно считать «деревенскую прозу». Анализ эсхатологической топики, воплощенной в ставших классическими текстах, презентующих данное литературное направление: в рассказах В.М. Шукшина, повестях В.Г. Распутина, произведениях В.П. Астафьева, «Усвятских шлемоносцах» Е.И. Носова, основополагающем для всего литературного направления рассказе «Матренин двор» А.И. Солженицына, – позволяет говорить о неповторимости созданных прозаиками-«деревенщиками» художественных миров, скрывающих «формулу века». «Ключами» к этим мирам становились то характеры «чудиков» и «праведников», то национально идентифицируемые способы организации времени и пространства, то антонимичные по форме, а не по сути мотивы жизни и смерти, то укорененные в национальной культуре символы, то концепты, погруженные в семантически значимые ассоциативные поля, т.е. система топосов – предельно содержательно нагруженных художественных знаков, посредством которых новейшая литература сигнализировала о глобальных цивилизационных сдвигах, подвергнувших неведомым доселе по силе, глубине, значительности испытаниям мир и человеческие души. Эти испытания были связаны с утратой человеком ощущения своего места в мире, отведенного ему природой и Богом, с спровоцированными этой утратой, поселившимися в человеческой душе рассеянием, сомнениями, ощущением дисгармонии.

Собственно литературный эффект от возвращения «деревенщиков» к эсхатологической топике заключается в том, что это возращение стало еще одним доказательством эффективности «примыкания» к вековой традиции для таланта значительного и оригинального.

Пришедшие на смену традиционалистам в начале 1990-х годов постмодернисты в сфере литературы и в медийном пространстве уничтожили почти на целое десятилетие надежду на возрождение православно-эсхатологической традиции в русском литературном дискурсе, узаконив господство мортальных мотивов, заставили на какое-то время поверить в окончательную и необратимую победу литературной танатологии.

Но, как показывает современная литературная практика, эстетический опыт таких писателей, как М. Кураев, А. Варламов, Е. Водолазкин, В. Галактионова, В. Дегтев, Б. Екимов, А. Слаповский, В. Аксенов, З. Прилепин, процесс преодоления эсхатологической традиции в литературе постмодернизма не стал абсолютно однозначным, необратимым и полностью разрушительным. Гармония литературной эсхатологии традиционалистов, находящая выражение во вновь модернизирующейся эсхатологической топике, прорывается сквозь деструктивные тенденции, актуализируется современным художественным сознанием как необходимое и достаточное средство выживания и обретения ускользающей или отторгаемой направленными усилиями действительности. Лишенная сакральности «постлитература» (определение Н.В. Ковтун) оказалась не в силах предложить новую точку зрения на мир и человека под знаком танатологии. И «новые реалисты», или «новые традиционалисты», усвоившие литературный опыт своих предшественников, уже отправились на поиск иных вариантов художественной адаптации эсхатологической топики, транслирующей прежде всего частно-эсхатологическую концепцию. В предлагаемой ими системе эсхатологических топосов обнаруживаются компоненты, позволяющие надеяться на продолжение национальной литературной традиции, поддерживающие надежду на сохранение принципиальных, корневых отличий сотериологической русской культуры, освобождающей человека из «тюрьмы времени» (подавляющей власть дат рождения и смерти над индивидуальным сознанием), от западной – эвдемонической. В новейшей русской литературе эти отличия отчетливее всего были зафиксированы сначала в «Матренином дворе» А.И. Солженицына, потом в «Последнем сроке» В.Г. Распутина. Героини этих произведений – простые русские женщины, духовно возвысившиеся в момент завершения своего пути, оппонируют активно формирующемуся в современном медийном пространстве представлению о жизни как бесконечном стремлении к личному счастью, к удовлетворению собственных материальных потребностей. Новое поколение русских традиционалистов – писателей, научившихся виртуозно использовать поэтические достижения своих предшественников (многие литературные приемы постмодернистов в том числе), продолжают исследовать, поддерживать мирочувствование, исключающее то состояние, которое с особенной отчетливостью было выражено в предсмертном восклицании Л. Витгенштейна: «Как мне высказать самое последнее? Но это последнее мне как раз и нет необходимости высказывать, ведь это конец, к которому мы приходим, стена, в которую мы упираемся»[394]. Преодолевая подобные терзания язычников, русские прозаики последнего десятилетия сосредоточивают свои силы на художественном исследовании перспективы бесконечного «продолжения жизни», открытой В.Г. Распутиным.

 

 

[1] Киреев Р. 50 лет в раю. Роман без масок. – М., 2008. С. 290.

[2] Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. – Т. 1. – М., 1988. С. 671.

[3] Сумцов Н.Ф. Символика славянских обрядов. – М., 1966. С. 199; Ловмянский Г. Религия славян и ее упадок (VI – ХII вв.). – Warszawa, 1979: СПб, Академический проект, 2003. С. 319; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IХ-ХI вв. – Смоленск, 1995. С. 196; Карпов А.В. Язычество, христианство, двоеверие: религиозная жизнь Древней Руси в IХ-ХI веках. – СПб, 2008. С. 123.

[4] Цит. по: Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IХ-ХIХ вв. – Л., 1989. С. 22-23.

[5] Тахо-Годи А.А. Жизнь как сценическая игра в представлении древних греков // Искусство слова. – М., 1973. С. 310.

[6] Михайлов В.А. Религиозный фактор эволюции русского этнического сознания // Литература и культура в контексте христианства. – Ульяновск, 2002. С. 56.

[7] Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Апокалипсис мелкого греха. – СПб, 1977. – С. 52-53.

[8] Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. Справочник. Изд. 6-е. – М., 2008. С. 102-103.

[9] Алещенко Е.И. Концепт «смерть» и его отражение в произведениях разных жанров // Современная филология в международном пространстве языка и культуры. Труды и материалы Международной научной конференции. – Астрахань, 2004. С. 139.

[10] Глотова Е.А., Митина Е.А. Религиозно-мифологические представления о смерти в русской фразеологии // Филологический сборник. Лингвистика, литературоведение, фольклористика. – Омск, 2003. С. 26.

[11] Шапилова Н.И. Концептуализация жизни в художественном дискурсе В.П. Астафьева // Современная филология: актуальные проблемы, теория и практика. Сб. материалов Международной научной конференции 10-12 сентября 2007 года. – Красноярск, 2007. С. 245.

[12] Жизнь-смерть // Пословицы русского народа. Сборник В. Даля. – М., 1957. С. 278-289.

[13] Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Указ соч. – С. 42-43.

[14] Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Указ. соч. – С. 107.

