Чи має право пожежна служба заборонити роботи, що проводяться з порушенням пожежної безпеки?

Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 1614

«Война, идёт гражданская война…»

Игорь Тальков

Гражданская война разгоралась на территории СССР с конца 80-х. Как грибы после дождя множились народные фронты в странах Балтии, Кавказа, Средней Азии, Молдове… Первой ласточкой этой войны стал Карабах. И в разгар этого конфликта советское руководство продемонстрировало полное непонимание происходящего. Да и какое могло быть понимание, если глава государства разводил руками и заявлял, что не может понять, что не поделили между собой два «братских мусульманских народа».

В рамках этой работы мы не намерены рассуждать о том, можно ли было сохранить Советский Союз. На этот счёт существуют разные мнения. Однако, бесспорно одно: даже при неизбежности распада, при худшем варианте можно было не позволить дробления государства по фальшивым ленинским границам, сохранить тесный альянс с наиболее близкими республиками (Украиной, Белоруссией, Казахстаном), не допустить расправ и нарушения прав русских в откалывающихся новоявленных государствах и обеспечить переезд их в Россию с предоставлением надлежащих условий. Но и эта программа минимум, в сущности, ничто иное, как цивилизованный развод, не была реализована, потому что для каких-либо адекватных и решительных действий нужна была адекватная и решительная власть, но её не существовало.

Страна захлёбывалась бесчисленным множеством слов, опьянев от дарованного права голоса. От объявления гласности при крушении коммунистического строя предостерегали многие русские мыслители от Ильина до Солженицына, понимая, что оная спровоцирует лишь брожение в неокрепших умах, бесчисленные расколы и, как следствие, полную и всеобщую недееспособность. За газетными баталиями и прениями в Совете народных депутатов ни власть, ни общественность, увлечённая демократическими идеями, ни народ не слышали отчаянных криков о помощи, доносившихся с окраин, где от антирусских деклараций быстро перешли к действиям.

«Характерно, — пишет в своей книге «Враг народа» Д.О. Рогозин, — что первыми жертвами озверевших сепаратистов становились русские мирные жители. Например, внутритаджикской резне между «вовчиками» и «юрчиками» предшествовали расправы в Душанбе и других городах над русским населением. В середине февраля 1990 года национал-исламисты буквально растерзали полторы тысячи русских мужчин и женщин в Душанбе. Женщин под грохот автоматных очередей и гогот насильников заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала.

Эти леденящие кровь истории, о которых упрямо молчит российское телевидение «во избежание разжигания межнациональной розни», вы и сейчас можете услышать от чудом оставшихся в живых русских беженцев, которые вот уже более 15 лет пытаются найти кров, гражданство, сочувствие и поддержку у российских властей. Бесполезно. Этим господам и тогда было наплевать на геноцид русского народа, брошенного на произвол Горбачевым и демократами, наплевать и сейчас.

Ни крики умирающих младенцев, ни стоны изнасилованных русских девушек не тронули сердца банды честолюбцев и воров, дорвавшихся до власти. Ведь убивали русских, а русских защищать не следовало! Полуживая КПСС и полуразложившийся от массового предательства КГБ не были способны удержать страну от распада…»

О том, что произошло в феврале 1990 года в Душанбе, впервые подробно написала газета «Пульс Тушина», опубликовавшая письмо душанбинца Андрея Мигунова. О страшных событиях в таджикской столице мы можем узнать из свидетельств очевидцев. Обратимся к ним.

«Первый звонок прозвенел в 1989-м. Я помню, как с пеной у рта на чистом русском языке деятели типа Миррахима Миррахимова, бывшего секретаря парткома в одном из институтов, вмиг перекрасившегося в ультра-националиста, требовали статуса государственного для таджикского языка. И русским, и узбекам, всем другим затыкали рты, угрожали, оскорбляли, не слушали даже своих, таджиков, уже тогда понимавших, что ни к чему хорошему такая горячка не приведет.

