Методичні вказівки

Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 568

— Предпочитаю сметану! — открыл он один глаз. — Предупреждаю: я боюсь щекотки.

Однако Катя не только не послушалась, но стала теребить и другое ухо, которое лежало прямо на ее ладони, затем спустилась к шее.

— Ах вот ты как! Ну подожди!

Не оставив ей ни секунды на раздумья, Вадим перевернулся, обхватил ее за плечи и потащил на себя. Взвизгнув, Катя и не заметила, как оказалась распростертой на диване, а спустя еще мгновение — прижатой к нему мужским телом.

— Вот так-то! — издал победный возглас Вадим, оперся на локти, потерся о ее нос свои носом, коснулся губами губ. — Мне нравится, когда ты улыбаешься, — заглянул он ей в глаза. — Тебе идет улыбаться.

— Рядом с тобой ничего не остается, как улыбаться, — легким движением притянула она к себе его голову и уложила на грудь. — Мне нравится, когда ты рядом… Вот только как-то нереально все: два месяца, как познакомились. Сказка какая-то… Страшно, что эта сказка неожиданно закончится и…

— А мы не дадим ей закончиться, — поднял он голову и, став абсолютно серьезным, добавил: — Во всяком случае я… Катя, я понимаю, что с тобой творится, и очень хочу, чтобы ты мне поверила.

— Постараюсь, — улыбнулась она, снова уложила его голову себе на грудь и принялась гладить по волосам.

— Зиновьев, наверное, уже на подъезде, — подал голос Вадим.

— И завтра все сотрудники будут знать, с кем шеф встречал Новый год, — усмехнулась она.

— Вообще-то Саша не из болтливых, чем и ценен. Однако это мысль! — привстал он. — Надо его попросить сообщить эту новость Зиночке. А то, видите ли, увольняться надумала! Еще и заявление сдуру напишет! — проворчал он. — Как же я без Зины?.. Ну что, на старт? — поднялся он и протянул руку Кате. — Ты так и не переоделась. И что мне с тобой делать?

— Может, я лучше у Нины Георгиевны переоденусь? Платье с открытыми плечами как-то не смотрится с сапогами, — смущенно пояснила она. — Да еще в куртке.

— Чуть не забыл! — Вадим хлопнул себя ладонью по лбу и быстрым шагом направился в кабинет. — На-ка, примерь! — вернулся он с чехлом. — Примерь, примерь, это тебе! Давай, давай, распаковывай!

Несмело взявшись за лапку молнии, к которой были прикреплены красивые бирки с вензелем «Е» Катя потянула ее вниз и, заметив блеснувший коричневый мех, замерла.

— Подарок Екатерине от салона кожи и меха «Екатерина»! Да шуба это! Не бойся, не кусается! — засмеялся он.

Перехватив чехол, Вадим быстро расстегнул его до конца, снял с плечиков шубу, набросил ей на плечи и подтолкнул к зеркалу.

— Ну как? Нравится? — довольный собой и отражением, спросил он. — Ты очень правильно поступила, что отказалась от прежней шубы. Зато мне не пришлось ломать голову, что тебе подарить.

— Ты с ума сошел! — только и смогла вымолвить ошарашенная Катя. — Я такой красоты еще не видела.

Что правда, то правда, шуба была великолепна: длинная, легкая, роскошная, самого модного фасона из самого модного салона. В сравнении с подаренной Виталиком она, безусловно, выигрывала. Во всем.

— Ты с ума сошел… — повторила она. — Как тебе в голову такое пришло? Когда ты успел?

— В голову пришло еще вчера, когда подобрал тебя замерзшую в Боровлянах. Все утро потратил на поиски не столько кастрюль, сколько вот этого, — кивнул он головой в зеркало. — А нашел неподалеку, на Победителей. Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло! — склонившись, прошептал он ей на ухо и тут же добавил: — У нас перебор по времени!..

— Катенька! — всплеснула руками Нина Георгиевна, взволнованно вытерла руки о передник. Рядом, в приступе невероятной собачьей радости, норовя лизнуть гостей в нос, крутился и подпрыгивал Кельвин. — Вадик, ты почему не поможешь девушке раздеться! Здесь тапочки… — суетливо согнулась она к тумбочке с обувью, однако собака ее опередила и принялась один за другим вытаскивать щлепанцы всех мастей и размеров. — Кельвин, не мешай! Фу! — прикрикнула она на него, присела на банкетку и приложила пальцы к вискам. — Ой, да что это я… Совсем разволновалась…

— Мама!

— Нина Георгиевна! — бросились к ней Катя с Вадимом. — Вам плохо?