[15] Эсхатология – учение о «последних временах, включая конец света». - Апокалипсис. Тайны книги Апокалипсис. – Житомир, 2006. С. 253.

[16] Эсхатология – учение «о последних вещах, о конечной судьбе мира и человека». - Трубецкой С.Н. Эсхатология // Христианство. Энциклопедический словарь; В 3-х т. – Т. 3. – М., 1995. С. 268.

[17] Аверинцев С.С. Эсхатология // Философская энциклопедия: В 5-ти т. – Т. 5. – М., 1970. С. 580.

[18] Аверинцев С.С. Эсхатология // Указ. изд. С. 580. Авторы многих богословских сочинений, в которых затрагивается эсхатологическая проблематика, еще более категорично утверждают, что в христианской церкви развитие теологии началось с эсхатологии – «учения о завершительном или последнем дне настоящего существования мира и человечества, другими словами, учение о втором пришествии Христа и мировых событиях, следующих непосредственно за ним» (Митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. М., 1999. С. 6). И значение эсхатологии связано с определяющим влиянием эсхатологических убеждений на «нравственное поведение» человека, открытием эсхатологической перспективы для мира и человека – оптимизмом в высшем смысле этого слова.

[19] Аверинцев С.С. Эсхатология. – Указ. изд. С. 580.

[20] Аверинцев С.С. Эсхатология. – Указ. изд. С. 580.

[21] Митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология Св. Григория Нисского. – М., 1999. С. 6-7.

[22] Прп. Серафим (Роуз). Тайны книги Апокалипсис // Откровение Иоанна Богослова. Указ. изд. – С. 239. Более того, в некоторых толкованиях, по замечанию прп. Серафима (Роуза), конец мира рассматривается как время, длящееся с первого пришествия Христа, то есть продолжающееся уже две тысячи лет.

[23] Непомнящий В.С. Да ведают потомки православных: Пушкин, Россия, мы. – М., 2001. С. 71.

[24] Добротолюбие. Избранное для мирян. Сост. Архимандрит Ювеналий. – Издание Сретенского монастыря, 2001. С. 18.

[25] Свят. Игнатий (Брянчанинов). Участь души по смерти // Жизнь и смерти. – М., 2005. С. 130-131.

[26] Арх. Иоанн Сан-Францисский. Апокалипсис Мелкого Греха. – СПб, 1997. С. 66.

[27] Карпов А.В. Язычество, христианство, двоеверие. Религиозная жизнь Древней Руси в 1Х-Х1 веках. – СПб, 2008. С. 143.

[28] Алексеев А. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца Х1У- начала ХУ1 вв. Научное издание. – СПб, 2002. С. 53.

[29] Мовлева Н.С. Малый православный толковый словарь. 2-е изд. – М., 2008. С. 302.

[30] Булгаков С. Апокалипсис Иоанна. – М., 1991. С. 7.

[31] Астафьев В.П. Божий промысел // Собрание сочинений: В 13-ти т. – Т. 7 – Красноярск, 1997. С. 112.

[32] Плюханова М.Б. О национальных средствах самоопределения личности // Статьи по истории и типологии русской культуры. – Из истории русской культуры. Т.3 (ХVII-ХVIII вв.). – М., 1996. С. 383.

[33] Святой праведный Иоанн Кронштадтский. Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса. – М., 2008. С. 6.

[34] К этой работе мы вернемся в разделе, посвященном роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

[35]Мень А., протоиерей. Читая Апокалипсис. Беседы об Откровении святого Иоанна Богослова. – М., Фонд имени Александра Меня. 2005. С. 228.

[36]Цымбурский В. Апокалипсис на сегодня. О Царстве Зверя и старом добром универсальном Вавилоне // Эсхатологический сборник. – СПб, 2006. С. 510.

[37] Мень А., протоиерей. Апокалипсис. Лекция // Указ. изд. С. 246.

[38] Ladd G. E. Апокалипсис // Теологический энциклопедический словарь. Под ред. Уолтера Элвелла. – М., 2003. С. 1434-1389.

[39] Например, в одном из последних по времени публикации собраний толкований Апокалипсиса представлены работы Преподобного Нила мироточивого, Льва Тихомирова и диакона Андрея Кураева. А. Кураев утверждает следующее: «Христианство создало одну из самых «мрачных» эсхатологий – силы зла будут вести войну со святыми и победят». - О последних судьбах нашего мира. Три взгляда из разных эпох. – М., 1997. С. 82.

[40] Алексеев А.И. Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца Х1У – начала ХУ1 вв. – СПб, 2002. С. 53.

[41] Ткаченко П. В поисках града Тмутаракани. – М., 2000. С. 48-49, 60.

[42] Клейн И. «Слово о полку Игореве» и апокалипсическая литература // «Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. – Л., 1976. С. 189.

[43] Лихачев Д.С. Избранное. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси. – СПб, 1997. С. 39.

[44] Хилиазм – милленаризм, вера в тысячелетнее царство Бога и праведников на земле, т.е. историческое воплощение мистически понятого идеала справедливости. Хилиазм основывался на пророчестве Апокалипсиса, в котором, как и во всем христианстве, содержался мотив компенсации общественной неправды, характерное уже для ветхозаветных пророков умозаключение о невыносимости настоящего к возмещению крови и слез в будущем. См.: Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. С. 775.

[45] Демичев А. Тематичность смерти. Дискурсы и концепты // Memento vivere или Помни о смерти. Сб. статей. Под общ. ред. В.Л. Рабиновича и М.С. Уварова. – М., Академия, 2006. С. 73.

[46] Малинович Ю.М., Мишуткина И.И. Парадигма бытия человека в рамках «начало»-«конец» в немецкоязычном сознании: Leben und Tod // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Антропологическая лингвистика. №7. – Иркутск, 2004. С. 65.

[47] Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. – М., 2002. С. 222.

[48] Астафьев В.П. Гимн любви // Собрание сочинений: В 15-ти т. – Т. 7. – Красноярск, 1997. С. 88.

[49] Демин А.С. Загробный мир // Древнерусская литература. Изображение природы и человека. – М., 1995. С. 184-185.

[50] Ольшевская Л.А. Эсхатологическая тема в Волоколамском патерике // Филологические науки. 2003. № 1. С. 37.

[51] Данилова Н. Откровение современности // Наш современник. 2005. № 4. С. 269-270.

[52] Рудомазина Т. Летописные повествования о княжеской смерти: жанрово-стилевой анализ. Автореф. канд. дисс. – Елец, 2007. С. 21.