Потом было много всего. В феврале 1990-го, аккурат в день очередной годовщины исламской революции в Иране, — погром русских кварталов Душанбе. Убийство средь бела дня корреспондента ОРТ Никулина, расстрел из гранотомёта школьного автобуса с детьми российских офицеров. Зверская расправа над православным священником в Душанбе, поджог храма, бесчинства на кладбищах…

Теперь точно известно, что это была целенаправленная кампания по вытеснению русских из Памира. На днях, например, в военной коллегии Верховного суда Таджикистана начинается слушание дела над бандой в 35 человек. С 1995 по 2001 годы она орудовала в Душанбе и его окрестностях, на севере страны, где издавна проживало немало русских. Её лидеры мнили себя «политиками». Чтобы запугать русских в республике, осложнить отношения Душанбе с Москвой, были убиты шесть российских солдат и офицеров, восемь славян в Ходженте. Понятно, что за бандитами стояли идейные вдохновители, которым мерещился зелёный флаг над Памиром, где «неверным» не было места…»

Владимир Клёнов, Душанбе. «Памир: воспоминание о русских»

«В феврале 1990 года в Душанбе начались массовые митинги. Молодёжь, подстрекаемая фанатично настроенным духовенством, призывала к расправе над русскоязычным населением. Вооружённые толпы осаждали здание ЦК КП Таджикистана, громили и поджигали магазины, киоски, машины, дома. Людей били палками, камнями, железными прутьями. Было много убитых и раненых. Милиция охраняла только здание ЦК, остальные сотрудники, которых в обычное время в городе было очень много, разбежались по домам и переоделись в национальные одежды. Руководители предприятий вместо того, чтобы сразу утром отпустить людей домой, успокаивали, что ничего страшного не происходит, работайте спокойно. Сами же в момент опасности на персональных машинах разъехались по домам. Общественный транспорт был полностью парализован.

Моя сестра Алёна в тот день возвращалась домой из школы с подругой, в них начали кидать камнями местные подростки. Им помог мальчик из старших классов». Александр Трескинский совместно с Василием Емельяновым, г. Великие Луки, Псковская область, 10-й класс. «Помни, Саша!» Из работ старшеклассников, присланных на конкурс «Человек в истории. Россия, XX век»

«12 февраля 1990 года, понедельник. Hесколько минут назад закончился рабочий день. Я бегу с женой по улице Айни. Час пик, но улица абсолютно пустынна — ни одной машины на мостовой, ни одного прохожего на тротуарах. За нашей спиной в километре от нас остался проспект Ленина, по которому в сторону железнодорожного вокзала, круша и сметая всё на своем пути, несётся огромная, потерявшая разум толпа. С минуты на минуту она вывалится на перекрёсток и неизвестно, в какую сторону повернёт дальше.

Hадо спешить — дома у нас (дома ли?) дочь-подросток и сын — студент киевского вуза, несколько дней назад неудачно приехавший на каникулы. Страх за них подгоняет нас, и мы бежим изо всех сил. Пробежав несколько километров, вздыхаем с облегчением. Дети оказались дома. А назавтра отрезок дороги у текстильного комбината превратился в ад. Банды исламских фундаменталистов блокировали шоссе. Из прибывающих с двух сторон автобусов и троллейбусов они вытаскивали русских женщин и насиловали здесь же на остановках и на футбольном поле у дороги, мужчин жестоко избивали.

Антирусские погромы прокатились по всему городу. «Таджикистан для таджиков!» и «Русские, убирайтесь в свою Россию!» — главные лозунги погромщиков. Русских грабили, насиловали и убивали даже в их собственных квартирах. Hе щадили и детей. Такого изуверства Таджикистан ещё не знал. Городские и республиканские власти растерялись. Hо горожане ищут выход и находят его. В микрорайонах формируются отряды самообороны, а наутро 15 февраля весь город вышел на улицы. Человеческие цепи опоясали границы микрорайонов. Получив жёсткий отпор в нескольких районах города, бандиты больше не посмели нападать. И погромы прекратились». Владимир Стариков. «Долгая дорога в Россию»

«Иду из магазина и вижу толпу соседей в праздничных чапанах, тюбетейках, цветных поясах, белоснежных рубашках. «Салям алейкум, соседи, — говорю. — На какой праздник собрались?» Молчат. И тут молодой таджик визгливо сообщил: «ЦК громить будем, свободу и суверенитет добывать». Предостерегаю, мол, в дом беду приведёте. А мне в ответ: «Иди, пока цел, и вообще съезжай отсюда». Днём слышал пальбу в центре города, в том числе орудийную. А вечером вышел на улицу и увидел людей — побитых, покалеченных, раненных.

