Млекопитающие

Дата добавления: 2015-09-18; просмотров: 502

В промежутке между 1975 и 1978 гг. Я часто посещал Иран. Иногда я буквально разрывался на части между Латинской Америкой или Индонезией и Ираном.

Шах шахов (буквально, «король королей», официальный титул) представлял собой диаметрально противоположную проблему, нежели в странах, в которых мы работали.

Иран был богат нефтью и, подобно Саудовской Аравии, не было нужды опутывать его долгами для финансирования амбициозных проектов.

Однако, Иран значительно отличался от Саудовской Аравии, во-первых, значительно большим населением, во-вторых, тем, что население его преимущественно не было арабским.

Кроме того, страна имела бурную политическую историю, как собственную, так и отношений с соседями. Поэтому был избран другой подход.

Вашингтон и американское деловое сообщество решили сделать из шаха символ прогресса.

Мы запустили огромный проект для того, чтобы показать миру, чего может достичь сильный демократически настроенный лидер, приверженный американским корпоративным и политическим интересам.

Не обращая внимания на его очевидно недемократический титул или несколько менее очевидно недемократический характер организованного ЦРУ переворота против его демократически избранного премьер-министра, Вашингтон и его европейские партнёры представляли правительство шаха, как альтернативу правительствам Ливии, Китая, Кореи, где нарастала мощная волна антиамериканизма.

Со всех сторон шах выглядел прогрессивным другом малоимущих. В 1962 г. он раздробил крупные частные землевладения и передал землю крестьянам. На следующий год он совершил свою Белую революцию, открывшую широкую дорогу социально-экономическим реформам.

Все 1970-е годы могущество ОПЕК росло, и шах становился всё более и более влиятельным мировым лидером. В то же самое время Иран развивал одну из самых мощных армий на исламском Ближнем Востоке.

MAIN участвовала во множестве проектов, охватывавших большую часть территории страны, от туристических зон на Каспии на севере до секретных военных объектов, контролирующих Ормузский пролив, на юге.

И опять существом нашей работы являлось прогнозирование региональных потенциалов развития, проектирование и строительство энергосистем и линий электропередач, которые обеспечили бы требуемую электроэнергию для промышленного и коммерческого роста, выводимого из этих прогнозов.

Один за другим я посетил большинство основных регионов Ирана. Я следовал по старинному караванному пути через горы в пустыне от Кирмана до Бендер-Аббаса, я бродил по руинам Персеполя, легендарного дворца королей и одного из чудес света.

Я совершил тур по самым известным и захватывающим местам страны. Шираз, Исфахан, волшебный палаточный город близ Персеполя, где короновался шах. Я полюбил эту страну и её непростых людей.

На первый взгляд, Иран представлял собой образец христианско-мусульманского сотрудничества. Однако, вскоре я узнал, что под внешним спокойствием может таиться глубочайшее недовольство.

Однажды поздно вечером в 1977 г. вернувшись в свой номер, я обнаружил записку, подсунутую под дверь. Я был поражён, увидев, что она подписана человеком по имени Ямин.

Я никогда не встречался с ним, но на правительственном брифинге его охарактеризовали, как знаменитого и наиболее опасного радикала.

Записка, написанная красивым почерком по-английски, приглашала меня в некий ресторан с условием, что приходить мне стоит лишь, если и в самом деле мне интересен Иран с той стороны, которую никогда не видят люди «в моём положении».

Я подумал, знает ли Ямин о моём истинном «положении»? Я понимал, что иду на огромный риск, однако, не смог справиться с искушением повстречаться с этим загадочным человеком.

Я вышел из такси перед крохотной дверью в высокой стене — настолько высокой, что я не мог видеть здание за ней. Красивая иранка в чёрных длинных одеждах проводила меня внутрь и повела по коридору, освещённому декоративными керосиновыми лампами, свисающими с низкого потолка.

Пройдя по коридору, мы вошли в комнату, которая ослепила меня прямо-таки бриллиантовым сиянием. Когда мои глаза, наконец, привыкли, я увидел, что стены комнаты инкрустированы полудрагоценными камнями и перламутром.

Ресторан был освещён длинными белыми свечами в вычурных бронзовых люстрах и подсвечниках.

Высокий человек с длинными чёрными волосами, одетый в хорошо пошитый синий костюм, подошёл и пожал мне руку. Он назвал себя Ямином, по его произношению я предположил в нём иранца, обучавшегося в Британии, и удивился тому, как мало он напоминал опасного радикала.

Он провёл меня мимо нескольких столиков, за которыми сидели спокойно ужинавшие пары, в уединённый альков, в котором, по его заверениям, нам была обеспечена полная конфиденциальность.