[53] Дело в том, что есть высказывания о «чужеродности», «экзотичности», «непродуктивности» или «затухании к ХУ1-ХУ11 векам эсхатологической темы в русской литературе. – См.: Демин А.С. Путешествие души по загробному миру (в древнерусской литературе) – Герменевтика древнерусской литературы. С. 7. Ч. 1. – М., 1994. С. 74.

[54] Необходимо отметить, что подобные методики анализа эсхатологического дискурса в новейшей литературе были особенно популярны в конце 1980-начале 1990-х годов. Например, широко известна статья В.В. Касаркина, в которой были проанализированы апокалипсические реминисценции в названиях романа М. Дудинцева «Белые одежды» и картины М. Кантора «Чернобыль. Звезда полынь». В.В. Касаркин: «В «Апокалипсисе» читаем: «сии облеченные в белые одежды кто и откуда пришли?... Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои»…

Белые одежды в романе В. Дудинцева – это яркая характеристика тех, кто нравственен, кто активно стремится спасать людей и их дело от бесчестных и негодяев, символ добра, чистоты и правды<…>;

Олесь Гончар в статье «Откуда явилась «звезда полынь?» писал: «Собраться, чтобы сообща подумать, откуда она явилась, эта «Звезда Полынь»,- из ночей библейских или уже из ночей грядущих?» (Касаркин В.В. Апокалипсис // Русская речь. 1990. № 6. С. 106-107).

[55] Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. Серия «Филологические науки». Вып. 8. – Калининград, 2006. С. 68.

[56] Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е. – Л., 1989. С. 141.

[57] Горький А.М. Девушка и Смерть // Собр. соч.: В 18-ти т. – Т.1. Произведения 1892-1896. – М., 1960. С. 19.

[58]Соина О.С., Сабиров В.Ш. Философская антропология // Читаем Достоевского. – Новосибирск, 2005. С. 254.

[59] Скатов Н.Н. По высям творенья // Наш современник. 2003. № 12. С. 254.

[60]Татаринов А. Апокалипсис Леонова и эсхатология Достоевского; Рыжков Т. Эсхатологический сюжет в романе Л.М. Леонова «Пирамида» // Литература ХI-ХХI вв. Национально-художественное мышление и картина мира. Ч. 2. Проблемы изучения творчества Л.М. Леонова: итоги и перспективы. – Ульяновск (Симбирск), 2007. С. 69-74, 79-90; Дырдин А. Апокалиптика и эсхатология Л. Леонова // Духовное завещание Леонида Леонова. Роман «Пирамида» с разных точек зрения. – Ульяновск, 2005. С. 31-74.

[61] Кацис Л. Русская эсхатология и русская литература. STADIES IN RUSSIAN INTELLEKTUAL HISTORI. Edited by M. A. Kolerov. V. 5. – М., 2000.

[62] Там же. С. 14-15.

[63] Кацис Л. Указ. соч. С. 138.

[64] Карушева-Елепова М. Ю. В.А. Жуковский о смерти и бессмертии – http sp. vorkres. ru /critics/ elepova 1. htm

[65] Тут необходимо заметить, что исследователи эсхатологической проблематики русской литературы учитывают мнение С.С. Аверинцева, который считал, что православная эсхатология в теологии прежде всего имела именно мотивное воплощение.

[66] Цит. по: Непомнящий В.С. Лирика Пушкина как духовная биография. – М., 2001. С. 124. См.: Звонникова Л. А.С. Пушкин. «Борис Годунов». (О психологическом аспекте трагедии) // Континент. 2004. № 122. С. 376-389.

[67] Косяков Г.В. Мироощущение бессмертной души в лирике М.Ю. Лермонтова // М.Ю. Лермонтов: художественная картина мира. Сборник статей. – Томск, 2008. С. 32.

[68] Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Собрание сочинений: В 4-х т. – Т. 4. Проза, письма. – М., 1981. С. 309.

[69] Пыпин А.Н. История русской литературы: В 4-х т. – Т. 4. – СПб, 1907. С. 544.

[70] В истории русской литературы И. Тхоржевского есть упоминание о прототипе Печорина – «русском католике» Печерине (1804-1885), бежавшем из России в 1836 году, пережившем своего литературного двойника и оставившем строчки, наполненные невероятным восторгом отрицанья…»: «Как сладостно отчизну ненавидеть, - / И жадно ждать ее уничтоженья…» (Тхоржевский Иван. Русская литература. – Париж, 1950. С. 21).

[71] Лукьянова И. Бунин 3D // Русский мир. 2010. Октябрь. С. 46.

[72] Кантор В. Русская классика, или Бытие России. – М., 2005. С. 412.

[73] Ильин В.Н. Миросозерцание графа Льва Николаевича Толстого. – СПб, 2000. С. 107.

[74] Шихирев П. Предупреждение? // Наука и религия. 1989. № 11. С. 38.

[75] Гречнев В. Я. О прозе и поэзии ХIХ-ХХ вв. – СПб, 2006. С. 26-27.

[76]Лекманов О.А. Три смерти (Иван Ильич, Андрей Фокич, Анна Ивановна) // Лотмановский сборник. Т. 2. – М., 1997. С. 338-343.

[77]Цит. по: Бунин И.А. Освобождение Толстого // Собр. соч.: В 9-ти т. – Т. 9. – М., 1967. С. 149.

[78] Федотов Г.П. О национальном покаянии – Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры: В 2-х т. – Т. 2. – СПб, 1992. С. 42-43.

[79] Роганов С. Советская смерть как проект Homo mortem // Memento vivere, или помни о смерти. – М., 2006. С. 79.

[80] Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии. Кн. 3. Отв. ред. В.П. Муромский. – СПб, 2002. С. 107.

[81] Флоренский П.А. Эсхатологическая мозаика. Подготовка текста и комментарий Е.В. Ивановой, Л.А. Ильюниной, О.С. Никитиной // Контекст. 1991. Литературно-теоретические исследования. – М., 1991.

[82] Аленькина Е.В. Оппозиция «жизнь-смерть» в позднем творчестве А. Блока и ее реализация в поэтических текстах // Язык художественной литературы. Литературный язык. Сборник статей к 80-летию Мары Борисовны Борисовой. – Саратов, 2006. С. 226-232; Слободнюк С.Л. Соловьиный ад. Трилогия вочеловечения Александра Блока: Онтология небытия. – СПб, 2002; Кознова Н.Н. Апокалиптические мотивы в мемуарах З. Гиппиус и Г. Иванова // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века. Материалы международной научной конференции. Выпуск 3. Часть 1. Литература Русского Зарубежья. – М., 2006; Лопачева М.К. Эсхатологический триптих Г. Иванова // Сюжет и мотив в русской литературе ХХ-ХХ1 вв. – СПб, 2007. С. 3-11.