Знакомый таджик поздоровался и предупредил: «Не ходи туда, джура. Бьют, режут, насилуют, раздевают, машины жгут, стреляют. Многих людей с моста в Душанбинку столкнули, некоторые разбились насмерть о камни». В Душанбе ввели танки, объявили комендантский час. Два дня экстремисты занимались погромами, убивали и стреляли. Только за первые сутки погибло более 200 человек. И на меня были нападения — сперва с ножом, потом — со стрельбой в дверь квартиры из пистолета». Вячеслав Зыков, бывший душанбинец.

«В тот день когда всё началось все морги города Душанбе были переполнены телами русских людей, по этой причине был даже организован дополнительные полевые морги.

На центральной площади были изнасилованы и публично растерзаны две русских студентки. Можно много рассказывать обо всех ужасах, которые там происходили,… но не хочу тут разжигать ничего, тем более во многое просто трудно поверить.

Нашу семью тоже затронула трагедия…

Дядя моей жены стоял на остановке и ждал автобуса. Подошли пятеро вооружённых винтовками таджиков…

— Русский?

— Да, Я — РУССКИЙ…

— Пошли!

Казнь была демонстрационной… на площади… чтоб боялись… вообще когда тело поступило к патологоанатомам, те решили по характеру ранений что расстреляли из крупнокалиберного пулемёта… потом лишь следствие и опрос свидетелей установило что его пронзали заточенными арматуринами. Тело рвали мастерски… он умирал в течении двадцати минут. Дядя был в молодости спортсменом и был достаточно крепок, и когда его растерзанного и изуродованного оставили истекать кровью, он нашёл в себе силы доползи до ближайшего дома… умер в подъезде.

Пропавшего дядю искали долго, так как труп был в том самом дополнительном морге. Хоронили в закрытом гробу.

На похороны люди пришли с плакатами… что-то вроде «Остановим геноцид!», «Наказать убийц!» и т.д. приехали люди в костюмчиках и, сказав «Нечего тут разжигать межнациональную рознь!», завернули все плакаты.

Тем русским кто бежал из Таджикистана на поезде, (в том числе семья моей жены, тогда ей было 11 лет), на прощание по вагону запросто давали очередь из АК, либо запирали все двери и кидали горящую смоляную тряпку в начале вагона (на скорости ветер раздувал огонь и целые семьи сгорали за пару минут)…» (Бывший душанбинец).

«…События начали развиваться после прибытия нескольких, по слухам трёх, самолётов с армянами из Баку, которые, опять же по слухам, отказались выйти из самолета, пока им прямо в салон не принесут ордера от квартир. Но буквально в тот же вечер события переросли в погром. Антирусский погром. Несколько дней в городе не было никакой власти, и русские защищали себя сами как могли.

Те спецподразделения, про которые пишет г-н Каримов, которые якобы были присланы для подавления свободного порыва "таджикской демократии", спасли не одну тысячу жизней, прежде всего русских жизней. Если бы не эти подразделения, то при видимом попустительстве союзных властей в городе неминуемо началась бы резня русских. Как позднее такая резня русских произошла в Чечне, при попустительстве российских властей. Но от Грозного до Ставрополья сотни полторы километров, и была возможность выбраться, тогда как русские в Душанбе и Таджикистане такой возможности были лишены в принципе…» Пётр Чернов. «О чём умалчивает статья Каримова». «НГ». 2000 год.