— Хорошо! Вы себе даже не представляете, как мне хорошо! — отмахнувшись, вытерла она выступившую на глазах слезу. — Это я от радости.

— Значит, так, — спрятав в шкаф верхнюю одежду, взял под контроль ситуацию Вадим. — Ты, Катя, разбери, пожалуйста, пакеты, а я займусь мамой. Не хватало еще, чтобы с ней на радостях гипертонический криз случился.

Кельвин уже вовсю изучал содержимое брошенных на полу пакетов. Прислушиваясь к тому, что творится в соседней комнате, Катя перенесла на кухню те, где были продукты, и осмотрелась: в духовке что-то запекалось, на плите варилось, на столе, судя по продуктам, все было приготовлено для нарезки салата оливье. Отнюдь не диетического, зато традиционного.

— Ну что, Кельвин? — обратилась она к запрыгнувшему на табуретку пуделю. — Вроде как неудобно без спросу хозяйничать, надо бы получить ЦУ и разрешение. Ты, как хозяин, не возражаешь?

— Тяв! — подал голос пес, крутнулся на табуретке вокруг своей оси, снова сел, вскочил, сделал стойку, не удержавшись, спрыгнул и опять заскочил на табурет.

— Вот и славно, — рассмеялась Катя. — Ну, что там? — с беспокойством обернулась она, услышав скрип двери за спиной.

— Терпимо. Но укол я на всякий случай сделал, — успокоил Вадим. — Вот, обуйся, а то мама переживает, — вытащил он из целлофанового пакета новенькие комнатные шлепанцы. — Оказывается, утром, как только я сообщил, что с тобой приеду, она умудрилась вместе с Кельвином сбегать в ближайший магазин и купить их специально для тебя, — улыбнулся он. — Теперь волнуется, понравятся ли.

— Ой, и зачем было себя утруждать? — покраснела Катя, сунула ноги в шлепанцы и сделала несколько шагов. — Ну как такое может не понравиться? Одно отношение чего стоит. Мистика какая-то: сначала я тебе шлепанцы подарила, теперь мне — твоя мама, — растерянно взглянула она на Вадима. — Традиция это теперь, что ли? Надо ее поблагодарить… Я могу к ней заглянуть?

— Еще как можешь, она ждет. Сама рвалась на кухню, да я не пустил. Пусть немного полежит. Н-да… — глянул он на стол, затем на плиту. — Судя по всему, приготовлением праздничного ужина придется заняться нам с тобой.

— Кельвин тоже готов помочь! — шутливо заметила она. — Кельвин, ты как насчет ужина?

Пес лишь одобрительно взвизгнул.

Как повелось со времен Союза, за стол решили сесть ровно в десять вечера. Общими усилиями управились даже раньше. Заканчивая сервировку стола, Вадим в который раз за день отправил Катю переодеваться.

— Какая красота у вас получилась! — восторженно оценила стол Нина Георгиевна. — И как давно за этим столом не встречали Новый год втроем, — с теплотой посмотрела на сына.

— Вчетвером, — поправил ее тот, глянув на запрыгнувшего на стул Кельвина.

— Неужели дождалась? Был бы жив отец, как бы он был счастлив! — продолжила хозяйка и перевела взгляд на портрет, стоявший за стеклом секции.

— Ма-ма-ма! Ну-ка прекрати! — предупреждающе поднял руки Вадим, обнял ее за плечи и, улыбнувшись, шепнул: — И не гони лошадей, а?.. Кать, ну где ты там застряла? Очень кушать хочется! — прокричал он в открытую дверь гостиной.

— Иду, иду! — тут же появилась она в красивом вечернем наряде. Заколотые на макушке светлые волосы как нельзя лучше подчеркивали нежную шею, ровный овал лица. — Ну как? Я не очень тут вырядилась? — смущенно поправила она бретельку на плече и опустила ресницы. — Это Вадим настоял на платье…

— Жуть как люблю открытую женскую спину! — поддакнул тот.

— Да ну тебя… — окончательно смутилась она. — Нина Георгиевна, — словно попросила она защиты у улыбающейся женщины, — как вам? Не очень откровенно?

— Девочка моя, да вы просто красавица! Ах, с каким удовольствием я носила бы подобное платье в вашем возрасте! — продолжая любоваться гостьей, заметила хозяйка. — Но тогда и в помине не было ни таких фасонов, ни таких тканей… Правда, мужчины, способные ценить женскую красоту, находились всегда! Как приятно, что у моего сына наконец-то обнаружился хороший вкус! — она игриво погрозила пальчиком в его сторону. — Наконец-то женская составляющая в этой семье оказалась доминирующей! Так что держись теперь у меня! То есть у нас, — заговорщицки подмигнула она Кате.