[83] Сисикин В., Сисикина И. Смерть, смех и смысл. Вопросы жизни и смерти в творчестве А. Блока // Подъем. 1990, № 12. С. 228-237.

[84] Дырдин А. Апокалиптика и эсхатология Л. Леонова // Духовное завещание Леонида Леонова. Роман «Пирамида» с разных точек зрения. – Ульяновск, 2005. С. 31.

[85] Автор исследования, посвященного лирике В. Набокова, приходит к важному для нас выводу, касающемуся семантического объема понятия «смерть». Он считает, что у Набокова-лирика это понятие охватывает «противоположные категории конца и начала, смерть выступает завершением одной формы бытия и одновременно началом другой, не воплощаемой в земном теле и не измеряемой земным временем. Поэтому смерть, обретая семантический статус начала, изображается через строй метафор (весеннее пробуждение, утренний луч), интегрированным семантическим признаком начала: утро открывает земной день, наступление весны знаменует пробужденье природы. Переход за границы земного бытия означает открытие истины, сокровенной тайны индивида». - Погребная Я.В. «Плоть поэзии и призрак прозрачной прозы…». Лирика В. Набокова. – Ставрополь, 2005. С. 91-92.

[86] Осьминина Е. А. Песнь песней смерти (О «Солнце мертвых» И. Шмелева) // Известия АН. Серия литературы и языка. Т. 53. № 3. 1994. С. 89-97; Компанеец В.В. Проблема жизни и смерти в эпопее И.С. Шмелева «Солнце мертвых» // Литература и культура в контексте христианства. – Ульяновск, 2002. С.85-95.

[87] Бунин И.А. Освобождение Толстого // Собр. соч.: В 9-ти т. – Т. 9. – М., 1967. С. 111.

[88] Бунин И.А. Указ. соч. С. 160. См. об этом: Никонова Т.А. Мифология «нового мира» и тенденции развития русской литературы первой трети ХХ века. Автореф. докт. дисс. –Воронеж, 2004; Кириллова О.И. И. Бунин и В. Набоков: роль лейтмотивов в произведениях («Жизнь Арсеньева» и «Другие берега») // Актуальные проблемы филологической науки. – М., 2002.

[89] Чапыгин А. Дневниковые записи. Публикация Н.С. Цветовой // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома за 1990 год. – СПб, 1993. С. 101.

[90] Баранцевич К. Удача // Пробуждение. 1915. 1 августа. С. 509.

[91] Куюнжич Д. Петровские реформы и архив будущего // НЛО. 2005. № 1. С. 339.

[92] Эпштейн М. Слово и молчание. Метафизика русской литературы. М., 2006.

[93]Серафим (Роуз), иеромонах. Будущее России и конец мира. Православное миросозерцание. – Рига- Л., 1991.

[94] Бердяев Н. Философия неравенства. – М., 1990. С. 181-183.

[95] Вересаев В.В. К художественному оформлению нового быта // Красная Новь. 1926. №1. С. 111. В дальнейшем все сноски на эту публикацию даны в тексте в квадратных скобках с указанием страниц.

[96] Куренная Н.М. Представление о смерти в культуре соцреализма // Славяноведение. 2006. № 6. С. 22.

[97] Языкова И.К. Богословие иконы. – Общедоступный Православный университет, 1995. С.13.

[98] Пришвин М.М. Дневники. – М., 1990. С. 46.

[99] Эпштейн М. Великая Совь. – Самара, 2006. С. 55.

[100] Ежов И.С., Шамшурин Е.И. Русская поэзия ХХ века. Антология русской лирики от символизма до наших дней / Вв. ст. Валерьяна Полянского. – М., 1925. С. 57, 403-558.

[101] Мильдон В. Тринадцатая категория рассудка. (Из наблюдений над образами смерти в русской литературе 20-30-х годов ХХ века) // Вопросы литературы. 1995. № 3. С.130.

[102] Никонова Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов. Проективная модель и художественная практика. – Воронеж, 2003.

[103] Евсин И. Судьба и вера Сергея Есенина. – Рязань, 2007. С. 109.

[104] Определение В.А. Никитина См.: С позиций глобальной футурологии Н.Ф. Федорова // Наука и религия. 1989. № 11.

[105] Семенова С. Диагнозы и пророчества. О сборниках «Вехи» и «Из глубины» // Литературная газета. 1991. 1 мая. С. 11.

[106] Кузнецов П. Размышления учителя // Слово. 2006. № 6. С. 9.

[107] Строфы века. Антология русской поэзии. Науч. редактор Е. Витковский. – Минск - М., 1995. С. 616.

 

[108] Петровский М. Мастер и Город. Киевские контексты Михаила Булгакова. – СПб, 2008. С. 374.

[109] Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М., 1988. С. 304, 451.

[110] Петровский М. Мастер и Город. Киевские контексты Михаила Булгакова. Указ. изд. С. 370-371.

[111] Если считать, что в данном случае Булгаков использует речевую метафору, тогда поэма Бездомного «очернительская». Но идеолог Берлиоз смысл сочинения своего подопечного видит совсем в ином: не скомпрометировать, очернить Христа, а уничтожить веру в него, похоронить эту веру. Комментарии и идеологические установки Берлиоза включают этот эпитет в ассоциативное поле смерти.

 

[112] Вопросы Иоанна Богослова // Наука и жизнь. 1989. № 11. С. 35.

[113] Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Собр. соч.: В 5-ти т. – Т. 5. М., 1990. С. 10-11.

[114] Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Собр. соч.: В 5-ти т. – Т. 5. – М., 1990. С. 11. В последующем все сноски на это издание романа Булгакова даются в тексте с указанием страниц в квадратных скобках.

[115] Имя ангела в переводе с древнееврейского означает «погибель», в иудаизме – «олицетворение поглощающей, скрывающей и бесследно уничтожающей ямы, могилы, и пропасти преисподней». (Абрашкин А., Макарова Г. Тайнопись «Мастера и Маргариты». Между строк великого романа. – М., 2006. С. 33-34).

[116] Капрусова М.Н.Что значили «отвратительные, тревожные желтые цветы» в руках булгаковской Маргариты» // Проблемы целостного анализа художественного произведения. Вып. 4. Межвуз. сб. науч. и научно-методич. статей. – Борисоглебск, 2005. С. 73-74.

 

[117] Балашова Е.С. Бессмертие как концепт теории и истории культуры. – Н. Новгород, 2005.