«Вторая половина февраля. Я стою в пикете с группой мужчин — соседей по дому. Ревя моторами, гремя броней, лязгая гусеницами, мимо нашего дома катят бронетранспортёры и боевые машины пехоты. Переброшенные воздушными гигантами ИЛ-76 из глубины страны, в город входят внутренние войска. Суровы лица солдат, сидящих на броне в полной боевой экипировке, сжимающих в руках автоматы и готовых в любую минуту вступить в бой. Hет радости и на наших лицах. Горькие мысли бродят в моей голове — как удалось исламистам усыпить бдительность властей и напасть внезапно, врасплох, почему с таким опозданием вызваны воинские части? Ведь за сегодняшнюю тишину город заплатил жизнями 34 человек.

23 февраля. Порядок в городе восстановлен. А в марте, как только начала работать железная дорога, первая волна отъезжающих русских хлынула на товарную станцию за контейнерами, на вокзал и аэропорт за билетами. Из семисот тысяч жителей тогдашнего Душанбе триста тысяч составляли россияне. Вскоре стала ощущаться нехватка врачей и учителей в русских классах. У моей дочери в восьмом классе в течение полугода отсутствовал учитель физики, что вынудило нас перевести её в другую школу.

Именно в эти дни родился знаменитый лозунг: «Русские, не уезжайте — нам нужны рабы!». Он украшал заборы города до дня отъезда нашей семьи из Таджикистана. После распада СССР поток отъезжающих усилился. Вирус национализма, посеянный в феврале 90-го, дал всходы. И не только в этой южной стране, но и во всей Средней Азии и остальных государствах ближнего зарубежья. 90 процентов русских покинут в ближайшие годы Таджикистан, рассеявшись по всей России, да и по всему миру». Владимир Стариков. «Долгая дорога в Россию».

«Весной-летом того же года русские из Таджикистана поднялись в исход, и, по разным оценкам, только в том году уехали около 200 тыс. русских, которых потом в России назвали «так называемым русскоязычным населением» и число которых уже достигает от 6 до 8 миллионов. Об этом г-н Каримов не пишет, поскольку между строк его статьи легко прочитывается следующая мысль: русские сами виноваты в своем исходе, в том, что им не нашлось места в свободном Таджикистане, поскольку Центр пытался подавить свободу в феврале 1989 г. Он не пишет, как в октябре 1991 г. уже в свободной обстановке, когда Анатолий Собчак, российский демократ, сказал своё знаменитое «здесь нет русских, здесь есть коммунисты», «демократические силы» устраивали многомесячные сидячие митинги, где были и такие лозунги «русские! не уезжайте, — нам нужны рабы». Всё это вместе взятое четко подпадает под определение геноцида. Геноцида русской диаспоры в Таджикистане в 1990-х годах». Пётр Чернов. «О чём умалчивает статья Каримова». «НГ». 2000 год.

«Обострившийся в начале девяностых годов двадцатого века внутриполитический конфликт в Республике Таджикистан в августе-сентябре 1992 года перерос в открытое вооруженное противостояние основных политических сил, получившего независимость молодого государства. Правительство первого президента страны Набиева, в сложившейся ситуации, не смогло предотвратить гражданскую войну и под давлением «демоисламистской» оппозиции в конце лета 1992 года вынуждено было уйти в отставку.

Власть в стране де-факто перешла в руки Демократической партии Таджикистана (ДЛТ) и Исламской партии возрождения Таджикистана (ИПВТ) объединившихся для «борьбы с коммунистическим режимом». В связи с отсутствием легитимного правительства в стране наступил паралич власти. Гражданская война в условиях «нейтралитета» государственных силовых структур, после заявления руководителей МВД и КНБ (комитета национальной безопасности) республики о нейтралитете подчиненных им ведомств, полностью охватила центральные, юго-западные и южные районы республики.

