Сутність фінансових відносин та функції фінансів підприємств.

Дата добавления: 2015-08-30; просмотров: 518

Но по меренакопления неудач развивающегося – неприсоединившегося мира убежденности во всеисцеляющий эффект постепенных модернизационных усилий был нанесен серьезый удар. Линейная «прогрессивная модернизация» оказалась неосуществимой. Страны Азии, Африки и Латинской Америки так и не смогли нащупать убедительной дороги к прогрессу. Модернизм как теория объяснения настоящего и будущего, как интерпретация модернизации в середине и второй половинеу 1960-х годов уступил место идеям более молодого поколения западных интеллектуалов. Вехой на этом пути была публикация коллективной монографии «Идеология и недовольство» под редакцией Д.Аптера (1964). Участвовавшие в этой работе теоретики модернизации заявили о неадекватности господствующей теории фактам мирового развития. Оптимистическая вера в эволюционное развитие и вера во всемирную общую цивилизационную дорогу натолкнулись на конвульсии развивающихся государств, так и не сумевших нащупать эту дорогу.

Впервые за многие века идеологами, интерпретаторами глобального материального развития был сделан вывод о недостаточности западных предписаний для материального развития большинства стран мира. Новые критики модернизации как слепого следования западным схемам определили идеологию как «культурную систему», как совокупность модернизационных идей, елевантных только для определенной культуры, для ограниченной единым опытом группы стран. Были сделаны выводы, что нельзя все модернизационные идеи мира черпать только из западного источника, что следует учитывать культурное разнообразие мира и наличие незападных способов решения проблем материального развития. Существенно было то, что на самом Западе усомнились в возможности мировой модернизации, если будут игнорироваться факты специфического исторического развития, догматы религии, культурное своеобразие, особенности менталитета. Впервые категории культуры и социальной структуры были показаны не как некое приложение к индустриализации и демократии западного толка, а как базовые особенности развития отдельных регионов, оригинальных цивилизаций. Американский социолог Р.Миллс выдвинул тезис о связи между историей и биографией страны, а биографии у Запада и остального мира были свои и чрезвычайно разные.

Респектабельный модернизм не сразу сдал свои позиции. В середине 60-х гг. Т.Парсонс, Айзенстадт, Д.Белла и другие лидеры модернизационной интерпретации приложили немалые интеллектуальные усилия, чтобы обновить и “спасти” модернизм, но в конечном счете оказались бессильны перед натиском новой группы интерпретаторов, которых не устраивало сведение мирового развития к достаточно простому (ставшему казаться примитивным) противоборству традиционализма с модернизмом.

Сторонники новой – противостоящей модернистской - теории обратили внимание прежде всего на особенности развития незападных регионов, где кажущаяся безупречной логика западного подключения к процессу развития разбивалась о незападный менталитет местного населения. На иные представления, на отличные от западных ценности. Модернистский постулат «всемирного единства» уступил место более сложной картине, прежде всего тезису о необходимости отделить лидеров индустриального развития от «недавних пришельцев» на тропе прогресса, ищущих свой собственный оптимальный путь развития, часто несовпадающий (а то и противостоящий) западному модернизму. Н.Смелзер, Дж. Нетл, Р.Робертсон, Дж. Гузфилд, А. Голдторп[52] составившие научную репутацию во многом благодаря анализу проблем традиционализма, именно с позиций необходимости учета традиций и местных ообенностей начали рассматривать пути выхода бедного мира на орбиту развития и сближения с лидирующей группой западных стран. Они представили новую трактовку проблемы, согласно которой мировая история в целом представляет собой не благостную эволюция (где модернизация лишь вопрос времени), а совокупность жесточайших катаклизмов, где незападные регионы не плавно входят в расширяющийся ареал Запада, а рвутся в будущее сквозь трагедии войн и революций. В 1966 г. Б. Мур предложил заменить понятия «модернизация» и «эволюция» понятиями «революция» и «контрреволюция»[53]. В центре дискуссии оказались понятия мирового первенства, эксплуатации одного региона другим, мировой стратификации, значения неравенства для двусторонних отношений. Модернизация–эволюция уступила место конвульсиям–революциям.