 

[118] Кириллов В. Таинство посева // Ежов И.С., Шамшурин Е.И. Русская поэзия ХХ века. Антология. Вв. статья Валерьяна Полянского. – М., 1925. С. 447.

 

[119] Цветаева М.И. «Любимый вид общения» // Наше наследие. 1991. № 4. С. 53.

[120] Цит. по: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М., 1988. С. 479.

[121] Это обстоятельство М. Чудакова при определении творческой индивидуальности Булгакова предлагает считать ключевым: «Тому, кто размышляет над биографией и творчеством Булгакова, всегда надо иметь в виду: что бы ни происходило со страшим сыном доктора богословия в первые годы после смерти отца и в последующие десятилетия – все это воздвигалось на фундаменте, заложенном в детстве: он был уже невынимаем», - пишет первый биограф писателя. (Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 44). Современное литературоведение обнаружило новые факты, подтверждающие эту точку зрения. А. Абрашкин и Г. Макарова, на исследование которых мы уже ссылались, приводят такой фрагмент записи беседы Булгакова со своим другом и биографом П.С. Поповым: «Если мать мне служила стимулом для создания романа «Белая гвардия», то, по моим замыслам, образ отца должен быть отправным пунктом для другого замышляемого мною произведения». Писатель имел в виду задуманный им роман о дьяволе». - Абрашкин А., Макарова Г. Указ. соч. С. 114.

[122] Цит. по: Черносвитов Е. Пройти по краю. – М., 1989. С. 107-108.

[123] Балашова Е. С. Указ. соч. С. 65.

[124] Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Ранние фрагменты // Наше наследие. 1991. № 3. С. 77.

[125] Агапкина Т.А., Усачева В.В. Виноград // Славянская мифология. Т. 1. – М., 1995. С. 374-377.

 

[126] Кураев А. Тайна мастера раскрывается // Время открытий. 2006. № 2. С.12-13.

 

[127] Чудакова М. Указ. соч. С. 472.

[128] Соколов Б.В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». – М., 1991. С. 97.

[129] Глянц В. Гоголь и Апокалипсис. – М., 2004.

[130] Чесноков С. Лев Тихомиров. По обе стороны баррикад. – Тихомиров Л. В последние дни. – М., 2004. С. 20.

[131] Тихомиров Л. Указ. соч. – С. 283.

[132] Распутин В. В поисках берега // Литературная газета. 2000. 17-23 мая. С. 9.

[133] Современный толковый словарь русского языка. Автор проекта и гл. редактор С.А. Кузнецов. – СПб, 2001.С. 839

[134] Давыдов Ю.Н. Культура – природа – традиция // Традиции в истории культуры. – М., 1978. С. 386.

[135] Адамович А. Открытое в жизни, в себе самом открытое // Новый мир. 1973. № 8. С. 215.

[136] Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины ХХ века (В. Шукшин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев). Автореферат докторской диссертации. – СПб, 2005. С. 15.

[137] Лихачев Д.С. Три основы европейской культуры и русский исторический опыт // Наше наследие. 1991. № 6. С.16.

[138] Залыгин С. Из записок прошлого года // Литературная газета. 1990. 3 января. С. 6.

[139] Шленская Г. «Взаболь». Отрывки воспоминаний // И открой в себе память… Воспоминания о В.П. Астафьеве. – Иркутск, 2008. С. 213.

[140] Шленская Г. Любимый месяц май. // И открой в себе память… Воспоминания о В.П. Астафьеве. – Иркутск, 2008. С. 336.

[141] Ланщиков А. Штрихи к портрету шестидесятых // Антология русского советского рассказа (60-е годы). – М., 1989. С. 13.

[142] Определение Г.А. Цветова. См.: Цветов Г.А. Русская деревенская проза: Эволюция. Жанры. Герои. – СПб, 1992.

[143] Вертлиб Е. Русское – от Загоскина до Шукшина. (Опыт непредвзятого прочтения). – СПб, 1992.

[144] Архангельский А. Мифология поколения // Литература и мы. 1992. № 4. С. 89.

[145] Большакова А.Ю. Феномен деревенской прозы (вторая половина ХХ века). Автореф. докт. дисс. – М., 2002; Большакова А.Ю. Русская деревенская проза ХХ века: код прочтения. Шумен (Болгария), 2002; Большакова А. Крестьянство в русской литературе ХVIII-ХХ вв. Пособие для педагогов. – М., 2004.

[146] Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины ХХ века (В. Шукшин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев). Автореф. докт. дисс. – СПб, 2005.

[147] Ковтун Н. Русская литературная утопия второй половины ХХ века. Автореферат докт. диссерт. – Томск, 2005; Ковтун Н.В. Русская литературная утопия второй половины ХХ века. – Томск, 2005.

[148] Абрамов Ф. Кое-что о писательском труде // Монологи и диалоги: В 2-х т. – Т.1. – М., 1988. С. 475.

[149] Абрамов Ф. Сотворение нового русского поля. Интервью для журнала «Наш современник» // Чем живем-кормимся. – Л., 1986. С. 437.

[150] Левин Ф.Обоснована ли тревога? // Литературная газета. 1968. 17 января. С. 5.

[151] Цит. по: Есипов В. Провинциальные споры в конце ХХ века. – Вологда, 1999. С. 226.

[152] Коняев Н. Житие Федора Абрамова // Двина. 2010. № 1. С. 7.

[153] Полетаев И. В защиту Юрия // Комсомольская правда. 1959. 11 октября. С. 3.

[154] Отменно мыты, гладко бриты,

И не заношено белье,

О либералы, сибариты,

Оплот мой, логово мое!

 

О, как мы были прямодушны,

Когда кипели, как боржом,

Когда, уткнувши рты в подушки,

Крамолой восхищали жен.

 

И, в меру биты, вдоволь сыты,

Мы так рвались в бескровный бой!

О либералы – фавориты

Эпохи каждой и любой.

 

Вся жизнь – подножье громким фразам,

За них – на ринг, за них – на риск…

Но нам твердил советчик-разум,

Что есть Игарка и Норильск.

 

И мы, шипя, ползли под лавки,

Плюясь, гнусавили псалмы,

Дерьмо на розовой подкладке –

Герои, либералы, мы!

 

И вновь тоскуем по России

Пастеризованной тоской,

О, либералы – паразиты

На гноище беды людской.

(Строфы века. Антология русской поэзии. Науч. ред. Е. Витковский. – Минск- М., 1995. С. 701).