— Как это в большинстве? — не согласился Вадим. — Кельвин, голос!

Пес радостно тявкнул, соскочил со стула, запрыгнул снова и преданно посмотрел на Вадима.

— Молодец! Уважаю! Дай лапу!

Вложив лапу в мужскую ладонь, Кельвин лизнул его в нос, тут же спрыгнул на пол и под громкий смех сделал стойку перед хозяйкой.

— Ах ты подлиза! Хороший, хороший мальчик, — потрепала она его за ухом. — А теперь пора провожать старый год! Я безмерно ему благодарна, — первой подняла бокал Нина Георгиевна…

— …Какая милая у тебя мама, — не удержалась Катя, когда в четвертом часу первого дня Нового года они покинули квартиру на улице Пулихова и прямо через парк Горького пешком направились в сторону Сторожевки.

— Те же слова в твой адрес я слышал минут пятнадцать назад, — улыбнулся он и добавил: — Впервые в жизни мама при мне кого-то нахваливала. И не один раз. А ведь знает, что я терпеть этого не могу!

— Чего не можешь терпеть?

— Всяческих попыток сватовства. А здесь даже приятно стало, что наши мнения совпали. А сколько нового я о себе сегодня услышал? Начиная с пеленок! — рассмеялся он. — Тебе не холодно? — вдруг преградил он ей дорогу, заботливо поправил меховой капюшон и потуже затянул шарф. — Можно тормознуть машину.

— Нет, не холодно! Разве может быть холодно в такой шубе? Я с удовольствием прогуляюсь в новогоднюю ночь по праздничному городу, а уж тем более по парку.

— Отец с матерью любили этот парк, у них с ним была связана особая история. Хочешь, я покажу тебе аллею, где он сделал маме предложение?

— Ух ты, как романтично! Конечно, хочу! А ты помнишь, когда в последний раз гулял в Новогоднюю ночь?

— Не помню. Но у нас было принято прогуляться после ужина. Отец твердил, что нет ничего хуже полного желудка перед сном. И выпроваживал на улицу всех, до последнего гостя, хотели они того или нет.

— И почему так жестоко?

— Это у него с войны осталось. Он ведь прямо со студенческой скамьи попал на Курскую дугу. Их в мединституте по ускоренной программе доучивали, а уж ординатуру проходил в полевом госпитале, не отходя от операционного стола.

— Надо же. И сколько ему тогда было лет?

— Чуть больше двадцати. Он, как и я, был самым молодым на потоке. Насколько помню, из их выпуска в пятьдесят военных хирургов к концу войны в живых осталось меньше половины, — вздохнул Вадим. — Из них со временем вышло шесть профессоров, а уж докторами наук и главными врачами, почитай, все стали. Школу прошли суровую, опыта не занимать. В прошлом году мы с мамой ездили в Питер на похороны последнего из их выпуска. Долго ректорствовал, преподавал. Так и умер в ясной памяти и полном сознании.

— Н-да… Поколение…

— Отец ведь тоже до последнего дня и оперировал, и преподавал. Провел показательную операцию, оставил ассистентов зашивать, вернулся в кабинет… Через двадцать минут его нашли мертвым. Обширный инфаркт.

— Жаль… Мог бы еще много пользы людям принести.

— Мог. Но так уж получилось… — Вадим нахмурился. — Что-то мы не о том говорим, — встрепенулся он и постарался улыбнуться. — Новогодняя ночь! Предлагаю помечтать о будущем!

— Согласна! — подхватила Катя и, забежав вперед, игриво заглянула ему в глаза. — Только если ты предложил, то ты первым и начинаешь! Вот о чем ты сейчас мечтаешь, только честно?

— Я? — остановился он. — Только об одном: побыстрее добраться до квартиры, расстелить постель, вот так вот, — обнял он Катю, — схватить тебя в охапку, освободить от бретелей…

— Платье осталось у мамы, — кокетливо заметила Катя.

— …освободить от всякого рода бретелей, — уточнил он, улыбаясь. — И…

— … И-и-и…

Поняв, что вот-вот последует поцелуй, Катя обманным движением подалась ему навстречу и тут же вывернулась из слегка ослабевших объятий.

— Между прочим, целоваться на морозе вредно для здоровья!!! — убегая вперед по освещенной дорожке, звонко прокричала она. — Попробуй догони!!!

— Ах вот ты как?! — принимая ее правила игры, с громким рыком Вадим сорвался с места и бросился следом.

И не было на свете ничего прекраснее, чем эта игра в детские догонялки двух взрослых людей — мужчины и женщины, уже немало повидавших в жизни…