Приверженцев этих взглядов объединил антимодернизм, критическое отношение к упрощенным схемам общемирового развития. В результате значительных интеллектуальных усилий была создана новая, антимодернистская парадигма научного знания. Многолетнюю стойкость новой парадигмы (примерно десятилетие - от 1965 до 1975) обеспечил реализм восприятия историко-психологической пестроты мира, более внимательное (и сочувствующее) отношение к страданиям стран и народов,чей выход на дорогу прогресса оказался сопряженным с преодлением, буквально, самих себя.

Во-первых, антимодернисты указали на то, что в мире происходит гигантская крестьянская революция, разрастается бунт мировой деревни против мирового города. Во-вторых, начинается восстановление глобальных позиций Азии, обозначился подъем желтой и черной рас, их противостояние Западу. В-третьих, Запад породил массовую культуру, распространившуюся по всему миру, нашедшую адептов в городах незападного мира - лишившую часть молодежи Запада и остального мира прежней взаимной подозрительности, основанной на идеологии - но сделавшей потенциально реальным реванш местных культур.

(Трудно было отрицать черты реальности в анализе этого типа мирообъяснения: маоизм поднимал на борьбу мировую деревню; «азиатские тигры» и страны ОПЕК успешно продемонстрировали свою эффективность; иранские аятоллы сумели победить в самой прозападной из развивающихся стран).

В результате идеологами глобального развития более, чем раньше стало признаваться различие Запада и его восточных соседей. Оказалась подвергнутой сомнению параллельность развития богатого и бедного миров. Дихотомию традиционализма (как синонима отсталости) и модернизма сменила более сложная картина, в которой нашли место и социальные моменты и культурные противоречия. Даже у самых респектабельных буржуазных идеологов именно капитализм стал считаться основополагающей чертой Запада. Все благоглупости о взаимозависимости и едином будущем потеряли черты реальности и убедительности. Капиталистический Запад потерял ауру носителя безусловной рациональности, генератора пафоса освобождения человечества; в подаче антимодернистов Запад стал жестоким, жадным, несущим соседним регионам беды, поощряющим анархическое развитие. Он перестал изображаться благостным носителем прогресса. В то же время антимодернисты в 1960-1970-х годах перестали изображать коммунистическую Россию олицетворением агрессивного идеологически окрашенного традиционализма.

Запад подвергся ожесточенной критике. Антимодернисты показали бюрократический характер западной государственной машины, репрессивную сторону западной демократии и в то же время «простили» не-Западу импульс изоляционизма и антизападной враждебности, объясняя их непониманием Запада и, в конечном счете, результатом западной бесцеремонности. Антимодернисты пришли к выводу, что в развивающихся странах демократия западного типа практически недостижима. Превозносимый прежде свободный рынок стали считать инструментом гарантированного удержания незападных стран в состоянии неразвитости и отсталости. Соответственно социализм получил право называться орудием прогресса, достигаемого в борьбе с западными ценностями, представляться дорогой в будущее. Индивидуализм и жадность Запада перестали видеться единственным источником материального прогресса и морального совершенствования.

Во второй половине 70-х гг. энергия радикальных социальных группировок, самобичевания историков-”ревизионистов”, подъем третьего мира, и героизация восстания «мировой деревни» стали иссякать. Маоизм показал свою тупиковость. Страны ОПЕК, подняв цену на нефть, наказали не только западный мир, усложняя развитие бедных стран. Социалистический Восток, после побед в космосе, в науке и индустрии, начал вступать в очевидный застой. В результате радикализм 60-70-х гг., столь чувствительный к жестокости мира капитала, начал уходить в историческую тень. Материальная сторона жизни в очередной раз преградила путь высоким, но надуманным идейным построениям. Прежние маоисты (скажем, Д. Горовиц в США и А. Леви во Франции) превратились в яростных антикоммунистов. Политика разрядки стала оцениваться только критически; отношения Советского Союза со странами третьего мира перестали рассматриваться как факторы реального прогресса, военное могущество Москвы снова рассматривалось как реальная угроза Западу. Интеллектуальный флирт с социализмом был завершен по многим причинам. Для объяснения осевой линии развития человечества требовалось более убедительное объяснение.