[155] Борщаговский А., Курбатов В. Уходящие острова. Эпистолярные беседы в контексте времени и судьбы. – М., 2005. С. 227.

[156] См.: http: www. reakcia. Ru.

[157] Теория литературы. Т. VI. Литературный процесс. – М., 2001. С. 418-420.

[158] Попов В. Какими нам быть завтра? Свобода во все времена. // Литератуная газета. 1989. 8 ноября. С. 2.

[159] Абрамов Ф. О хлебе насущном и духовном. // Абрамов Ф. Чем живем-кормимся. – С. 67.

[160] Имеется в виду кандидатская диссертация И.В. Новожеевой «Концепция человека в деревенской прозе 1960-1980-х годов (по произведениям В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина, В. Шукшина)» [Орел, 2007].

[161] Новодворская В. Семейный портрет в интерьере // Медведь. 2010. №3. С. 79.

[162] Палеева З. «Поэт в России больше, чем поэт» // И открой в себе память… Воспоминания о В.П. Астафьеве. Материалы к биографии писателя. – Красноярск, 2008. С. 147.

[163] Партэ К. Русская деревенская проза. Светлое прошлое. – Томск, 2004.

[164] Небольсин С. Карнавал или хоровод? // Литературная газета. 2004. 4-10 августа. № 31. С.13.

[165] Вольнов И. Избранное. – М., 1959. С. 609.

[166] Гладков Ф. Повесть о детстве. – М., 1956. С. 29.

[167] Горький М. Собр. соч.: В 30-ти т. – Т. 29. – М., 1956. С. 441.

[168] Материалы Пленума правления Союза писателей РСФСР // Литературная. Россия. 1988. 30 дек. С. 4.

[169] Померанц Г. Опыт Майкельсона // Новый мир. 2005. № 4. С. 149.

[170] Вахитова Т.М. Леонов Леонид Максимович // Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги. Словарь: В 3-х т. – Т. 2. – М., 2005. С. 421.

[171] Абрамов Ф.А. Собр. соч.: В 6-ти т. – Т. 2. – Л., 1991. С. 65.

[172] Вежинов П. Прерванный диалог // «С моей точки зрения…». Советские и зарубежные писатели: диалоги, интервью, размышления. – М., 1986. С. 380.

[173] Куренная Н.М. Представление о смерти в культуре соцреализма. Указ. публ. С. 22.

[174] Галимова Е.Ш. Земля и небо Бориса Шергина. Монография. – Архангельск, 2008. С. 34.

[175] Партэ К. Русская деревенская проза: светлое прошлое. – Prinston University Press, 1992; Изд-во Томского ун-та, 2004. С. 92.

[176] Кудрявкина Н. Человек и смерть в романе С. Клычкова «Сахарный немец» // Русская литература и философия: постижение человека. – Липецк, 2004. С. 48-53.

[177] Яшин А.Я. Отходная // Собр. соч.: В 3-х т. – Т. 1. Стихотворения. Поэмы. – М., 1985. С. 338.

[178] Данилова Н. Откровение современности // Наш современник. 2005. № 4. С. 269-270.

[179] Яшин А.Я. Бобришный угор. Из дневников 1958-1968 гг. // Указ. собр. Т. 3. – М., 1986. С. 313.

[180] Яшин А. Указ. соч. – С. 303.

[181] Там же. – С.329.

[182] Там же. – С. 373.

[183] Там же. С. 373.

[184] Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 2. Репринтное издание. – СПб, 1992. С. 1871.

[185] Тарасов А.Б. В поисках идеала: между литературой и реальностью. – М., 2006. С. 18-19.

[186] Тарасов А.В. Указ. соч. – С. 16-17.

[187] Св. прав. Иоанн Кронштадтский. Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса. – М., 2008. С. 87.

[188] Громов М.Н. Философская лексика в древнерусских азбуковниках // Историко-культурный аспект лексикографического описания русского языка. – М., 1995. С. 60.

[189] Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 2. Репринтное издание. – СПб: изд-во П.П. Сойкина, 1992. С. 1871.

[190] См. Большев А.О. Житие Матрены (рассказ А. Солженицына «Матренин двор») // Бронзовый век русской литературы: Сб. ст. – СПб, 2008. С. 3-13; Новожеева И.В. Указ. соч. С. 14.

[191] Собенников А.С. Чехов и христианство. – Иркутск, 2005. (Глава, посвященная Мисаилу Полозневу из повести «Моя жизнь»).

[192] Никитина С.Е. О жизни человека и людей в устной народной поэзии // Сокровенные смыслы. – М., 2004. С. 625.

[193] Тарасов А.Б. Указ. соч. С. 18-19.

[194] Хотя необходимо отметить, что, например, митрополит Московский и Коломенский Макарий также писал во второй половине девятнадцатого века (1883 год): «И, во-первых, нет ни одного праведника, который бы был совершенно чист от всякого греха, посреди бедствий и скорбей душа праведника очищается, как злато в горниле» - Митрополит Макарий. Православно-догматическое богословие: В 2-х т. – Т. 1. – М., 1999. С. 592.

[195] Солженицын А.И. Избранная проза. Рассказы. Раковый корпус. – М., 1990. С. 112. В дальнейшем все ссылки на это издание даны в тексте работы с указанием страниц в квадратных скобках.

[196] Шуклин В. Мифы русского народа. – Екатеринбург, 1997. С. 249.

[197] Покров Пресвятой Богородицы отмечается 14 октября. Введен на Руси этот праздник около 1164 года. В основе его лежит предание о явлении Богородицы в 910 году в Константинополе. На Руси Покров вытеснил осенние празденства славян, связанные с окончание полевых работ. Покров – идеальное время для сельских свадеб: полевые работы завершены, закрома полны.

[198] Петров день отмечается 12 июля. На Руси этот праздник совпадал с началом сенокоса – самой горячей рабочей поры, когда крестьянам было не до веселья.

[199] Байбурин А. Жилища в обрядах и представлениях восточных славян. Языки славянской культуры. – М., 2005.

[200] Берегова О. Символы славян. – М.-СПб, 2008. С. 146.

[201] Топоров В.Н. О двух уровнях понимания русской сказки о репке. // Сокровенные смыслы. Слово. Текст. Культура. Сборник статей в честь Н.Д. Арутюновой. – М., 2004. С. 527.

[202] Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Под ред. Н.И. Толстого. Т. 1. – М., 1995. С. 355-358.

[203] Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. – Н. Новгород, 1995. С. 167.

[204] Шеппинг Д. Мифы славянского язычества. – М., 1997. С. 18.

[205] Толковый словарь русского языка: В 4-х т. Под ред. Д.Н. Ушакова. – Т. 4. – М., 1940. С. 298.