Основными противоборствующими сторонами во внутреннем вооруженном конфликте в Республике Таджикистан к осени 1992 года выступали иррегулярные вооруженные формирования ИПВТ и ДПТ с одной стороны и Народного фронта Таджикистана (НФТ) с другой». Сухолесский А.В. «Неизвестная война Спецназа»

«Май — июнь 92-го. В Душанбе проходят многотысячные митинги с взаимоисключающими лозунгами. Оппозиция требует отставки первого президента республики Hабиева и превращения Таджикистана в исламское государство. Другой митинг — жителей Кулябской области — собрался в поддержку президента и защиту конституционного строя. Митингующие отделены друг от друга расстоянием в несколько километров. Hапряжение в противостоянии достигло апогея, когда кулябцы стали требовать от президента оружие, у оппозиции оно уже было. В пригороде Душанбе неизвестными лицами были расстреляны пассажиры автобуса — 12 человек, ставшие первыми, страшными в своей бессмысленной жестокости жертвами надвигающейся гражданской войны. Автобус сожгли. В тот же день один из лидеров оппозиции, выступая по национальному телевидению, объявляет всех русских, проживающих в Таджикистане, заложниками…

Октябрь 92-го. Душанбе в руках ваххабитов. Я на похоронах моего друга по университету. Hесколько дней назад он не вернулся вечером домой. Hаутро семья нашла его под мостом через реку Душанбинку с пробитой головой недалеко от дома. Через несколько минут предстоит ехать на кладбище. В этот момент подошедшая однокурсница сообщает: в русской школе (в какой именно — она не знает) в центре города (таких школ две, в одной из них учится моя дочь) исламисты захватили в заложники школьников. Можете представить, что я почувствовал тогда на кладбище

К счастью для нашей семьи, дочь Анюта училась не в той школе, которая подверглась нападению.

Февраль 93-го. С типичным участником погромов лицом к лицу довелось столкнуться в переполненном автобусе, когда мы с женой возвращались домой с железнодорожного вокзала. Жена попросила стоящего рядом мужчину лет тридцати убрать зависшую над её головой руку. Извергая потоки русского мата, этот правоверный мусульманин (так он себя называл) попытался ударить жену. Его руку я успел перехватить.

Hевменяемый от переполнявшей его ненависти, обливая грязью русских, парень стал угрожать нам расправой. Оглядевшись, я только в этот момент заметил, что кроме нас в автобусе нет русских, а остальные пассажиры — молодые, угрюмо молчащие таджики, и подумал, что до дома мы не доедем. Hо страха не было, к мысли о возможности смерти в любой момент, с февраля 90-го, мы привыкли. За нас никто не заступился, но и «истинного» мусульманина никто не поддержал. Успокоившись, тот вскоре вышел из автобуса». Владимир Стариков. «Долгая дорога в Россию».

К 90-му году в Таджикистане проживала самая южная русская община бывшего СССР, насчитывавшая 437 тысяч человек. После гражданской войны и всеобщего обнищания в этой, ныне независимой, республике осталось не более 40 тысяч русскоязычных граждан.

Остаётся добавить, что в нагнетании антирусской истерии во всех республиках бывшего СССР немало потрудились представители творческой интеллигенции. В Таджикистане на этой ниве особенно отличилась поэтесса Гулрусхор Сафиева. В 20 лет она вступила в КПСС, возглавила сектор печати таджикского комсомола, в 24 года получила членский билет Союза писателей Таджикистана и ещё через 10 лет стала секретарём правления.

Во время Перестройки Сафиева из убеждённой коммунистки обратилась в пламенную националистку и правоверную мусульманку. На митингах «исламско-демократической» оппозиции поэтесса произносила антирусские речи, сокрушалась о «поруганной северными варварами моей прекрасной темноглазой Родине», называла Великую Отечественную войну «российской мясорубкой, куда загнали таджиков», предрекала, что «час расплаты наступил, и пусть кровь смоет русскую грязь».

На этом фоне весьма примечательной выглядела позиция местного криминального авторитета Сангака Сафарова, заявившего: «Кто тронет хоть одного русского — будет иметь дело со мной!» Сафиева же с началом гражданской войны покинула Таджикистан и обосновалась в Москве, печатается на страницах газет «северных варваров», включая официозную «Российскую», проводит творческие вечера…