На мой взгляд, этот ресторан отлично подходил для тайных свиданий. Хотя наше свидание, пожалуй было в тот вечер единственным, не имевшим отношения к сердечным тайнам.

Ямин был очень доброжелателен. Во время нашего разговора я понял, что он рассматривает меня, как экономического консультанта, а не как человека тайных помыслов.

Он объяснил мне, что выбрал меня, потому, что узнал, что я состоял в Корпусе Мира и, к тому же, пользуюсь любой возможностью, чтобы узнать страну и смешаться с её людьми.

«Вы еще очень молоды по сравнению с большинством людей вашей профессии, — сказал он. — У вас ещё сохранился живой интерес к нашей истории и нашим проблемам. Вы — наша надежда».

Эти слова, его внешность, обстановка и присутствие других людей в ресторане сильно успокоили меня. Я привык общаться с людьми, оказывающими мне помощь, подобно Раси на Яве или Фиделю в Панаме, и принимал её с благодарностью.

Я знал, что отличаюсь от других американцев своим интересом к местам, которые посещаю. Я давно понял, что люди относятся к вам много лучше, если вы открываете свои глаза, уши и сердце их обычаям и культуре.

Ямин спросил меня, знаю ли я о проекте «Цветущая пустыня»: «Шах верит в то, что когда-то наши пустыни были плодородными равнинами и густыми лесами. По крайней мере, он так считает.

Согласно этой теории, во времена господства Александра Македонского огромные армии, сопровождаемые миллионами овец и коз, пронеслись по этой земле. Они съели всю траву и прочую растительность.

Исчезновение растений повлекло засуху и, в конечном счёте, огромные пространства стали пустыней. Теперь всё, что нам нужно сделать, это засадить пустыню миллионами деревьев. После этого — и очень быстро — дожди вернутся и пустыня зацветёт снова.

Конечно, на это потребуются сотни миллионов долларов, — он снисходительно улыбнулся. — Компании, подобные вашей, получат огромную прибыль».

«Я так понял, вы в эту теорию не верите».

«Пустыня — это символ. Превращение её в зелёную равнину — намного больше, чем просто сельское хозяйство».

Около нас появились несколько официантов с подносами, на которых стояли красиво украшенные иранские блюда. Спросив моего разрешения, Ямин стал брать еду с подносов. Затем он повернулся ко мне.

«Вопрос вам, мистер Перкинс, если позволите. Что именно разрушило культуру ваших туземных индейских народов?»

Я отвечал в том духе, что причин тому было множество, включая жадность и превосходство в вооружении.

«Да, правильно. Всё верно. Но не способствовало ли этому более всего разрушение среды обитания?». Он продолжал объяснять, что, как только леса и бизоны были уничтожены, а люди перемещены в резервации, это разрушило всю основу культуры.

«Вы же видите, то же самое происходит и здесь, — сказал он. — Пустыня — наша среда обитания. Проект «Цветущая пустыня» угрожает ничем иным, как разрушением основ нашей жизни. Как мы можем это допустить?»

Я сказал ему, что, как мне известно, идея проекта родилась у самих иранцев. Саркастически засмеявшись, он отвечал, что идея была подсказана шаху правительством Соединённых Штатов, а шах — всего лишь американская марионетка.

«Настоящий перс никогда бы не допустил такого», — сказал Ямин.

Затем он пустился в длинные рассуждения об отношении его народа — бедуинов — к пустыне. Он подчеркнул тот факт, что множество урбанизированных иранцев приезжают на отпуск в пустыню. Они устанавливают палатки для всей семьи и живут там неделю и больше.

«Мы — наш народ — часть пустыни. Люди, которыми правит шах, правит железной рукой, как ему кажется, — не просто из пустыни. Мы и есть пустыня».

После этого он рассказал мне о его собственной жизни в пустыне. Когда вечер закончился, он проводил меня назад к крохотной двери в высокой стене. Моё такси ожидало снаружи.

Ямин пожал не руку и поблагодарил за проведённое с ним время. Он снова упомянул мой молодой возраст и мою открытость и сказал, что то, что я занимаю такой пост, вселяет в него надежду на будущее.

«Я очень рад иметь дело с таким человеком, как вы, — он продолжал удерживать мою руку в своей. — Я попросил бы вас ещё об одном одолжении. Я не прошу вас об этом просто так. Я делаю это лишь потому, что после нашего сегодняшнего вечера, это будет иметь значение для вас. Вы извлечёте из этого для себя много пользы».

«Что же я могу сделать для вас?»

«Я хотел бы вас представить одному своему очень дорогому другу, который много вам расскажет о нашем короле королей. Возможно, он шокирует вас, но я уверяю, эта встреча будет стоить потраченного на неё времени».