[206] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. – Т. 4. – М., 1955. С. 233-234.

[207] Лещенко В. Семья и русское православие (Х I– ХIХ вв.). – СПб, 1999. С. 67.

[208] Рубцов Н.М. Собр. соч.: В 3-х т. – Т. 1. – М., 2000. С. 185.

[209] Крутикова-Абрамова Л.В. Федор Абрамов и христианство. // Жива Россия. Федор Абрамов: его книги, прозрения и предостережения. – СПб, 2003. С. 356.

[210] См.: Котельников В.А. Праведность и греховность // Полярность в култьтуре. Альманах. Под общ. Ред. Д.С. Лихачева. – СПб, 1996.

[211] Бунин И.А. Собр. соч.: В 9-ти т. – Т. 9. – М., 1967. С. 267.

[212] Еськов М. На Полную с ночевой // Наш современник. 2005, № 1. С. 243.

[213] Солженицын А. Слово при вручении литературной премии Константину Воробьеву и Евгению Носову 25 апреля 2001 года // Новый мир. 2001. № 5. С. 179-182.

 

[214] Дедков И. Дневник. 1953-1994. – М., 2005. С. 306.

[215]Носов Е.И. Усвятские шлемоносцы // В сб.: Шопен, соната номер два. – Воронеж, 1983. С. 7. В последующем все ссылки на текст повести даются по этому изданию с указанием страниц в квадратных скобках.

 

[216] Грушко Е., Медведев Г. Словарь имен. – Н. Новгород, 1996. С.191.

[217] Разумовский Ф. Земля взывает к истине // Наше наследие. 1991. № 1.С. 13.

[218] Астафьев В.П. Пастух и пастушка // Собр. соч.: В 15-ти т. - Т. 3. – Красноярск, 1997. С. 134.

 

[219] Стоглав // Наше наследие. 1991. № 1. С. 5.

[220] Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература. – М., 1992. С. 125.

[221] Русская музыка в школе. Методические очерки. – М., 1998. С. 4.

[222] Поэтический инвариант этого образа Руси представлен в стихотворении Е. Юшина «Земляничные поляны»:

Хорошо в избе после замети.

Печке в белый подол уткнусь.

А в углу с времен незапамятных

Над лампадами светит Русь. (Литературная газета. 2008. 21-28 мая. С. 7).

[223] Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. – М., 1992. С. 276.

[224] Петухов С.В. Пространственно-временные ориентиры в художественном мире Б.В. Шергина // Северный текст русской литературы. Сборник научных статей. – Архангельск, 2009. С. 70.

[225] Аникин В. Теория фольклора. – М., 2004. С. 271.

[226] Распутин В.Г. Шлемоносцы. // Распутин В.Г. В поисках берега. – Иркутск, 2007. С. 253.

[227] Миронов А. Сущностное восприятие слова. Кн. 1. – СПб, 2000. С. 303.

 

[228] Домников С.Д. Мать-сыра земля и царь-город. Россия как традиционное общество. – М., 2002. С. 160.

 

[229] Бартминьский Е. Языковой образ мира. – М., 2005. С. 90.

[230] Бибиков М.В. Время и вечность в греческой и славянской традициях // Аверинцевские чтения. К 75-летию со дня рождения академика С.С. Аверинцева. – М., 2008. С. 90.

[231] Мусин А. Воинская культура русского средневековья в контексте религиозного менталитета. – СПб, 2005. С. 274.

[232] Веру православного человека в великую охранительную силу креста запечатлел М. Забылин: «Знаменуйся раб Божий (имярек) крестом животворящим <…> Крест на мне, рабе Божием (имярек), крест передо мною, крест за мною, крест – дьявола и все враги победиша. Да бежит бесове, вся сила вражия от меня, раба Божия (имярек), видевшу яко молнию – крестную силу опаляющую. Близ меня Христос и вся сила небесная <…> А далече от меня с своею темно-образною силою стоит и со всем человеки прогнан бысть, тертьюстами и шестьюдесятью ангелы стали божии». – Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверие и поэзия. – М., 1989. С. 320-321.

[233] Русский крест: Символика православного надглавного креста. – М., 2006. С. 95, 147,157, 163, 219.

[234] Один из самых известных образов Мирового Дерева (Древа Жизни) предстает в Апокалипсисе: «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкусить от древа жизни, которое посреди рая Божия» (Откровение, гл.3).

 

[236] Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. – М., 2004. С. 67.

[236] Энциклопедия православной святости: В 2-х т. – Т. 2. – М., 1997. С. 392.

 

[237] Серяков М.Л. «Голубиная книга». Священное сказание русского народа. – М., 2001. С. 149.

[238] Курбатов В. Виктор Астафьев: завещание // Литературная газета. 2003. 11-17 июня. С. 7.

[239] Астафьев В. Память сердца // Литературная газета. 1978. 15 ноября. С. 7.

[240] Кузнецов Ф.Ф. Избранное: В 2-х т. – Т.1. – М., 1981. С. 402.

[241] Баруздин С. Необходимость Астафьева // Дружба народов. 1979. № 4. С. 259.

[242] Астафьев В.П. Царь-рыба. Повествование в рассказах // Астафьев В.П. Собр. соч.: В 15-ти т. – Т.6. – Красноярск, 1997. С. 157. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц в квадратных скобках.

[243] Астафьев В.П. И вечная моя боль за Россию // Лит. Россия. 2008. 4 апр. С. 3.

[244] Астафьев В.П. Пастух и пастушка // Собр. соч.: В 15-ти т. – Т. 3. – Красноярск, 1997. С. 445. В дальнейшем все ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц в квадратных скобках.

[245] Астафьев В.П. Пастух и пастушка // Студенческий меридиан. 1989. № № 3-6.

 

[247] Озеров Ю.А. Символика и «Грубый реализм» в повести В.П. Астафьева «Пастух и пастушка» // Русская речь. 2005. № 3. С. 27-31.

[248] Перевалова С.В. Повесть В.П. Астафьева «Пастух и пастушка» как «современная пастораль» // Русская словесность. 2005. № 3. С. 2-9.

[249] Астафьев В. Повести о моем современнике. – М.: Молодая гвардия», 1972. С. 557-662.

[250] Астафьев В.П. Пастух и пастушка //Собр. соч.: В 15-ти т. Т.3. – Красноярск, 1997. С. 5-140.

[251] Астафьев В.П. Пастух и пастушка // Повести о моем современнике. – М., 1972. С. 586.

[252] Происходит это несмотря на существование прототипа – женщины, о которой В.П. Астафьев не смог забыть до конца своих дней. В воспоминаниях З. Палиевой есть такой фрагмент: «Глянув на одну из докладчиц (это была преподавательница литературы из лесосибирского педучилища с темой любви в «Пастухе и пастушке»), Виктор Петрович схватил меня за руку и чуть не вскрикнул вслух «Как она похожа на Люсю! Откуда она? Я должен с ней поговорить!» И он, насколько мне известно, не поленился съездить на север, найти поразившую сходством с его героиней учительницу и поговорить по душам. А я убедилась в автобиографизме «Пастуха и пастушки» - любимого детища Астафьева – и в романтичности его натуры» - Палиева З. «Поэт в России больше, чем поэт». И открой в себе память… - Красноярск, 2008. С. 148.

[253] Там же. С.577.

[254] Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка.- М., 2002. С. 223.

[255] В девятой главе Откровения св. Иоанна Богослова в описании Апокалипсиса есть такие слова: «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них» (Откр.9, 6).

[256] Толстая С.М. Смерть // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. – М., 1995. С. 360.

[257]Происхождение этого символа связано с рассказом из Евангелия от Матфея, в котором описывается то время, когда в Вифлееме родился Иисус, Иудеей правил царь Ирод. Пришедшие к нему с востока волхвы сказали, что видели в небе зажегшуюся яркую звезду и поняли, что родился Царь Иудейский. Встревоженный Ирод спросил у первосвященников, где родился Иисус. Они объяснили, что, по пророчеству, Христос родился в Вифлееме. Тогда Ирод, тайно призвал волхвов, послал их в Вифлеем разведать о младенце. Принесшие младенцу богатые дары волхвы пришли на место его рождения, ведомые его звездой. – Буслович Д.С. Библейские, мифологические, исторические и литературные образы в произведениях искусства.- СПб, Изд-во Гос. Эрмитажа «Папирус», 1995. С. 243-245.

В русской традиционной литературе этот образ использовался многократно. Так, у старшего современника Астафьева А. Яшина есть такие строчки:

Мы с детства верили примете,

Что в миг, когда звезда зажглась,

В какой-нибудь избе на свете

Душа святая родилась. (Яшина Н. Кто такой Яшин // Литературная газета. 2008. 9-15 июля. С. 15.

[258] Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. – Н. Новгород, 1995. С. 108.

[259] Астафьев В. Пастух и пастушка // Повести о моем современнике. – М., 1972. С. 660.

[260] Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса. Гл. 1 и 2. Изд. Группа Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского монастыря «Скит». [Б.г.] С. 7.

[261] Чесноков С. Ключ к пониманию // Эсхатологический сборник. Отв. ред. Д.А. Андреев, А.И. Неклесса, В.Б. Прозоров. – СПб, 2006. С. 202.

[262] Астафьев В.П. Их тихого света // Собр. соч.: В 15-ти т. Т. 13. – Красноярск, 1997. С. 731.

[263] Дочь писателя Ирина скончалась в Вологде в 1987 году, оставив отцу и матери на воспитание двоих малолетних внуков. Похоронена по настоянию отца в Овсянке.

[264] Астафьев В.П. Затеси // Собр. соч.: В 15-ти т. – Т. 7. – Красноярск, 1997. С. 207.

[265] Астафьев В.П. Из тихого света // Собр. соч.: В 15-ти т. – Т. 13. – Красноярск, 1997. С. 536.

[266] Исповедаться в церкви Астафьеву было не суждено. Однажды он признался: «Два раза пытался исповедаться. Говорить не мог. Глотку сводило. Да и понятно. Разве захочет враг просто так душу отдать?» - Матюнин В. На одном меридиане с Иерусалимом // Двина. 2009. № 2 (34). С. 18.

[267] Религии мира. Православие. – Минск, 2006. С. 187-188.

[268] Большев А.О. Исповедально-биографическое начало в русской прозе второй половины ХХ века. – СПб, 2002. С. 168.

[269] Фаст Г.С. С ним уходит целая эпоха // «И открой в себе память!». Материалы к биографии В.П. Астафьева. – Красноярск, 2005. С. 6.

[270] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. – Т. 2. – М., 1955. С. 54.

[271] Астафьев В. О ритме прозы. Ответы на анкету журнала «Вопросы литературы» // Вологодские затеси Виктора Астафьева. – Вологда, 2007. С. 484.

[272] Астафьев В.П. Собр. соч.: В 15-ти т. – Т. 15. – Красноярск, 1997. С. 276.

[273] Для передачи машинописного варианта текста использован прямой шрифт. Рукописные вставки выделены курсивом. Зачеркнутые машинописные фрагменты напечатаны прямым жирным шрифтом и заключены в квадратные прямые скобки. Зачеркнутые рукописные вставки передаются жирным курсивом и также заключены в квадратные скобки. Подчеркнутая вставка сделана другими чернилами, является ранней. Полный текст рукописи.

[274] Астафьев В.П. Из тихого света // Собр. соч.: В 15-ти т. – Т.13. – Красноярск, 2007. С. 70. В последующем все сноски на этот том даются в тексте с указанием страниц в квадратных скобках.

[275] Сергеева О.А. Обратная перспектива образа «тихого света» (на материале русской поэзии ХIХ века) // Материалы Кирилло-Мефодиевских чтений. Вып. 1. – СПб, 2006. С. 55-64.

[276] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. – Т. 3. – СПб, 1996. С. 575-576.

[277] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: В 2-х т. – Т. 2. – М., 1994. С. 145.

[278] Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. – М., 2002. С. 241.

[279] Современный толковый словарь русского языка. Автор проекта и гл. ред. С.А. Кузнецов. – СПб, 2006. С. 724.

[280] Вайман С.Т. Неевклидова поэтика. – М., 2001. С. 81.

[281] Славянские древности. Энциклопедический словарь под ред. Н.И. Толстого. – Т.1. – М., 1995. С.127-129.

[282] Алексеенко М. Концепт «мать» в синхронной динамике // Грани слова. – М., 2005. С. 416.

[283] Кабакова Г.И. Девочка // Славянские древности. Т. 2. – М., 1999. С. 34.

[284] Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3-х т. – Т. 1. - М., 1995. С. 52.

[285] Добротолюбие. Избранное для мирян. – Издание Сретенского монастыря. 2001. С. 167.

[286] В Священном Писании это слово употребляется в двух значениях: свойство Бога, Его милость, которая проявляется по отношению к падшему человеку и выражается в замысле его спасения; сила Божия – дар Божий, благодаря которому чел